— Как идут дела?
На пороге стоял человек, являвший собой полную противоположность хозяину кабинета. Мешковатый поношенный костюм, сорочка не первой свежести; очки со стеклами столь толстыми, что невозможно разглядеть выражение глаз их владельца; спутанный венчик редких волос. Все это выглядело совершенно неуместно в величественной обители сильных мира сего.
— Люди начинают беспокоиться, — прошепелявил посетитель, придвинул к себе прекрасный стул из драгоценного дорадусианского дерева, плюхнулся на него и бесцеремонно закинул на стол ноги.
— Люди всегда кажутся беспокойными, когда на них смотришь сверху, Мелвин, — пожал плечами Беллоуз, — я тоже имел такую привычку, когда был там, внизу. Потому-то я и здесь.
— Есть некоторая разница, Джош. Они волнуются, потому что хотят, чтобы ты применил свою власть.
— Знаю. — Беллоуз нахмурился. — Но что, по их мнению, я должен сделать? Объявить войну?
— Нет. Хотя, — добавил Хилл задумчиво, — вряд ли толпа станет возражать против войны.
— На выборах правителя Делуроса VIII я получил шестьдесят четыре процента голосов. Думаю, эта цифра дает мне право на собственную точку зрения.
— С первой частью твоего высказывания я согласен целиком и полностью. Право-то, конечно, дает. Только вот на что?
— Знаешь, — Беллоуз ухмыльнулся, — глядя на тебя, я начинаю подумывать, уж не совершил ли я ошибку, не окружив себя подхалимами и льстецами.
— Ты платишь мне слишком много, чтобы я с притворной улыбкой лизал тебе зад, — Хилл с кряхтением опустил ноги со стола. — Должен же хоть кто-то в этой чертовой администрации говорить правду.
— И в чем же состоит правда на этот раз?
— В том, что опасность отрешения от власти куда реальнее, чем тебе кажется.
С минуту Беллоуз бесстрастно изучал собеседника.
— Чушь, — сказал он наконец.
Хилл поднялся.
— Когда захочешь услышать остальную часть доклада, дай мне знать. — Он развернулся и потащился к дверям.
— Постой! Сядь, и давай все спокойно обсудим.
Хилл вернулся и сел.
— Можно начинать?
Беллоуз кивнул.
— Хорошо. Ты занял кресло правителя, обещая обеспечить Человеку галактическое превосходство. То же самое утверждал и твой соперник, но ты первым успел заявить, что право на Галактику — это врожденное право Человека.
— Это всего лишь политика.
— Нет, дорогой сэр, не политика. Политика — это совсем другое: обещание уничтожить леммов или какую-нибудь другую расу, что встала на нашем пути, — вот это политика. Быстрая и победоносная война вроде той, что пару веков назад мы вели против Пната. Та война нам была совершенно ни к чему, но мы победили с необычайной легкостью и немало возгордились после победы. Вот это политика. Ты же сделал нечто большее. Ты дал людям мечту. Мечту об утраченном господстве. Ты отмахивался от их требований почти год. Допускаю, что ты бросил эти слова сгоряча, но твои избиратели уцепились за них и теперь требуют, чтобы рыцарь без страха и упрека повел свой народ к земле обетованной. Ты у власти уже почти три года, срок твоего правления перевалил за половину, а ты все еще не приступил к выполнению своего обещания. Теперь понятно, почему улей гудит?
Они собираются взять дело в свои руки. На планетах, которые мы делим с другими расами, начались погромы. В Приграничье произошло несколько стычек между нашими кораблями и кораблями чужаков. Законодательное собрание пропускает мимо ушей твои указания, касающиеся отношений Человека с другими расами. Так-то вот, друг мой. Человеческая раса располагает вооруженными силами в шестьдесят миллионов кораблей и десять миллиардов человек; военные подразделения разбросаны по всей Галактике, и все они только и жаждут того часа, когда ты поведешь их в бой.
Что касается твоего отрешения от власти, то средства массовой информации только сейчас заговорили об этом, но я специально интересовался этим вопросом и выяснил, что оппозиции не хватает всего двенадцати голосов.
— Двадцати восьми, — поправил его Беллоуз.
— Это было в прошлом месяце, — откликнулся Хилл. — Джош, ты не можешь больше сидеть сложа руки и делать вид, что ничего не происходит. Надо что-то предпринять.
— Что именно? — тихо спросил Беллоуз. — Чего они все от меня хотят? Чтобы мы напали на Лодин XI или на Канфор? Может, надо истребить всех чужаков в Галактике? Тогда люди почувствуют себя счастливыми? Я даже не президент общечеловеческого государства, я всего лишь правитель одной из планет.
— Делурос VIII — это не просто одна из планет, и мы оба прекрасно знаем о том. С тех пор, как сюда с Земли перевели весь бюрократический аппарат, мы превратились в социальную, политическую и этическую штаб-квартиру человеческой расы. Уже многие столетия правитель Делуроса VIII является самым могущественным человеком в Галактике. И с практической точки зрения эта должность соответствует статусу президента государства нашей расы. Если ты отдашь приказ, все воинские подразделения, отсюда до самого Приграничья, беспрекословно подчинятся ему. Если экономика Делуроса находится на подъеме или, наоборот, не может выбраться из трясины депрессии, то тоже самое происходит на всех других планетах Человека. Так что не надо делать вид, будто ты руководишь маленькой и незначительной плакеткой.
— Я всего лишь пообещал вернуть Человеку былое величие. Ты ведь помнишь мои слова. Я сказал, что взойти на вершину — это врожденное право Человека, но я не утверждал, что при этом надо скидывать других с этой вершины. Мы достигнем величия своим умом и своим трудолюбием, своим…
— Брось, Джош! — Хилл пренебрежительно махнул рукой. — Ты не смог бы этого выполнить, даже если бы твой срок пребывания у власти составлял не семь лет, а десять тысяч. Послушай, Джош, — Хилл потер ладони, — ты чертовски обаятелен, ты красив и красноречив. Ты всегда мне нравился и нравишься даже теперь, когда готов погубить нашу с тобой карьеру. Ты появился как сильный, решительный, но добрый и благоразумный правитель, которому доверяют все без исключения. Если возникает серьезная проблема, люди идут к тебе. Джош знает, что надо сделать, Джош нам поможет. Так говорят они себе. Но все дело в том, что тебе ни разу в жизни не пришлось пустить в ход штуку, называемую мозгом. Благодаря Богом дарованному образу отца человечества тебе все давалось легко. А когда требовалось выполнить неприятную работу, то рядом всегда оказывался кто-нибудь вроде меня. Нет, мы никогда не возражали. Но теперь ты правитель Делуроса, и в системе нашей Демократии не существует более высокой и более ответственной должности. Теперь тебе не нужно стремиться одолеть еще одну ступень на лестнице власти, ты достиг вершины, и тебе придется выполнить взятые на себя обязательства. И если ты не способен принять решение и осмелиться на действия, которых от тебя ждут все твои подданные, то позволь мне или кому-нибудь еще сделать это от твоего имени. Иначе, Джош, твое прекрасное лицо, исполненное благородства и достоинства, исчезнет из книг по истории раньше, чем ты можешь себе вообразить.
— Со всей определенностью, я не намерен войти в историю как человек, развязавший первую всегалактическую бойню! — воскликнул Беллоуз. — Я не собираюсь остаться в памяти последующих поколений величайшим маньяком всех времен.
— Кто говорит о войне? Надо просто прощупать противника, найти его слабые места и надавить на них, а потом посмотреть, что из этого выйдет. Никто не требует, чтобы мы действовали себе во вред. Другие расы нам нужны так же, как и раньше. Но они должны служить нашим интересам, а не наоборот.
— Мы это уже проходили. — Беллоуз пододвинул к себе ежедневник.
— Да, до сих пор нам не удавалось извлечь из такой политики пользы для себя. Черт возьми, Джош, я понимаю твои сомнения, но должность правителя не располагает к сомнениям и медлительности. Рано или поздно это случится, так лучше раньше, чем позже.
— Я не колебался бы ни минуты, если бы был уверен, что все обойдется без кровопролития. Но это же разумные существа, Мел, а не пешки на шахматной доске.
— Извини, но мы все пешки на шахматной доске. И политика ждет успех или провал в зависимости от того, насколько умело он передвигает эти пешки.
— Мел, если Человеку суждено стать во главе Галактики — а я убежден, что рано или поздно это произойдет, — то добиться превосходства он должен достойным путем: трудолюбием, интеллектом, нравственностью. Простая демонстрация силы не даст нам права на всегалактическое превосходство. Она лишь покажет нашу слабость во всем остальном.
— Это все красивые слова, Джош, и только. Надеюсь, ты не забудешь использовать их в своих мемуарах. Но пойми, Джош, настала наконец пора покинуть свою башню из слоновой кости. Человек не добр и не зол, он не праведник и не грешник. Он просто человек, и его предназначение, если таковое, конечно, существует, в том, чтобы максимально полно использовать свои возможности; в том, чтобы не ограничивать себя никакими ценностями и условностями. Если у человека возникло желание завладеть звездами, то он должен осуществить свою мечту наилучшим способом. Если же его постигла неудача, то Человеку нужно знать: он сделал все, что мог. Но не стоит разглагольствовать о добре и зле, о нравственности, о достоинстве, словом, о всякой ерунде. Сначала Человек должен построить свою собственную вселенную, а потом уже играть в слова. Я где-то читал, что Человек — животное общественное. А еще кто-то сказал, что Человек — политическое животное. Доля истины есть и в том, и в другом, но обе эти мысли не ухватывают сути нашей природы. Человек — это животное соревнующееся. Философы изощрялись в создании разных там утопий. Они упоенно живописали общества, где мгновенно удовлетворяется всякая потребность и полно времени на размышления. Но ведь подобные модели — это настоящее безумие! И именно сейчас Человек и живет в такой утопии, безучастно созерцая открывающиеся перед ним возможности. Но он не может реализовать их, пока ТЫ не скажешь свое слово!
— Ты утверждаешь, что если я промолчу, то лишусь своей должности?
— Никто этого не хочет, Джош, — покачал головой Хилл. — Ты оказываешь на людей слишком магическое воздействие, они готовы поддержать любое твое начинание. Законодательное собрание гораздо охотнее станет действовать заодно с тобой, чем против тебя. Единственное условие — ты должен играть с ними в одни ворота.
— Но, по опросам общественного мнения, моя популярность ничуть не уменьшилась, — устало возразил Беллоуз. — А что, если я заставлю их выложить на стол свои карты? Пускай заткнутся или выступят открыто?
— Ты проиграешь, — без колебаний ответил Хилл. — Твоя популярность в значительной мере основана на моих утечках информации. Время от времени я пускаю утку о том, что мы собираем силы и готовимся вновь заявить о себе Галактике. Когда люди поймут, что это сплошной блеф, то все будет кончено. Тебе лишь останется дождаться первого заседания Законодательного собрания, на котором тебя вышвырнут без долгих слов.
Беллоуз отпустил Хилла на час — у него была запланирована официальная встреча, — затем вновь вызвал к себе своего упрямого советника.
— С чего бы ты начал? — без обиняков спросил он.
— Ну, — улыбнулся Хилл, — похоже, кто-то еще сказал тебе то же самое.
— Это мое дело, — оборвал его Беллоуз. — Твое дело — предложить последовательность действий.
Хилл усмехнулся.
— Похоже, тебе надо все разжевать? Ладно, Джош, начало можно сделать вполне бескровным: отказаться от галактического К и перевести все райдеры на земной язык.
— Да ты с ума сошел! — взорвался Беллоуз. — Ты отдаешь себе отчет в том, что случится с нашей торговлей? А с дипломатией?! Ведь никто не сможет понять ни слова!
— Научатся, — лениво протянул Хилл. — А еще лучше, запрети людям говорить на галактическом. Заставь врага играть на нашем поле. Мы остаемся самой могущественной в военном и экономическом отношении расой в Галактике; рано или поздно собственные интересы заставят чужаков уступить.
— Но до этого момента люди не смогут ни с кем общаться.
— И сколько, по-твоему, потребуется времени? — язвительно осведомился Хилл. — Более двух тысяч планет зависят от наших лекарств и почти десять тысяч нуждаются в нашем продовольствии. Может, кто-то и заупрямится, но эти двенадцать тысяч выучат земной язык за месяц, поверь! И не забывай, отказ от галактического языка носит прежде всего символический характер, это способ заявить о себе.
— Не годится, — покачал головой Беллоуз. — Это вызовет слишком большие потрясения, убьет половину метанодышащих, когда они попытаются общаться с нами на нашем языке, и будь я проклят, если ради символического жеста лишу жизненно необходимых лекарств миллионы живых существ.
Хилл глубоко вздохнул.
— Ну хорошо. Если ты не хочешь заполучить все сразу, то давай начнем с самой крупной рыбы.
— А именно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46