- Журналист
перегнулся вперед, едва не падая через полицейский кордон, и тянул к Бейли
микрофон.
- Скорее, сэр. - Шедший рядом мягко повлек его к лимузину. - Вас ждут
в парламенте.
- Будет ли официально объявлена война? - крикнул другой репортер.
- MAPHIS, - сказал Бейли, - что бы это ни было, я этого не желаю.
Немедленно верни меня в номер отеля.
Шедший рядом адъютант изумленно уставился на него.
- Сэр, вас ждут в парламенте.
Полицейские под напором журналистов сдавали позиции. Бейли вспомнил
бетонную площадь. Опыт показывал, что он в качестве инфоморфа может
испытывать боль. Втянув голову в плечи, он промчался сквозь толпу и нырнул
на заднее сиденье лимузина.
Адъютант присоединился к нему, хлопнул дверцей, и машина, пронесшись
по Даунинг-стрит, свернула направо к Уайтхоллу. Резкая смена обстановки,
ошеломленно подумал Бейли. Внезапный тяжеловесный шок. И, хуже того, шок
узнавания. Его швырнули в какой-то заранее разработанный сценарий.
- MAPHIS, забери же меня отсюда!
Адъютант встревоженно взглянул на него.
- Сэр?
Бейли взглянул на него. Адъютант был одет в старомодный костюм-тройку
и котелок, рядом на сиденьи лежал толстый кожаный портфель. А за окном
проносились улицы Лондона, но все выглядело очень уж по-старинному. Ни
одного нового здания. Даже машина, в которой он ехал, тоже оказалась
старинной. Панели красного дерева, сиденья из коричневой дубленой кожи,
верх из бежевого фетра. Задние сиденье отделял от шофера стеклянный
барьер. А впереди показалось тем временем здание парламента.
- Ваша речь, сэр. - Адъютант в котелке подал Бейли несколько
машинописных страниц.
Бейли взял их. Сверху стояла дата: 3 сентября 1939. Значит, его
забросили к началу Второй Мировой войны. Стало быть, кто же тогда он?
Черчилль? Но Черчилль пришел к власти позже. Налицо были и другие
неточности: слишком оживленное движение, софиты, ослепившие его несколько
минут назад... Тот, кто программировал симулятор, явно был не в ладах с
историей.
Бейли вовсе не улыбалось оставаться в этой второсортной пьесе еще
пять лет, переигрывая заново затяжную, мрачную, неприглядную войну в
умирающей с голоду стране. Что же это? У него нет выбора, раз нет связи с
MAPHISом?
Лимузин остановился перед светофором у Парламент-Сквер. Повинуясь
внезапному импульсу, Бейли распахнул дверцу, выпрыгнул на тротуар и
побежал.
Сзади раздались удивленные возгласы, но он не обращал внимания.
Свернув за угол, он помчался по узкой боковой улочке, мимо старинных, в
саже и копоти, домов. Он снова свернул за угол и... налетел на невидимую
преграду.
Не было ни боли, ни толчка - просто его как бы мигом заморозило. Он
попробовал пробиться вперед, но мускулы сковал паралич, а улица выглядела,
точно фотография. Стояла гробовая тишина. Ни звука, ни движения.
Он хотел было что-то сказать, но обнаружил, что не может.
Ему стало страшно. Ясно одно, либо отказало оборудование, либо
произошел сбой в программе. Сознание его все еще жило, но обширная,
сложная программа, симулировавшая поступавшие ощущения, зависла. Да,
зависла; в худшем случае все вокруг наверняка потемнело бы. Система
работала словно по замкнутому кольцу. Он чувствовал воздух в легких
ждавших выдоха, вес тела, перенесенный на одну ногу, в то время как другая
повисла в воздухе. Может быть, сбой вызван им самим. Ведь он сделал нечто
неожиданное: Выскочил и побежал в тот район, данных которого у MAPHISa
могло не быть. Хотя в сценарии с самого начала что-то пошло вкось: он же
посылал команды системе, а та не отзывалась.
Он попытался пошевелиться, но не смог даже моргнуть. Он застыл на
тротуаре, глядя прямо вперед; пара пешеходов недвижно замерла примерно в
квартале от него; посреди улицы застопорились машины с тающими дымками
позади.
Затем элементы декорации один за другим начали пропадать. Пропали
пешеходы, исчезли машины.
Неужели я буду следующим, в ужасе подумал Бейли. Ему вдруг очень
захотелось жить, пусть жизнь - просто симуляция...
Белая полоса посреди мостовой начала рассасываться, точно дорога
впитывала ее в себя. Внезапно исчезли щели между камнями, которыми вымощен
был тротуар. Все вокруг лишилось деталей: пропали отражения в стеклах
витрин, облака в небе, дорожные знаки, промежутки меж кирпичами в стене
здания напротив. Изображение до абстрактности упростилось: черная улица,
серый тротуар, грязно-рыжие фасады домов, окна в белых рамах.
Затем исчезли и окна. Бейли окружала абстрактно-примитивистская
картина: полдюжины больших кубов однообразно-ровного цвета.
Пропал и тротуар, оставив под ногами лишь темно-серую бездну. Здания
пропадали одно за другим, оставляя за собой лишь гладкую серую равнину до
самого горизонта. Начала исчезать и дорога.
И, наконец, небо. Оно постепенно темнело, пока не сравнялось цветом с
лежавшей внизу равниной, и больше глазу не за что было зацепиться: все
вокруг было сплошь серым.
Да заберите же меня отсюда, ради бога, подумал Бейли. Вытащите,
заберите, куда-нибудь, назад, домой... назад - куда?
Страх его усилился - он понял, что не может вспомнить название
района, где жил... Это... это было в таком большом городе на западном
побережье, в штате... В каком штате?
Он поспешно начал зондировать свою память. Прежде, чем стать
инфоморфом, он был следователем. Да, это он отлично помнил. Работал он...
в каком-то бюро. Национальном бюро... Нет, неверно. Память точно
испарялась. Думай, приказал он себе. Сосредоточься. Твою жену звали...
Шерон? А сына - Дэйвид. Нет, Дональд. И ты ездил на работу в машине по...
по дороге, не помню, как она называлась... Ездил в такое место, такое
высокое, сделанное из... из чего-то блестящего. Там были люди, одни -
просто замечательные, а другие - нет. Они что-то тебе давали... Еду. Ты
вез еду домой, ел и шел спать. Иногда тебе снились плохие сны, и когда ты
просыпался, рядом была прекрасная женщина. Она заботилась о тебе.
Хочу домой, подумал он. Хочу... Чего хочу? Хочу к... к кому-то, кто
любит меня. К кому-то, кто обо мне позаботится, кто знает, как меня
зовут...
А как меня зовут?
То была последняя его связная мысль. Серое вокруг понемногу темнело,
что-то теплое и мягкое обволокло все тело, в ушах зашипело. Умственная
работа точно споткнулась. Сознание, точно изображение в кинескопе
старинного телевизора, внезапно сжалось до световой точки, медленно
блекнущей и пропадающей бесследно.

КРУШЕНИЕ
Машина лежала на берегу, искореженная, почерневшая. Мерзко воняло
копотью и жженой резиной. Оконные стекла потрескались от жара, а камни
вокруг были липкими от остатков химикалий, которыми пожарная команда
сбивала пламя.
- Проломил ограждение вон там, - сказал высокий, худощавый полисмен,
отряженный охранять место происшествия. Ему было немного за двадцать,
униформа сидела на нем мешковато, а голос звучал как-то чересчур громко,
точно служивый старался громкостью искупить недостаток солидности. - Вон,
видите?
- Да, - сказала Шерон, слишком расстроенная, чтобы обращать внимание
на подобные мелочи.
Подпрыгнув под временное ограждение, она начала спускаться по камням,
в прожилках водорослей. Под ногами хрустели ракушки. Приближался прилив, и
ветер доносил до нее брызги воли, бивших в берег едва ли не под ногами. До
заката оставалось часа два; низкое солнце золотило поверхность океана.
Она подошла к машине. В груди защемило. Хоть она и знала, что тело
мужа уже убрали, Шерон словно шла к его последнему приюту - или, хуже
того, к тому, что его убило. Убийство, вот что это такое, на этот счет у
нее не было теперь никаких сомнений. Она решила, что он представляет
серьезную опасность для их исследований, и потому поместили его в машину,
устроили катастрофу, убили его так, чтобы все выглядело несчастным
случаем. В этом, после всего, услышанного от Юми, Шерон была уверена.
- Осторожнее там, на камнях, - крикнул сверху полисмен. - Они могут
быть скользкими, понимаете? - Он сделал паузу. - Вообще, что вы там ищете?
- У мистера Бейли в машине был кейс, - сказала она.
Он рассмеялся.
- Черт; немного; наверное от этого кейса осталось.
- Кейс был в металлическом корпусе. Он должен уцелеть, хотя бы
сгорело все остальное.
О самодельном пистолете она не упомянула. Остановившись у взломанной
рабочими из спасательной команды дверцы со стороны водителя, она заглянула
внутрь. Внутри все было покрыто толстым слоем копоти. Почерневшие пружины
сидений, каркас панели управления. Пол в потеках застывшего пластика
усыпан пеплом. Ни следа кейса. Ни спереди ни сзади.
Подобравшись к задней части машины, она подцепила ногтями крышку
багажника. - Эй, вам не положено там шуровать! - Полисмен начал спускаться
к ней. - Вы, конечно, журналист, но это же вещественное доказательство!
Не обращая на него внимания, она зашарила в сумочке на предмет связки
запасных ключей - она всегда носила их с собой.
- Слышите? - Полисмен был уже близко.
Найдя нужный ключ, она вставила его в скважину. Скрежет, и крышка
подпрыгнула вверх, взметнув в воздух хлопья облезшей от жара краски.
Секунду она стояла, глядя в багажник. Содержимое его меньше всего
пострадало от пламени. Вот резиновый мячик Дэймона - оплавившийся, однако
вполне поддающийся опознанию. Старое пляжное одеяло - его они использовали
как подстилку. Контейнер для пикников, пара темных очков. Шерон
покачнулась, и ухватилась за край багажника.
Обогнув машину, к ней подошел полицейский.
- Э, как вы ее открыли?
Кейса не было. Шерон сунула ключи в сумочку, захлопнула крышку и
пошла прочь.
Не обращая внимания на полицейского, она вернулась на шоссе, прошла к
своей машине, стоявшей у обочины и некоторое время сидела, устремив
невидящий взгляд в океан.
Она ясно помнила, что находилось в кейсе Джима: пистолет, обрезок
металла, из лаборатории, фотокомпозит Розалинды Френч, микрокомп и
документация по проекту "Лайфскан". Очевидно, два последних предмета он
взял с собой в дом Готтбаума; вот как они потом оказались у Юми. Шерон
была уверена: остальное он скорее оставил бы в машине, чем рискнул
показать Готтбауму.
Итак, ясно: Готтбаум и его люди перехватили Джима по пути домой,
забрали из машины кейс, а затем организовали "несчастный случай". Она
сжала кулаки так, что почти впилась в ладони. Затем, опомнившись,
аккуратно положила руки на колени. Но, по мере того, как она пыталась
успокоиться, эмоции, точно маятник, описали дугу от злобы и глубокой,
горькой печали.
Зря она сюда поехала. Думала, если хоть как-то действовать, будет
легче, а сама только убедилась в собственном бессилие.
Руки дрожали. Она завела машину, сделала разворот и поехала обратно в
Лос-Анджелес.

СПИСОК ЖЕЛАНИЙ
Позже, дома, когда Дэймон уснул, а няня ушла, Шерон сидела за
обеденным столом, уставившись в чистый лист желтого блокнота. Джим не раз
смеялся над ее привычкой к ручке и бумаге, называл это анахронизмом,
"очень двадцатовековым", и иногда величал ее "последней из грамотян". Но
заполнение линованных строк от руки, ход шарика по бумаге, наблюдать
возникновение текста - все это так успокаивало...
Глядя на страницу, она переживала заново последние 24 часа. Вчера, в
воскресенье, после расставания с Юми в аэропорту, она приехала домой, и ей
опять позвонил Джим, или кто-то с таким же точно голосом. Сказал, что
машину наконец начали ремонтировать, но ремонт займет больше времени, чем
ожидалось, а он очень устал, чтобы возвращаться в Гранада-Хиллс. Он решил
провести еще одну ночь в мотеле и приехать домой рано утром в понедельник.
Терзаемая сомнениями, посеянными Юми, Шерон хотела было поехать к
нему. Не надо, ответил он, незачем.
- Хотя бы скажи, где остановился, - попросила она. - Как тебе можно
звонить?
Он начал было отвечать, но линия отключилась. Телефон ее вырубился
окончательно: она никуда не смогла больше позвонить, и ей никто не звонил,
до самого сегодняшнего утра, когда с ней связались из полиции, уведомить,
что обнаружена разбившаяся машина, числящаяся за ее мужем. Идентификация
водителя не представляется возможной, и им неизвестно, кто он, но завтра
из лаборатории поступит образец ДНК. Но Шерон не сомневалась: тело из
машины, лежащее в полицейском морге, принадлежит ее мужу.
Терять ей, если так, было нечего, и она позвонила непосредственно
начальнику Джима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39