Скорее, напротив, это чувство, как таковое, было уже ни при чем. Дети - вот кто был временами истинной причиной хорошего настроения Адама и Евы, как бы объединявшего их в нерушимый союз. Впрочем, из-за детей случались и самые сокрушительные ссоры между отцом н матерью, которые чем дальше, тем больше выявляли несходство своих позиций в принципиальных вопросах современной педагогики, хотя такового несходства на самом деле почти не было, а было несходство куда более сильное, связанное с отношением к жизни вообще, а следовательно, и друг к другу.
Словом, семейная жизнь Адама и Евы продолжалась, являя собой один из образчиков, как сказал бы Гей, внутривидовой борьбы, и была она, эта жизнь, наверно, не хуже, чем у многих других семей, а может, и лучше, и в какой-то момент, когда Еву, как считал Адам, не одолевала меланхолия, семейная жизнь казалась ей вполне сносной, может, и удавшейся даже, а стало быть, эту жизнь стоило и поберечь, с чем вполне был согласен и Адам.
Но с нее, пожалуй, довольно...
Какое-то время Алина была неподвижна, не отводя взгляда с матового, остывающего экрана.
Было такое впечатление, что она безмерно устала.
Что и говорить, вечер выпал тяжелый.
Возможно, глядя на экран, Алина снова представила себе сцену самосожжения Гея.
А может, понимая умом, что Гей не мог себя сжечь и находится теперь там, где и должен был находиться, - в Татрах, она думала сейчас о чем-то другом.
Мало ли о чем думает женщина, когда она оказывается одна, вдали от мужа, от детей.
Алина вышла на балкон.
Набережная Дуная была почти пуста, за исключением редких парочек.
Но снизу, вероятно из окон ресторана, доносились звуки музыки.
Алина вспомнила и снова, как вчера, в день прилета, удивилась, что в Братиславе, оказывается, есть ночные рестораны. Здесь, в "Девице", например, до трех часов ночи, то есть практически до рассвета, работал ночной бар. Алина видела табличку. А ступени вели куда-то вниз. В преисподнюю, как пошутил Гей.
Интересно бы туда заглянуть, с усмешкой сказала себе Алина, в эту преисподнюю.
Но, разумеется, если бы вместе с Геем...
Впрочем, Алина тут же осудила себя за фривольную, как бы сказал Гей, мысль.
Интересно ей, видишь ли, заглянуть в преисподнюю.
То есть в ночной кабак.
Ну конечно же она не пойдет туда ни за какие коврижки.
Тем более без Гея.
Да еще и после страшной сцены самосожжения...
Она открыла холодильник наугад, взяла одну из бутылок наугад, откупорила ее и как бы небрежно плеснула в бокал.
Она выпила и плеснула еще.
А теперь, сказала она себе твердо, перед сном не мешает; прогуляться самую малость.
Просто постоять возле Дуная. Чуть-чуть проветриться. Прийти в себя.
Неужели это зряшное желание показалось бы Гею безнравственным?
Она снова пошла в ванную.
К зеркалу.
Косметика была отличная - импортная.
Последний подарок Гея.
Успел купить ей вчера, едва лишь устроились в "Девине".
"Последняя - у попа жена", - неопределенно усмехнувшись, вспомнила Алина поговорку, которую слышала когда-то на родине Гея, в Сибири, на Гонной Дороге.
Она с удивлением, но и не без удовольствия отметила под конец, что тени и грим сумела нанести сегодня на редкость удачно.
Теперь дело за прической.
И пока Алина стояла у окна спиной к нему, Гей вдруг вспомнил - совсем некстати, казалось бы, - что стройка птичника в Смородинке, как выяснилось, была неплановая.
Именно так это называется.
Гей никогда не был ни строителем, ни экономистом, следовательно, он сам по себе не знал и не мог знать, что же такое неплановая стройка.
Полагаясь на здравый смысл, он вначале рассудил, что это, наверно, такая стройка, которая не включена в планы.
Государственные.
Народнохозяйственные.
Известно какие.
Да, что касается планов вообще, Гей знал, как знает это каждый советский школьник, что хозяйство у нас - плановое.
Все, абсолютно все запланировано, учтено, взвешено, расставлено.
С глубокой научной точностью.
Но вдруг возникает необходимость, тоже обоснованная с глубокой научностью, как рассуждал Гей, внести какой-то существенный штрих во всеобщие наши планы, хотя и утвержденные, ставшие незыблемым законом.
Штрих этот - вроде корректировки заранее вычисленной на точнейших компьютерах траектории космического корабля.
Штрих, который уточняет наше всеобщее движение.
Штрих, который украшает перспективу.
Как последний мазок гениального художника.
Как последняя правка рукописи, скорее всего, чисто стилистическая, над которой работал теперь сам Гей.
Точнее, весьма незначительная правка на стадии сверки, когда уже исправлять, собственно говоря, ничего нельзя.
Словом, штрих - это не просто штрих, а венец творения.
Так думал Гей, пока Георгий не сказал ему:
- Штрих этот не венец творения, а проявление волюнтаризма.
- То есть как?.. - задохнулся Гей то ли на вдохе, то ли на выдохе.
Никак не ожидал он такого выпада от Георгия.
И переспросил на всякий случай, как человек, который ослышался, у человека, который вообще не понял вопроса.
- Неплановая стройка, - произнес Гей с нажимом, - волюнтаризм?
- Да, именно так это называется, - с циничным спокойствием подтвердил Георгий.
Гей просто в шоке тогда оказался.
А Георгию хоть бы хны!
У меня иммунитет абсолютно на все, говорил он Гею в таких случаях, в шоке я не бываю.
Но о неплановых стройках они в тот раз больше не говорили.
Тут и дураку все ясно, как бы сказал Георгий взглядом.
Дураку-то, может, и ясно, однако Гей все же решил узнать мнение самого Бээна.
Уж узнавать так узнавать.
И Бээн сказал:
- Неплановая стройка - это диалектика жизни. Без нее нам каюк.
Непривычно многословный для Бээна ответ.
Ах это иго татаро-монгольское!
Каюк было слово нерусское.
Но удивительно точное, понятное.
И Гей сообразил, что без неплановой стройки нам - конец.
Но все же не мог он забыть про слова Георгия.
НЕПЛАНОВАЯ СТРОЙКА - ЭТО ВОЛЮНТАРИЗМ.
Выходит, с одной стороны - диалектика жизни, а с другой стороны волюнтаризм.
И Гей решил узнать, а нет ли стороны третьей, если и не примиряющей эти крайние стороны, то хотя бы их объясняющей.
И как раз тут случай свел его с Мээном.
Матвей Николаевич, или попросту Мээн, как звали его заглазно и, конечно, любя, - впрочем, как и Бээна, - несмотря на солидную должность, был прежде всего специалистом, а именно горняком, хотя занимался и металлургией, в отличие от Бээна, который всегда, сколько помнил себя и сколько помнили его другие, был прежде всего организатором, то есть как бы совмещал в себе и строителя, и экономиста, и мало ли кого еще, хотя никем, в сущности, не был, а был только организатором.
Кстати, в епархии Бээна, то есть в системе ЛПК, Мээн был далеко не последней спицей в колеснице.
И вот Мээн сказал Гею:
- Неплановая стройка - это бардак.
Гей не тому удивился, что неплановая стройка - это бардак, а тому, что Мээн использовал тут один из двух вариантов ответа самого Бээна, которые слышал Гей, какие бы вопросы при этом ни задавал он Бээну.
И Гей теперь не задохнулся ни на вдохе, ни на выдохе и не пролепетал: "То есть как?.."
У него, должно быть, уже начал вырабатываться иммунитет.
Более того, не без цинизма, присущего Георгию, он сказал Мээну:
- Но ведь вы же сами в этих неплановых стройках участвуете, да еще как! Не просто отсиживаетесь на выездных расширенных уик-эндах, то есть планерках, но и санкционируете, именно так это называется, поставки материалов и оборудования, без чего неплановая стройка была бы немыслима. В прошлый раз, например, вы дали на смородинскую птицефабрику сто тонн цемента, да какого цемента - высшей марки! - припер он тут Мээна к стенке.
Монолог столичного трагика.
- Да, было дело... - вздохнул Мээн. - И давал, и дам еще. И цемент, и арматуру, и технику, и людей... Все отдам! - Помолчал и добавил: - Даже если после этого мне придется закрыть рудник. Потому что на десятом горизонте без цемента нечего делать. А там и плавильные заводы придется остановить. Потому что без руды металлургам нечего в цехах делать.
И тут Гей ужаснулся.
Он вспомнил, как Гошка в день рождения гильзу ему подарил, громадную гильзу, величиной с Юрика, и Гей тогда вдруг подумал: а что, если эта гильза снарядная сделана из цветного металла, который дает стране как раз Комбинат Бээна?
Патриотическая была мысль.
Ведь Комбинат находился в Лунинске.
А Лунинск был родиной Гея.
И вот Гошка теперь с помощью цветных металлов, которые добывали, плавили в Лунинске, защищал эту родину от империалистов, и выходит, что от количества снарядов зависела и судьба Гошки, и судьба родины.
- Никак нельзя закрывать рудник и заводы! - сказал Гей понурому Мээну.
- Да я и сам знаю, что нельзя, - ответил тот и опять вздохнул. - Но Бээн говорит, что хочет гарантировать каждому труженику ежедневную яичницу.
- Хэм энд эгс, - поправил Гей.
Мээн подумал и сказал:
- Для кого - хэм энд эгс, а для кого - яичница.
Видно, бывал за границей, знает, что к чему.
Гей не стал уточнять, да тут и Мээн разговорился:
- Неплановая стройка - это бардак потому, что происходит вопиющая диспропорция в развитии народного хозяйства...
Ну и так далее.
Монолог трагика провинциального.
По правде сказать, Мээн обошелся без литературного словечка "вопиющая".
Это слово он заменил наиболее ходовым.
То есть использовал народное, как говорят и пишут, идиоматическое выражение.
Но суть от этого не меняется.
Диспропорция происходит.
Как ни крути.
И даже дураку ясно, что это за диспропорция.
Но дураку-то, может, и ясно, а вот Гею, как научному работнику, человеку хрупкого интеллекта и тонкой душевной организации, следует, наверно, объяснить популярно - насчет бардака, естественно.
Как подумал, должно быть, Мээн.
Потому что сказал Гею так:
- Ведь что происходит? Решил, например, кто-то, но обязательно наш Бээн, мало ли кто, но, конечно, такого же масштаба деятель, построить, например, птицефабрику. А как ее построить, если в планах развития народного хозяйства эта птицефабрика мало ли почему не запланирована? Никак ее не построишь. Законным способом. Вот Бээн или кто-то другой такой же и затевает стройку неплановую... - Мээн замер, как бы подчеркивая особый драматизм этого действия. - А как это происходит? Назначает Бээн выездную планерку. Прямо на месте будущей стройки. Где-нибудь на околице какого-нибудь совхоза. И без всяких предисловий - как обухом по голове: "Будем строить птичник..." Хотя, может, кто думал совсем про другое. Коровник там или свиноферму. А тут вдруг птичник... Ну, птичник так птичник. А Бээн между тем начинает обкладывать данью всех по порядку: ты - сто тонн цемента дашь, ты - технику обеспечишь, ты - людей сюда завезешь...
- И так далее и тому подобное, - невольно вырвалось у Гея.
Мээн готовно повторил:
- И так далее и тому подобное. - И добавил: - И попробуй не дать, не завезти, не обеспечить!
Потом помолчал Мээн и сказал со вздохом:
- Такие дела.
И ни о чем больше Мээн в тот раз не сказал.
Неужели и так не ясно?
Даже дураку.
Показал всю картину изнутри...
Кстати, и сам Бээн, когда Гей, уже при встрече в Москве, опять завел разговор про неплановую стройку, вдруг выдал:
- Неплановая стройка - это бардак.
То есть использовал второй вариант своего универсального ответа.
И Гей остался при этом невозмутимым.
Значит, иммунитет у него уже выработался.
ИЗНУТРИ.
Такие дела.
Гея брала досада, что в его Красной Папке не было фотографии Бээна, которую следовало сделать именно в тот уик-энд, когда Бээн устроил расширенную выездную планерку на ударной, хотя и неплановой стройке птичника в Смородинке.
Длинный дощатый стол.
На скорую руку сколочен.
Почти под открытым небом.
На бетонные стены будущего птичника положены бетонные плиты.
Как раз над столом.
Остальная часть коробки зияет небесной бездной.
Видно, плит не хватило. Или кран поломался. А то и совсем иная причина! Мало ли какая! На то и расширенная выездная планерка, чтобы выявить причину и устранить ее немедля, не выходя из-за стола.
Почерк Бээна!
Жаль, конечно, что всего этого не отразишь в фотографии.
Только и было видно, что Бээн, массивный, как глыба, из которой предстоит сделать если уж не остальные плиты для потолка, то памятник самому Бээну, громоздится во главе стола.
И куда-то в сторону смотрит.
Может, спрашивает:
- А где Петухов?
Или произносит глубокомысленно:
- Вот вам и диалектика жизни...
А то и вовсе одно олово энергично роняет:
- Бардак!
Глядя на Алину, Гей мысленно ругал себя самыми последними словами. Какой там, к черту, эксперимент! Ведь он пошел с нею потому, что ему было приятно. Приятно - что? То, что она Алину напоминала? Да, и это. Но ведь если честно признаться самому себе, то приятно было и потому, что она красивая женщина, и она могла быть вовсе не похожей на Алину, при чем здесь похожесть! Может быть, подойти и обнять се?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Словом, семейная жизнь Адама и Евы продолжалась, являя собой один из образчиков, как сказал бы Гей, внутривидовой борьбы, и была она, эта жизнь, наверно, не хуже, чем у многих других семей, а может, и лучше, и в какой-то момент, когда Еву, как считал Адам, не одолевала меланхолия, семейная жизнь казалась ей вполне сносной, может, и удавшейся даже, а стало быть, эту жизнь стоило и поберечь, с чем вполне был согласен и Адам.
Но с нее, пожалуй, довольно...
Какое-то время Алина была неподвижна, не отводя взгляда с матового, остывающего экрана.
Было такое впечатление, что она безмерно устала.
Что и говорить, вечер выпал тяжелый.
Возможно, глядя на экран, Алина снова представила себе сцену самосожжения Гея.
А может, понимая умом, что Гей не мог себя сжечь и находится теперь там, где и должен был находиться, - в Татрах, она думала сейчас о чем-то другом.
Мало ли о чем думает женщина, когда она оказывается одна, вдали от мужа, от детей.
Алина вышла на балкон.
Набережная Дуная была почти пуста, за исключением редких парочек.
Но снизу, вероятно из окон ресторана, доносились звуки музыки.
Алина вспомнила и снова, как вчера, в день прилета, удивилась, что в Братиславе, оказывается, есть ночные рестораны. Здесь, в "Девице", например, до трех часов ночи, то есть практически до рассвета, работал ночной бар. Алина видела табличку. А ступени вели куда-то вниз. В преисподнюю, как пошутил Гей.
Интересно бы туда заглянуть, с усмешкой сказала себе Алина, в эту преисподнюю.
Но, разумеется, если бы вместе с Геем...
Впрочем, Алина тут же осудила себя за фривольную, как бы сказал Гей, мысль.
Интересно ей, видишь ли, заглянуть в преисподнюю.
То есть в ночной кабак.
Ну конечно же она не пойдет туда ни за какие коврижки.
Тем более без Гея.
Да еще и после страшной сцены самосожжения...
Она открыла холодильник наугад, взяла одну из бутылок наугад, откупорила ее и как бы небрежно плеснула в бокал.
Она выпила и плеснула еще.
А теперь, сказала она себе твердо, перед сном не мешает; прогуляться самую малость.
Просто постоять возле Дуная. Чуть-чуть проветриться. Прийти в себя.
Неужели это зряшное желание показалось бы Гею безнравственным?
Она снова пошла в ванную.
К зеркалу.
Косметика была отличная - импортная.
Последний подарок Гея.
Успел купить ей вчера, едва лишь устроились в "Девине".
"Последняя - у попа жена", - неопределенно усмехнувшись, вспомнила Алина поговорку, которую слышала когда-то на родине Гея, в Сибири, на Гонной Дороге.
Она с удивлением, но и не без удовольствия отметила под конец, что тени и грим сумела нанести сегодня на редкость удачно.
Теперь дело за прической.
И пока Алина стояла у окна спиной к нему, Гей вдруг вспомнил - совсем некстати, казалось бы, - что стройка птичника в Смородинке, как выяснилось, была неплановая.
Именно так это называется.
Гей никогда не был ни строителем, ни экономистом, следовательно, он сам по себе не знал и не мог знать, что же такое неплановая стройка.
Полагаясь на здравый смысл, он вначале рассудил, что это, наверно, такая стройка, которая не включена в планы.
Государственные.
Народнохозяйственные.
Известно какие.
Да, что касается планов вообще, Гей знал, как знает это каждый советский школьник, что хозяйство у нас - плановое.
Все, абсолютно все запланировано, учтено, взвешено, расставлено.
С глубокой научной точностью.
Но вдруг возникает необходимость, тоже обоснованная с глубокой научностью, как рассуждал Гей, внести какой-то существенный штрих во всеобщие наши планы, хотя и утвержденные, ставшие незыблемым законом.
Штрих этот - вроде корректировки заранее вычисленной на точнейших компьютерах траектории космического корабля.
Штрих, который уточняет наше всеобщее движение.
Штрих, который украшает перспективу.
Как последний мазок гениального художника.
Как последняя правка рукописи, скорее всего, чисто стилистическая, над которой работал теперь сам Гей.
Точнее, весьма незначительная правка на стадии сверки, когда уже исправлять, собственно говоря, ничего нельзя.
Словом, штрих - это не просто штрих, а венец творения.
Так думал Гей, пока Георгий не сказал ему:
- Штрих этот не венец творения, а проявление волюнтаризма.
- То есть как?.. - задохнулся Гей то ли на вдохе, то ли на выдохе.
Никак не ожидал он такого выпада от Георгия.
И переспросил на всякий случай, как человек, который ослышался, у человека, который вообще не понял вопроса.
- Неплановая стройка, - произнес Гей с нажимом, - волюнтаризм?
- Да, именно так это называется, - с циничным спокойствием подтвердил Георгий.
Гей просто в шоке тогда оказался.
А Георгию хоть бы хны!
У меня иммунитет абсолютно на все, говорил он Гею в таких случаях, в шоке я не бываю.
Но о неплановых стройках они в тот раз больше не говорили.
Тут и дураку все ясно, как бы сказал Георгий взглядом.
Дураку-то, может, и ясно, однако Гей все же решил узнать мнение самого Бээна.
Уж узнавать так узнавать.
И Бээн сказал:
- Неплановая стройка - это диалектика жизни. Без нее нам каюк.
Непривычно многословный для Бээна ответ.
Ах это иго татаро-монгольское!
Каюк было слово нерусское.
Но удивительно точное, понятное.
И Гей сообразил, что без неплановой стройки нам - конец.
Но все же не мог он забыть про слова Георгия.
НЕПЛАНОВАЯ СТРОЙКА - ЭТО ВОЛЮНТАРИЗМ.
Выходит, с одной стороны - диалектика жизни, а с другой стороны волюнтаризм.
И Гей решил узнать, а нет ли стороны третьей, если и не примиряющей эти крайние стороны, то хотя бы их объясняющей.
И как раз тут случай свел его с Мээном.
Матвей Николаевич, или попросту Мээн, как звали его заглазно и, конечно, любя, - впрочем, как и Бээна, - несмотря на солидную должность, был прежде всего специалистом, а именно горняком, хотя занимался и металлургией, в отличие от Бээна, который всегда, сколько помнил себя и сколько помнили его другие, был прежде всего организатором, то есть как бы совмещал в себе и строителя, и экономиста, и мало ли кого еще, хотя никем, в сущности, не был, а был только организатором.
Кстати, в епархии Бээна, то есть в системе ЛПК, Мээн был далеко не последней спицей в колеснице.
И вот Мээн сказал Гею:
- Неплановая стройка - это бардак.
Гей не тому удивился, что неплановая стройка - это бардак, а тому, что Мээн использовал тут один из двух вариантов ответа самого Бээна, которые слышал Гей, какие бы вопросы при этом ни задавал он Бээну.
И Гей теперь не задохнулся ни на вдохе, ни на выдохе и не пролепетал: "То есть как?.."
У него, должно быть, уже начал вырабатываться иммунитет.
Более того, не без цинизма, присущего Георгию, он сказал Мээну:
- Но ведь вы же сами в этих неплановых стройках участвуете, да еще как! Не просто отсиживаетесь на выездных расширенных уик-эндах, то есть планерках, но и санкционируете, именно так это называется, поставки материалов и оборудования, без чего неплановая стройка была бы немыслима. В прошлый раз, например, вы дали на смородинскую птицефабрику сто тонн цемента, да какого цемента - высшей марки! - припер он тут Мээна к стенке.
Монолог столичного трагика.
- Да, было дело... - вздохнул Мээн. - И давал, и дам еще. И цемент, и арматуру, и технику, и людей... Все отдам! - Помолчал и добавил: - Даже если после этого мне придется закрыть рудник. Потому что на десятом горизонте без цемента нечего делать. А там и плавильные заводы придется остановить. Потому что без руды металлургам нечего в цехах делать.
И тут Гей ужаснулся.
Он вспомнил, как Гошка в день рождения гильзу ему подарил, громадную гильзу, величиной с Юрика, и Гей тогда вдруг подумал: а что, если эта гильза снарядная сделана из цветного металла, который дает стране как раз Комбинат Бээна?
Патриотическая была мысль.
Ведь Комбинат находился в Лунинске.
А Лунинск был родиной Гея.
И вот Гошка теперь с помощью цветных металлов, которые добывали, плавили в Лунинске, защищал эту родину от империалистов, и выходит, что от количества снарядов зависела и судьба Гошки, и судьба родины.
- Никак нельзя закрывать рудник и заводы! - сказал Гей понурому Мээну.
- Да я и сам знаю, что нельзя, - ответил тот и опять вздохнул. - Но Бээн говорит, что хочет гарантировать каждому труженику ежедневную яичницу.
- Хэм энд эгс, - поправил Гей.
Мээн подумал и сказал:
- Для кого - хэм энд эгс, а для кого - яичница.
Видно, бывал за границей, знает, что к чему.
Гей не стал уточнять, да тут и Мээн разговорился:
- Неплановая стройка - это бардак потому, что происходит вопиющая диспропорция в развитии народного хозяйства...
Ну и так далее.
Монолог трагика провинциального.
По правде сказать, Мээн обошелся без литературного словечка "вопиющая".
Это слово он заменил наиболее ходовым.
То есть использовал народное, как говорят и пишут, идиоматическое выражение.
Но суть от этого не меняется.
Диспропорция происходит.
Как ни крути.
И даже дураку ясно, что это за диспропорция.
Но дураку-то, может, и ясно, а вот Гею, как научному работнику, человеку хрупкого интеллекта и тонкой душевной организации, следует, наверно, объяснить популярно - насчет бардака, естественно.
Как подумал, должно быть, Мээн.
Потому что сказал Гею так:
- Ведь что происходит? Решил, например, кто-то, но обязательно наш Бээн, мало ли кто, но, конечно, такого же масштаба деятель, построить, например, птицефабрику. А как ее построить, если в планах развития народного хозяйства эта птицефабрика мало ли почему не запланирована? Никак ее не построишь. Законным способом. Вот Бээн или кто-то другой такой же и затевает стройку неплановую... - Мээн замер, как бы подчеркивая особый драматизм этого действия. - А как это происходит? Назначает Бээн выездную планерку. Прямо на месте будущей стройки. Где-нибудь на околице какого-нибудь совхоза. И без всяких предисловий - как обухом по голове: "Будем строить птичник..." Хотя, может, кто думал совсем про другое. Коровник там или свиноферму. А тут вдруг птичник... Ну, птичник так птичник. А Бээн между тем начинает обкладывать данью всех по порядку: ты - сто тонн цемента дашь, ты - технику обеспечишь, ты - людей сюда завезешь...
- И так далее и тому подобное, - невольно вырвалось у Гея.
Мээн готовно повторил:
- И так далее и тому подобное. - И добавил: - И попробуй не дать, не завезти, не обеспечить!
Потом помолчал Мээн и сказал со вздохом:
- Такие дела.
И ни о чем больше Мээн в тот раз не сказал.
Неужели и так не ясно?
Даже дураку.
Показал всю картину изнутри...
Кстати, и сам Бээн, когда Гей, уже при встрече в Москве, опять завел разговор про неплановую стройку, вдруг выдал:
- Неплановая стройка - это бардак.
То есть использовал второй вариант своего универсального ответа.
И Гей остался при этом невозмутимым.
Значит, иммунитет у него уже выработался.
ИЗНУТРИ.
Такие дела.
Гея брала досада, что в его Красной Папке не было фотографии Бээна, которую следовало сделать именно в тот уик-энд, когда Бээн устроил расширенную выездную планерку на ударной, хотя и неплановой стройке птичника в Смородинке.
Длинный дощатый стол.
На скорую руку сколочен.
Почти под открытым небом.
На бетонные стены будущего птичника положены бетонные плиты.
Как раз над столом.
Остальная часть коробки зияет небесной бездной.
Видно, плит не хватило. Или кран поломался. А то и совсем иная причина! Мало ли какая! На то и расширенная выездная планерка, чтобы выявить причину и устранить ее немедля, не выходя из-за стола.
Почерк Бээна!
Жаль, конечно, что всего этого не отразишь в фотографии.
Только и было видно, что Бээн, массивный, как глыба, из которой предстоит сделать если уж не остальные плиты для потолка, то памятник самому Бээну, громоздится во главе стола.
И куда-то в сторону смотрит.
Может, спрашивает:
- А где Петухов?
Или произносит глубокомысленно:
- Вот вам и диалектика жизни...
А то и вовсе одно олово энергично роняет:
- Бардак!
Глядя на Алину, Гей мысленно ругал себя самыми последними словами. Какой там, к черту, эксперимент! Ведь он пошел с нею потому, что ему было приятно. Приятно - что? То, что она Алину напоминала? Да, и это. Но ведь если честно признаться самому себе, то приятно было и потому, что она красивая женщина, и она могла быть вовсе не похожей на Алину, при чем здесь похожесть! Может быть, подойти и обнять се?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60