..
Президенты посмотрели друг на друга.
- Разве нельзя было остановить этого человека? - спросил молодой президент, спросил, разумеется, своего коллегу, старого президента.
- Наверно, можно было, - неохотно или устало, но еще и с плохо скрытой иронией ответил старый президент.
- Почему же это не было сделано? - Голос молодого президента выказывал не только крайнюю озабоченность, но и, как прежде, полную доброжелательность по отношению к своему собеседнику.
- Для этого нам нужно было всем сразу свернуть свои ядерные силы, - словно забыв, где он находится, не без сарказма сказал старый президент, пожав плечами.
Этот президент, как было известно всему миру, придерживался самой крайней позиции в вопросах сохранения мира. Он полагал, что человечество можно уберечь от ядерной войны и связанной с нею глобальной, планетарной катастрофы лишь с помощью ядерного оружия, причем самого разрушительного, самого варварского, хотя, по сути дела, любое ядерное оружие, как, впрочем, оружие вообще, является сугубо варварским по своей изначальной цели. Это был печально знаменитый парадокс старого президента одной из самых сильных стран мира. И этот парадокс вдруг оказался в центре паблисити, чего никак не ожидал старый президент.
- Я имел в виду... - теперь в замешательстве был молодой президент. Разве репортер и оператор не могли сообщить о предстоящем акте самосожжения?
- У нас абсолютная свобода, сэр... - Старый президент сказал это опять не без иронии, но тонкой, которая допускала разночтение: то ли он имел в виду свободу как социальную и политическую категорию, то ли просто-напросто недостаточную осведомленность своего молодого коллеги.
Но тут отличился помощник президента. Он успел выведать кое-что у оператора и теперь зачастил, смягчая то невыгодное впечатление, которое старый президент произвел на своего коллегу последней фразой насчет абсолютной свободы.
- Сэр! Оператор сказал, что этот Гей позвонил на телевидение примерно за два часа до того, как чиркнул спичкой. Редакция сообщила об этом директору, программы новостей. Директор позвонил в комиссариат, как положено по закону, а репортеру и оператору велел на всякий случай приехать на площадь и включить аппаратуру.
- Мы думали, - вдруг опять проклюнулся голос оператора, - что дело ограничится каким-то частным заявлением...
- Но вы же видели, что он обливает себя бензином! - Голос помощника старого президента гремел по всей планете, ретивый помощник был похож на того судью, который заранее уверен в виновности подсудимого.
- Да, мы видели... И все-таки не думали, что он подожжет себя... - вяло защищался оператор.
- Но потом он поджег себя!
Такая напористость помощника, который невольно делал чуть ли не главным элементом паблисити этот диалог с оператором, вынуждала телекомпанию показать на экране своего сотрудника, а стало быть, и сцену самосожжения, точнее, все то, что осталось от нее.
Над камином, уменьшенное в несколько раз, появилось изображение площади, где огня уже не было. Только шевелящаяся пена. Как адовый кипяток. Гея, скорее всего, уже вынесли из этой пены. Машина "Скорой помощи" только что вышла из кадра. Остались машины пожарников и полиции. Свет от мигалок, пульсируя, резал глаза. Студийная передвижка работала в автоматическом режиме, и было видно теперь оператора - растерянный парень лет двадцати восьми, в наушниках.
- Да, потом он поджег себя, - оператор повторил слова помощника президента. И посмотрел на пену. - И я снимал. Машинально. А Боб упал в обморок. - И оператор опять посмотрел на пену, будто недоумевая, куда же девался горящий Гей. - А потом, когда я опомнился...
- Вам нужно было восемьдесят две секунды, чтобы опомниться! - В голосе ретивого помощника сквозила неприязнь к оператору.
- А вам сколько нужно было? - вдруг спросил оператор.
Президенты переглянулись.
- Довольно, - сказал своему помощнику старый президент.
Он щелкнул клавишей селектора.
Теперь на экране телевизора остались только изображения президентов да камина между ними. Было видно, что они уже хорошо владеют собой.
Все это делало президентам честь. Точнее, являлось прелюдией к президентской чести, каковая должна была слагаться из конкретных дел не только на благо отечества, но и на благо всего человечества, которому прежде всего надо было гарантировать право на существование.
Неведомые великим королям минувших эпох обязанности.
Хотя, прямо сказать, тут и президентам пока что нечем было похвастать.
Именно в этот момент, когда президенты должны были порассуждать на политические темы, как бы снимая напряжение телезрителей, оставшееся от сцены самосожжения Гея, человек с хронометром выключил звук телевизора.
Президенты, будто немые, открывали и закрывали рты. И камин горел все так же ровно, как символ покоя, уюта и умиротворения. И огонь, который только что сжег человека, теперь гарантировал человечеству несколько минут относительной безопасности - пока президенты, владеющие ядерным оружием, будут принародно вести мирные беседы. Впрочем, судьбу человечества, не говоря уже о судьбе президентов, могут решить компьютеры именно сейчас, пока президенты открывали и закрывали рты.
Человек с хронометром знал, что рассуждения президентов будут слишком общими и необязательными, как телевизионное шоу во время предвыборной кампании. А в конце их диалога даже возникнет ощущение, что никакого самосожжения и не было.
Он подождал, пока президенты закроют рты, чтобы уже не открывать их до конца передачи, и вытащил из приставки к телевизору видеокассету.
Итак, имя - Гей, возраст - сорок шесть лет, имеет семью, работу, ну и так далее.
Зрелый опыт, максимальная дееспособность. Как говорят и пишут, время расцвета личности. Но человек взял и сознательно сжег себя. Чтобы миллионы других людей, все человечество, планета Земля продолжали существовать как уникальное явление Вселенной.
Такие дела...
Кстати заметить, Геем звали и человека с хронометром. Его возраст и другие анкетные данные тоже совпадали. За исключением национальности и гражданства. Он был русским, советским подданным. Впрочем, разве это имеет значение, когда речь идет о судьбе всего человечества? Ведь само по себе совпадение, даже абсолютное, еще ни о чем не говорит. Мало ли в наше время двойников, стереотипов?
Стоя возле телевизора, Гей задумчиво вертел в руках видеокассету с записью сцены самосожжения и диалога президентов. Судя по всему, его подмывало все-таки дослушать до конца рассуждения президентов. Гей хотел теперь узнать, был ли акт самосожжения Гея венцом победы человека над бездуховностью, разобщенностью, отчужденностью, ну и так далее, или же это стало символом его поражения?
Хотя, наверно, ответ на этот вопрос надо было искать не только в речах президентов.
Гей подумал, что сцену самосожжения Гея могла смотреть и его жена.
Допустим, родителей у него уже не было, не исключено, что давно. Дети? Старший сын мог находиться в армии, где-нибудь на Гренаде, а в казарме вряд ли ему удалось посмотреть телевизор. Хотя Гошка, тоже солдат, говорил, что программу "Время" они смотрят каждый вечер, даже в обязательном порядке. Младший сын, скорее всего, уже спал. Правда, Юрик далеко не сразу угомонится после передачи "Спокойной ночи, малыши!", но восьмилетнему ребенку в любом случае мать не позволила бы смотреть сцену самосожжения отца. Алина тотчас прогнала бы Юрика за дверь. Но в какой момент? Когда Гей уже запалил бы себя? Да, но Алина в этот момент была далеко от дома...
Достоверно известно, что сгоревшего Гея пыталась спасти именно женщина. Возможно, это была его жена, которую звали, допустим, Алиной. У нее хватило мужества сесть в машину и примчаться на площадь. Браво! Акт милосердия, за который теперь Гею придется расплачиваться смертью не менее мучительной. Хотя, скорее всего, жена Гея все это время находилась перед телевизором. Интересно, был ли в ее глазах акт самосожжения мужа венцом победы человека над бездуховностью, безнравственностью, развращенностью, ну и так далее, или же это стало символом его поражения? Может быть, жена Гея тоже не стала слушать диалог президентов, и теперь она думает, что он сжег себя в знак протеста против так называемой внутривидовой борьбы, которая полыхает в иных семьях, особенно там, у них, на Западе?
Да, жена Гея в этот вечер смотрела телевизор.
Вначале она поглядывала на экран, листая последний номер журнала "Burda", который позаимствовала у своей переводчицы. Вначале шла передача на политические темы, в зубах навязли эти нескончаемые разговоры мужчин о политике, о ядерных бомбах, о космосе, Алине хотелось бы думать, напротив, о чем-то спокойном, прекрасном, хотя бы вот об этих роскошных платьях, костюм на мужчине тоже сидел превосходно, а вот он целует ее, поцелуй отнюдь не целомудренный, и его рука лежит на ее оголенной ноге, и она закрыла в истоме глаза, такие вставки с невинными, в общем-то, сценами даются в каждом номере "Burdak", для оживления интереса читательниц наверно, а после программы интервидения будет многосерийный фильм про Адама и Еву, на современный лад, конечно, с пикантными сценами, так сказал сегодня Гей, вот она и ждала начала фильма.
И вдруг на экране возник человек, глянув на которого мельком, когда перелистывала страницу журнала, она тотчас забыла про моды. Человек этот был похож на ее мужа. Не просто похож - вылитый Гей! Даже поворот головы такой же резкий, как если бы он почувствовал за спиной врага, и взгляд прямой, немигающий, чуть исподлобья...
Алина замерла, соображая, что бы это значило - такое полное сходство. Совпадало даже имя! Хотя имя у мужа было редкое, необычное.
Гей...
Как бы пытаясь отстраниться сейчас от всего того, что происходило на экране, Алина заставила себя сосредоточиться на имени мужа. Не Гей он был вовсе! Георгий. Но много лет все его звали Геем. В том числе и сама Алина. Это усеченное имя она сама же и дала мужу. На полного Георгия, сказала она вначале со смехом, в шутку, ты не тянешь. Георгий - это победоносец. Как, например, твой друг, который все время звонит по телефону, с которым ты советуешься по любому поводу. Вот он - Георгий! А ты всего лишь Гей. Серединка на половинку... С тех пор так и пошло. Гей да Гей. Даже Юрик, уже с легкой руки старшего брата Гошки, иначе и не звал отца, и тот откликался.
Такие дела...
Алина усмехнулась, вспомнив, что так обычно говорил Гей, а после того, как он прочитал книгу одного американского писателя о бомбардировке американцами Дрездена, к этим двум словам Гей мрачно добавлял еще три слова, первое из которых означало охранный знак, а два последних - имя автора.
Такие дела. Копирайт. Курт Воннегут.
Шутник этот Гей. А может, напротив, человек чересчур серьезный. Алина частенько и сама не понимала его толком. Вот, например, что за комедию ломал он теперь перед камерой телевидения?
Конечно, по роду своей работы социолога Гей появлялся иногда на экране телевизора, но о каждом таком появлении было известно заранее, как водится, а тут был какой-то экспромт, не свойственный его профессии. Хотя какой уж тут может быть экспромт с участием Гея в программе, которая шла по каналу отнюдь не дружественной страны! Тем более что Гей считался командированным за рубеж совсем по другой тематике.
На всякий случай Алина покрутила ручки телевизора, как бы прогоняя наваждение, но еще четче, еще рельефнее стало изображение человека, похожего как две капли воды на ее мужа.
Жаль, что в эту минуту Алина была одна. И не дома, где можно было позвать, разбудить младшего сына, потому что старший был в армии; наконец, кинуться к соседям - чего в любой другой ситуации она не делала, - чтобы сообща пережить это странное, тревожное совпадение или же на людях увидеть все в истинном свете, без мистики.
В этот вечер Алина сидела в отеле "Девиц", в своем номере. Два дня назад она прилетела с Геём в Братиславу из Москвы. Это была ее первая поездка за границу, которую Алина ждала, казалось, всю свою жизнь. И надо же так случиться, что именно в этот вечер Гея не было рядом с нею - он еще утром уехал в Татры. У него там было дело. Разумеется, творческое. Гей собирал материал для новой статьи, очерка ли, его интересовала жизнь Ленина в Татрах накануне первой мировой войны.
- Внимание! В руках у Гея спички!..
Предчувствие неминуемой беды овладело ею, а вместе с тем и состояние беспомощности. Как во сне, когда бесконечно долго падаешь куда-то, падаешь...
Вспышку пламени на экране телевизора Алина увидела сквозь сомкнутые веки.
Она вскрикнула и зажала рот рукой, впилась зубами в ладонь, не чувствуя боли.
Потом она вскочила и метнулась к телевизору, словно от этого ее движения зависела сейчас жизнь Гея.
На экране был мятущийся факел.
- Господи, что же это такое?! - придушенно произнесла она, все так же зажимая ладонью рот.
Ее бил озноб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Президенты посмотрели друг на друга.
- Разве нельзя было остановить этого человека? - спросил молодой президент, спросил, разумеется, своего коллегу, старого президента.
- Наверно, можно было, - неохотно или устало, но еще и с плохо скрытой иронией ответил старый президент.
- Почему же это не было сделано? - Голос молодого президента выказывал не только крайнюю озабоченность, но и, как прежде, полную доброжелательность по отношению к своему собеседнику.
- Для этого нам нужно было всем сразу свернуть свои ядерные силы, - словно забыв, где он находится, не без сарказма сказал старый президент, пожав плечами.
Этот президент, как было известно всему миру, придерживался самой крайней позиции в вопросах сохранения мира. Он полагал, что человечество можно уберечь от ядерной войны и связанной с нею глобальной, планетарной катастрофы лишь с помощью ядерного оружия, причем самого разрушительного, самого варварского, хотя, по сути дела, любое ядерное оружие, как, впрочем, оружие вообще, является сугубо варварским по своей изначальной цели. Это был печально знаменитый парадокс старого президента одной из самых сильных стран мира. И этот парадокс вдруг оказался в центре паблисити, чего никак не ожидал старый президент.
- Я имел в виду... - теперь в замешательстве был молодой президент. Разве репортер и оператор не могли сообщить о предстоящем акте самосожжения?
- У нас абсолютная свобода, сэр... - Старый президент сказал это опять не без иронии, но тонкой, которая допускала разночтение: то ли он имел в виду свободу как социальную и политическую категорию, то ли просто-напросто недостаточную осведомленность своего молодого коллеги.
Но тут отличился помощник президента. Он успел выведать кое-что у оператора и теперь зачастил, смягчая то невыгодное впечатление, которое старый президент произвел на своего коллегу последней фразой насчет абсолютной свободы.
- Сэр! Оператор сказал, что этот Гей позвонил на телевидение примерно за два часа до того, как чиркнул спичкой. Редакция сообщила об этом директору, программы новостей. Директор позвонил в комиссариат, как положено по закону, а репортеру и оператору велел на всякий случай приехать на площадь и включить аппаратуру.
- Мы думали, - вдруг опять проклюнулся голос оператора, - что дело ограничится каким-то частным заявлением...
- Но вы же видели, что он обливает себя бензином! - Голос помощника старого президента гремел по всей планете, ретивый помощник был похож на того судью, который заранее уверен в виновности подсудимого.
- Да, мы видели... И все-таки не думали, что он подожжет себя... - вяло защищался оператор.
- Но потом он поджег себя!
Такая напористость помощника, который невольно делал чуть ли не главным элементом паблисити этот диалог с оператором, вынуждала телекомпанию показать на экране своего сотрудника, а стало быть, и сцену самосожжения, точнее, все то, что осталось от нее.
Над камином, уменьшенное в несколько раз, появилось изображение площади, где огня уже не было. Только шевелящаяся пена. Как адовый кипяток. Гея, скорее всего, уже вынесли из этой пены. Машина "Скорой помощи" только что вышла из кадра. Остались машины пожарников и полиции. Свет от мигалок, пульсируя, резал глаза. Студийная передвижка работала в автоматическом режиме, и было видно теперь оператора - растерянный парень лет двадцати восьми, в наушниках.
- Да, потом он поджег себя, - оператор повторил слова помощника президента. И посмотрел на пену. - И я снимал. Машинально. А Боб упал в обморок. - И оператор опять посмотрел на пену, будто недоумевая, куда же девался горящий Гей. - А потом, когда я опомнился...
- Вам нужно было восемьдесят две секунды, чтобы опомниться! - В голосе ретивого помощника сквозила неприязнь к оператору.
- А вам сколько нужно было? - вдруг спросил оператор.
Президенты переглянулись.
- Довольно, - сказал своему помощнику старый президент.
Он щелкнул клавишей селектора.
Теперь на экране телевизора остались только изображения президентов да камина между ними. Было видно, что они уже хорошо владеют собой.
Все это делало президентам честь. Точнее, являлось прелюдией к президентской чести, каковая должна была слагаться из конкретных дел не только на благо отечества, но и на благо всего человечества, которому прежде всего надо было гарантировать право на существование.
Неведомые великим королям минувших эпох обязанности.
Хотя, прямо сказать, тут и президентам пока что нечем было похвастать.
Именно в этот момент, когда президенты должны были порассуждать на политические темы, как бы снимая напряжение телезрителей, оставшееся от сцены самосожжения Гея, человек с хронометром выключил звук телевизора.
Президенты, будто немые, открывали и закрывали рты. И камин горел все так же ровно, как символ покоя, уюта и умиротворения. И огонь, который только что сжег человека, теперь гарантировал человечеству несколько минут относительной безопасности - пока президенты, владеющие ядерным оружием, будут принародно вести мирные беседы. Впрочем, судьбу человечества, не говоря уже о судьбе президентов, могут решить компьютеры именно сейчас, пока президенты открывали и закрывали рты.
Человек с хронометром знал, что рассуждения президентов будут слишком общими и необязательными, как телевизионное шоу во время предвыборной кампании. А в конце их диалога даже возникнет ощущение, что никакого самосожжения и не было.
Он подождал, пока президенты закроют рты, чтобы уже не открывать их до конца передачи, и вытащил из приставки к телевизору видеокассету.
Итак, имя - Гей, возраст - сорок шесть лет, имеет семью, работу, ну и так далее.
Зрелый опыт, максимальная дееспособность. Как говорят и пишут, время расцвета личности. Но человек взял и сознательно сжег себя. Чтобы миллионы других людей, все человечество, планета Земля продолжали существовать как уникальное явление Вселенной.
Такие дела...
Кстати заметить, Геем звали и человека с хронометром. Его возраст и другие анкетные данные тоже совпадали. За исключением национальности и гражданства. Он был русским, советским подданным. Впрочем, разве это имеет значение, когда речь идет о судьбе всего человечества? Ведь само по себе совпадение, даже абсолютное, еще ни о чем не говорит. Мало ли в наше время двойников, стереотипов?
Стоя возле телевизора, Гей задумчиво вертел в руках видеокассету с записью сцены самосожжения и диалога президентов. Судя по всему, его подмывало все-таки дослушать до конца рассуждения президентов. Гей хотел теперь узнать, был ли акт самосожжения Гея венцом победы человека над бездуховностью, разобщенностью, отчужденностью, ну и так далее, или же это стало символом его поражения?
Хотя, наверно, ответ на этот вопрос надо было искать не только в речах президентов.
Гей подумал, что сцену самосожжения Гея могла смотреть и его жена.
Допустим, родителей у него уже не было, не исключено, что давно. Дети? Старший сын мог находиться в армии, где-нибудь на Гренаде, а в казарме вряд ли ему удалось посмотреть телевизор. Хотя Гошка, тоже солдат, говорил, что программу "Время" они смотрят каждый вечер, даже в обязательном порядке. Младший сын, скорее всего, уже спал. Правда, Юрик далеко не сразу угомонится после передачи "Спокойной ночи, малыши!", но восьмилетнему ребенку в любом случае мать не позволила бы смотреть сцену самосожжения отца. Алина тотчас прогнала бы Юрика за дверь. Но в какой момент? Когда Гей уже запалил бы себя? Да, но Алина в этот момент была далеко от дома...
Достоверно известно, что сгоревшего Гея пыталась спасти именно женщина. Возможно, это была его жена, которую звали, допустим, Алиной. У нее хватило мужества сесть в машину и примчаться на площадь. Браво! Акт милосердия, за который теперь Гею придется расплачиваться смертью не менее мучительной. Хотя, скорее всего, жена Гея все это время находилась перед телевизором. Интересно, был ли в ее глазах акт самосожжения мужа венцом победы человека над бездуховностью, безнравственностью, развращенностью, ну и так далее, или же это стало символом его поражения? Может быть, жена Гея тоже не стала слушать диалог президентов, и теперь она думает, что он сжег себя в знак протеста против так называемой внутривидовой борьбы, которая полыхает в иных семьях, особенно там, у них, на Западе?
Да, жена Гея в этот вечер смотрела телевизор.
Вначале она поглядывала на экран, листая последний номер журнала "Burda", который позаимствовала у своей переводчицы. Вначале шла передача на политические темы, в зубах навязли эти нескончаемые разговоры мужчин о политике, о ядерных бомбах, о космосе, Алине хотелось бы думать, напротив, о чем-то спокойном, прекрасном, хотя бы вот об этих роскошных платьях, костюм на мужчине тоже сидел превосходно, а вот он целует ее, поцелуй отнюдь не целомудренный, и его рука лежит на ее оголенной ноге, и она закрыла в истоме глаза, такие вставки с невинными, в общем-то, сценами даются в каждом номере "Burdak", для оживления интереса читательниц наверно, а после программы интервидения будет многосерийный фильм про Адама и Еву, на современный лад, конечно, с пикантными сценами, так сказал сегодня Гей, вот она и ждала начала фильма.
И вдруг на экране возник человек, глянув на которого мельком, когда перелистывала страницу журнала, она тотчас забыла про моды. Человек этот был похож на ее мужа. Не просто похож - вылитый Гей! Даже поворот головы такой же резкий, как если бы он почувствовал за спиной врага, и взгляд прямой, немигающий, чуть исподлобья...
Алина замерла, соображая, что бы это значило - такое полное сходство. Совпадало даже имя! Хотя имя у мужа было редкое, необычное.
Гей...
Как бы пытаясь отстраниться сейчас от всего того, что происходило на экране, Алина заставила себя сосредоточиться на имени мужа. Не Гей он был вовсе! Георгий. Но много лет все его звали Геем. В том числе и сама Алина. Это усеченное имя она сама же и дала мужу. На полного Георгия, сказала она вначале со смехом, в шутку, ты не тянешь. Георгий - это победоносец. Как, например, твой друг, который все время звонит по телефону, с которым ты советуешься по любому поводу. Вот он - Георгий! А ты всего лишь Гей. Серединка на половинку... С тех пор так и пошло. Гей да Гей. Даже Юрик, уже с легкой руки старшего брата Гошки, иначе и не звал отца, и тот откликался.
Такие дела...
Алина усмехнулась, вспомнив, что так обычно говорил Гей, а после того, как он прочитал книгу одного американского писателя о бомбардировке американцами Дрездена, к этим двум словам Гей мрачно добавлял еще три слова, первое из которых означало охранный знак, а два последних - имя автора.
Такие дела. Копирайт. Курт Воннегут.
Шутник этот Гей. А может, напротив, человек чересчур серьезный. Алина частенько и сама не понимала его толком. Вот, например, что за комедию ломал он теперь перед камерой телевидения?
Конечно, по роду своей работы социолога Гей появлялся иногда на экране телевизора, но о каждом таком появлении было известно заранее, как водится, а тут был какой-то экспромт, не свойственный его профессии. Хотя какой уж тут может быть экспромт с участием Гея в программе, которая шла по каналу отнюдь не дружественной страны! Тем более что Гей считался командированным за рубеж совсем по другой тематике.
На всякий случай Алина покрутила ручки телевизора, как бы прогоняя наваждение, но еще четче, еще рельефнее стало изображение человека, похожего как две капли воды на ее мужа.
Жаль, что в эту минуту Алина была одна. И не дома, где можно было позвать, разбудить младшего сына, потому что старший был в армии; наконец, кинуться к соседям - чего в любой другой ситуации она не делала, - чтобы сообща пережить это странное, тревожное совпадение или же на людях увидеть все в истинном свете, без мистики.
В этот вечер Алина сидела в отеле "Девиц", в своем номере. Два дня назад она прилетела с Геём в Братиславу из Москвы. Это была ее первая поездка за границу, которую Алина ждала, казалось, всю свою жизнь. И надо же так случиться, что именно в этот вечер Гея не было рядом с нею - он еще утром уехал в Татры. У него там было дело. Разумеется, творческое. Гей собирал материал для новой статьи, очерка ли, его интересовала жизнь Ленина в Татрах накануне первой мировой войны.
- Внимание! В руках у Гея спички!..
Предчувствие неминуемой беды овладело ею, а вместе с тем и состояние беспомощности. Как во сне, когда бесконечно долго падаешь куда-то, падаешь...
Вспышку пламени на экране телевизора Алина увидела сквозь сомкнутые веки.
Она вскрикнула и зажала рот рукой, впилась зубами в ладонь, не чувствуя боли.
Потом она вскочила и метнулась к телевизору, словно от этого ее движения зависела сейчас жизнь Гея.
На экране был мятущийся факел.
- Господи, что же это такое?! - придушенно произнесла она, все так же зажимая ладонью рот.
Ее бил озноб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60