Слишком
внезапно случилось это. В первый момент он обрадовался, почувствовал
облегчение, ведь все волновавшие его вопросы разрешались сами собой. Смерти
он никогда не боялся, особенно теперь Он уже умер однажды, и ему не
казалось страшным умереть вторично. Но он с удивлением понял, что
испытывает чувство досады. Не страха, а именно досады на то, что эти люди,
обладавшие огромными по сравнению с его временем знаниями, имевшие в своем
распоряжении могучие средства науки и техники, так легко, как ему
показалось, смиряются с угрожавшей ему смертью.
- Я благодарен вам, Дмитрий, - говорил Ио, - за то, что вы с такой
твердостью слушаете меня. Теперь вам ясно положение Мы не можем спасти вас.
Наука Фаэтона, более развитая, чем наша, отказалась что-либо сделать Тем
более бессильны мы Если вы хотите жить, вам будет обеспечено все возможное,
чтобы неподвижность тела не причиняла вам страданий. Мы всегда будем
находиться с вами, развлекать вас, заботиться о вас. Вы сможете прожить
несколько лет.
- А если я не хочу этого?
- Тогда мы поможем вам умереть, - дрогнувшим голосом ответил Ио.
Все время, пока говорил Ио, Люций сидел опустив голову. При последних
словах он поднял се. Крупные слезы текли по его лицу.
- Живи, Дмитрий, - сказал он, - хотя бы ради нас. Волгину стало
мучительно жаль его. Он понял теперь, почему "отец" так изменился.
- А если погрузить меня в анабиосон? - спросил он. - Пока я буду
спать, вы будете работать и найдете средство вылечить меня.
- Неужели ты можешь думать, Дмитрий, - сказал Ио, отбросив свой
официальный тон, - что мы не подумали об этом. Весь Совет науки искал и не
нашел ничего. Анабиосон не приведет ни к чему хорошему, а только ускорит
неизбежный конец Погружать в него можно лишь здорового человека. Все
обдумано, все взвешено, Дмитрий. У тебя один выбор: или немедленная смерть,
или несколько лет жизни...
- В параличе?
- Да, в параличе.
Волгин задумался. Он с удивлением убедился, что не ощущает больше
особого волнения, что его мысли текут ясно и совсем спокойно. Неужели он до
такой степени нечувствителен, даже находясь перед лицом такого выбора?...
Попросить разрешения подумать хотя бы до завтрашнего утра? Нет,
нельзя, жестоко терзать Люция еще целые сутки. Надо решать сейчас.
Вдруг он вспомнил о Мельниковой. Она улетает на Грезу через два года.
Все это время она будет с ним, не покинет его ни на один день. Он может
видеть возле себя эту женщину. Расстаться с ней ему было тяжелее, чем с
Люцием, Мэри, Владиленом. Значит, согласиться на неподвижность? Прожить до
дня старта космолета? Если это окажется все-таки слишком тяжело, ему
помогут умереть, как только он попросит. В этом не было никакого сомнения.
Люций с воскресшей надеждой не спускал глаз с Волгина. Против
ожиданий, Дмитрий не решил сразу - он раздумывал.
Если он выберет жизнь, Люций (да и не он один) будет работать дни и
ночи, все силы будут брошены на изыскания. Ученые Земли свяжутся с учеными
Фаэтона, сделают все, чтобы спасти его.
Измученному, отчаявшемуся человеку малейшая отсрочка кажется якорем
спасения.
Волгин колебался. Он верил словам Ио, что никакие отсрочки не спасут,
что современная наука, даже на Фаэтоне, не сможет ничего сделать. Конец
неизбежен.
Он понимал, что если примет решение о немедленной смерти, то выполнять
его, видимо, придется Люцию. Как тяжело ему будет! Но ведь все равно
придется, если не сейчас, то через два года. Когда Мария улетит, жизнь
станет непереносимой... неподвижная жизнь.
А что если...
Волгин вздрогнул от пришедшей в голову мысли. Нет, это немыслимо,
невозможно! А почему? Ведь стало же возможным в тридцать девятом веке то,
что казалось немыслимым в двадцатом.
Если сделать так, всем будет легче - Люцию, Ио, Марии...
И вдруг - почему, откуда это взялось? - Волгину страстно захотелось
жить. Извечный инстинкт самосохранения внезапно проснулся и властно
зазвучал в его душе. Неестественное спокойствие покинуло его, сменившись
жаждой жизни, движений, чувств, мыслей
Волгин поднял голову и пристально посмотрел на Люция.
- Отец, - сказал он, - каждому человеку свойственно бороться за свою
жизнь. Я хочу знать, есть ли хоть какая-нибудь надежда найти средство
лечения моей болезни за время, остающееся в моем распоряжении.
- Небольшая, но есть, - тотчас же ответил Люций. Ио покачал головой.
- Нельзя обманывать тебя, Дмитрий, - сказал он. - В Люций говорит
отцовское чувство, ему кажется возможным то, чего он страстно хочет. Это
самообман. Современная наука не может найти средство.
- Значит ли это, что подобная болезнь вообще неизлечима?
- Таких нет и не может быть. То, что невозможно сейчас, возможно в
будущем. Для данного случая - в отдаленном будущем.
- Такого ответа я и ждал. Сделаете ли вы то, о чем я попрошу вас?
- Мы сделаем для тебя все!
- Тогда я скажу вам мое решение. Я хочу жить. Ваша наука не может дать
мне такой возможности, не может вылечить меня. Предоставим это другой
науке.
- Ты говоришь о фаэтонцах? Но я сказал уже...
- Нет, - перебил Волгин, - я думаю не о фаэтонцах. Люций задрожал: он
понял!
- Объясни, - попросил Ио.
- Все очень просто. Я уже был болен неизлечимой болезнью, и наука того
времени не могла спасти меня. Но ваша наука вернула мне жизнь. Повторим
опыт. Я понимаю, это опасно, рискованно... Вторично может не удастся... Но
ведь я обречен, я ничего не теряю. Сейчас, когда я еще здоров, заморозьте
меня... или сделайте как-нибудь иначе... вам виднее. А через тысячу лет,
скажу точнее, ко дню возвращения экспедиции с Грезы, ученые того времени
пусть попытаются снова воскресить меня. Удастся - хорошо. Не удастся -
повторяю: мне терять нечего.
- Это твое окончательное решение? - спросил Люций.
- Да, окончательное. Если нельзя этого сделать, я умру немедленно.
- Дмитрий, - сказал Ио, - ничего невозможного нет в твоем решении. Мне
это представляется лучшим выходом. Но подумал ты, что будешь делать через
тысячу лет? Ведь даже у нас тебе трудно.
- Я буду там не один. Космонавты с "Ленина" в таком же положении. А
может быть... - Волгин наклонился вперед. - Может быть, ты, отец...
- Да, ты прав, - взволнованно сказал Люций. - Я тебя не покину. Иди,
Дмитрий! Иди в будущее. Я уверен, все будет хорошо. И мы с тобой снова
встретимся.

4
Времени нельзя было терять. Шансы на успех давало только быстрейшее
выполнение плана - пока Волгина не поразила надвигающаяся болезнь. Там же,
на острове Кипр, в самом спешном порядке велись необходимые приготовления.
Глубоко под землей строилось просторное помещение, устанавливались
автоматические аппараты, действие которых было рассчитано на много веков.
Время возвращения экспедиции с Грезы было точно известно. Тело Волгина
будет лежать тысячу сто шестьдесят лет.
Никто не сомневался, что наука будущего сумеет вторично вернуть его к
жизни. Для прогресса на том уровне, на каком он находился в девятом веке
Новой эры, свыше тысячи лет - срок чудовищно огромный.
Все человечество Земли и Фаэтона уже знало о принятом решении.
Фаэтонские ученые одобряли его.
Перед отлетом на Кипр Волгин по аппарату всемирной телеофсвязи
поблагодарил всех людей за любовь к нему, за то, что его вернули к жизни, и
попрощался.
- Я передам вашим потомкам, - закончил он свое выступление, - привет
от моего и вашего века. Будьте счастливы в жизни и труде! Прощайте!
У него не было ни сомнений, ни колебаний. С твердой уверенностью в
благополучном исходе шел он на вторую смерть.
- Для тебя, - говорил он Марии, - все эти века пройдут как несколько
коротких лет. И я увижу тебя, как только открою глаза. Обещаешь мне это?
- Конечно, Дима! Мы все встретим тебя. И не только мы.
Волгин знал, о чем она думает. Решение Люция сделать длительный
перерыв в жизни с помощью анабиосна было известно всем. Лет через
пятьдесят, или немного позже, он также уйдет из современной жизни, чтобы
проснуться в будущем. Были моменты, когда казалось, что об этом же думают
Владилен и Мэри.
Лет десять назад это еще не было возможным. Анабиосон допускался на
век или полтора, но не больше. Теперь, после работы над Волгиным, наука
получила другие перспективы. Все, связанное со смертью и анабиозом, было
изучено гораздо глубже, и намерение Люция подкреплялось необходимостью
практической проверки новых данных. Кроме желания снова увидеться с
Волгиным, Люцием руководили и чисто научные соображения.
- Задуманное вами, - сказал Носи, разговаривая с Волгиным по
телеофу, - очень важно. Опыт вторичного оживления сыграет огромную роль в
развитии даже будущей науки. На вашем месте я гордился бы собой.
- Собой я не горжусь, - ответил Волгин, - Но своей ролью объекта науки
могу гордиться.
- Я об этом и говорю.
Вместе с Волгиным на Кипр вылетели все его друзья, кроме маленького
Дмитрия, от которого скрыли, что его друг улетает навсегда. Эра тоже
сопровождала Волгина и на несколько дней поручила внука воспитателям
детской площадки.
"Может быть, я увижу и его, - подумал Волгин, прощаясь с ребенком. -
Если Владилен и Мэри решатся последовать примеру Люция, не будет ничего
удивительного в том, что Дмитрий не захочет расстаться с родителями.
Правда, тогда он будет уже вполне взрослым, даже старым, с нашей прежней
точки зрения".
- Ты скоро вернешься? - спросил Дмитрий.
- Нет, не очень скоро, - ответил Волгин. - Но это ничего. Ты будешь
ждать меня, и мы совершим с тобой поездку по всей Земле.
- Я буду терпеливо ждать.
- И хорошо учиться.
Дмитрий кивнул головой. Он печально смотрел на Волгина, и на его
глазах блестели слезы. И старший Дмитрий подумал, что младший догадался обо
всем, понял все своим "недетским" умом.
Перелет на Кипр совершился, как всегда, за очень короткое время.
Казалось, что Владилен, управлявший аппаратом, торопится поскорее окончить
тягостное воздушное путешествие. Арелет летел на предельной скорости.
Пассажиры молчали. Волгин взял руку Марии и не выпускал ее до самого
приземления.
- Ты не забудешь, - прошептал он, когда на горизонте, среди лазурного
моря, показался Кипр. - Я хочу увидеть тебя первой, когда открою глаза.
Она молча кивнула, потом порывисто обняла его и поцеловала:
- Прощай, Дима!
- Почему "прощай"? Нет, до свидания!
На острове с нетерпением ожидали Волгина. Все было готово. Он сам
просил, чтобы не затягивали процедуру и сразу, когда он прилетит,
приступили к делу.
Как только арелет опустился на землю, Волгин, одного за другим, обнял
всех, кто был с ним. И первым вышел из машины.
Его встретили пять человек во главе с Ио. Люция вообще не было на
Кипре. Не в силах присутствовать при смерти своего названого сына, он
простился с ним накануне. Это прощание было тяжелым для обоих.
- Не сомневайся ни в чем, - сказал Волгин, в последний раз обнимая
Люция. - Я благодарен тебе за свое воскрешение. И мы скоро увидимся.
- Я ни в чем не сомневаюсь, - ответил Люций. Он сомневался во многом.
Если было более чем вероятно, что Волгин оживет еще раз, то с самим
Люцием дело обстояло не так. Анабиосон на столь долгое время еще никогда не
применялся Чем он может окончиться, никто не мог знать.
- Ты готов? - спросил Ио.
- Готов. Пошли!
Нс оборачиваясь, Волгин быстро направился к зданию, на которое ему
указали. Пять человек пошли за ним. Он знал, что вся Земля увидит его
последние минуты. Те, кто прилетел с ним, тоже смогут, если захотят, видеть
его до конца. Он надеялся только, что Люций исполнит свое обещание и не
подойдет к экрану.
У самой двери Волгин оглянулся. Арелета и провожавших его людей не
было видно - их скрывали кусты и деревья. Вероятно, вес уже ушли в главное
здание, где находился экран.
Долгим взглядом Волгин окинул роскошную природу, окружавшую место его
погребения. Небо было безоблачно, и ослепительным диском сияло на нем
солнце.
Вес может измениться за долгое время, за тысячу сто шестьдесят лет, но
если он снова вернется к жизни, солнце встретит его, как встретило полгода
назад, по выходе из лечебного павильона. Вечное, неизменное, родное Солнце!
Его горячие лучи, ласково касавшиеся лица Волгина, были последним его
ощущением в конце второй жизни. Все, что происходило потом, прошло для
него, как во сне.
Лифт опустил их на сто метров в глубь земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63