И вот настал момент, когда кресла перед пультом управления заняли
сразу двое - Второв и Озеров. Это случалось только перед посадкой или
взлетом.
До финиша остались считанные часы.
Теперь связь с Церерой держалась непрерывно. Космодиспетчерская
следила за каждым движением космолета.
Очередная радиограмма гласила:
"Для переброски вашего экипажа на Ганимед вылетел ракетоплан
"ЦМП-258". Старший пилот - Стронций. Ракетоплан находится вблизи орбиты
Европы и ждет приземления "Ленина", чтобы сесть после него. "ЦМП" опустится
по вашему сигналу Свяжитесь со Стронцием на волне 0,876. Диспетчер Леда".
Леда! Стронций!...
Космолетчики поняли, что на Земле появились новые имена. Очевидно,
вышли из обихода фамилии. Обращения друг к другу упростились. Но им
казалось, что при таком положении неизбежно должна возникать путаница.
- Теперь мы вес можем забыть свои фамилии, - сказал Кривоносов. - Я
превращусь в Мишу, а вы в Джорджа.
Вильсон кивнул головой.
- Леда! - Он повторил, растягивая слово: - Ле-е-е-да! Мне кажется
знакомым это имя.
- Может быть, вы с ней когда-нибудь встречались, - пошутил
Кривоносов. - Но верно, мне тоже кажется... Как будто название картины.
- "Леда и Лебедь", - вспомнил Вильсон.
- Правильно. Именно это. Забавное совпадение!
- В чем?
- В том, что вернувшись от Лебедя, мы встретили Леду.
Наконец раздалась команда Второва:
- Прекратить связь! По местам посадочного расписания!
На экранах во всех помещениях космолета исполинской громадой вырастала
Европа.
Четыре самых крупных спутника гиганта Солнечной системы Юпитера - Ио,
Ганимед, Европа и Каллисто - были открыты еще Галилеем в тысяча шестьсот
десятом году христианской эры.
Европа, второй спутник, отстоит от своей планеты на среднем расстоянии
в шестьсот семьдесят одну тысячу километров Ее диаметр немного меньше, чем
у спутника Земли - Луны, и равен трем тысячам двумстам двадцати
километрам4.
Если Земля на небе Луны представляет собой внушительное зрелище, то
можно себе представить, как выглядит Юпитер с Европы. Чудовищно огромный
диск планеты закрывает собой чуть ли не половину небосвода. Когда нижний
край Юпитера касается горизонта, верхний находится возле зенита. Еще
эффектнее, когда Юпитер висит сверху, над головой.
Экипажу "Ленина" не пришлось полюбоваться этим редким зрелищем. По
распоряжению диспетчеров Цереры космолет опустился на стороне,
противоположной Юпитеру.
Подобно Луне, Европа обращается вокруг своей планеты за время, равное
обороту вокруг оси, и всегда обращена к ней одной стороной.
Атмосферы на Европе нет. И люди тридцать девятого века не считали
нужным создавать се, как они сделали это не только на Луне, но и на
маленькой Церере.
Глазам космонавтов предстал мрачный, скупо освещенный далеким Солнцем,
неприветливый и холодный мир.
Космопорт Европы был построен и оборудован свыше пятисот лет тому
назад, и на нем, как и на Плутоне, можно было, ничего не опасаясь, принять
фотонный корабль.
Гигантское поле, имевшее в длину до ста километров, было не
искусственным, а природным. С одной стороны к нему примыкал невысокий
горный хребет, и там, хорошо защищенные от фотонного излучения, стояли
здания технической службы порта.
Впрочем, они мало походили на здания. Низкие, словно прижатые к земле,
без окон, они больше напоминали огромные, тщательно отшлифованные каменные
глыбы.
Люди здесь никогда не жили. Вся служба космопорта находилась в ведении
кибернетических машин, непосредственно связанных с космодиспетчерской
станцией.
Повинуясь сигналам порта и пользуясь совершенной системой пеленгации,
Второв посадил космолет точно на указанном ему месте, на самой середине
поля.
Когда рассеялся туман испарившихся слоев почвы, рядом с "Лениным"
опустился аппарат, казавшийся пигмеем возле гигантского тела космолета.
Он опустился на землю без малейшего признака пламени дюз На борту
носовой части чернели буквы и цифры: "ЦМП-258".
- Буквы похожи на наши, а цифры такие же.
- Видимо, - отозвался Виктор Озеров, - на Земле овладели
антигравитацией. Иначе я не могу себе представить, как он мог опуститься на
Европу, лишенную воздуха, так плавно и так легко.
- Да, совсем новая техника.
Они покинули пульт, за которым провели бессменно восемнадцать часов, и
перешли в радиорубку.
Кривоносов только что принял приветственную радиограмму Стронция.
- Он спрашивает, когда мы покинем корабль и перейдем к нему.
- Разве он не боится соприкосновения с нами? - недоуменно спросил
Второв.
- По-видимому, нет.
- Он говорит по-русски?
- Нет, по-английски.
- Почему он пользуется телеграфом, а не радиотелефоном?
- Не знаю. Но на мой ответный привет по телефону он не ответил.
Пришлось повторить по телеграфу.
- Они плохо владеют языком, - сказал Вильсон.
- Передавайте!
Второв продиктовал длинную радиограмму. Стронций ответил, и начался
долгий разговор по радио.
Оказалось, что Стронций - один из диспетчеров с Цереры. Ракетоплан
захватил его по пути от Марса к Европе. Кроме него, на борту "ЦМП" были еще
двое: второй пилот Кассий и врач-космолог по имени... Петр.
Это имя прозвучало неожиданно. Космонавты никак не ожидали услышать
столь простое и знакомое имя.
- Стронций, Кассий и Петя, - сказал Кривоносов. - Уди тельное
сочетание!
- Этот "Петя", видимо, крупный врач, - заметил Озеров Не вздумай
назвать его так при встрече.
- А кто их знает, как у них принято!...
Стронций сообщил, что экипаж "ЦМП" проведет весь срок карантина вместе
с экипажем "Ленина". Это отчасти объяснило его непонятное "бесстрашие".
Риск заражения неизвестным микробом существовал, и им нельзя было
пренебречь. Хотя ни один из космонавтов не заболел неизвестной болезнью,
нельзя было поручиться, что эта болезнь не проявится впоследствии. Ведь
экипаж "Ленина" высаживался на многие планеты, а на Грезе находило
длительное время. Диспетчеры Цереры уже знали об этом.
К тому же, на Грезе члены экипажа не пользовались биологической
защитой.
Выяснилось, что покинуть Европу и перелететь на Ганимед нужно не
задерживаясь. Космолет должен был остаться здесь. За грузом, состоявшим из
бесчисленных образцов пород всех посещенных планет, замороженной флорой, а
главное, трофеями с Грезы прилетит специальный грузовой корабль. Он уже
готов к старту на одном из земных ракетодромов.
- Вы не боитесь заражения экипажа этого корабля? Или ему также
придется пройти карантин? - спросил Второе.
Стронций ответил, что весь космолет, как снаружи, так и внутри, будет
подвергнут "дезинфекции".
- Это сделают без людей автоматические установки порта. Вы должны
оставить все люки корабля открытыми.
- А эти установки не могут повредить экспонаты?
- Это исключено. Они же не слепые и понимают, что делают. Такой отзыв
странно слышать далее людям двадцать первого века, до отлета хорошо
знакомым с успехами кибернетики. Очевидно, "роботы" настоящего времени
умели соображать, как люди.
- А может, и лучше, - сказал Кривоносов.
Петр попросил позвать к аппарату старшего врача экспедиции. Разговор
Мельниковой с Петром принес новые неожиданности. Одна из них доставила всем
большую радость.
Мельникова и Федоров считали, что карантин будет продолжаться не менее
нескольких месяцев, а может затянуться и на целый год. И, зная об этом,
члены экипажа "Ленина" приготовились к тому, что еще долго-долго они не
попадут на Землю. И вдруг оказалось совсем не так.
Петр сообщил, что карантин на Ганимеде продлится пять земных суток.
Мария Александровна так удивилась, что попросила повторить.
Бесстрастный стук аппарата подтвердил сказанное.
- Быть может, четыре, - добавил Петр. Было похоже, что он "утешает"
свою собеседницу. Пять суток казались ему длинным сроком. А у двенадцати
человек буквально захватило дух от радости. Пять дней! "Каких же высот
достигла медицина!" - подумала Мельникова.
- Вы считаете такой срок достаточным? - осторожно спросила она, все
еще не веря вполне. Ответ не оставил никаких сомнений.
- Вас двенадцать человек, - отстукивал аппарат, - да еще мы трое.
Всего пятнадцать. По четыре часа на человека. Если вас не утомит такая
нагрузка. На Ганимеде одна камера. Вторая, по несчастной случайности, вышла
из строя. Думаю, что сумеем уложиться в четыре дня.
- Если так, то зачем пять дней или даже четыре, - сказала Ксения
Николаевна. - Скажите ему, что мы согласны на любую нагрузку, лишь бы
скорее.
- Очевидно, они не допускают нарушений режима дня, - ответила ей
Мельникова. - Он имеет в виду сон.
- Можно спать по очереди.
- Нам, но не врачам на Ганимеде. Что ты хочешь, Ксения? Мы были готовы
к месяцам ожидания.
Почти час между Петром и Марией Александровной продолжался
профессиональный разговор. Мельникова хорошо понимала, что в сравнении с
врачами тридцать девятого века она почти ничего не знает, но се собеседник
ни разу не дал ей почувствовать этого. Он тактично избегал всего, что могло
быть непонятным врачу экспедиции. Со стороны казалось, что оба собеседника
равны по знаниям и опыту. Но Мельникова ясно видела тактику Петра, и
почему-то ей не было ни досадно, ни обидно.
В заключение пришла короткая радиограмма от Стронция: "Ждем пас с
величайшим нетерпением".
- Приготовиться к переходу на ракетоплан! - приказал Второв.
- Что брать с собой? - спросил кто-то.
- Абсолютно ничего. Все будет доставлено на Землю грузовым кораблем.
Поторопитесь, товарищи!
Вот теперь двенадцать человек окончательно осознали, что межзвездный
рейс закончен. Все было сказано, все решено. Осталось только выйти из
корабля - в первый раз всем вместе.
Несколько дней - и Земля!
Было грустно покидать корабль. Восемь незабываемых лет провели на нем
звездолетчики. Они знали, что корабль навеки останется здесь, на Европе. Об
этом сказал им Стронций:
- Космолет будет переведен ближе к горам и останется там как памятник
первым фотонным ракетам.
Второв в последний раз подошел к пульту управления. Долгим
внимательным взглядом окинул он бесчисленные приборы. словно желая
запомнить их навсегда. Прямо перед собой он увидел небольшую фотографию,
которую сам же укрепил здесь восемь лет тому назад. Двое людей смотрели на
него с карточки. Один еще молодой, со смуглым лицом и светлыми глазами,
другой старше, с небольшим шрамом на лбу.
Второв протянул руку, но сразу опустил се. Он сам приказал ничего не
брать. Не ему же нарушать этот приказ Пусть фотография остается здесь.
Медленно, точно желая протянуть время, он один за другим открыл все
люки на корабле, кроме выходного, и выключил механизм их запирания.
Роботам, которые будут производить дезинфекцию, ничто не помешает. Выходной
люк откроется в последний момент, когда все люди наденут скафандры, - ведь
за бортом космолета почти абсолютный вакуум.
Мгновение Второв колебался. Ему стало немного страшно того, что он
собирался сделать. Стронций сказал об автоматах: "Они не слепые и понимают,
что делают". Пусть так! Но можно ли до конца доверять их сообразительности?
"Нет, этого они не смогут понять, - подумал Второв. - А не все ли
равно, корабль больше никогда не взлетит..."
Переведя выходной люк на автономное управление, он разбил тонкое
стекло, закрывавшее красную кнопку в центре пульта, и резким движением
нажал на нес.
Пение приборов смолкло. В рубке наступила жуткая тишина Стрелки
замерли. Одна из них медленно опускалась к нулю. Вот она вздрогнула в
последний раз и остановилась.
- Ну вот и все! - Второв еще раз взглянул на фотографию. Двое людей,
казалось, одобрительно улыбались. - Прощайте!
Он вышел, не оборачиваясь.
Гигантский корабль был мертв. Пройдет еще несколько суток - и погаснет
свет. Настанет мрак и вечная неподвижность. Никогда больше не вспыхнет
ослепительный поток фотонного излучения. Никогда космолет не отделится от
Европы.
Космический рейс действительно закончился.
Лифт не работал. Второв спустился вниз по аварийной лестнице, отвесно
идущей внутри узкой трубы. Одиннадцать товарищей ждали его, уже одетые в
скафандры, готовые к выходу. Он быстро оделся сам.
- Стронций подвел ракетоплан к самому борту "Ленина", - сказал
Кривоносов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63