И уже сейчас они обдумывали, чем занять Волгина после его возвращения
из поездки по Земле, куда и как направить его внимание, чтобы отвлечь от
мысли вернуться к книгам. Хотя бы на несколько лет - дальше будет легче.
В глубине души они лелеяли надежду, что Волгин так и останется в
неведении.
Но они ошибались.
Волгин часто думал о своем будущем. От Люция он знал, что проживет
очень долго. Не так долго, как жили сейчас другие люди, Все же значительно
дольше, чем он мог бы прожить в первой жизни. И вопрос - чем заполнить эту
жизнь, беспокоил его постоянно. Он всегда был человеком любознательным и
деятельным и был уверен в том, что эти свойства его характера проявятся
полной мере, когда он освоится и привыкнет ко всему, что его окружало.
Но что он будет делать тогда?
Профессии юриста более не существовало, надо было приобретать новую. А
для этого был один путь - учиться, и Волгин твердо решил приступить к
учению как можно скорее, как только вернется домой из кругосветного
путешествия.
Он хотел посвятить себя творческому труду, еще не представляя себе с
полной ясностью глубину пропасти, которую намеревался преодолеть. Ему еще
казалось, что разница между его прежним веком и нынешним только
количественная - люди теперь больше знают и больше умеют. Изменений
качественных он не принимал во внимание.
В прежней жизни коммунист Волгин изучал труды классиков
марксизма-ленинизма и знал основные черты будущего коммунистического
общества на Земле. Он понимал, что любой труд при коммунизме является
трудом творческим и что человек, чем бы он ни занимался, приносит пользу
людям. Но сложный и длительный процесс постепенного изменения психологии
людей и их отношения к труду прошел мимо него. Его психика оставалась
психикой человека двадцатого века, и понимание ценности того или иного
труда было на уровне его эпохи.
Человек коммунистического общества мог всю жизнь заниматься наиболее
простым трудом, не требующим особых способностей, испытывая творческое
наслаждение и получая полное удовлетворение от сознания приносимой пользы.
Мысль, что один труд более ценен, чем другой, не могла прийти ему в голову.
Каждое дело, которым он занимался, было одинаково ценным и одинаково
полезным.
Люди давно забыли об оплате труда в зависимости от его качества. Уже
полторы тысячи лет на Земле не существовало никаких денег или иных
"эквивалентов" человеческого труда. Чем бы ни занимался человек, он получал
от общества все, что было ему нужно, в неограниченном количестве. Так
происходило из века в век, и люди перестали замечать какую-либо разницу в
исполняемой работе.
И психология людей тридцать девятого века имела мало общего с
психологией людей двадцатого. Труд был их естественной потребностью, а
вопрос, мучивший Волгина, - какую профессию из брать, казался
бессмысленным. Человек должен делать то, что ему нравится, то, что ему по
душе, а что именно - совершенно все равно.
Но Волгин думал иначе. Исполнять почти автоматическую работу. не
требующую от человека творческой (с его точки зрения) мысли, казалось ему
не позорным - он привык уважать любой труд - а несовместимым с его
исключительным положением в мире. Он думал, что достоинство и честь века,
который он представлял здесь, в новом мире, требуют от него чего-то
другого. Подсознательно он хотел доказать, что может делать все, что делали
люди теперь.
И он нисколько не сомневался в конечном успехе. Нужно было много и
настойчиво работать над собой Он был готов к этому.
С легким сердцем готовился Волгин к путешествию, которое должно было
послужить для него своеобразной зарядкой.
О прошлом Волгин думал все реже и реже Тоска по родному веку являлась
только при чтении современных книг, и он был даже доволен, что временно
избавлен от необходимости читать и сравнивать. Правда, он будет сравнивать
настоящее с прошлым на всем пути по Земле, но это вызовет другие ощущения.
Они были знакомы ему по его прежним поездкам из Советского Союза за
границу. Тогда он тоже сравнивал чужую жизнь с жизнью своей страны.
Он знал, что все увиденное будет более совершенно, чем прежнее, но не
боялся этого Психологически он уже подготовил себя к тому, что сравнение
окажется не в пользу старого. Избежать этого было нельзя.
Внешние условия жизни, насколько он был знаком с ними, не смущали
Волгина. За четыре месяца он привык к ним и стал принимать их за факт. В
этом сказывалась свойственная людям способность приноравливаться к любым
условиям. Не понимая, на чем основаны комфорт и удобства окружавшей его
жизни, Волгин пользовался ими как чем-то само собой разумеющимся. Он даже
научился управлять биотоками своего мозга - научился бессознательно, как
учатся дети двигать руками и ходить. И биотехника Новой эры, по крайней
мере в пределах ее применения в доме Мунция, безотказно подчинялась ему,
потому что была очень проста.
В первое время, подходя к двери и желая, чтобы она открылась перед
ним, Волгин каждый раз вздрагивал, когда дверь действительно открывалась,
теперь он не обращал на это внимания. Ему никто не объяснял, как именно
надо приводить в действие невидимый механизм, это пришло само собой и
быстро превратилось в условный рефлекс. Подходя к двери или наклоняясь к
крану, чтобы умыться, он не думал о том, что дверь должна открыться, а вода
потечь. Он просто желал этого, даже не замечая своего желания. И
возникавший в его мозгу соответствующий желанию биоток улавливался скрытым
в стене приемником, преобразовывался в другую энергию способную по своей
мощности произвести нужное действие, и вода текла, а дверь отворялась.
И это уже не казалось ему странным, а, наоборот, естественным хотя
пока и непонятным.
Не достигнув первоначальной цели, Волгин все же был достаточно
подготовлен к тому, чтобы ориентироваться в ожидавшем его мире и не
поражаться на каждом шагу тому, что увидит в нем.

Глава вторая
1
- Ты наметил себе какой-нибудь маршрут? - спросил Владилен.
- Да, - ответил Волгин. - Я не ставлю целью объехать вес континенты
Земли. Это можно будет сделать впоследствии. А сейчас я хочу прежде всего
побывать на моей родине, там, где раньше находилась Россия, - пояснил он. -
Я знаю, что Ленинград и Москва существуют. С них мы и начнем. Затем я хотел
бы посетить место, где находилась моя могила, - Волгин видел, как Мэри
вздрогнула при этом слове. - Потом мы отправимся в Париж, посетим Нью-Йорк,
Сан-Франциско, Японию... - он заметил, что его собеседники переглянулись, и
пояснил: - Была такая страна на востоке Азии. Как она называется сейчас, я
не знаю. И через Сибирь... Ну как же сказать вам? Через Азию, что ли,
отправимся в Египет... И этого слова вы не знаете?
- Нет, почему же? - ответил Владилен - Мы учили древнюю географию
Земли Сибирь, Египет - теперь я вспомнил... Ты так легко произносишь эти
названия. Из тебя мог бы получиться замечательный лектор по древней
географии.
Волгин рассмеялся.
- Я намерен избрать другую профессию, - сказал он. - А после Египта мы
вернемся сюда. Вот и все. Остальное меня пока не так интересует.
- Этот путь займет немного времени, - сказала Мэри. Она помнила
просьбу своего отца - задержать Волгина как можно дольше в его
путешествии. - На Земле много интересных для тебя мест, кроме тех, которые
ты назвал. Ты не учитываешь современных средств передвижения. Арелет будет
переносить нас с большой скоростью.
- Но в каждом новом месте мы будем задерживаться на неопределенное
время, - возразил Волгин. - С теми городами, которые я назвал, я буду
знакомиться основательно. Так что мы вернемся не столь уж скоро.
- Как хочешь, - сказал Владилен.
Он тоже знал о просьбе Люция, который объяснил ему мотивы этой
просьбы. Но что они могли сделать? Волгин высказал свое желание достаточно
определенно. Оставалась надежда, что в пути он передумает.
"Его увлечет путешествие, и он захочет увидеть больше", - думала Мэри.
Отлет был назначен на следующий день утром. Трехместный арелет
красивого темно-вишневого цвета, изящный и отделанный как игрушка, уже
стоял у дома перед верандой. Человек, доставивший его по просьбе Люция,
взял, не спрашивая никого, один из арелетов Мунция и улетел обратно, как
будто не обратив никакого внимания на Волгина. Вероятно, он думал, что
Волгин еще не решил войти в мир.
Бесцеремонность этого человека, без спроса воспользовавшегося чужим
имуществом, удивила Волгина, но он ничего не сказал и не задал
напрашивавшегося вопроса Вероятно, так поступали вес. У Мунция было три
арелета, ему самому мог быть нужен только один, но ведь Мунций жил с
другими людьми, например, с Волгиным. Прилетавший человек не мог знать,
сколько арелетов нужно иметь обитателям дома, он должен был спросить.
Здесь проявлялась одна из черт современной жизни, незнакомая Волгину,
и он долго думал, стараясь разобраться в ней. В конце концов он все понял.
Люций, прося арелет, ничего не сказал о том, каким образом доставивший
вернется обратно. И тот сделал вывод, что может воспользоваться арелетом
хозяина дома, и поступил согласно этому выводу. Не предполагал же Люций,
что человек вернется пешком?
Люди всегда и во всем думали о других, заботились о них, а с только о
себе. И привыкли к вниманию. В том, что любой человек, высказывая ту или
иную просьбу, позаботится об исполнителе, никто не сомневался. Так было
всегда, на протяжении многих веков так поступали все.
Волгин волновался накануне отлета и плохо спал ночью. Не в сферическом
павильоне острова Кипр и не в доме Мунция, где он жил в одиночестве,
начнется его вторая жизнь. Она должна была начаться именно завтра, когда,
ничем не связанный, свободный как птица, он бросится в жизнь мира, подобно
тому, как до этого бросался в волны Средиземного моря. Но с морем он умел
хорошо справляться, сумеет ли справиться с океаном жизни?
У него были любящие и верные друзья, на которых он мог опереться в
первое время. Они не дадут ему "утонуть", научат, как надо "плыть". И
укажут правильное направление.
"Все будет хорошо", - подумал он, засыпая под самое утро.
День настал ясный и безоблачный. Небо здесь редко хмурилось и прежде,
но Волгин уже знал, что погода на всей Земле зависела от расписания. Мощные
станции погоды, разбросанные повсюду, регулировали облачность, осадки и
температуру воздуха в зависимости от планов общепланетного хозяйства. Дождь
шел в заранее назначенном месте, в заранее назначенное время, ветер дул там
и тогда, когда это предусматривалось необходимостью перегнать скопившиеся
массы теплого или холодного воздуха на другое место. Такие явления, как
град, внезапные заморозки или неожиданная оттепель, стали неизвестны людям.
Ничто не мешало им. Каждый человек знал за год вперед, какая погода будет в
том или ином месте в любой день. Даже отправляясь на прогулку, люди,
заглянув в календарь погоды, могли узнать, что их ждет - холод, тепло или
ветер. В случае необходимости человек мог когда угодно получить, например,
дождь для поливки сада, если этот дождь не был предусмотрен расписанием.
Несколько раз Волгин был свидетелем того, как Мунций просил дождя у
ближайшей станции. Иногда ему предлагали подождать, иногда сообщали, что
сегодня не могут собрать дождевое облако и обещали дать его завтра утром. И
утром шел дождь, и шел столько времени, сколько было нужно. А затем небо
снова становилось безоблачным.
На всей Земле климат был подвластен человеку. Лето и зима, весна и
осень наступали только тогда, когда это "разрешалось" станциями погоды. Во
многих местах, где раньше свирепствовали морозы, зима вообще не наступала.
Возмещая недостаток солнечных лучей в зимние месяцы, над огромными
пространствами вспыхивали искусственные солнца. Они грели землю с силой, не
уступавшей летнему Солнцу, потухали на ночь, давая людям спокойно спать, а
рано утром вспыхивали снова. Когда приходила естественная весна, эти солнца
гасли, продолжая висеть в небе холодным шаром, или переводились на другое
место.
Все это казалось Волгину сказочным, но он знал, что современные люди
не довольствовались достигнутым. Они видели недостатки там, где Волгину все
представлялось совершенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63