А дальше комнату перегораживала высокая и длинная скамья.
Но нет, это была не скамья. Это был прилавок. На него и присел отдохнуть голубок и издал знакомую трель: тир-лир-лир-ли!
Джем присмотрелся внимательнее и разглядел окно и дверь, заросшие плющом. На улочке они отдыхали у стены, заросшей плющом. А это была вовсе не стена, а то ли дверь, то ли окно дома рэкского лавочника.
Джем обернулся к лавочнику. Он мог бы потребовать у него объяснений. Но он только прошептал: ЧАС ПРОБИЛ.
Час пробил.
Скованный по рукам и ногам, Полти понимал, что в жизни его наступил новый, решительный поворот. Так долго, слишком долго он жил только для себя. Для Полти не существовало ничего, кроме собственного алчного "я", бушевавшего внутри пустой оболочки души. Теперь, мало-помалу, эта пустота заполнялась. Теперь, мало-помалу, ему открывалась его судьба.
Внутри Вичи становилось теплее. Сырая, липкая грязь подсыхала, спекалась, как спекалась бы глина, обжигаемая над костром. Скоро должно было стать жарко. Нестерпимо жарко. Нестерпимо — для человека, который не находится в плену у магических сил. От такого жара у Полти могла бы обуглиться кожа, и весь бы он изжарился заживо. То есть в обычном мире так бы и случилось. Но Полти не чувствовал ни боли, ни страха. Его сознание простиралось гораздо дальше, оно вилось подобно волокнам паутины, и эта паутина окутывала весь мир.
Он был един с Порождениями Зла. Он ощущал, как по его сознанию проносятся огромные отвратительные змеи, пауки, черви, видел мужчин и женщин со звериными ликами — ликами волков, обезьян, слонов, видел стаи птиц, заполнявших все небо и размахивающих горящими крыльями. Он видел реку Риэль, текущую в пределах Агондона, и видел в ее глубине скользких чешуйчатых тварей. Он видел окрестности Варби и видел злобных духов, выбежавших из пещеры и пляшущих на склоне холма. Сознание Полти дотягивалось до самых потаенных уголков мира, раскинутая им ловчая сеть вибрировала, и повсюду он видел отвратительные создания, радующиеся от осознания его грядущей победы.
— Да, — мысленно прошептал Полти, — ЧАС ПРОБИЛ.
Однако время, казалось, на миг остановилось. Лавочник молчал. Он отвернулся, присел, поискал глазами кота, но когда поднялся вновь, оказалось, что он приобрел необыкновенную стройность, пропал его горб, а голос изменился до неузнаваемости.
— Час? Час? О, сколько же часов длилось мое бдение! Я уже и не верил, что это время придет! Время подобно пряже. Тянется нить и тянется, и, кажется, не оборвется никогда, и успеваешь к этому привыкнуть, но потом вдруг пугаешься, начинаешь шарить в воздухе руками, ищешь узелок, но в руке у тебя — оборванный конец нити. В такое мгновение бесконечность сжимается до размеров острия булавки, а вечность равна удару маятника. Вот такое мгновение сейчас перед нами.
Джем затаил дыхание. Этот голос был ему знаком, но прежде, чем он успел проверить свои подозрения, с пола раздалось жалобное мяуканье. Оказывается, занавес, упав, накрыл Ринга.
— Мой бедный красавчик!
Лавочник рассмеялся, но и не подумал помочь коту выбраться из-под занавеса. Кот метался в складках ткани. Мало-помалу его мяуканье стало более могучим, да и сам он явно подрастал, сражаясь с занавесом. Раджал решительно шагнул вперед и решительно поднял с пола упавший занавес. Отвратительный, облезлый кот превратился в громадную, величественную кошку с черными и золотыми полосами.
— Лесной тигр! — ахнул Джем.
Тигр, мягко ступая, пошел по земляному полу вокруг людей, не сводя с них своих печальных светящихся глаз.
— Ненастоящий тигр, — пояснил лавочник. — Но весьма убедительно смотрится, не правда ли? Ринг и Рин — оборотни. Когда-то в этих землях обитало множество подобных существ — до той поры, пока они не были вышвырнуты в Царство Небытия. Моя магия охраняет Ринга и Рина и держит их здесь, в то время как все их сородичи в нашем мире давно не существуют. Не имея собственной формы, они по желанию могут принимать обличье любых существ. Порой Ринг, в свою очередь, становится жалким грызуном, а Рин — могущественным и свирепым зверем.
Джем негромко проговорил:
— А я думаю, что ты, лавочник, тоже в некотором смысле оборотень.
Больше можно было ничего не говорить. Лавочник откинул капюшон, сбросил бесформенный балахон, под которым оказалось зеленое платье. По плечам разметались медно-рыжие пряди.
— Жрица Аджль!
Жрица рассмеялась.
— Ну конечно, мои юные друзья! Кто еще мог стать стражем дерева смеха? «Лавочник» — это просто легенда, в которой за долгие годы все скручено и перепутано.
— Но, жрица! — вскричал Джем. — Ведь ты назвала меня глупцом! Ты сказала, что я не выдержу испытания...
— Как могла я сразу узнать тебя, когда ждала так долго, так невыносимо, так немыслимо долго? Даже тогда, когда ты узрел богиню, как могла я поверить, что то не была всего лишь иллюзия? А вдруг ты решил обмануть меня? О, на протяжении тысячелетий сколько их было, ложных искателей!
— Тысячелетий?!
Но жрица не ответила. Взгляд ее стал задумчивым, отстраненным. А потом она резко схватила со стола фонарь и бросилась к двери.
— Но пойдемте же. Скорее!
— Жрица, куда?
— Куда, принц Джемэни? Разве ты не сказал: «ЧАС ПРОБИЛ»?
Она устремилась во тьму. Шлейф ее зеленого платья развевался за ее спиной. Аджль пошла вверх по ступеням, ведущим на кладбище. Раджалу и Джему не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Вереща и чирикая, над их головами порхал Рин. Позади, ступая мягко и величественно, вышагивал Ринг.
— Жрица, — встревоженно окликнул женщину Раджал, — но там ведь синемундирники!
— Глупцы! — крикнула Аджль, не оборачиваясь. — Что они могут? Неужто им под силу побороть саму судьбу?
Могла ли это быть его судьба?
Полти не знал, чем было то, что он видел, — иносказанием или реальностью. Однако даже теперь, когда он лежал в полной неподвижности, скованный по рукам и ногам, он чувствовал шевеление Порождений Зла. Они словно бы очнулись от долгого сна. На протяжении эпициклов некоторые из них таились в реальном мире, прячась в самых темных уголках, куда не ступает нога человека. Теперь они осмелели и выбрались наружу. Другие, давным-давно запертые в Царстве Небытия, теперь пытались пробраться в Царство Бытия сквозь прорехи и щелочки между двумя мирами. Одни — через трещинку в мостовой, другие — через царапинку на зеркале, третьи выбирались из могил, выбросив оттуда полуистлевшие трупы.
Эти отвратительные создания были теми, кого некогда отверг верховный бог Орок, которых он сам сотворил, но затем хотел уничтожить. Теперь же эти твари оживали и плодились, ибо пришел их король. Нет, не король...
Их бог. Их новый бог.
ТОТ — звучит колдовской припев. ТОТ. ТОТ!
Занимался новый век. Век эпидемий, войн и катастроф. Полти с вожделением предвкушал это время. В его сознании проносились страшные образы. Сердце его билось все чаще. Казалось, от его стука может треснуть глиняная оболочка. Но вдруг мириады Порождений Зла исчезли, их заменил один-единственный лик, но такой, страшнее которого и не бывает. Это было то самое жуткое божество, которому поклонялись Транимель и его соратники в подземном храме. Теперь это божество обрело свободу. А обретя свободу, оно медленно набирало силу. Теперь же оно призывало к себе своих прислужников, готовилось к тому, чтобы взяться за работу.
ТОТ, ТОТ — стучало у Полти в висках. Глиняная оболочка начала трескаться.
Полти вылуплялся, как вылупляются из яйца.
Наверху, в храме продолжал звонить колокол. Жрица, Джем и Раджал пробирались между деревьев. Свет фонаря жутковато метался во тьме — качался, взлетал, опускался, тонул в листве. Это был Сад Мертвых, где в течение многих эпициклов хоронили лучших людей королевства в соответствии с ритуалами вианистов. Над зарытыми в землю телами сажали деревья, и эти деревья становились неприкосновенными. Давным-давно эджландцы уничтожили подобные кладбища по всему Зензану. Сохранилось только вот это древнее захоронение — то ли как диковинка, то ли потому, что вместе с храмом его сочли еще одним драгоценным камнем в короне Эджландской империи.
А быть может, могущество святыни было настолько велико, что сумело оттолкнуть желавших осквернить ее завоевателей.
— Жрица! — взволнованно окликнул женщину Джем. — Ты сказала, что ждала несколько тысячелетий! Что это значит?
Но колокол уже звучал громче. Они шли по извилистой тропке, ведущей к храму. Вскоре они остановились перед высокой массивной дверью, украшенной позолотой и драгоценными камнями. Дверь вставала на пути из Сада Мертвых, словно непреодолимая преграда. Только теперь, встав под колоннами портика, жрица обернулась.
При свете фонаря тени причудливо заиграли на ее лице. Она заговорила негромко и торопливо, но ответила не на тот вопрос, который задал Джем.
— Принц Джемэни, на протяжении тысячелетий приходили некоторые, кто хотел овладеть могуществом кристалла. Одним из них был Торвестр из Ириона. Он изучал магию племени Короса, он многое знал о колдовстве, но на него лишь падала тень чужого могущества.
— Тень? Чья тень?
— Принц Джемэни, твоя, конечно! Когда кто-то имеет великий дар, мы всегда видим, как этот дар отражается в его родственниках. Торвестр — твой дядя. Но когда пропал твой отец, Торвестр стал для тебя духовным отцом. Он почерпнул от тебя много сил, но к чему это привело?
Во время осады Рэкса он вбил себе в голову мысль о том, что победить можно только с помощью особого, магического оружия. Он был уверен в том, что ради победы можно пожертвовать чем угодно. Я почувствовала его одаренность и совершила глупость. Я решила, что ради нашей цели мы могли бы использовать... использовать... Но нет. — Жрица махнула рукой. — Более тебе ничего не нужно знать. Хватит и этого. — Она отвернулась и коснулась двери в том месте, где на ней был выгравирован какой-то лик. Сработал потайной механизм. Дверь отворилась. — Пойдемте!
— Погоди! — Джем схватил ее за руку. Почему-то ему вдруг показалось необходимым узнать все-все. — Это был опыт? Тот взрыв?..
— Дерево смеха защитило себя от посягательства, — вздохнула жрица и вдруг стала старой, немыслимо старой. Она даже не попыталась выдернуть руку. — О, как глупо поступил Торвестр! И как глупа была я, что не помешала ему!
— Но атаман...
— Багряный думает, что мы сможем повторить тот опыт. Но он ошибается. Я обманула его. Нельзя сказать правду тому, кто сам отвернулся от правды.
Джем мог бы задать еще много вопросов, но жрица больше ничего не желала слушать. Она решительно повторила:
— Пойдемте! — и, взяв Джема за руку, увлекла за собой в черный проем двери. Когда следом за ним шагнул Раджал, жрица обернулась и сказала: — Дитя Короса, прости меня. Но это не для твоих глаз.
Джем собрался было возразить, но в это мгновение позади послышались крики.
— Синемундирники! — вскрикнул Раджал.
Солдаты выскочили из-за деревьев, выставив перед собой обнаженные штыки. В то же мгновение послышался могучий рев. Ринг совершил прыжок, Рин спикировал и в полете из маленького голубка превратился в огромного черного грифа. Солдаты в ужасе побросали оружие, закрылись руками, но они были беззащитны против железных когтей тигра и стального клюва грифа.
— Нет! — прокричал Джем.
— Пусть перестанут! — воскликнул Раджал, вырвал у жрицы фонарь и швырнул его в ту сторону, где происходило кровавое пиршество.
Слишком поздно.
Джем охнул. Раджал прикрыл его рот ладонью. Жрица только расхохоталась, и смех ее был хриплым и жестоким — почти как хохот кладбищенского сторожа.
ГЛАВА 72
КАРТЫ ОЖИВАЮТ
Свет луны пробивался в высокие стрельчатые окна. Раджал разглядел внутреннее помещение храма. Оно было великолепно. Колонны, украшенные драгоценными камнями, сверкающая кафедра проповедника. Мерцали лозы, листья, ветви, выкованные и отлитые из серебра и золота. Странное ощущение охватило Раджала. Ему стало зябко. Он вдруг осознал, что никогда не бывал внутри храма.
Но жрица более не делала попыток не пустить его Она, казалось, вообще забыла о нем. Он прошептал:
— Что это светится?
— Луна? — отозвался Джем.
Нет, дело было не только в луне. Джем тоже это заметил. Это было то самое зеленоватое свечение, которое он видел тогда на полянке во время появления богини. Теперь это сияние вспыхивало под сводами то у одной, то у другой величественной колонны. Зеленые вспышки плясали на узорчатом мраморном полу, прыгали по золотым листьям, окружавшим огромный алтарь.
— Они думают, что это всего лишь изображение, — бормотала жрица, медленно шагая по проходу между скамьями. Казалось, она говорит сама с собой. Голос ее звучал старчески, устало. — Но что это на самом деле, как не Дерево Веры, которое жрецы-мужчины покрыли позолотой в ту пору, когда изгнали моих сестер-жриц из этих земель! Глупцы! Они столь старательно проповедовали ложь, что забыли о собственном богохульстве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Но нет, это была не скамья. Это был прилавок. На него и присел отдохнуть голубок и издал знакомую трель: тир-лир-лир-ли!
Джем присмотрелся внимательнее и разглядел окно и дверь, заросшие плющом. На улочке они отдыхали у стены, заросшей плющом. А это была вовсе не стена, а то ли дверь, то ли окно дома рэкского лавочника.
Джем обернулся к лавочнику. Он мог бы потребовать у него объяснений. Но он только прошептал: ЧАС ПРОБИЛ.
Час пробил.
Скованный по рукам и ногам, Полти понимал, что в жизни его наступил новый, решительный поворот. Так долго, слишком долго он жил только для себя. Для Полти не существовало ничего, кроме собственного алчного "я", бушевавшего внутри пустой оболочки души. Теперь, мало-помалу, эта пустота заполнялась. Теперь, мало-помалу, ему открывалась его судьба.
Внутри Вичи становилось теплее. Сырая, липкая грязь подсыхала, спекалась, как спекалась бы глина, обжигаемая над костром. Скоро должно было стать жарко. Нестерпимо жарко. Нестерпимо — для человека, который не находится в плену у магических сил. От такого жара у Полти могла бы обуглиться кожа, и весь бы он изжарился заживо. То есть в обычном мире так бы и случилось. Но Полти не чувствовал ни боли, ни страха. Его сознание простиралось гораздо дальше, оно вилось подобно волокнам паутины, и эта паутина окутывала весь мир.
Он был един с Порождениями Зла. Он ощущал, как по его сознанию проносятся огромные отвратительные змеи, пауки, черви, видел мужчин и женщин со звериными ликами — ликами волков, обезьян, слонов, видел стаи птиц, заполнявших все небо и размахивающих горящими крыльями. Он видел реку Риэль, текущую в пределах Агондона, и видел в ее глубине скользких чешуйчатых тварей. Он видел окрестности Варби и видел злобных духов, выбежавших из пещеры и пляшущих на склоне холма. Сознание Полти дотягивалось до самых потаенных уголков мира, раскинутая им ловчая сеть вибрировала, и повсюду он видел отвратительные создания, радующиеся от осознания его грядущей победы.
— Да, — мысленно прошептал Полти, — ЧАС ПРОБИЛ.
Однако время, казалось, на миг остановилось. Лавочник молчал. Он отвернулся, присел, поискал глазами кота, но когда поднялся вновь, оказалось, что он приобрел необыкновенную стройность, пропал его горб, а голос изменился до неузнаваемости.
— Час? Час? О, сколько же часов длилось мое бдение! Я уже и не верил, что это время придет! Время подобно пряже. Тянется нить и тянется, и, кажется, не оборвется никогда, и успеваешь к этому привыкнуть, но потом вдруг пугаешься, начинаешь шарить в воздухе руками, ищешь узелок, но в руке у тебя — оборванный конец нити. В такое мгновение бесконечность сжимается до размеров острия булавки, а вечность равна удару маятника. Вот такое мгновение сейчас перед нами.
Джем затаил дыхание. Этот голос был ему знаком, но прежде, чем он успел проверить свои подозрения, с пола раздалось жалобное мяуканье. Оказывается, занавес, упав, накрыл Ринга.
— Мой бедный красавчик!
Лавочник рассмеялся, но и не подумал помочь коту выбраться из-под занавеса. Кот метался в складках ткани. Мало-помалу его мяуканье стало более могучим, да и сам он явно подрастал, сражаясь с занавесом. Раджал решительно шагнул вперед и решительно поднял с пола упавший занавес. Отвратительный, облезлый кот превратился в громадную, величественную кошку с черными и золотыми полосами.
— Лесной тигр! — ахнул Джем.
Тигр, мягко ступая, пошел по земляному полу вокруг людей, не сводя с них своих печальных светящихся глаз.
— Ненастоящий тигр, — пояснил лавочник. — Но весьма убедительно смотрится, не правда ли? Ринг и Рин — оборотни. Когда-то в этих землях обитало множество подобных существ — до той поры, пока они не были вышвырнуты в Царство Небытия. Моя магия охраняет Ринга и Рина и держит их здесь, в то время как все их сородичи в нашем мире давно не существуют. Не имея собственной формы, они по желанию могут принимать обличье любых существ. Порой Ринг, в свою очередь, становится жалким грызуном, а Рин — могущественным и свирепым зверем.
Джем негромко проговорил:
— А я думаю, что ты, лавочник, тоже в некотором смысле оборотень.
Больше можно было ничего не говорить. Лавочник откинул капюшон, сбросил бесформенный балахон, под которым оказалось зеленое платье. По плечам разметались медно-рыжие пряди.
— Жрица Аджль!
Жрица рассмеялась.
— Ну конечно, мои юные друзья! Кто еще мог стать стражем дерева смеха? «Лавочник» — это просто легенда, в которой за долгие годы все скручено и перепутано.
— Но, жрица! — вскричал Джем. — Ведь ты назвала меня глупцом! Ты сказала, что я не выдержу испытания...
— Как могла я сразу узнать тебя, когда ждала так долго, так невыносимо, так немыслимо долго? Даже тогда, когда ты узрел богиню, как могла я поверить, что то не была всего лишь иллюзия? А вдруг ты решил обмануть меня? О, на протяжении тысячелетий сколько их было, ложных искателей!
— Тысячелетий?!
Но жрица не ответила. Взгляд ее стал задумчивым, отстраненным. А потом она резко схватила со стола фонарь и бросилась к двери.
— Но пойдемте же. Скорее!
— Жрица, куда?
— Куда, принц Джемэни? Разве ты не сказал: «ЧАС ПРОБИЛ»?
Она устремилась во тьму. Шлейф ее зеленого платья развевался за ее спиной. Аджль пошла вверх по ступеням, ведущим на кладбище. Раджалу и Джему не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Вереща и чирикая, над их головами порхал Рин. Позади, ступая мягко и величественно, вышагивал Ринг.
— Жрица, — встревоженно окликнул женщину Раджал, — но там ведь синемундирники!
— Глупцы! — крикнула Аджль, не оборачиваясь. — Что они могут? Неужто им под силу побороть саму судьбу?
Могла ли это быть его судьба?
Полти не знал, чем было то, что он видел, — иносказанием или реальностью. Однако даже теперь, когда он лежал в полной неподвижности, скованный по рукам и ногам, он чувствовал шевеление Порождений Зла. Они словно бы очнулись от долгого сна. На протяжении эпициклов некоторые из них таились в реальном мире, прячась в самых темных уголках, куда не ступает нога человека. Теперь они осмелели и выбрались наружу. Другие, давным-давно запертые в Царстве Небытия, теперь пытались пробраться в Царство Бытия сквозь прорехи и щелочки между двумя мирами. Одни — через трещинку в мостовой, другие — через царапинку на зеркале, третьи выбирались из могил, выбросив оттуда полуистлевшие трупы.
Эти отвратительные создания были теми, кого некогда отверг верховный бог Орок, которых он сам сотворил, но затем хотел уничтожить. Теперь же эти твари оживали и плодились, ибо пришел их король. Нет, не король...
Их бог. Их новый бог.
ТОТ — звучит колдовской припев. ТОТ. ТОТ!
Занимался новый век. Век эпидемий, войн и катастроф. Полти с вожделением предвкушал это время. В его сознании проносились страшные образы. Сердце его билось все чаще. Казалось, от его стука может треснуть глиняная оболочка. Но вдруг мириады Порождений Зла исчезли, их заменил один-единственный лик, но такой, страшнее которого и не бывает. Это было то самое жуткое божество, которому поклонялись Транимель и его соратники в подземном храме. Теперь это божество обрело свободу. А обретя свободу, оно медленно набирало силу. Теперь же оно призывало к себе своих прислужников, готовилось к тому, чтобы взяться за работу.
ТОТ, ТОТ — стучало у Полти в висках. Глиняная оболочка начала трескаться.
Полти вылуплялся, как вылупляются из яйца.
Наверху, в храме продолжал звонить колокол. Жрица, Джем и Раджал пробирались между деревьев. Свет фонаря жутковато метался во тьме — качался, взлетал, опускался, тонул в листве. Это был Сад Мертвых, где в течение многих эпициклов хоронили лучших людей королевства в соответствии с ритуалами вианистов. Над зарытыми в землю телами сажали деревья, и эти деревья становились неприкосновенными. Давным-давно эджландцы уничтожили подобные кладбища по всему Зензану. Сохранилось только вот это древнее захоронение — то ли как диковинка, то ли потому, что вместе с храмом его сочли еще одним драгоценным камнем в короне Эджландской империи.
А быть может, могущество святыни было настолько велико, что сумело оттолкнуть желавших осквернить ее завоевателей.
— Жрица! — взволнованно окликнул женщину Джем. — Ты сказала, что ждала несколько тысячелетий! Что это значит?
Но колокол уже звучал громче. Они шли по извилистой тропке, ведущей к храму. Вскоре они остановились перед высокой массивной дверью, украшенной позолотой и драгоценными камнями. Дверь вставала на пути из Сада Мертвых, словно непреодолимая преграда. Только теперь, встав под колоннами портика, жрица обернулась.
При свете фонаря тени причудливо заиграли на ее лице. Она заговорила негромко и торопливо, но ответила не на тот вопрос, который задал Джем.
— Принц Джемэни, на протяжении тысячелетий приходили некоторые, кто хотел овладеть могуществом кристалла. Одним из них был Торвестр из Ириона. Он изучал магию племени Короса, он многое знал о колдовстве, но на него лишь падала тень чужого могущества.
— Тень? Чья тень?
— Принц Джемэни, твоя, конечно! Когда кто-то имеет великий дар, мы всегда видим, как этот дар отражается в его родственниках. Торвестр — твой дядя. Но когда пропал твой отец, Торвестр стал для тебя духовным отцом. Он почерпнул от тебя много сил, но к чему это привело?
Во время осады Рэкса он вбил себе в голову мысль о том, что победить можно только с помощью особого, магического оружия. Он был уверен в том, что ради победы можно пожертвовать чем угодно. Я почувствовала его одаренность и совершила глупость. Я решила, что ради нашей цели мы могли бы использовать... использовать... Но нет. — Жрица махнула рукой. — Более тебе ничего не нужно знать. Хватит и этого. — Она отвернулась и коснулась двери в том месте, где на ней был выгравирован какой-то лик. Сработал потайной механизм. Дверь отворилась. — Пойдемте!
— Погоди! — Джем схватил ее за руку. Почему-то ему вдруг показалось необходимым узнать все-все. — Это был опыт? Тот взрыв?..
— Дерево смеха защитило себя от посягательства, — вздохнула жрица и вдруг стала старой, немыслимо старой. Она даже не попыталась выдернуть руку. — О, как глупо поступил Торвестр! И как глупа была я, что не помешала ему!
— Но атаман...
— Багряный думает, что мы сможем повторить тот опыт. Но он ошибается. Я обманула его. Нельзя сказать правду тому, кто сам отвернулся от правды.
Джем мог бы задать еще много вопросов, но жрица больше ничего не желала слушать. Она решительно повторила:
— Пойдемте! — и, взяв Джема за руку, увлекла за собой в черный проем двери. Когда следом за ним шагнул Раджал, жрица обернулась и сказала: — Дитя Короса, прости меня. Но это не для твоих глаз.
Джем собрался было возразить, но в это мгновение позади послышались крики.
— Синемундирники! — вскрикнул Раджал.
Солдаты выскочили из-за деревьев, выставив перед собой обнаженные штыки. В то же мгновение послышался могучий рев. Ринг совершил прыжок, Рин спикировал и в полете из маленького голубка превратился в огромного черного грифа. Солдаты в ужасе побросали оружие, закрылись руками, но они были беззащитны против железных когтей тигра и стального клюва грифа.
— Нет! — прокричал Джем.
— Пусть перестанут! — воскликнул Раджал, вырвал у жрицы фонарь и швырнул его в ту сторону, где происходило кровавое пиршество.
Слишком поздно.
Джем охнул. Раджал прикрыл его рот ладонью. Жрица только расхохоталась, и смех ее был хриплым и жестоким — почти как хохот кладбищенского сторожа.
ГЛАВА 72
КАРТЫ ОЖИВАЮТ
Свет луны пробивался в высокие стрельчатые окна. Раджал разглядел внутреннее помещение храма. Оно было великолепно. Колонны, украшенные драгоценными камнями, сверкающая кафедра проповедника. Мерцали лозы, листья, ветви, выкованные и отлитые из серебра и золота. Странное ощущение охватило Раджала. Ему стало зябко. Он вдруг осознал, что никогда не бывал внутри храма.
Но жрица более не делала попыток не пустить его Она, казалось, вообще забыла о нем. Он прошептал:
— Что это светится?
— Луна? — отозвался Джем.
Нет, дело было не только в луне. Джем тоже это заметил. Это было то самое зеленоватое свечение, которое он видел тогда на полянке во время появления богини. Теперь это сияние вспыхивало под сводами то у одной, то у другой величественной колонны. Зеленые вспышки плясали на узорчатом мраморном полу, прыгали по золотым листьям, окружавшим огромный алтарь.
— Они думают, что это всего лишь изображение, — бормотала жрица, медленно шагая по проходу между скамьями. Казалось, она говорит сама с собой. Голос ее звучал старчески, устало. — Но что это на самом деле, как не Дерево Веры, которое жрецы-мужчины покрыли позолотой в ту пору, когда изгнали моих сестер-жриц из этих земель! Глупцы! Они столь старательно проповедовали ложь, что забыли о собственном богохульстве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88