Джем поежился. Он не раз слышал, как девочка бормочет какие-то непонятные слова.
«Еще младенцем, лежа в колыбели, она легко произносила слова. Часто она тяжко заболевала на несколько дней, и мы опасались за ее жизнь».
— Значит, тут сила злобных существ велика, если она оказалась беспомощна перед ними, как младенец. — Радж нежно гладил волосы сестренки. — Ну, будет тебе, Мила. Уже все хорошо...
— Это раньше мне было хорошо! — Мила вырвалась и гневно уставилась на брата. — Как ты не понимаешь, братец Радж! Варби хотели говорить. Они хотели говорить... через меня! А теперь они ушли, ты их рассердил!
— Я тебя рассердил, — попробовал возразить Радж.
— О чем она говорит? — обескураженно спросил Джем. — И что это значит — «варби ждут»?
— Нова, ты что, ничего не знаешь? Помнишь ту ночь, когда мы тут только-только лагерем встали? Помнишь ту песню, что пела тогда Великая Мать у костра?
Джем смутно помнил длиннющую балладу, половина слов в которой была на древневаганском языке. Песня была красивая, но Джем уснул, когда она еще не была спета и наполовину.
— То была песнь, задабривающая духов, — объяснил Раджал. — Великая Мать говорит, что мы должны уважать духов древности. Варби некогда населяли эту долину, это было задолго до того, как сюда пришли племена эджландцев. И потом еще долго, очень долго источники, которые теперь находятся под землей в стенах города, принадлежали варби. В древние времена здешние крестьяне понимали варби и жили с ними в ладу, а жители Агондона их прогнали. Теперь варби живут в недрах холмов, оплакивают утраченные ими целебные источники и ждут того дня, когда они к ним вернутся.
Джем нахмурился. Он кое-что знал об истории Варби. Высокосветская публика начала осваивать эти места во времена правления святой императрицы Элабет I. Военный губернатор, генерал лорд Миландер не без удовольствия обнаружил, что купание в теплых варбийских источниках благотворно сказалось на его здоровье — его подагру как рукой сняло. Обуреваемый благодарностью, он пожертвовал крупную сумму на создание в этих местах агонистского монастыря. Через некоторое время этот монастырь, но еще более — целебные источники стали местом массового паломничества. В Агондоне многие модные лекари стали рекомендовать своим пациентам съездить в Варби на воды, а в девятьсот семидесятом цикле, во время эпидемии чумы в Зензане, Элдрик VIII переехал в этот маленький курортный городок вместе со своим двором. С этих пор судьба Варби была решена. Эпидемия чумы миновала, но аристократы продолжали валом валить в Варби, и не только ради здоровья, но и ради развлечений.
Джем никогда не слышал о существах под названием «Варби», но даже в тех проповедях, что ему доводилось слышать в агонистском храме, порой упоминались злобные создания, некогда обитавшие в этих краях.
Джем подумал о змее Сассорохе и поежился.
Мила, успевшая отойти в сторону, пристально смотрела на столп солнечных лучей, озарявших то место, где она только что стояла. У Джема разыгралось воображение или лучи действительно стали ярче? Раджал тоже смотрел на разгорающийся свет и на сестру. Взгляд его метался.
— Ну, ты сказал, что они были злобные, — поторопил его Джем.
— Они рассердились, — без тени усмешки уточнил Радж. — А когда кто-то рассердится, если его несправедливо обидели, от этого один шаг до злости.
Так могла бы сказать Великая Мать. Собственно, она так и говорила несколько лун тому назад, после того как Раджал и Нова в очередной раз подрались. Джем не удержался от смеха, но тут же умолк, когда к нему обернулась Мила и произнесла своим собственным голосом, в котором, правда, не осталось ничего детского:
— Тебе-то смеяться ни к чему, принц Джемэни.
Птица, сидевшая на ветке, сопроводила эти слова Милы громким щебетанием. Мила сорвалась с места и побежала, птица вспорхнула и полетела за ней, лавируя по зеленым лабиринтам соснового бора.
— Сестрица Мила! Вернись! — крикнул Раджал, рванулся вперед, но тут же остановился — запутался в густых зарослях папоротников. Девочка успела убежать далеко.
Раджал обернулся и устремил на Джема свирепый взгляд.
— Как она тебя назвала?
— Не знаю. — Столп солнечных лучей мало-помалу угасал. — По-моему, это какая-то ерунда.
«Она все знает», — подумал Джем.
— Сестрица Мила никогда ничего не говорит просто так.
— Ты сам не раз говорил, что она часто что-то бормочет.
— Она ничего не бормотала! — Раджал схватил Джема за руку. — Она что-то знает про тебя, да?
«Конечно, знает. Ведь она — наследница Ксал».
— Что она знает?
— Кто ты такой. Как тебя зовут по-настоящему. Думаешь, я поверю в то, что ты простой крестьянин, которого Великая Мать подобрала у дороги? Я так не думаю.
Эта мысль не давала Раджалу покоя и прежде. Ему было ужасно обидно. Он так любил Великую Мать, он обожал Милу, но почему они что-то скрывали от него? Как они могли ему лгать? Раджал в отчаянии и тоске уселся на скользкое после дождя упавшее дерево. А мальчишка, которого он называл Новой, отвернулся и снова уставился на то место, куда падали угасающие солнечные лучи.
«Молчи, — твердил себе Джем. — Молчи. Не говори ни слова».
А Раджал думал: «Какой же я глупец!» Порой ему вдруг удавалось убедить себя в том, что Нова — как и он сам, дитя Короса. «Он мой брат», — убеждал себя тогда Раджал. Но братья не могли принадлежать к разным народам. Раджал думал о том, что для Новы принадлежность к ваганам была не более чем краска на его коже, которую он мог смыть в любой момент. С неожиданной ясностью Раджал вдруг понял, что Нова скоро покинет их. Все это время этот странный юноша шел в Агондон и словно трус прятался под плащом у Великой Матери. А доберется до Агондона — станет там жить по-новому. Эта новая жизнь представлялась Раджалу почему-то очень легкой, подобной порханию Эо, любимой птицы Милы. «Когда-то я был ваганом», — так скажет Нова в один прекрасный день какому-нибудь своему бледнокожему спутнику, проходя мимо ваганских мальчишек, дерущихся на потеху публики на деревянных мечах.
Потом Раджал подумал: «А я всегда останусь ваганом». О да, он мог бы прятать клеймо, красный рубец в паху, отметину, которую носили все мужчины-ваганы. Именно в пах ударил темного бога Короса его брат Терон. Раджал знал о том, что есть ваганы, которых от эджландцев отличает только это клеймо — ваганы с бледной, почти белой кожей, которые могут выдавать себя в худшем случае за зензанцев. Но Раджал всегда останется ваганом, и только ваганом.
Отметина в паху напомнила о себе жгучей, пульсирующей болью. Он слышал о том, что такие боли случаются у юношей в годы четвертого цикла. А некоторые говорили, будто отметина порой болит всю жизнь. Раджал злился на Короса. Он-то почему должен был страдать из-за глупости древнего бога? Но в «Эль-Ороконе» было написано о том, что дети Короса должны страдать, ибо это их бог вмешался в план сотворения мира и нарушил его. И если некоторые, в том числе и Великая Мать, верили, что настанет время, когда страданиям ваганов придет конец, то разве легко было другим поверить в это?
Они всегда страдали, во все времена.
Тут Раджал задал Нове неожиданный вопрос:
— Ты ведь наврал про «Серебряные маски»?
Джем, не отрывавший взгляда от того места, где прежде стояла Мила, озаренная солнцем, вспоминал о тех временах, когда Раджал рассказывал ему об этой труппе, о том, какие талантливые в ней актеры, какая у них слава, как они богаты. Для Раджала они были богами. Джему ужасно хотелось рассказать другу правду, но что-то остановило его. Не то чтобы сострадание — нет, скорее осторожность. Ему показалось, что в столпе света задрожали, заколебались очертания каких-то прозрачных существ.
Джем не стал оборачиваться.
— Я увидел, что они едут, — негромко проговорил он. — Издалека увидел. Роскошная карета, цветов Короса, с королевским гербом на дверце — ну, словно видение из времен Элдрика, когда бывали пышные парады...
Глаза Раджала сверкнули.
— Издалека, говоришь?
Для него «Серебряные маски» всегда были фантазией. Теперь они стали казаться настоящими. Наверное, именно в этот миг он принял решение: «Я попаду в эту труппу».
Но как?
Раджал поднялся.
— А как ты в город вернулся?
— Через грузовые ворота. Там, где ты меня встретил. Там легко пробраться в город, Радж. Всякую всячину, которую в город везут, синемундирники пропускают, глядя на нее сквозь пальцы. И никого они не опасаются...
— Неужто и зензанцев не опасаются? А ходят слухи о новой войне...
Джем отозвался еле слышно:
— Что-то надвигается. Но почему-то мне кажется, что дело не в Зензане.
Раджал подошел к Джему, коснулся его руки. За те сезоны, что они странствовали вместе, его друг вытянулся, осунулся, стал крепче. В его облике появились едва уловимые черты мужской зрелости. Этому Раджал тоже мог бы позавидовать, но сейчас он не завидовал этому. В конце концов, очень скоро они должны были расстаться.
«Он — мой брат».
— О чем ты? Ты что-то знаешь, да? Скажи мне, кто ты такой...
Совсем близко послышался барабанный бой.
— Синемундирники! — сверкнул глазами Джем. Выходит, они находились не в чаще леса, а довольно близко от дороги? Да, дорога, ведущая от Варби к Голлуху-на-Холме, пролегала неподалеку. — Но где же Мила?
Тир-лир-лир-ли-ли!
А куда подевалась птица? Голосок Эо звучал пискляво, встревоженно, казался каким-то нереальным.
— Быстрее!
Джем первым сорвался с места. Мальчики бежали по лесу. На поляне снова стало тихо-тихо, только потрескивали на ветру ветки, тихо опадали хвоинки да слышалось шуршание жуков под корой.
И только белка, вдруг замершая на стволе сосны, увидела, как снова стали ярче проникшие сквозь густую хвою острые лучи солнца, как внутри столпа света проступили призрачные лица и странно очерченными губами произнесли слова:
ВАРБИ ЖДУТ
Ритмичный храп Умбекки зазвучал снова, теперь он стал громче. Но Ката уже к нему не прислушивалась. Она изумленно смотрела на своего гостя. Стиль его речи ее странно волновал. У нее мелькнула мысль о том, что на самом деле они с ним наедине.
Что бы по этому поводу сказала Джели?
На пальце капитана сверкнул перстень с аметистом. Он сунул руку за лацкан мундира и вытащил небольшую плоскую серебряную коробочку. Открыв крышку, он вынул из портсигара сигаретку.
— Не возражаете, мисс Вильдроп?
Ката покачала головой.
— Правда, красивая вещица? Хотите взглянуть?
Капитан протянул ей портсигар. Ката с волнением взяла его, пробежалась кончиками пальцев по резной крышке, потрогала замочек. На обратной стороне портсигара были выгравированы написанные бисерным почерком строки:
Прими в подарок, милый друг,
Вещицу памятную эту.
Когда закуришь сигарету,
Ты обо мне припомнишь вдруг.
Тут крылся какой-то намек. Ката не поняла какой, но на всякий случай понимающе улыбнулась. Она взрослела на глазах, и это пугало ее. Неужели это и есть приближение совершеннолетия?
В воздухе заклубился серо-голубой дымок.
— Ах, мисс Вильдроп, я понимаю, о чем вы думаете.
Но на самом деле капитан этого не понимал.
— Мое имя — то есть имя моего дядюшки — вам ни о чем не скажет. Слава преходяща, увы! Вы молоды, мисс Вильдроп, и ваша молодость прекрасна, но если бы на ваших плечах лежал груз прожитых лет, вы, быть может, и припомнили бы дни славы моего дядюшки. Вам он кажется накрашенным старым дураком, но...
— Капитан, вовсе нет!
— Да, мисс Вильдроп, да, и не стоит лгать из вежливости. — Капитан, улыбаясь, взял Кату за руку. — Давайте раскроем друг другу сердца. Юность, мисс Вильдроп, это цветок, которому суждено быстро отцвести и увянуть. Если бы вам удалось увидеть моего дядюшку в годы правления королевы-регентши, перед вами предстал бы мужчина, который был украшением Варби. Бедняга достоин сожаления, но всегда должен быть кто-то, чья слава осталась позади, потому что найдется и другой, чья слава, наоборот, впереди. Быть может, именно сейчас я лицезрю перед собой именно такую особу?
Глаза капитана предательски блеснули. На миг их взгляды встретились.
Ката вскочила. Горло ее сдавили рыдания.
— Капитан, вы смеетесь надо мной! Вы говорили, что ваш дядюшка рассказал вам о том, что случилось в Курортном Зале!
Она подошла к окну, чувствуя, что вот-вот расплачется. Но капитан уже был рядом с ней. Он взял ее за руку. Развернул к себе.
— Милая мисс Вильдроп, вы так юны, так юны! Неужели вы верите в то, что глупые события одного-единственного дня способны омрачить счастье, которое непременно дарует вам судьба? Поверьте, свет предложил мне куда более суровые испытания. Поверьте мне, послушайте меня, милая девочка, и утрите слезы. Сегодня о вас судачит весь Варби, но очень скоро — в этом я уверен, как в том, что завтра утром взойдет солнце — внимание высокосветской публики переключится на еще какое-нибудь глупое происшествие. Нет, мисс Вильдроп, этот мир лежит перед вами. Берите же его, заключите его в объятия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88