— Вспышка, говоришь?
— Ну?
— Что — ну?
— А что, если они снова учинят такое?
— Глупости говоришь.
Полти написал прошение командиру роты. В прошении он в самых учтивых выражениях поведал командиру о своей предстоящей женитьбе и попросил об отпуске с целью возвращения на родину. Кроме того, он деликатно намекал на то, что ему светит обретение дворянского титула — виконта, никак не меньше.
Солдаты продолжали переговариваться:
— Они же проиграли, верно?
— Проиграли, да только...
— Парни некоторое ослепли тогда, вот что...
— Тс-с-с! Что там такое?
— Да белка. Ой, нет...
— Не белка, а что?
— Красная белка!
Полти отправил прошение почти целую луну тому назад. После этого он исполнял свои обязанности как в тумане. Ему казалось, что время остановилось. Он ждал, но настроение у него оставалось победным. Бюрократические колеса вертятся медленно, это всякому известно, и потому Полти верил в то, что очень скоро он покатит по Рэкской дороге в обратную сторону и покинет, наконец, эту премерзкую колонию.
И все же, как ни радовался Полти предстоящему счастью, что-то страшило его. Он начал избегать ситуаций, в которые прежде лез очертя голову. Он перестал курить джарвел, бросил пить, редко садился за карточный стол, даже своего божка ублажать перестал. Это было трудно, но необходимо. Полти решил во что бы то ни стало продержаться на стезе добродетели.
И потому малышка Ланда была в полной безопасности!
— Так они что же, трусы?
— Кто?
— Морви. И Крамми.
— Морви? Крамми? Да пожалуй, что да.
— То есть они что же, убежали?
— Чушь несешь.
Полти не боялся предстоящего сражения, хотя никогда еще не принимал участия в боевых действиях и особого желания принимать в них участие не испытывал. На его взгляд, бессмысленной жестокостью куда интереснее было заниматься в более скромных масштабах. В последнее время он самолично расстрелял несколько крестьян и одну женщину заколол штыком. Да, убивать ему было приятно, но особого восторга он от этого не испытывал, потому что убивать зензанцев, не способных оказать никакого сопротивления, было не очень интересно. Что это за враги, когда они вооружены только дубинками да вилами? Разве они могли выстоять против войска синемундирников? Но как бы то ни было, до сражения оставалось еще несколько месяцев, а к тому времени Полти уже будет далеко, очень далеко отсюда!
Солдаты по-прежнему переговаривались на ходу:
— А почему же это я чушь говорю?
— Куда тут убежишь?
— А ты бы не убежал?
— От чего?
— Да от молнии!
— Ой, заткнись!
Мысли Полти потекли в сторону будущего. Где же он станет жить, став дворянином? В Ирионе? Ну уж нет! Он представил себе особняк в Агондоне, набитый всякой роскошью, куда будут стремиться попасть самые утонченные особы. Более подробно представить себе свое будущее жилище Полти не мог. Ему это было трудно, поскольку вырос он в доме у Воксвеллов. Он решил, что Боба надо будет взять в камердинеры. Да, Боб будет только рад возможности служить ему. Найдется местечко и для мачехи. Из нее получится недурная домоправительница. К тому же она будет присматривать за женушкой, когда Полти не будет дома. Полти задумался о том, что можно было бы взять в дом даже его настоящую мать. Какую роль ей отвести, этого он пока не придумал, но предполагал, что ее можно назначить старшей над всей прислугой. Полти улыбнулся. Каким замечательным семейством он окружит себя, как все они объединятся в преданности своему господину!
Вот такие приятные мысли вертелись в голове у Полти, пока патруль вершил свой путь к рэкским казармам. Вернувшись в свою комнату, Полти бухнулся на кровать и пожалел о том, что нет Боба — тот бы стащил с него промокшие сапоги. Он принялся стаскивать сапоги самостоятельно, и тут появился адъютант и вручил Полти два письма.
Первое из них было от полковника Гева-Хариона.
С. Е. И. А. В.
Служба Его Императорского Агонистского Величества
Капитан Вильдроп, поскольку официально вы остаетесь прикомандированным к ведомству лорда Э., ваше прошение от 4 эвоса было переслано мне. Прошу вас извинить меня за то, что не ответил сразу, однако вы должны понять, что положение дел в королевстве оставляет желать лучшего. Кроме того, я полагаю, что вам должно быть понятно, что в такое время ни один офицер не может быть освобожден от несения службы в Зензане.
Должен также сообщить вам о том, что меня весьма не радуют донесения о вашем поведении за истекший промежуток времени. И само ваше прошение является еще одним грубым нарушением субординации. Будем считать, что это было последнее, что было вам позволено. Еще один дисциплинарный проступок — и я лишу вас офицерских погон. Можете считать, что получили последнее предупреждение.
Полковник М. Гева-Харион.
Второе письмо было запечатано печатью Ириона.
Возлюбленный пасынок!
Если бы я была с тобой, я бы хотя бы попыталась подбодрить тебя. Бедное дитя, мужайся! О, какое горе!
Какое жестокое испытание! Погляди на слезы, коими я поливаю это послание! Я плачу и стараюсь сдерживаться, но ты поймешь, что горе мое возросло вдвойне, ибо твоя мачеха, утратившая мужа, теперь лишилась и дочери! О, какое это страдание! О, какая тоска! Катаэйн, единственное мое утешение на склоне лет, бежала из дому, и ее нигде не могут сыскать!
Молюсь о том, чтобы она вернулась к нам!
Твоя несчастнейшая мать
УМБЕККА.
Полти какое-то время сидел на кровати, побледнев и дрожа. Потом скомкал оба письма, швырнул их в печку и поспешно отправился в офицерскую столовую.
Очень скоро он будет пьян. Еще как пьян.
ГЛАВА 58
ПРИЗРАК В КЛУБАХ ДЫМА
— Эльпетта!
Джели вытаращила глаза.
— Эльпетта!
Она топнула ногой. В самом деле, был ли хоть какой-то толк от этой нерасторопной горничной? Джели снова крикнула. И вот, наконец, еле дыша, в комнату вбежала горничная.
Джели стояла подбоченившись.
— Эльпетта, что это значит?
— Зна... зна... значит, мисс?
Джели набрала в легкие побольше воздуха.
— Часы только пробили двенадцать, когда ты меня зашнуровала. К тринадцати я надела белье и платье. Уже четырнадцать, и где, спрашивается, моя карета? Где моя тетка? Неужели прием у леди Больбарр, к которому я готовилась всю луну напролет, начнется без самой желанной гостьи? Неужели ты не видишь, как я разоделась? Погляди на этот атлас, на эту вышивку бисером! Господин Каррузель возился со мной все утро, делая мне прическу! И вот теперь я тут торчу, звоню и кричу — а мне, Эльпетта, не пристало вопить, как какой-нибудь жене рыбака, — и никто ко мне не идет! Мало того, так нынче вечером там поет мисс Тильси Фэш! Неужели я должна появиться в гостях посреди ее выступления и испортить впечатление, которое я так жаждала произвести?
Голос Джели сорвался, она села на диван — надо отметить, села осторожно, чтобы не измять платье. Горничная стояла едва дыша. На самом деле мисс Джели не требовала от нее слов, а потом вдруг вспылила:
— Неужели тебе нечего сказать, глупая женщина?
Эльпетта, она же Бертен Спратт, выпрямилась. Она многое могла бы сказать по прошествии трех сезонов, в течение которых ей довелось прислуживать обитательницам этих комнат. Но она сказала только о том, что ей очень, очень жаль, что мисс так расстроена, и о том, что внизу что-то происходит. Что именно там происходит, Бертен уточнять не стала.
Джели нахмурилась и спросила:
— Что там такое?
— Прошу прощения, мисс, но там какой-то посетитель. — Горничная попробовала улыбнуться. — Вот если вы выгляните из той спальни, может, что и увидите... Тогда и поймете... мисс.
Девушка бросилась к окну и устремила взгляд на круто уходившую вниз лестницу, где когда-то упала замертво Жу-Жу.
А Джели о ней теперь и не вспоминала...
Было довольно поздно, и Джели предполагала, что за окном светит луна, но оказалось, что вся лестница сверху донизу ярко освещена факелами, вставленными в заржавевшие скобы. А у подножия лестницы стояла великолепная карета, запряженная шестеркой лошадей. Более прекрасной кареты Джели ни разу в жизни не видела!
А это кто? По ступеням вниз, опираясь на руку лакея, спускался горбатый старик в пышном парике. Из кареты первым вышел мужчина в белом одеянии — высокий, стройный, худощавый, а за ним — пухлый, краснолицый, в синей бархатной мантии, отороченной горностаем.
Джели ахнула. Горничная в один миг оказалась рядом с нею и, забыв от волнения о приличиях, сжала руку девушки.
— Видите, мисс? Нету тут никакой тайны. Вон ваш дядюшка, а вон его гости. Поглядите, как любезно он приглашает их в дом! Премьер-министр... а с ним — сам король!
Джели побледнела. Еще чуть-чуть — и она повалилась бы на пол, измяла бы прекрасное платье, испортила бы роскошную прическу — творение лучшего парикмахера в Агондоне. Но чьи-то руки обхватили ее талию и не дали упасть.
Джели вздрогнула, обернулась. Это была ее тетка.
В последнее время тетя Влада все чаще и чаще казалась Джели более старой и менее величественной, чем в ту пору, когда
Джели была ею очарована. Порой Джели ужасно раздражало то, что у тетки вошло в привычку целыми днями валяться на диване в пеньюаре, с неприбранными волосами и прихлебывать слабенький чай. Но сегодня тетя Влада явилась во всем своем былом великолепии. Она нарядилась в свое прекрасное изумрудное платье, глаза ее молодо сверкали, волосы, подкрашенные хной, изящными прядями ниспадали на плечи. Тут и там в них были воткнуты перья.
Улыбаясь, Влада повела свою юную подопечную к двери.
— Пойдем, милая. Прости, мы тебя немножко обманули. Но это было необходимо, иначе твое маленькое сердечко разорвалось бы от волнения. Нет-нет, никакого приема у леди Больбарр нынче вечером нет! И так великолепно выглядишь ты исключительно ради личной встречи... но какой встречи! Пойдем, скоро решится твоя судьба!
Эрцгерцог Ирионский провел гостей в неухоженную гостиную. Невзирая на то, что Влада здесь все в спешном порядке переделала и комната украсилась новыми коврами и гобеленами, все равно в ней остался некий дух запустения. Кое-где по углам курились благовония, дабы не был так заметен запах сырости. Эрцгерцог вообще редко пользовался этими апартаментами, и теперь ему было весьма не по себе. Он шел, опираясь на руку лакея.
Торжественные встречи для эрцгерцога были проклятием. Давным-давно старик перестал посещать королевский двор, а теперь даже редко одевался так, как подобало бы при его статусе. Голова под париком чесалась, туфли давили, подвязки и чулки противно сжимали икры. Как ему хотелось поскорее спуститься в полутемные комнаты в подвале! Много циклов назад — теперь казалось, что с той поры прошла целая жизнь — Джорвел Икзитер сделал вывод: для того чтобы развеять суету и скуку повседневной жизни, человек должен иметь какое-то увлечение, которое позволило бы ему забыть обо всем прочем. Какое именно увлечение — это значения не имело, лишь бы увлечение было настолько сильным, что создавало бы впечатление стремления к некоей цели.
Джорвел Икзитер избрал для себя развращенность. Холить ее, лелеять, питать, упиваться ее крайностями — все это превратилось для него в столь увлекательное занятие, что его пустая и никчемная жизнь просто-таки расцвела и наполнилась смыслом. Джорвел был человеком скрытным и никому не доверял, но если бы кому-то удалось одним глазком взглянуть на то, как вертятся колесики в мозгу у Джорвела Икзитера, то такому наблюдателю могло бы показаться, что движущей силой для этих самых колесиков служит чувство вины. Быть может, и вправду этот человек, который предал Эджарда Алого, сам себя казнил и проклинал и именно потому с каждым днем все глубже и глубже погрязал в бездне, которую сам же и создал? Сам эрцгерцог, конечно, стал бы с пеной у рта утверждать, что никакой вины он не чувствует. Осада Ириона — это было так давно... И теперь эрцгерцог настолько увяз в пучине зла и греховности, что этот факт в его биографии казался ему маленьким и ничтожным. И все же, быть может, порой, когда глубокой ночью он засыпал на грязной кушетке в борделе, устроенном в подвале его собственного дома, этот знатный вельможа, сам себя превративший в «Чоки», вдруг чувствовал, как мысли его устремляются в давнее прошлое. Тогда он требовал, чтобы ему немедленно принесли джарвела или рома или привели одну из обращенных в кокотки юных девиц.
Итак, эрцгерцог обводил гостиную унылым взором. Предпринятые Владой ухищрения вызывали у него отвращение. Все это казалось ему таким дамским, таким вычурным! На краткий миг Джорвел вспомнил о покойной жене, но тут же отбросил эту мысль. Как же ему было противно! Яркий свет резал глаза, они слезились. Макушка под париком немилосердно чесалась. Опустив руку, эрцгерцог заметил, что содрал ногтем кровавую корочку. Он незаметно бросил ее на ковер.
С изяществом и грацией небольшая компания устроилась у камина. Расселись кругом. Подоспели слуги с бокалами рома с Оранди. Король и эрцгерцог поспешно выпили и сразу стали нервно поглядывать назад, поднесут ли еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88