– А ты кому-нибудь давал интервью по поводу нападений китов?
– Вопросы мне задавали, но как-то всё ушло в песок. Они и тебя несколько раз хотели позвать на телевидение.
– Да неужели?
– Леон, – голос Форда казался ещё более усталым, чем утром. – Что я могу тебе сказать? Ли всё заблокировала. Может, оно и к лучшему. Как только тебя включают в какой-нибудь государственный или военный штаб, от тебя ждут, чтобы ты держал язык за зубами. Всё, что ты делаешь, становится засекреченным.
– Но мы же беспрепятственно обмениваемся информацией?
– Мы с тобой сидим в одной лодке.
– Но эта генеральша несёт околесицу! О «Королеве барьеров», например…
– Леон, – Форд зевнул. – Ты присутствовал, когда всё это произошло?
– Что это за подход?
– Я так же, как и ты, мало сомневаюсь в том, что всё происходило именно так, как говорит твой мистер Робертс из пароходства. И всё же, подумай: нашествие моллюсков. Странные существа, неизвестные науке. Какой-то зловещий студень. Кит прыгает на трос. Всё это вкупе и есть происшествие с «Королевой барьеров». Ах да, не забыть ещё, что в доке что-то шлёпнуло тебя по морде и улизнуло, а Фенвик и Оливейра нашли в мозге китов желе. И в каком виде ты хотел бы увидеть всё это в прессе?
Эневек молчал.
– Почему пароходство не отзывается на мои звонки? – спросил он наконец.
– Понятия не имею.
– Но что-то ты всё же знаешь. Ты научный руководитель канадского штаба.
– Ещё какой! И поэтому они штабелями выкладывают передо мной свои досье. Послушай, Леон, я ничего не знаю! Они нас не балуют.
– Пароходство и кризисный штаб сидят в одной лодке.
– Прекрасно. Мы с тобой можем часами препираться на сей счёт, но мне бы хотелось поскорее покончить с этим видео, а это затягивается больше, чем я думал. Один из наших сотрудников слёг с поносом, поэтому спать нам ночью не придётся.
– Вот чёрт, – выругался Эневек.
– Жди, я тебе позвоню. Или Лисии, если ты задремлешь…
– Я на связи.
– Она, кстати, молодец, ты не находишь?
Разумеется, она молодец. Она такая, что лучшей ассистентки и желать нельзя.
– Да, – буркнул Эневек. – Она ничего. Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Разве что идеей. Пораскинь мозгами. Может, прогуляешься и навестишь пару вождей ноотка, – Форд хихикнул. – Индейцы наверняка что-нибудь знают. А вдруг они расскажут, что нечто подобное уже было тысячу лет назад.
Шутник нашёлся, подумал Эневек.
Он закончил разговор и принялся ходить по комнате. В колене пульсировала боль, но он продолжал ходить, будто желая наказать себя за то, что он не в форме.
Если так пойдёт и дальше, у него разовьётся паранойя. Он уже всех подозревает, что его хотят обойти: никто ему не звонит, обращаются с ним, как с инвалидом. А он всего лишь прихрамывает.
Но что ему делать?
Если ты топчешься по кругу, разорви его и выйди на прямой курс.
Как там сказал Форд? Индейцы наверняка что-нибудь знают.
Когда-то индейцы Канады передавали своё знание из поколения в поколение, пока цепь устных преданий не прервал «Индейский акт 1885 года». Их лишили идентичности, принуждая покидать свою родину и посылать детей в местные школы, чтобы они – как это называлось – интегрировались в сообщество белых. Тогда как индейцы и без того были интегрированы – в своё собственное сообщество. Кошмар «Индейского акта» длился до сих пор. В последние десятилетия индейцы всё активнее стали брать жизнь в свои руки. Нить предания начали связывать там, где она была разорвана сто лет назад, а канадское правительство стало прилагать силы к тому, чтобы исправить свои ошибки, хотя о возрождении былой культуры не могло быть и речи.
Всё меньше оставалось канадцев, знакомых со старым преданием.
Кого же он мог расспросить? Эневек почти не поддерживал контактов с племенем ноотка, или нуу-ча-нальс, как они сами называли себя: живущие вдоль гор.
А можно было расценить указание Форда как шутку. Ход для художественного фильма, в котором таинственное древнее предание привело бы к решению загадки.
Проблема состояла в том, что индейцев вообще не было. Чтобы узнать что-нибудь о Тихом океане и острове Ванкувер, имело смысл обратиться к ноотка, индейцам островного запада. Но можно и запутаться в мифах разных племён, из которых сложились ноотка. Каждое из этих племён населяло свою собственную территорию. У ноотка рассказывались космогонические истории, в которых главную роль играла фигура трансформера – оборотня. В племени дайдидас большое значение придавалось волку, но существовали и истории о косатках. Но если захочешь что-то узнать о косатках, не обращая внимания на истории о волках, это будет большая ошибка, поскольку в круге превращений человек и животные были духовно взаимосвязаны. Не только все создания обладали возможностью превращения в другие существа, но некоторые располагали ещё и двойной природой: стоило волку ступить в воду, как он тут же превращался в кита-убийцу, стоило киту выйти на сушу, как он становился волком. Косатки и волки являлись одним и тем же существом, и рассказывать истории о косатках, не подразумевая при этом волков, было в глазах индейца ноотка полной глупостью.
Поскольку ноотка по традиции были китобоями, у них был бесконечный запас историй про китов. Но даже одно и то же племя рассказывало мифы по-разному, смотря куда прийти. Мака тоже принадлежали к ноотка и наряду с эскимосами были единственным племенем Северной Америки, имевшим когда-то законное право охоты на китов, и как раз сейчас они поставляли много материала для дискуссий, потому что после почти векового китобойного воздержания снова хотели ввести его в обиход. Мака жили не на острове Ванкувер, а на противолежащем северо-западном конце штата Вашингтон. В их мифах были разные истории о китах, которые встречались и у ноотка на острове.
Ну что ж, привлечь индейцев для совета было достаточно необычным делом.
Эневек кисло усмехнулся. Как нарочно, именно он.
Для человека, уже двадцать лет живущего в Ванкувере, он знал о местных индейцах довольно мало, потому что в принципе ничего не хотел знать. Лишь время от времени его охватывала неопределённая тоска по их миру. И всякий раз он это чувство подавлял в корне. Делавэр принимала его за мака, а он был неспособен даже к погружению в местные мифы.
Но Грейвольф был способен к этому ещё меньше.
Жалкий тип, злобно думал Эневек. Какой индеец в наши дни станет носиться с таким дурацким прозвищем. Вождей племени нынче зовут Норман Джордж, Уолтер Майкл или Джордж Франк. Нет среди них никакого Джона Два Пера или Лоренса Плывущего Кита. Только безмозглый фигляр вроде Джека О’Бэннона может быть таким падким на романтику из детских книжек. Тоже мне, Серый Волк!
Грейвольф был невежда.
А сам Эневек?
Оба хороши! Один выглядит как индеец, но отторгает от себя всё индейское. Другой никакой не индеец, зато из кожи лезет, чтобы казаться им.
Мы оба невежды. Два комедианта. Два инвалида.
Это проклятое колено!
Кого бы ему расспросить? Джорджа Франка, вот кого!
Это был один из его знакомых вождей. Белые и индейцы не водили тесной дружбы вне работы, не распивали вместе пиво, но и не имели ничего друг против друга. Два невраждующих мира. Джордж Франк был не то чтобы другом, но хорошим знакомым: славный парень и, кроме того, вождь одного из племён ноотка, причём вождь особый, верховный. Институция верховных вождей была чем-то вроде английского королевского дома. Этот ранг наследовался. В повседневности большинством племён правили выборные вожди, но наследные вожди пользовались высшим почётом.
Джордж Франк жил неподалёку от «Постоялого двора Виканинниш». Эневек полистал телефонную книгу и позвонил Франку.
– Итак, ты приехал, чтобы узнать что-нибудь о китах, – сказал Франк, когда полчаса спустя они прогуливались вдоль реки. Вождь был невысокий человек с морщинистым лицом и приветливыми глазами. Под ветровкой – майка с надписью «Лосось идёт домой». – Надеюсь, ты не ждёшь от меня каких-нибудь индейских мудростей?
– Нет. – Эневека обрадовал такой ответ. – Но у Джона Форда есть одна идея.
– У какого Джона Форда? – улыбнулся Франк. – У режиссёра или директора ванкуверского аквариума?
– Режиссёр, боюсь, уже умер. Мы просто ищем ответ где только можно. А вдруг в какой-нибудь из ваших историй есть указание на похожие случаи.
Франк указал на реку. Она текла с гор, местами обмелела и несла с собой ветки и листья.
– Вот тебе ответ, – сказал он и улыбнулся: – Hishuk ish ts’awalk.
– О’кей. Значит, всё-таки индейские мудрости.
– Всего одна. Я думал, ты её знаешь.
– Я не знаю вашего языка. Так, нахватался каких-то крох.
Франк несколько секунд глядел на него.
– Ну, это корневая мысль почти всех индейских культур. Ноотка приписывают её себе, но я думаю, в других местах люди выражают то же самое другими словами: всё есть одно целое. Что происходит с рекой, то же и с человеком, и с морем, и с животными.
– Правильно. Другие называют это экологией.
Франк нагнулся и достал из воды ветку, запутавшуюся в прибрежных корнях.
– Что же тебе рассказать, Леон? Мы не знаем ничего такого, чего бы ты и сам не знал. Я могу ради тебя поспрашивать людей, позвонить кое-кому. Есть много легенд и песен. Но я не знаю ни одной, которая могла бы вам помочь. Вернее, в предании ты можешь найти всё, что ищешь, в этом-то и проблема.
– Я тебя не понимаю.
– Ну, мы воспринимаем животных немного иначе. Ноотка никогда не отнимали у кита жизнь просто так. Кит дарил свою жизнь, это был осознанный акт, понимаешь? Ноотка верили, что вся природа осознаёт себя, – такое большое, тесно переплетённое сознание. – Он шёл по сырой, зыбкой тропе. Эневек следовал за ним. Лес открылся перед ними голой вырубкой. – Взгляни на этот позор. Лес вырублен, дождь, солнце и ветер вызывают эрозию почвы, и реки превращаются в клоаки. Взгляни, если ты хочешь знать, что не даёт покоя китам. Всё едино.
– М-м. Рассказывал ли я тебе когда-нибудь, в чём состоит моя работа?
– Насколько я понимаю, ты ищешь сознание.
– Самосознание.
– Да, припоминаю. Однажды вечером ты мне рассказывал. В прошлом году. Мы сидели, я пил пиво, а ты воду. Ты ведь по-прежнему пьёшь только воду, а?
– Я не люблю алкоголь.
– И никогда не пил?
– Практически никогда.
Франк остановился.
– Да, алкоголь. Ты хороший индеец, Леон. Пьёшь только воду и приходишь ко мне за тайным знанием. – Он вздохнул. – Когда же люди, наконец, перестанут делать друг из друга клише. У индейцев была проблема с алкоголем, у некоторых она и до сих пор остаётся, но есть многие, кто просто с удовольствием иногда выпивают. Однако если белый и индеец вместе выпьют пива, тут же начнётся: ах, спаивают индейцев! Но мы не являемся ни бедными соблазнёнными, ни хранителями высшей мудрости. Кстати, Леон, ты у нас кто, христианин?
Эневек не особенно удивился. Их редкие встречи с Франком всегда проходили одинаково. Вождь вёл беседу, перескакивая, как белочка, с одной темы на другую.
– Я не принадлежу ни к какой церкви, – сказал Эневек.
– Знаешь, я некоторое время был увлечён Библией. Книга, полная высшей мудрости. Там Бог заявляет о себе огнём: вещает из горящего куста. Но как ты думаешь, смог бы христианин таким образом объяснить лесной пожар?
– Конечно, нет.
– Тем не менее, история о горящем кусте для него много значит, если он верующий. Так же и индейцы: верят в своё предание, но твёрдо знают, в какой степени эти истории применимы к действительности. В наших легендах ты можешь найти всё и ничего; ничего оттуда нельзя истолковать буквально, но всё имеет свой смысл.
– Я знаю, Джордж. Но мы в тупике. Ломаем голову над тем, что сделало китов безумными.
– И ты считаешь, что ваша наука бессильна?
– Получается, да.
Франк отрицательно покачал головой.
– Не может быть. Наука – великое дело. С её помощью человек способен на многое. Проблема только в точке зрения. На что ты смотришь, когда применяешь свои знания?
Ты смотришь на кита, который изменился. Ты больше не узнаёшь в нём своего друга. Почему? Он стал врагом. Что подвигло его к этому? Может, ты ему чем-то насолил? Или его среде? Ты ищешь вред, который нанесён непосредственно киту, и ты его находишь. Тут и бессмысленный забой, тут и отравление вод, тут и распоясавшийся китовый туризм, мы разрушаем основы пропитания животных и заполняем их среду шумом. Мы лишаем их мест, где они выращивают своих детёнышей, – разве в Калифорнийском заливе не собираются строить сооружения по добыче соли?
Эневек мрачно кивнул. В 1993 году ЮНЕСКО объявило лагуну Сан-Игнасио мировым заповедником. Она была последней нетронутой лагуной Тихого океана, где серые киты рождали своих детёнышей, и являлась к тому же убежищем для многих видов растений и животных, которым грозило вымирание. Но, невзирая на это, концерн «Мицубиси» строит там теперь соледобывающие сооружения, которые станут выкачивать из лагуны по двадцать тысяч литров солёной воды в секунду, заливая её в испарительные бассейны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127