Ведь я летал, думал Эневек. Летал сквозь тёмно-зелёный океан, полный жизни, и нисколько не боялся. Что со мной может случиться? Сэм права. Бояться нечего.
Он наконец отважился сделать шаг вперёд и мгновенно погрузился в ледяной холод моря. Оно сомкнулось над его головой, вода неумолимо тянула вниз. Сердце бешено колотилось, в висках стучало, в голове стоял гром… Эневек вскочил и ударился головой о потолок.
– Проклятье, – простонал он и увидел Алису Делавэр. Ах да. Он медленно припоминал, где находится.
– Который час?
– Половина десятого.
– Вот чёрт!
– Тебе снился кошмар?
– Какая-то дрянь.
– Я могу сварить кофе.
– Кофе? Неплохо бы. – Его пальцы ощупали место ушиба. Шишка будет приличная. – А где этот чёртов будильник? Я точно помню, что ставил его на семь.
– Ты его не услышал. И неудивительно, после всего, что случилось. – Делавэр прошла к маленькой встроенной кухоньке и огляделась в поиске: – А где…
– В подвесном шкафу, слева. Кофе, фильтры, молоко и сахар.
– А есть хочешь? Я могу и завтрак…
– Нет.
Она налила воды в колбу кофейной машины.
– Отвернись. Мне надо одеться, – попросил Эневек.
– Не устраивай театр. От тебя не убудет, если и увижу.
Он скривился, ища джинсы. Они валялись на лавке у стола каюты. Одеться оказалось не так-то просто. Голова кружилась, нога не сгибалась в колене и болела.
– Джон не звонил? – спросил он.
– Звонил. Не так давно.
– Вот гадство.
– Что?
– Самый дряхлый старик влезет в штаны быстрее. На фиг, и как я не услышал будильник? Мне же непременно нужно было…
– Ты чокнутый, Леон. По-настоящему чокнутый! Два дня назад ты выпал из самолёта. У тебя опухло колено, а у меня немного сдвинулись мозги, ну и что? Нам нечеловечески повезло. Мы могли погибнуть, как Дэнни и пилот, а мы остались живы. И ты чертыхаешься из-за своего поганого будильника, что проспал зарядку!
Эневек сел на скамейку.
– Что сказал Джон?
– Он собрал все данные. И посмотрел видео.
– Здорово. И что?
– И ничего. Тебе придётся рассчитывать на собственное мнение.
– И это всё?
Делавэр наполнила фильтр молотым кофе, вставила его в колбу и включила. Через несколько секунд каюта наполнилась всхлипами машины.
– Я сказала ему, что ты ещё спишь. Он просил тебя не будить.
– Почему это?
– Он сказал, что тебе нужно выздороветь. И был прав.
– Я здоров, – строптиво заявил Эневек.
На самом деле он был в этом не вполне уверен. Когда гидроплан столкнулся с выпрыгнувшим серым китом, у машины оторвало крыло. Арбалетчик Дэнни, похоже, был убит на месте. «Гудок» не нашёл его труп, но сомнений в его гибели не было. Боковая дверь гидроплана при аварии была открыта, и Эневек остался жив только благодаря этому: его вышвырнуло наружу. В себя он пришёл уже только на борту «Гудка», очнувшись от боли в колене.
Делавэр повезло ещё больше: она спружинила на теле пилота. В полубессознательном состоянии ей удалось выбраться из тонущего самолёта. Экипаж «Гудка» сумел выловить Эневека и Делавэр, но несчастный пилот ушёл на дно вместе с самолётом.
При всём трагизме ситуации акция всё же прошла успешно. Дэнни всадил передатчик в кита. Робот URA сопровождал кита целые сутки и записал всё на видео, не привлекая к себе внимания животного. Эневек знал, что записи были посланы утром Джону Форду, и твёрдо намеревался с утра быть в аквариуме. Кроме того, в центре National d’Etudes Spatiales расшифровывались телеметрические данные, полученные от самописца, закреплённого на спине Люси. Если бы не крушение, у них были бы все основания хлопать друг друга по плечу.
Вместо этого всё становилось только хуже. Люди продолжали гибнуть. Сам Эневек уже дважды чудом избежал смерти. Может, оттого, что злость на Грейвольфа выжгла в нём все остальные чувства, он на удивление легко пережил смерть Стринджер. Теперь, через два дня после крушения, он чувствовал себя очень плохо. Будто прорвалась застарелая, годами подавляемая болезнь. Она проявилась в отчаянии, неуверенности и тревожном бессилии.
Нет, он не был здоров, и растяжение в колене являлось далеко не главной проблемой.
Эневек ощущал себя душевным инвалидом.
Накануне он долго спал. Дэви, Шумейкер и шкиперы заходили навестить его. Несколько раз звонил Форд справиться о его состоянии. Больше никто о нём особенно не пёкся. В то время как Алиса Делавэр подвергалась жестокому прессингу со стороны родителей и целой кучи знакомых, которые требовали её отъезда с острова Ванкувер, – неожиданно возник даже один старый друг, заявив свои права после двухлетних отношений, – круг людей, принимавших участие в судьбе Эневека, ограничивался лишь коллегами.
Он был болен и знал, что никакой врач не в силах ему помочь.
Делавэр поставила перед ним чашку свежего дымящегося кофе и глядела на него сквозь синие стёкла очков. Эневек хлебнул, обжёг язык и взял трубку радиотелефона.
– Можно задать тебе один вопрос личного характера? – спросила она.
Он замер, отрицательно покачал головой и сказал:
– Потом.
– Когда потом?
Эневек пожал плечами и набрал номер Форда.
– Мы ещё не управились с просмотром, – сказал директор аквариума. – Отдыхай пока.
– Ты же сказал Лисии, чтоб я высказал своё мнение.
– Да, но после того, как мы всё просмотрим. В основном это скучно. Уж досмотрим до конца, а ты потом посмотришь существенное. Может, и ехать будет незачем.
– Ну, хорошо. Когда вы управитесь?
– Понятия не имею. Мы тут сидим за плёнками вчетвером. Дай нам два часа. Нет, три. Лучше всего, я пришлю за тобой вертолёт после обеда. Круто, правда? Членство в кризисном штабе даёт кое-какие преимущества. Всегда наготове вертолёт. – Форд засмеялся. – Никак привыкнуть не можем. – Он сделал паузу. – Зато у меня есть для тебя кое-что другое. Только сейчас у меня нет времени рассказывать, ты лучше позвони Роду Пальму.
– Пальму? С какой стати?
– Он час назад вернулся из Нанаймо, из института океанических наук. Ты можешь поговорить и со Сью Оливейра, но я думаю, Пальм у тебя под рукой.
– Чёрт возьми, Джон! Почему мне никто не позвонит, если есть что рассказать?
– Я хотел подождать, пока ты отоспишься.
Эневек брюзгливо закончил разговор и позвонил Пальму. Руководитель исследовательской станции «Строберри» тут же взял трубку.
– А! – догадался он. – Форд тебе сказал, да?
– Да. На что вы там наткнулись? Почему ты мне не позвонил?
– Все знают, что ты нуждаешься в покое.
– Что за чепуха!
– Я хотел дождаться, когда ты выспишься.
– Это я слышу уже второй раз в течение одной минуты. Нет, в третий раз, если учесть ещё перманентную заботу Лисии. Я совершенно здоров, чёрт бы вас всех побрал.
– Ну так давай ко мне, – предложил Пальм.
– На лодке?
– А почему нет? Пара сотен метров. В бухте ничего с тобой не сделается.
– Хорошо, буду через десять минут.
Делавэр смотрела на него поверх своей чашки, подняв брови.
– Что-нибудь новенькое?
– Весь мир нянчится со мной, как с больным, – ругался Эневек.
– Я так не считаю.
Он встал, выдвинул из-под своей койки ящик и порылся в поисках свежей рубашки.
– Они там, в Нанаймо, явно что-то обнаружили, – буркнул он.
– Что именно?
– Не знаю. Поеду к Роду Пальму. – Он поколебался и сказал: – Можешь поехать со мной, если есть время и желание. О’кей?
– Ты хочешь взять меня с собой? Какая честь.
– Не будь дурой.
– Я не дура. – Она повертела носом. Краешки её резцов закусили нижнюю губу. Эневек снова подумал, что надо бы с этими зубами что-то срочно сделать. А то так и хочется поискать для неё морковку. – Ты уже два дня не в духе, с тобой даже не поговоришь.
– Ты бы тоже была не в духе… – Он осёкся. Делавэр смотрела на него.
– Я тоже была в гидроплане, – спокойно сказала она.
– Извини.
– Я чуть не умерла от страха. Любой другой сразу бы уехал домой к маме. Но ты лишился бы ассистентки, поэтому я осталась, тупой ты брюзга. Что ты мне хотел сказать, я тебя перебила?
Эневек снова ощупал свою шишку. И колено болело тоже.
– Ничего. Ты уже успокоилась?
Она подняла брови.
– А я и не волновалась.
– Хорошо. Тогда идём.
– И всё-таки мне хотелось бы спросить у тебя кое-что личное.
– Нет.
Ехать к маленькому острову на «Чёрт-рыбе» – в этом было что-то нереальное. Как будто не происходило никаких нападений последних недель. Остров Строберри можно было обойти пешком за пять минут. Гладь воды была зеркальной. Ни ветерка, ни облачка.
Катер причалил к островному пирсу. Станция Пальма размещалась в старой яхте, живописно расположившейся на берегу и окружённой ржавыми якорями. Яхта служила Пальму и офисом, и домом, в котором он жил с двумя своими детьми.
Эневек старался не хромать. Делавэр молчала. Она явно сердилась на него.
Чуть позже они сидели втроём перед яхтой за плетёным столиком. Делавэр прихлёбывала кока-колу, поглядывая на свайные домики посёлка. Тишина была полна природных звуков.
– Как твоё колено? – сочувственно спросил Пальм. Это был внимательный человек с пушистой бородой и лысым лбом, не разлучавшийся с трубкой.
– Нашёл о чём говорить. – Эневек махнул рукой, пытаясь пренебречь грохотом в своём черепе. – Лучше скажи, что вы там обнаружили.
– Леон не любит, когда его спрашивают о самочувствии, – язвительно заметила Делавэр.
Эневек прорычал что-то неразборчивое. Конечно же, она была права. Его настроение падало, как барометр в шторм. Пальм откашлялся.
– Мы много разговаривали с Рэем Фенвиком и Сью Оливейра, – сказал он. – После вскрытия J-19 мы постоянно поддерживаем контакт. Но не только поэтому. В день вашего крушения к берегу снова прибило мёртвого кита. Серый кит, я его не знал. Он нигде не зарегистрирован. Фенвику некогда было приехать, и я разделывал его сам с несколькими помощниками, чтобы послать в Нанаймо обычные пробы на анализ. Грязная работа, скажу я тебе. Я то и дело поскальзывался внутри его грудной клетки, кровь и слизь затекали мне в ботинки, сверху капало, мы походили на зомби во время трапезы. Это что касается романтической стороны мероприятия. Разумеется, мы взяли и части мозга.
Эневек ещё больше опечалился от известия о гибели ещё одного кита. Он не мог ненавидеть животных за их злодеяния. Они оставались для него тем, чем были всегда, – чудесными созданиями природы, которых надо охранять и защищать.
– Отчего он умер? – спросил он. Пальм развёл руками.
– Я бы сказал, от инфекции. То же самое Фенвик диагностировал у Чингиза. Странно только, что у обоих животных мы нашли нечто совершенно постороннее. – Он покрутил пальцем у виска. – Фенвик тоже обнаружил в мозгу Чингиза некий коагулят. Сгустки, распределённые между мозгом и черепной коробкой.
Эневек прислушался.
– Сгустки крови? У обоих животных?
– Это не кровь, хотя поначалу мы так и думали. Поскольку Фенвик и Оливейра приверженцы теории, согласно которой в аномалиях виноваты шумы. Они не хотят об этом говорить, пока нет дополнительных улик, но Фенвик временами просто зубами вцепляется в мысль, что это последствия тех сонарных испытаний…
– Surtass LFA?
– Да.
– Забудь об этом. Они совершенно ни при чём.
– А можно узнать, о чём вы говорите? – вклинилась Делавэр.
– Американское правительство несколько лет назад преподнесло своему военно-морскому флоту подарок, – объяснил Пальм. – Оно разрешило им использование низкочастотного сонара для определения местонахождения подводных лодок. Этот сонар называется Surtass LFA, и он был обстоятельно испытан.
– Да вы что? – ужаснулась Делавэр. – Я была уверена, что военно-морской флот связан соглашением о защите морских млекопитающих.
– Мало ли кто какими соглашениями связан, – сказал Эневек с усмешкой. – Мало ли существует лазеек и обходных путей. Соединённые Штаты не в силах противостоять соблазну контролировать 80 процентов Мирового океана, а сонар даёт им такую возможность. И американский президент мигом отвязал ВМФ от всякого соглашения, поскольку новая система уже влетела в триста миллионов долларов, а ответственные люди клялись, что она не причинит китам никакого вреда.
– Но сонар вреден для китов, это знает любой дурак.
– К сожалению, доказательств недостаточно, – сказал Пальм. – Прошлое показывает, что киты и дельфины чрезвычайно чувствительно реагируют на сонар, однако какое влияние он оказывает на добычу пропитания, на размножение и передвижение, однозначно сказать нельзя.
– Смешно, – фыркнул Эневек. – Начиная от ста восьмидесяти децибел у кита рвутся барабанные перепонки. А каждый отдельный подводный передатчик новой системы создаёт шум в двести пятнадцать децибел. Общая сила сигналов даже превышает этот уровень.
Делавэр переводила взгляд с одного на другого.
– И… что происходит с животными?
– То, что и навело Фенвика и Оливейра на теорию шума, – сказал Пальм. – Уже несколько лет испытания сонара в разных частях света заставляют китов и дельфинов выбрасываться на берег. Многие киты погибают. Все обнаруживали сильные кровоизлияния в мозгу и в косточках внутреннего уха – повреждения, типичные для воздействия сильных шумов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127