Необходимо экономить батарейки. По две минуты каждый час будет достаточно». А теперь и она как будто спала.
Гарет выдвинул микрофон.
— Что ты видишь? — спросил он, медленно поворачивая голову, чтобы миниатюрная камера на обруче наушников могла обозреть равнину внизу.
— Поверни голову вправо примерно на дюйм, — приказал Люкас.
— Что там? — Сердце Гарета заколотилось, и он вытащил из подмышечной кобуры своего Орла Пустыни.
— Очаровательная неясыть, — ответил Люкас. — Как раз схватила ящерицу. — Гарет выругался. — Для тебя на равнине ничего интересного нет, — наставительно сказала машина. — Успокойся.
— Тебе легко говорить, Люкас! Ты не видел собственного трупа.
— Почему же? Видел. Я видел, как исходный Люкас упал, когда его сердце отказало. Но это к делу не относится. Частота ударов твоего сердца сейчас равна ста тридцати трем в минуту. Это очень близко к панике, Гарет. Подыши-ка медленно и глубоко.
— Оно колотится на сто тридцать три удара чаще, чем у бедняги в джипе, — огрызнулся юноша. — И это не паника. Я в жизни не паниковал. И сейчас не собираюсь.
На его плечо легла ладонь, и Гарет вскочил.
— Сто шестьдесят пять ударов, — услышал он шепот Люкаса и, обернувшись, увидел, что позади него невозмутимо стоит Амазига.
— Я сказала, чтобы ты пользовался машиной, а не вступал с ней в споры. — Она протянула руку. — Отдай мне Люкаса и ложись спать.
— Но мне еще два часа дежурить.
— Я не устала. А теперь делай, что тебе говорят. Он смущенно улыбнулся и, осторожно сняв наушники, отдал их ей вместе с коробочками. Амазига отложила «узи»и прикрепила машину к наплечным ремням. Гарет забрал свое одеяло и лег в стороне. Орел Пустыни впился ему в бок, и, бережно вытащив его, он положил пистолет рядом с собой.
Амазига отключила машину, вышла на опушку и оглядела залитую лунным светом равнину. Нигде ни движения, ни звука — если не считать шелеста в ветвях деревьев над ее головой. Она подождала, пока Гарет уснул, а тогда перешла ручей и мимо джипа направилась к месту кровавого пира. Труп — вернее то, что от него осталось, — был разорван на три части. Голова с шеей привалилась к камню — к счастью, лицо было повернуто к нему. Амазига включила машину.
— Что мы разыскиваем? — спросил Люкас.
— Со мной Сипстрасси. В нем почти не осталось силы. У нее должен быть идентичный камешек. Сканируй землю. — Она медленно повернула голову. — Ты что-нибудь видишь?
— Нет. Ничего интересного. Повернись влево… Помедленнее. Он был в кармане брюк или рубашки?
— Брюк.
— От ног мало что осталось. Может быть, кто-то из зверей проглотил камешек.
— Продолжай искать, — сказала Амазига.
— Хорошо. Шагни вправо… Амазига!!! — От его тона у нее похолодела кровь.
— Да?
— Надеюсь, оружие у тебя в руках заряжено и взведено. Зверь в пятнадцати метрах справа от тебя. Высотой около восьми футов…
Амазига вскинула «узи»и повернулась. Когда серое массивное тело прыгнуло на нее, «узи» дал очередь. Громовой грохот разбил тишину ночи. Пули пронизали серую грудь, из ран хлынула кровь, но зверь не упал. Палец Ама-зиги жал на спуск, пока обойма не опустела. Пожиратель с развороченной грудью отлетел назад.
— Амазига!!! — закричал Люкас. — Их еще два! «Узи» был разряжен, Амазига лихорадочно нащупала «беретту» на бедре. Но звери уже атаковали.
И она поняла, что не успеет…
— Ложись, женщина! — крикнул Шэнноу.
Амазига нырнула вправо. Гром пистолетов Шэнноу — и пронзительный визг первого Пожирателя, который опрокинулся, лишившись половины черепа. Второй отвернулся от Амазиги и ринулся на высокого человека у опушки. Шэнноу выстрелил, зверь споткнулся. Второй выстрел разнес ему череп, и Амазигу обдало брызгами крови и ошметками мозга.
Шэнноу шагнул вперед, не выпуская пистолетов.
Амазига повернула голову..
— Есть еще? — шепнула она Люкасу. Ответа не последовало, и она обнаружила, что один проводок выскочил из правой коробочки. Тихо выругавшись, она вставила его на место.
— Ты не пострадала? — спросил Люкас.
— Нет. Что ты видишь? — спросила Амазига, медленно поворачиваясь на триста шестьдесят градусов.
— Всадники километрах в четырех к северу, они едут от нас. Зверей не вижу. Но обрыв очень высок, и наверху, возможно, есть еще. Могу ли я посоветовать тебе перезарядить твое оружие?
Выключив машину, Амазига неуверенно поднялась на ноги. Шэнноу протянул ей «узи», и тут подбежал Гарет, сжимая в руке своего автоматического Орла Пустыни.
— Спасибо, Шэнноу, — сказала Амазига. — Ты оказался тут очень быстро.
— Я все время был здесь, — сказал он. — Перешел ручей следом за вами.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— Мне было не по себе. А теперь, если вы меня извините, я оставлю вас сторожить и дальше.
— Ух, черт! — воскликнул Гарет, глядя на трех убитых зверей. — Просто великаны!
— Причем мертвые, — отозвался Шэнноу, проходя мимо.
Гарет подошел к Амазиге, которая вставляла в «узи» новую обойму.
— Черт! Ну, вылитый снежный человек… — Он оборвал фразу, и Амазига увидела, что он глядит на голову другой Амазиги. — О Господи! Господи!
Мать взяла его под руку и повела к ручью.
— Я жива, Гарет. И ты жив. Думай только об этом. Слышишь?
— Слышу. — Он кивнул. — Но, черт…
— Никаких «но», сын! Они мертвы, мы живы. Они хотели спасти Сэма. Они не сумели. Мы сумеем. Ты понял?
Он судорожно вздохнул.
— Я тебя не подведу, мама. Можешь положиться на меня.
— Я знаю. А теперь пойди поспи. Я буду дежурить.
Сэмюэль Арчер не был религиозен. Он уже давно решил, что Бог, если он существует, либо самодур, либо бездарность. А возможно — и то, и другое. Однако теперь Сэм стоял на краю плато и молился. Не о себе (хотя остаться в живых было бы более чем приятно), но о последних оставшихся в живых из тех, кто вместе с ним выступил против Кровь-Камня. Позади него были оставшиеся инсургенты — всего двадцать два, включая женщин. Перед ним и внизу на равнине были отборные исчадия. Двести воинов, чьи боевые качества были усилены семенами демона в их лбах. Все до единого — беспощадные убийцы. Сэм поглядел по сторонам. Инсургенты выбрали отличное место для последнего боя — высоко над равниной, а деревья с густым подлеском создавали что-то вроде естественного форта. Исчадиям придется взбираться по крутому склону под шквальным огнем. «Будь у нас достаточно боеприпасов, мы могли бы долго продержаться», — подумал Сэм и скосил глаза на две патронные ленты, перекрещенные на его широкой груди. Пустых кармашков было больше, чем патронов. Он пересчитал их. Из кармана разорванной серой рубашки он вынул полосу вяленого мяса — все, что осталось от его доли съестных припасов.
Сэм знал, что отступать им некуда. В двухстах ярдах за его спиной склон отвесно тянулся вниз до самого дна ущелья, которое выводило в пустыню Мардих. Даже если бы им удалось спуститься с обрыва, без лошадей им никогда не добраться до далекой реки. В пустыне их ждет смерть от жажды.
Сэм вздохнул и протер усталые глаза. Четыре года он противостоял Кровь-Камню, собирал бойцов, сражался с исчадиями и Пожирателями. И все впустую. Свой небольшой запас Сипстрасси он израсходовал целиком, а без них нет надежды остановить убийц. У него по руке полз муравей. Он смахнул его.
«Вот кто мы, — подумал он. — Муравьи, гордо не отступающие перед лавиной».
Отчаяние — мощная сила, и почти все эти четыре года Сэм противился ему. Вначале это было не так уж трудно. Оставшиеся в живых Хранители сплотились против Саренто и выиграли три сражения с исчадиями. Но ни одно не оказалось решающим. Затем Кровь-Камень создал волчецов-мутантов, и у человечества появились новые страшные враги; Целые общины перебирались в горы, ища спасения от свирепых зверей. В результате армия Хранителей, всегда немногочисленная, лишилась продовольствия, которым ее снабжали фермеры, теперь бежавшие от Пожирателей. Не хватало боеприпасов, и многие бойцы вернулись к себе домой в тщетной надежде защитить свои семьи.
И вот их осталось двадцать два. А завтра не останется никого.
К Сэму подошла красивая высокая смуглая женщина с двумя пистолетами на наплечных ремнях, надетых поверх вылинявшей красной рубашки. Иссиня-черные волосы были закручены в тугой пучок на затылке. Сэм улыбнулся ей.
— Думается, Шэмми, мы подошли к концу длинного печального пути. Я сожалею, что вовлек тебя во все это. Шэмшед Синг пожала плечами:
— Здесь или дома… Какая разница? Либо сражаться, либо умереть.
— Либо и то, и другое, — устало сказал Сэм. Она села рядом с ним на камень, положив короткоствольное ружье поперек стройных ног.
— Расскажи мне про счастливые времена, — внезапно попросила она.
— О чем-нибудь конкретном? — сказал он. — Я ведь прожил триста пятьдесят лет, так что есть из чего выбирать.
— Расскажи мне про Амазигу.
Он поглядел на нее с нежностью. Она была влюблена в него и не скрывала этого все два года, которые провела с инсургентами. Однако Сэм держал ее на расстоянии. За всю его долгую жизнь только одна женщина нашла доступ к его душе, а она была мертва, убита исчадием в первые дни войны.
— Ты замечательная женщина, Шэмми. И я жалею, что не воздал тебе должного.
— Чепуха, — сказала она с широкой улыбкой. — А теперь расскажи мне про Амазигу.
— Почему?
— Потому что это тебя всегда подбодряет. А тебе ободриться не помешает. Он покачал головой.
— Мне всегда казалось особенно печальным, что в жизни всякого человека наступает момент непоправимости. Когда Наполеон увидел разгром своей армии при Ватерлоо, он понял, что уже никогда в жизни ему не начать победной военной кампании. Все было позади. И мне всегда казалось, что смириться с этим очень тяжко. Теперь я знаю, каково это. Мы сражались с великим злом и не смогли победить его. А завтра мы умрем. Сейчас не время для счастливых воспоминаний, Шэмми.
— Ты не прав, — сказала она. — В эту минуту я еще вижу небо, ощущаю горный ветер, вдыхаю запах сосен. Я жива! И наслаждаюсь этим. Завтра будет другой день, Сэм. Мы сразимся с ними. Кто знает? Может быть, мы победим. Может быть, Бог разверзнет небо и обрушит громы на наших врагов.
Он засмеялся:
— Скорее всего он промахнется и попадет громами в нас.
— Не иронизируй, Сэм, — попеняла она. — Не нам судить о замыслах Бога.
— Меня ставит в тупик, как, увидев все, что ты видела, ты еще способна сохранять веру в Него.
— А меня ставит в тупик, что ты не способен, — ответила она. Солнце склонялось к горизонту, обливая горы золотом и багрянцем.
Внизу в долине исчадия зажигали лагерные костры, и эхо откликалось на хриплое пение.
— Джерет осмотрел ущелье, — сказала Шэмшед. — Обрыв тянется примерно на четыре мили. Он считает, что некоторые из нас могли бы спуститься.
— Внизу пустыня. Мы не выживем, — сказал Сэм.
— Согласна. Но у нас все-таки есть выбор.
— Ну, хотя бы Пожиратели исчезли, — сказал он, вновь глядя на лагерь исчадий.
— Да, странно, — согласилась она. — Они все ушли вчера. Но вот куда?
— Какая разница, лишь бы здесь их не было, — ответил он с чувством. — Сколько у тебя патронов?
— Около тридцати. И еще двадцать пистолетных.
— Думаю, этого хватит, — сказал Сэм.
— Должно хватить, — согласилась она.
Амазига смотрела, как Гарет снимает с седла две свернутые кольцами веревки: Обрыв был практически вертикальным и высотой около шестисот футов, но состоял из трех уступов. Первый тянулся над ними примерно в восьмидесяти футах. В лунном свете его край переливался серебром.
— Что ты думаешь? — спросила Амазига.
— Проще простого, мама. — Гарет улыбнулся. — Опор, чтобы хвататься и ставить ноги, вполне достаточно. Единственная трудность — навес над верхним уступом, но не сомневаюсь, что смогу подняться и на него. Я в одиночку одолевал подъемы куда труднее этого. — Он обернулся к Шэнноу:
— Когда я взберусь на первый уступ, я сброшу вам веревку, мистер Шэнноу Подъем будет поэтапным. Как вы переносите высоту, мистер Шэнноу?
— Боязнью высоты я не страдаю, — ответил Иерусалимец.
Гарет набросил свернутую веревку через шею и плечо, потом подошел к обрыву. Да, подъем оказался относительно нетрудным, но почти под самым уступом скала была отполирована стекающей с него водой. Он подумал перебраться правее, но тут же заметил узкую вертикальную щель в шести футах левее. Осторожно добравшись до нее, Гарет засунул правую руку внутрь, сжал ее в кулак и подтянулся вверх на пару футов. Слева оказался удобный выступ, и он поднялся выше. Разжав кулак, он закинул руку на уступ, подтянулся и сел, спустив ноги, глядя на маленькие фигурки внизу. Потом помахал им.
Скалолазание всегда было его увлечением. Впервые он его освоил в Европе, в Триффинских горах Уэльса. Его всему обучила Лайза: показала, как опираться на выступы, как якорно сжимать кулак в щели. Его поражало, с какой легкостью она взбиралась по отвесным скалам, казавшимся гладкими, как отполированный мрамор. Он вспоминал о ней с большой нежностью и порой недоумевал, почему променял ее на Еву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Гарет выдвинул микрофон.
— Что ты видишь? — спросил он, медленно поворачивая голову, чтобы миниатюрная камера на обруче наушников могла обозреть равнину внизу.
— Поверни голову вправо примерно на дюйм, — приказал Люкас.
— Что там? — Сердце Гарета заколотилось, и он вытащил из подмышечной кобуры своего Орла Пустыни.
— Очаровательная неясыть, — ответил Люкас. — Как раз схватила ящерицу. — Гарет выругался. — Для тебя на равнине ничего интересного нет, — наставительно сказала машина. — Успокойся.
— Тебе легко говорить, Люкас! Ты не видел собственного трупа.
— Почему же? Видел. Я видел, как исходный Люкас упал, когда его сердце отказало. Но это к делу не относится. Частота ударов твоего сердца сейчас равна ста тридцати трем в минуту. Это очень близко к панике, Гарет. Подыши-ка медленно и глубоко.
— Оно колотится на сто тридцать три удара чаще, чем у бедняги в джипе, — огрызнулся юноша. — И это не паника. Я в жизни не паниковал. И сейчас не собираюсь.
На его плечо легла ладонь, и Гарет вскочил.
— Сто шестьдесят пять ударов, — услышал он шепот Люкаса и, обернувшись, увидел, что позади него невозмутимо стоит Амазига.
— Я сказала, чтобы ты пользовался машиной, а не вступал с ней в споры. — Она протянула руку. — Отдай мне Люкаса и ложись спать.
— Но мне еще два часа дежурить.
— Я не устала. А теперь делай, что тебе говорят. Он смущенно улыбнулся и, осторожно сняв наушники, отдал их ей вместе с коробочками. Амазига отложила «узи»и прикрепила машину к наплечным ремням. Гарет забрал свое одеяло и лег в стороне. Орел Пустыни впился ему в бок, и, бережно вытащив его, он положил пистолет рядом с собой.
Амазига отключила машину, вышла на опушку и оглядела залитую лунным светом равнину. Нигде ни движения, ни звука — если не считать шелеста в ветвях деревьев над ее головой. Она подождала, пока Гарет уснул, а тогда перешла ручей и мимо джипа направилась к месту кровавого пира. Труп — вернее то, что от него осталось, — был разорван на три части. Голова с шеей привалилась к камню — к счастью, лицо было повернуто к нему. Амазига включила машину.
— Что мы разыскиваем? — спросил Люкас.
— Со мной Сипстрасси. В нем почти не осталось силы. У нее должен быть идентичный камешек. Сканируй землю. — Она медленно повернула голову. — Ты что-нибудь видишь?
— Нет. Ничего интересного. Повернись влево… Помедленнее. Он был в кармане брюк или рубашки?
— Брюк.
— От ног мало что осталось. Может быть, кто-то из зверей проглотил камешек.
— Продолжай искать, — сказала Амазига.
— Хорошо. Шагни вправо… Амазига!!! — От его тона у нее похолодела кровь.
— Да?
— Надеюсь, оружие у тебя в руках заряжено и взведено. Зверь в пятнадцати метрах справа от тебя. Высотой около восьми футов…
Амазига вскинула «узи»и повернулась. Когда серое массивное тело прыгнуло на нее, «узи» дал очередь. Громовой грохот разбил тишину ночи. Пули пронизали серую грудь, из ран хлынула кровь, но зверь не упал. Палец Ама-зиги жал на спуск, пока обойма не опустела. Пожиратель с развороченной грудью отлетел назад.
— Амазига!!! — закричал Люкас. — Их еще два! «Узи» был разряжен, Амазига лихорадочно нащупала «беретту» на бедре. Но звери уже атаковали.
И она поняла, что не успеет…
— Ложись, женщина! — крикнул Шэнноу.
Амазига нырнула вправо. Гром пистолетов Шэнноу — и пронзительный визг первого Пожирателя, который опрокинулся, лишившись половины черепа. Второй отвернулся от Амазиги и ринулся на высокого человека у опушки. Шэнноу выстрелил, зверь споткнулся. Второй выстрел разнес ему череп, и Амазигу обдало брызгами крови и ошметками мозга.
Шэнноу шагнул вперед, не выпуская пистолетов.
Амазига повернула голову..
— Есть еще? — шепнула она Люкасу. Ответа не последовало, и она обнаружила, что один проводок выскочил из правой коробочки. Тихо выругавшись, она вставила его на место.
— Ты не пострадала? — спросил Люкас.
— Нет. Что ты видишь? — спросила Амазига, медленно поворачиваясь на триста шестьдесят градусов.
— Всадники километрах в четырех к северу, они едут от нас. Зверей не вижу. Но обрыв очень высок, и наверху, возможно, есть еще. Могу ли я посоветовать тебе перезарядить твое оружие?
Выключив машину, Амазига неуверенно поднялась на ноги. Шэнноу протянул ей «узи», и тут подбежал Гарет, сжимая в руке своего автоматического Орла Пустыни.
— Спасибо, Шэнноу, — сказала Амазига. — Ты оказался тут очень быстро.
— Я все время был здесь, — сказал он. — Перешел ручей следом за вами.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— Мне было не по себе. А теперь, если вы меня извините, я оставлю вас сторожить и дальше.
— Ух, черт! — воскликнул Гарет, глядя на трех убитых зверей. — Просто великаны!
— Причем мертвые, — отозвался Шэнноу, проходя мимо.
Гарет подошел к Амазиге, которая вставляла в «узи» новую обойму.
— Черт! Ну, вылитый снежный человек… — Он оборвал фразу, и Амазига увидела, что он глядит на голову другой Амазиги. — О Господи! Господи!
Мать взяла его под руку и повела к ручью.
— Я жива, Гарет. И ты жив. Думай только об этом. Слышишь?
— Слышу. — Он кивнул. — Но, черт…
— Никаких «но», сын! Они мертвы, мы живы. Они хотели спасти Сэма. Они не сумели. Мы сумеем. Ты понял?
Он судорожно вздохнул.
— Я тебя не подведу, мама. Можешь положиться на меня.
— Я знаю. А теперь пойди поспи. Я буду дежурить.
Сэмюэль Арчер не был религиозен. Он уже давно решил, что Бог, если он существует, либо самодур, либо бездарность. А возможно — и то, и другое. Однако теперь Сэм стоял на краю плато и молился. Не о себе (хотя остаться в живых было бы более чем приятно), но о последних оставшихся в живых из тех, кто вместе с ним выступил против Кровь-Камня. Позади него были оставшиеся инсургенты — всего двадцать два, включая женщин. Перед ним и внизу на равнине были отборные исчадия. Двести воинов, чьи боевые качества были усилены семенами демона в их лбах. Все до единого — беспощадные убийцы. Сэм поглядел по сторонам. Инсургенты выбрали отличное место для последнего боя — высоко над равниной, а деревья с густым подлеском создавали что-то вроде естественного форта. Исчадиям придется взбираться по крутому склону под шквальным огнем. «Будь у нас достаточно боеприпасов, мы могли бы долго продержаться», — подумал Сэм и скосил глаза на две патронные ленты, перекрещенные на его широкой груди. Пустых кармашков было больше, чем патронов. Он пересчитал их. Из кармана разорванной серой рубашки он вынул полосу вяленого мяса — все, что осталось от его доли съестных припасов.
Сэм знал, что отступать им некуда. В двухстах ярдах за его спиной склон отвесно тянулся вниз до самого дна ущелья, которое выводило в пустыню Мардих. Даже если бы им удалось спуститься с обрыва, без лошадей им никогда не добраться до далекой реки. В пустыне их ждет смерть от жажды.
Сэм вздохнул и протер усталые глаза. Четыре года он противостоял Кровь-Камню, собирал бойцов, сражался с исчадиями и Пожирателями. И все впустую. Свой небольшой запас Сипстрасси он израсходовал целиком, а без них нет надежды остановить убийц. У него по руке полз муравей. Он смахнул его.
«Вот кто мы, — подумал он. — Муравьи, гордо не отступающие перед лавиной».
Отчаяние — мощная сила, и почти все эти четыре года Сэм противился ему. Вначале это было не так уж трудно. Оставшиеся в живых Хранители сплотились против Саренто и выиграли три сражения с исчадиями. Но ни одно не оказалось решающим. Затем Кровь-Камень создал волчецов-мутантов, и у человечества появились новые страшные враги; Целые общины перебирались в горы, ища спасения от свирепых зверей. В результате армия Хранителей, всегда немногочисленная, лишилась продовольствия, которым ее снабжали фермеры, теперь бежавшие от Пожирателей. Не хватало боеприпасов, и многие бойцы вернулись к себе домой в тщетной надежде защитить свои семьи.
И вот их осталось двадцать два. А завтра не останется никого.
К Сэму подошла красивая высокая смуглая женщина с двумя пистолетами на наплечных ремнях, надетых поверх вылинявшей красной рубашки. Иссиня-черные волосы были закручены в тугой пучок на затылке. Сэм улыбнулся ей.
— Думается, Шэмми, мы подошли к концу длинного печального пути. Я сожалею, что вовлек тебя во все это. Шэмшед Синг пожала плечами:
— Здесь или дома… Какая разница? Либо сражаться, либо умереть.
— Либо и то, и другое, — устало сказал Сэм. Она села рядом с ним на камень, положив короткоствольное ружье поперек стройных ног.
— Расскажи мне про счастливые времена, — внезапно попросила она.
— О чем-нибудь конкретном? — сказал он. — Я ведь прожил триста пятьдесят лет, так что есть из чего выбирать.
— Расскажи мне про Амазигу.
Он поглядел на нее с нежностью. Она была влюблена в него и не скрывала этого все два года, которые провела с инсургентами. Однако Сэм держал ее на расстоянии. За всю его долгую жизнь только одна женщина нашла доступ к его душе, а она была мертва, убита исчадием в первые дни войны.
— Ты замечательная женщина, Шэмми. И я жалею, что не воздал тебе должного.
— Чепуха, — сказала она с широкой улыбкой. — А теперь расскажи мне про Амазигу.
— Почему?
— Потому что это тебя всегда подбодряет. А тебе ободриться не помешает. Он покачал головой.
— Мне всегда казалось особенно печальным, что в жизни всякого человека наступает момент непоправимости. Когда Наполеон увидел разгром своей армии при Ватерлоо, он понял, что уже никогда в жизни ему не начать победной военной кампании. Все было позади. И мне всегда казалось, что смириться с этим очень тяжко. Теперь я знаю, каково это. Мы сражались с великим злом и не смогли победить его. А завтра мы умрем. Сейчас не время для счастливых воспоминаний, Шэмми.
— Ты не прав, — сказала она. — В эту минуту я еще вижу небо, ощущаю горный ветер, вдыхаю запах сосен. Я жива! И наслаждаюсь этим. Завтра будет другой день, Сэм. Мы сразимся с ними. Кто знает? Может быть, мы победим. Может быть, Бог разверзнет небо и обрушит громы на наших врагов.
Он засмеялся:
— Скорее всего он промахнется и попадет громами в нас.
— Не иронизируй, Сэм, — попеняла она. — Не нам судить о замыслах Бога.
— Меня ставит в тупик, как, увидев все, что ты видела, ты еще способна сохранять веру в Него.
— А меня ставит в тупик, что ты не способен, — ответила она. Солнце склонялось к горизонту, обливая горы золотом и багрянцем.
Внизу в долине исчадия зажигали лагерные костры, и эхо откликалось на хриплое пение.
— Джерет осмотрел ущелье, — сказала Шэмшед. — Обрыв тянется примерно на четыре мили. Он считает, что некоторые из нас могли бы спуститься.
— Внизу пустыня. Мы не выживем, — сказал Сэм.
— Согласна. Но у нас все-таки есть выбор.
— Ну, хотя бы Пожиратели исчезли, — сказал он, вновь глядя на лагерь исчадий.
— Да, странно, — согласилась она. — Они все ушли вчера. Но вот куда?
— Какая разница, лишь бы здесь их не было, — ответил он с чувством. — Сколько у тебя патронов?
— Около тридцати. И еще двадцать пистолетных.
— Думаю, этого хватит, — сказал Сэм.
— Должно хватить, — согласилась она.
Амазига смотрела, как Гарет снимает с седла две свернутые кольцами веревки: Обрыв был практически вертикальным и высотой около шестисот футов, но состоял из трех уступов. Первый тянулся над ними примерно в восьмидесяти футах. В лунном свете его край переливался серебром.
— Что ты думаешь? — спросила Амазига.
— Проще простого, мама. — Гарет улыбнулся. — Опор, чтобы хвататься и ставить ноги, вполне достаточно. Единственная трудность — навес над верхним уступом, но не сомневаюсь, что смогу подняться и на него. Я в одиночку одолевал подъемы куда труднее этого. — Он обернулся к Шэнноу:
— Когда я взберусь на первый уступ, я сброшу вам веревку, мистер Шэнноу Подъем будет поэтапным. Как вы переносите высоту, мистер Шэнноу?
— Боязнью высоты я не страдаю, — ответил Иерусалимец.
Гарет набросил свернутую веревку через шею и плечо, потом подошел к обрыву. Да, подъем оказался относительно нетрудным, но почти под самым уступом скала была отполирована стекающей с него водой. Он подумал перебраться правее, но тут же заметил узкую вертикальную щель в шести футах левее. Осторожно добравшись до нее, Гарет засунул правую руку внутрь, сжал ее в кулак и подтянулся вверх на пару футов. Слева оказался удобный выступ, и он поднялся выше. Разжав кулак, он закинул руку на уступ, подтянулся и сел, спустив ноги, глядя на маленькие фигурки внизу. Потом помахал им.
Скалолазание всегда было его увлечением. Впервые он его освоил в Европе, в Триффинских горах Уэльса. Его всему обучила Лайза: показала, как опираться на выступы, как якорно сжимать кулак в щели. Его поражало, с какой легкостью она взбиралась по отвесным скалам, казавшимся гладкими, как отполированный мрамор. Он вспоминал о ней с большой нежностью и порой недоумевал, почему променял ее на Еву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45