— Ты меня убьешь, тварь навозная? Да ты знаешь, кто я?
— Я знаю, что ты жирная туша и быстр, как параличная черепаха, — ответил Клем с небрежной улыбкой. — На твоем месте я бы подождал пистолет вытаскивать, а собрал бы вокруг тех друзей, какие у тебя имеются. Детина выругался и ухватил пистолет, но прежде, чем его пальцы успели сомкнуться на рукоятке, он увидел перед собой дуло никелированного пистолета. Клем шагнул вперед, и дуло уперлось в переносицу детины.
— И как только такой копуша дожил до того, чтобы обзавестись такой безобразной мордой? — спросил Клем. При последних словах он сделал еще шаг и ударил детину коленом в пах. Тот со стоном согнулся, и Клем с силой опустил рукоятку пистолета на его затылок. Детина упал ничком и замер.
— Приветливое местечко, — сказал Клем, убирая пистолет в кобуру. — Нестор, ты тут все оглядел? — Юноша угрюмо кивнул. — Так пойдем поищем, где бы перекусить. — И Клем похлопал его по плечу.
Нестор шагнул, пошатнулся, и Клем поддержал его.
— Черт, малый, с тобой хлопот не оберешься. К ним подошел пожилой мужчина.
— Сынок, послушай доброго совета и уезжай из Чистоты. Сахс не забудет, как ты его уложил. Он постарается тебя отыскать.
— Какая в городе самая лучшая обжорка? — спросил Клем.
—» Малютка Мари «. В двух кварталах к югу. На правой стороне.
— Ну так когда он прочухается, скажите ему, куда я пошел. И скажите, чтобы он прихватил свой заступ. Я его похороню там, где он свалится.
Клем вывел Нестора из трактира и подсадил в седло.
— Держись, малый, — сказал он. — Боль скоро пройдет.
— Да, сэр, — промямлил Нестор, а когда Клем вскочил на лошадь и повернул на север, ведя лошадь Нестора, за повод, юноша недоуменно спросил:
— Так вы же не туда едете?
Клем только весело усмехнулся. Через несколько кварталов они увидели вывеску, гласившую» Ресторан Единство «, над довольно непритязательным заведением.
— Сойдет! — сказал Клем. — Как ты себя чувствуешь?
— По мне будто лошадь прогулялась.
— Ничего, выживешь! Давай-ка перекусим. В ресторанчике стояло всего пять столиков, а занят был только один. За ним сидел высокий мужчина в серой защитной рубашке Крестоносца. Клем повесил шляпу на вешалку у двери и направился к свободному столику. К ним подошла тоненькая официантка — блондинка с волосами цвета меда.
— У нас есть бифштексы. У нас есть куры. У нас есть ветчина. Что выберете?
— Теперь я понял, почему ваш ресторан так популярен, — сказал Клем. — Надеюсь, еда будет теплее вашего гостеприимства.
— Пока не выберете, не узнаете, — парировала она, и глазом не моргнув. — У нас есть бифштексы. У нас есть куры. У нас есть ветчина. Что выберете?
— Мне бифштекс с яйцом. Ему тоже. С кровью.
— Э-э… Мне бы хорошенько прожаренный, — сказал Нестор.
— Он молод, но скоро поумнеет, — перебил Клем. — Два бифштекса с кровью.
— У нас есть местное вино. У нас есть пиво. У нас есть баркеровка. Что выберете?
— А вино приличное? — Она подняла бровь. — Забудьте! Два пива.
Когда она ушла, Нестор наклонился к Клему.
— Что это за город? — спросил он. — Вы видели, чем они занимались в трактире? Играли на деньги, якшались с… с… — Он смущенно замолчал.
— Ты про женщин? — Клем засмеялся. — Эх, Нестор, тебе учиться и учиться, малый!
— Но это же против законов Диакона!
— Есть вещи, против которых никакие законы не помогут, — сказал Клем, переставая улыбаться. — Большинству мужчин время от времени требуется общество женщины. А в рудничных городках, где число мужчин превосходит число женщин раз, может, в двадцать, их на всех никак не хватит, а это приводит к беспорядкам, Нестор. Хорошая шлюха содействует поддержанию мира.
— Твой друг — мудрый человек, — сказал Крестоносец, поднявшись со стула и подходя к ним. Он был. высокий, сутуловатый, с висячими усами. — Добро пожаловать в Чистоту, ребята, — сказал он. — Я Сиф Уилер, местный капитан Крестоносцев.
— Первые слова привета, которые мы тут услышали, — сказал Клем, протягивая руку. Уилер пожал ее и сел рядом. — В гости приехали? — спросил он.
— Завернули переночевать, — ответил Клем, не дав Нестору рта открыть.
Уилер кивнул и повернулся к Нестору.
— Не суди нас строго, малый, — сказал он. — Твой друг прав. Как только тут нашли серебро, сюда вдобавок к четырем тысячам рудокопов нахлынули всякие мерзавцы. Крутые ребята. Сначала мы пытались требовать соблюдения законов об азартных играх и прочем, но не было толку никакого. Мошенники и шулера обирали трудяг. Начались убийства. Вот мы и открыли игорные дома и приглядываем, чтобы игра там велась честно. Конечно, тут есть к чему придраться, но мы стараемся поддерживать порядок. А это непросто.
— Но как же законы? — спросил Нестор. Уилер устало вздохнул.
— Ну, издам я закон, что дышать разрешается только по воскресеньям. Думаешь, его будут соблюдать? Люди соблюдают только те законы, с которыми согласны, или те, соблюдать которые их способны принудить такие, как я. Я могу заставить рудокопов и преступный сброд держаться подальше от порядочных горожан. Это я могу. Но Единству требуется серебро, а здешние рудники самые богатые. Вот мы и получили от апостола Савла разрешение на наши… заведения. — Было ясно, что Уилеру такое положение вещей не очень по вкусу, и Клему он показался порядочным человеком. — Так куда вы едете? — спросил Крестоносец Нестора.
— Ищем одного человека, — ответил юноша.
— Кого же?
— Пастыря Долины Паломника, сэр.
— Йона Кейда? Я слышал, его убили, когда его церковь сгорела.
— А вы его знали? — спросил Клем.
— В глаза не видел. Но пошли слухи, что он привечает волчецов — даже в свою церковь их пускает. Неудивительно, что она запылала. Так он жив, вы считаете?
— Да, сэр, — сказал Нестор. — Он убил налетчиков, но был ранен. Тяжело.
— Что ж, здесь его нет, сынок. Могу тебя в этом заверить. Но все-таки опиши его, а я присмотрю, чтобы это описание распространили.
— Рост около шести футов двух дюймов, на висках легкая седина. На нем был черный плащ, белая рубашка, черные брюки и башмаки. Лицо очень худое, глаза глубоко посажены и почти не улыбается. Лет ему тридцать пять, а может, и больше.
— А куда он был ранен? — негромко спросил Уилер. — В висок? Вот сюда? — добавил он, постукав себя по голове справа.
— Да, сэр. Вроде бы. Один человек видел его, когда он уезжал, и сказал, что у него из головы текла кровь.
— Но вы откуда знаете, если не видели его? — вмешался Клем.
— Я видел человека, отвечающего этому описанию. Что еще можете вы сказать мне про него?
— Он тихий человек, — ответил Нестор. — И не терпит никакого насилия.
— Да неужто? Ну, для человека, который не одобряет насилия, он немножечко часто прибегает к нему. Застрелил нашего Клятвоприимца. Прямо в церкви. Должен признать, что Крейн — убитый — был редким мерзавцем, но дело-то не в том. А перед тем он ввязался в перестрелку, когда Крейн и еще некоторые напали на странников. Убиты были несколько мужчин… и женщин. Думаю, от раны у вашего Пастыря помутилось в голове, сынок. Ты не поверишь, кем он назвался.
— Кем же? — спросил Нестор.
— Взыскующим Иерусалима!
У Нестора отвисла челюсть, и он покосился на Клема, но лицо того хранило равнодушие. Уилер откинулся на спинку стула.
— Вас это вроде бы не удивило, друг. Клем пожал плечами:
— С раной в голове чего не скажешь! Так, значит, вы его не поймали?
— Да нет. И сказать честно, я надеюсь, что так и дальше будет. Он же очень больной человек. И его как никак толкнули на это. Но одно я вам скажу: стрелять он умеет. Удивительный талант для проповедника, который не любит насилия.
— Такой уж он человек, полный сюрпризов, — сказал Клем.
Иаков Мун думал о другом, о куда более важном, чем смертельно раненный человек, который с трудом полз через двор к упавшему пистолету. Он взвешивал свои дальнейшие действия. Апостол Савл обходился с ним по-честному: вернул ему молодость, а потом обеспечивал немалое богатство и женщин хоть отбавляй. Но день Савла клонился к закату.
Конечно, Савл воображает, будто способен занять место Диакона. Однако Мун знал, что так не будет. Как он ни пыжился, с какой легкостью ни убирал людей ради власти, в Савле все равно была слабина. Никто, кроме него, Муна, ее словно бы не замечал. Ну да их ослеплял блеск Диакона, и они не видели недостатков его ближайшего помощника.» Посмотрим правде в глаза, — сказал себе Мун, — тень Савл отбрасывает самую жиденькую «.
Раненый застонал. Он уже почти дополз до пистолета. Мун выждал, пока дрожащие пальцы не сомкнулись на рукоятке, а тогда послал ему две пули в спину. Вторая перебила позвоночник в крестце, и у раненого отнялись ноги. Сжимая пистолет, он пытался перекатиться набок, чтобы прицелиться в своего убийцу, но ничего не получалось: ноги стали непосильным бременем. Мун перешел вправо.
— Сюда, Ковач, — сказал он. — Попробуй, не получится ли так?
Умирающий Бык Ковач упрямо уперся в землю, и мощные руки наконец помогли ему повернуться настолько, что он увидел высокого головореза. Трясущимися пальцами Бык взвел курок пистолета. Мун вынул свой и прострелил ему голову. Пуля вошла в лоб над самой переносицей.
— А, черт, храбрости ему хватало! — сказал один из Иерусалимских Конников, сопровождавших Муна.
— Храбростью много не возьмешь, — сказал Мун. — Вы, ребята, возвращайтесь в Долину Паломника и доложите о нападении разбойников на ферму Ковача. Про меня скажите, что я их выслеживаю. Если я вам понадоблюсь, я буду в Доманго. И, Джед! — крикнул он им вслед, когда они пошли к лошадям.
— Что, сэр Иаков?
— У меня нет времени на лавочника. Займись им ты.
— Когда?
— Через два дня, — ответил Мун. — Вечером накануне принесения Клятвы.
Когда Конники уехали, Мун перешагнул через труп и неторопливо вошел в дом. Бревна стен были отлично обтесаны и пригнаны друг к другу, земляной пол плотно утрамбован и чисто выметен. Для уютности Бык Ковач покрыл его узорами. Картин на стенах не было, а вся мебель была самодельной. Мун подтянул стул и сел. На старой чугунной печурке стоял кувшин с баркеровкой, над которым курился душистый пар. Протянув руку, он налил себе кружку и снова задумался о Савле.
Апостол был прав. Земля — вот ключ к богатству. Но к чему ею делиться? Почти вся, какую они себе обеспечили, записана на Муна.» Когда Савл перекинется, я буду вдвое богаче «.
Из темного угла выскользнула черно-белая кошечка и потерлась о ноги Муна. Потом вспрыгнула к нему на колени и замурлыкала. Мун начал поглаживать ее по голове, и она благодарно свернулась клубочком, мурлыча все громче.
Когда его убить — вот в чем заключался вопрос теперь.
Поглаживая кошечку, Мун почувствовал, как расслабляется, и ему припомнился стих из Ветхого Завета — что-то про то, что всему есть свое время: время сеять и время убирать посеянное, время жить и время умирать. Что так, то так.
Пока еще время Савла не пришло… Сперва Иерусалимец. Потом баба, Бет Мак-Адам. Мун допил баркеровку и встал, кошечка ударилась об пол всеми четырьмя лапами. Он широким шагом вышел во двор, кошечка побежала за ним, остановилась в дверях и замяукала.
Мун одним плавным движением обернулся и выстрелил. Потом перезарядил пистолет, вскочил на лошадь и поехал в Доманго.
7
Люди говорят, что мы более не живем в веке чудес. Это не так. Утрачена наша способность видеть их.
Мудрость Диакона, предисловие
Джозия Брум отложил Библию. Он никогда не был верующим, то есть в полном смысле слова, но он высоко ставил те стихи Нового Завета, которые говорят о любви и прощении. Его всегда поражало, что люди способны возненавидеть так быстро и так медлят с любовью. Но, рассудил он, первое ведь много легче.
Эльза ушла на весь вечер в кружок изучения Библии, собиравшийся по пятницам у фрей Бейли на окраине города сразу за домом собраний, и Брум смаковал непривычную тишину. Вечер пятницы был оазисом покоя в его прибранном доме. Поставив Библию на полку, он пошел в кухню и налил чайник. Кружечка баркеровки перед сном, обильно подслащенной медом, — единственное, чем он баловал себя по пятничным вечерам. Выйдет с ней на крыльцо и будет ее прихлебывать, любуясь звездами.
Завтра он даст Клятву за Бет Мак-Адам, и Эльза будет пилить его до ночи. Но сегодня он сполна насладится тишиной. Крышка чайника запрыгала. Сдернув полотенце с колышка, он набросил его на ручку и снял чайник с плиты. Налил в кружку кипятку, насыпал в нее баркеровского порошка и размешал вместе с тремя полными ложками меда. Размешивая, он услышал стук во входную дверь. Раздраженный внезапной помехой предвкушаемому удовольствию, Брум прошел с кружкой из кухни в парадную комнату и крикнул:» Входите!«, потому что дверь никогда не запиралась.
В нее вошел Даниил Кейд, тяжело опираясь на палки, весь побагровев от усилий. Джозия Брум бросился к нему, взял Пророка под локоть и подвел к мягкому креслу. Кейд с благодарностью опустился в кресло, а палки положил на пол.
Откинув голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45