Пророк несколько раз глубоко вздохнул. Брум поставил кружку с баркеровкой на стол справа от своего гостя.
— Испейте, сэр, — сказал он. — Она вас подкрепит. Потом поспешил на кухню, налил себе вторую кружку, добавил порошка с медом и вернулся в комнату. Кейд дышал уже спокойно, но выглядел усталым, изнуренным. Под глазами у него темнели круги, а багровая краснота щек сменилась нездоровой бледностью.
— Совсем я плох стал, сынок, — прохрипел он.
— Что привело вас в мой дом, сэр… Только не поймите меня не правильно: вы в нем всегда самый желанный гость.
Кейд улыбнулся, дрожащей рукой поднес баркеровку к губам и отхлебнул.
— Да уж сладка, ничего не скажешь!
— Давайте я вам другую кружку налью, — предложил Брум.
Кейд покачал головой.
— Спасибо, сынок. Но я пришел не пить, а поговорить. Ты заметил, кто к нам понаехал?
Брум кивнул. За последнюю неделю в Долину Паломника приехали более двадцати всадников, все налитые силой и вооруженные до зубов.
— Иерусалимские Конники, — сказал он. — Они служат Диакону. Кейд хмыкнул:
— Савлу, сказал бы я. Не нравится мне это, Брум. Я знаю, какой они масти. Кровь Божья! Я ведь сам той же масти. Разбойники, помяни мое слово. Не знаю, какую игру ведет Савл, но не нравится мне это, Брум.
— Как я понял, их призвал Иаков Мун после убийства бедняги Ковача… ну, Быка, — сказал Брум. Бледные глаза Кейда сузились.
— Да, — сказал он. — Тот, за кого вы с Бет должны были стать поручителями в Клятве. А теперь двое из этих самых Иерусалимских Конников поселились в доме Быка. Что-то тут очень не так. Но никто ничего не замечает.
— О чем это вы?
— Все началось с сожжения церкви. Почему там не было Крестоносцев? И откуда налетчики знали, что их там не будет? Вокруг церкви их в масках было не меньше двадцати, а из города уехали всего пятеро. Если не считать убитого в церкви, остается четырнадцать неопознанных налетчиков. И, как ни странно, именно столько Крестоносцев отправилось разобраться с предполагаемым нападением на ферму Сима Джексона.
— Не хотите же вы сказать…
— Я хочу сказать, что в Долине Паломника что-то пахнет очень скверно.
— Я думаю… извините мою прямоту… что вы слишком близко принимаете это к сердцу. Я говорил с апостолом Савлом, и он заверил меня, что Иаков Мун и его всадники скоро изловят разбойников, убивших беднягу Быка. Этих людей тщательно отбирали по их способностям и преданности своему долгу. Впрочем, как и Крестоносцев. Я знаю Леона Эванса еще с тех пор, когда он пешком под стол ходил. Никогда не поверю, что он мог участвовать в такой… в таком ужасном деле.
— В тебе больше веры, чем во мне, — устало сказал Кейд. — Что-то происходит, а я не знаю что. И мне не нравится этот Савл. Не понимаю, что в нем находит Диакон. Ну, разве что он последний апостол, который еще жив.
— Уверен, что он прекраснейший человек. Я с ним много раз беседовал, и он всегда был любезен и внимателен, — сказал Брум, которому становилось все больше не по себе. — Писание он знает наизусть и все дни проводит в молитвах и общении с Господом.
Кейд усмехнулся:
— Брум, Брум, да не старайся ты одурачить старика. Ты же не христианин, хотя, черт дери, куда больше похож на него, чем многие и многие. Но это так, в сторону. Йон сказал мне, что ты один из немногих, кому известно его прошлое. Он доверял тебе… И я доверюсь. Завтра я поеду в Единство. Попробую увидеть Диакона и выяснить, что тут творится, черт дери.
— Но я-то туг при чем?
— По-моему, Савл знает мои мысли и, возможно, попробует помешать мне добраться до столицы. Если я туда не доберусь, Брум, прошу, расскажи Йонни то, что я тебе сказал. Ты понял?
— Но… Но он же умер. Пропал в пустыне.
— Не умер. Или ты не слышал, о чем все говорят? Человек, назвавшийся Взыскующим Иерусалима, пристрелил Клятвоприимца из Чистоты. Он не умер, Брум. Черт дери, он снова ожил! И он вернется.
В дверях раздался шорох, и Брум, взглянув туда, увидел на пороге высокого широкоплечего человека с пистолетом в руке.
— Что вам надо? — спросил он, вставая.
— Велено тебя прикончить, — ответил тот весело, — а вот про старого пердуна ни черта сказано не было. Но приказ есть приказ. — Убийца улыбнулся, его пистолет рявкнул, и Брума отшвырнуло к стене. Грудь обожгла нестерпимая боль. Он мешком повалился на пол и ударился о столик, стоявший возле его кресла. Столик накренился, он почувствовал, как кружка с баркеровкой ударилась ему в спину, и горячая жидкость впиталась в рубашку. Несмотря на боль, сознания он не потерял и уставился с пола на человека, который его застрелил.
— Почему? — спросил он ясным голосом. Убийца пожал плечами.
— Я вопросов не задаю, — сказал он.
— И я, — сказал Даниил Кейд.
Глаза Брума скосились на Пророка, чей голос прозвучал совсем по-другому и был холодным, как могила. Убийца повернул свой пистолет, но опоздал — Кейд всадил ему две пули в грудь. Он упал навзничь на порог и попытался поднять пистолет, но пуля впилась в косяк. Убийца обмяк, его пальцы выпустили пистолет.
— Так ты же… вроде… богом взысканный, — прохрипел он и закашлялся кровью.
— Аминь, — сказал Кейд, его пистолет вздрогнул, и третья пуля пронизала голову лежащего. — Гори в аду, — добавил Пророк.
Брум с трудом поднялся на колени, по рубашке расползлось кровавое пятно, левая рука бессильно свисала вдоль бока.
— Эй, Джед! — донесся голос снаружи. — Какого черта ты там прохлаждаешься?
— Если ты в состоянии держаться на ногах, Брум, — зашептал Кейд, — выберись через заднюю дверь. Там стоит моя тележка. Поезжай к Бет Мак-Адам.
— А как же вы?
— Иди, не теряй времени, сынок. Сейчас не до разговоров.
Кейд открыл пистолет и вкладывал патроны в барабан. Брум, пошатываясь, встал и, пятясь, прошел через кухню. Окно комнаты рассыпалось осколками, и в него, откинув занавеску, заглянул человек. Кейд его застрелил. Еще один убийца впрыгнул в дверь. Брум увидел, как он дважды выстрелил, и обе пули попали в Пророка. Загремел пистолет Кейда, и его противник опрокинулся, забрызгивая стену кровью.
Брум на подгибающихся ногах вышел в темноту и кое-как забрался в тележку Кейда. Ухватил вожжи здоровой рукой, ногой вышиб тормоз и хлестнул лошадь вожжами по спине. Она налегла на постромки, и тележка покатила вперед все быстрее.
Где-то позади раздался выстрел. Потом второй. Он услышал, как пуля ударила в доску козел, и пригнулся. Затем тележка еще стремительнее покатила во тьму, оставив стрелявших далеко позади.
— Я хотел бы понять, что происходит, — сказал Клему Нестор Гаррити, как только они остались вдвоем. Клем отвел глаза и вонзил нож в бифштекс. — Кто он? Кто он на самом деле? — не отступал Нестор.
Клем отодвинул тарелку и утер рот салфеткой.
— Он тот, кем себя называет.
— Взыскующий Иерусалима? Не может быть! Я же его знаю. Бога ради, он же Пастырь!
— Времена меняются, Нестор. И люди меняются. Он сражался с Кинжалами и понял, что с него достаточно. Ты подумай, малый. Он был печальным ожесточенным человеком и искал город, которого нет. Потом он послал Меч Божий сквозь время и уничтожил мир. А может быть, и два. Он был влюблен в Бет. И хотел иной жизни. Последняя капелька силы в Камне Даниила вернула ему молодость. Это было новое начало. Насколько я знаю, когда он вернулся из-за Стены, его узнали только двое — Джозия Брум и Эдрик Скейс. Скейс унес эту тайну в могилу. Ну а Брум? Он мирный мечтатель, и ему нравился человек, которым старался быть Шэнноу. Вот и все, Нестор.
— А как же книги? Вознесение на небо в колеснице? Одно вранье?
— По большей части, — сказал Клем с сухой усмешкой. — Ну да все легенды на том стоят, сынок. Мы помним не так и не то. И чаще всего без умысла. Возьми для примера меня. Когда я был мальчишкой, мой учитель сказал, что из меня выйдет разбойник или зачинатель войн. Выгнал меня из школы, а моим сказал, что я ни на что не гожусь. Теперь у меня три тысячи акров земли, и я богатый влиятельный человек. В прошлом году я свиделся с этим учителем. Он приезжал в Пернум. Знаешь, что он сказал?» Клем, я всегда знал, что в вас есть семена великих свершений «. И он не лгал, понимаешь?
Нестор замотал головой.
— Ничего я не понимаю! Все построено на вранье — Диакон, ну все! Одно вранье. Вся эта библейская жвачка. Все, чему нас учат. Вранье!
— Тпру-у, сынок! Не смешивай все в одну кучу, — предостерег Клем. — Нам всем требуются герои, и Шэнноу был… Он хороший человек. Не важно, что о нем понаписали другие, он всегда делал только то, что считал правильным, и никогда не проходил мимо, когда творилось зло. И некоторые его деяния неоспоримы. Он сражался с исчадиями и он покончил с Хранителями, которые стояли за этой войной. Нестор, он хороший человек, и не его вина, если другие — политического склада ума — употребляли его имя всуе.
— Я хочу вернуться домой, — сказал Нестор. — Не хочу больше его искать!
— Само собой, сынок, — сказал Клем. — Я понимаю. Он заплатил за еду и встал. Встал и Нестор, сгорбившись, глядя в никуда. Клем пожалел мальчишку: чугунные копыта реальности растоптали его мечту в прах.
— Пошли, — сказал он, и они вышли на улицу. Раздался выстрел, и из косяка рядом с головой Клема брызнули щепки. Он пригнулся, выхватил пистолет и прыгнул вперед. Навстречу шагнул стрелок. Клем выстрелил, пуля ударила стрелка в плечо, повернула, и он выронил ружье. Нестор окаменел и вдруг увидел буяна из трактира.
Сахс целился из пистолета в спину Клема. Не думая, Нестор выхватил свой пистолет, спустил курок, и пуля пронзила грудь Сахса. Внезапно весь гнев Нестора вырвался наружу: подойдя к раненому, он опять выстрелил. И опять. Оба выстрела попали в цель, и Сахс отлетел к стене дома.
— Сволочь! — вопил Нестор, продолжая нажимать на спусковой крючок даже после того, как в пистолете не осталось ни одного патрона, а несостоявшийся убийца валялся мертвый у его ног. Клем подошел к мальчику и бережно забрал у него пистолет. Нестор плакал, сотрясаясь от судорожных рыданий.
— Все вранье, — всхлипнул он.
— Знаю, — сказал Клем.
К ним подошел Сиф Уилер с длинным пистолетом в руке.
— Что, во имя Ада, тут происходит? — спросил он Клема.
— Раньше мы немного повздорили с… с этим, — сказал Клем, кивая на труп. — Когда мы вышли отсюда, они принялись в нас палить. Там у угла типчик с раздробленным плечом, думаю, он расскажет вам побольше.
— Ну, — сказал Уилер, — Сахс, во всяком случае, нам ничего не скажет, черт дери. А вы, ребята, пройдитесь-ка со мной до штаба. Мне нужно составить рапорт для городских старейшин.
— Дурак чертов, — с горечью сказал Клем. — Полез под пулю из-за пролитого пива.
— Он, думается, убивал других по причинам куда незначительнее, — буркнул Уилер. — Только доказательств ни разу найти не удалось.
Позднее, когда Сиф Уилер закончил свой рапорт, давшийся ему нелегко, он отложил перо и посмотрел на Нестора. Юноша был белее мела, глаза смотрели куда-то вдаль.
— Тебе нехорошо, сынок? — спросил Крестоносец. Нестор мотнул головой, но ничего не сказал. Уилер всмотрелся в него. — Думается, ты еще никогда не бывал в таких кровавых переделках. — Нестор упрямо глядел в пол, и Уилер повернулся к Клему. — По-моему, вам лучше убраться из города. Сахса здесь не слишком любили, но у него были дружки-собутыльники. Крутые ребята. И они могут решить, что им надо бы… Ну… сами понимаете.
Клем кивнул.
— Мы, собственно, собирались уехать утром. Но почему бы и не сейчас? Уилер кивнул.
— Полагаю, поедете в Доманго. Последний раз вашего друга видели там.
— Пожалуй, — согласился Клем.
— Ну, так я был бы вам очень признателен, если бы вы по дороге заглянули к моей матери узнать, все ли у нее хорошо. У нее ферма сразу за хребтом. Если ехать по дороге на Доманго, вы легко ее найдете. Старый дом в долинке на восток от дороги. Она вас накормит до отвала и устроит на ночлег.
— Что-нибудь передать ей?
Уилер пожал плечами и ухмыльнулся совсем по-мальчишески:
— Скажите просто, что у Сифа и Пэда все в порядке, и мы к ней нагрянем в конце лета.
Уилер взвесил на ладони пустой пистолет Нестора, выдвинул нижний ящик стола и достал коробку с патронами. Молниеносно зарядив пистолет, он протянул его Нестору.
— От незаряженного пистолета никому нет никакой пользы, — сказал он. — Да заберите и эти, не помешают, — добавил он, подталкивая коробку к Клему.
— Может, было бы лучше, если бы все пистолеты оставались незаряженными, — ответил Клем, пожимая руку Крестоносца.
— Аминь, — сказал Сиф Уилер.
Лежа без сна в спальне для гостей, Шэнноу смотрел в окно на яркие звезды. Они с Амазигой говорили до глухой ночи, а потом она проводила его в эту ни на что не похожую комнату. Металлическая кровать с пухлым матрасом, а вместо шерстяных одеял одно, набитое пухом. У кровати — столик со странной лампой, горящей ярко без всякой заправки. Ее можно было зажигать и гасить, нажимая на что-то вроде пуговицы, вделанной в основание. Рядом стояла коробочка, на которой горели цифры 03:14. Но когда Шэнноу снова посмотрел на нее, цифры изменились — 03:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Испейте, сэр, — сказал он. — Она вас подкрепит. Потом поспешил на кухню, налил себе вторую кружку, добавил порошка с медом и вернулся в комнату. Кейд дышал уже спокойно, но выглядел усталым, изнуренным. Под глазами у него темнели круги, а багровая краснота щек сменилась нездоровой бледностью.
— Совсем я плох стал, сынок, — прохрипел он.
— Что привело вас в мой дом, сэр… Только не поймите меня не правильно: вы в нем всегда самый желанный гость.
Кейд улыбнулся, дрожащей рукой поднес баркеровку к губам и отхлебнул.
— Да уж сладка, ничего не скажешь!
— Давайте я вам другую кружку налью, — предложил Брум.
Кейд покачал головой.
— Спасибо, сынок. Но я пришел не пить, а поговорить. Ты заметил, кто к нам понаехал?
Брум кивнул. За последнюю неделю в Долину Паломника приехали более двадцати всадников, все налитые силой и вооруженные до зубов.
— Иерусалимские Конники, — сказал он. — Они служат Диакону. Кейд хмыкнул:
— Савлу, сказал бы я. Не нравится мне это, Брум. Я знаю, какой они масти. Кровь Божья! Я ведь сам той же масти. Разбойники, помяни мое слово. Не знаю, какую игру ведет Савл, но не нравится мне это, Брум.
— Как я понял, их призвал Иаков Мун после убийства бедняги Ковача… ну, Быка, — сказал Брум. Бледные глаза Кейда сузились.
— Да, — сказал он. — Тот, за кого вы с Бет должны были стать поручителями в Клятве. А теперь двое из этих самых Иерусалимских Конников поселились в доме Быка. Что-то тут очень не так. Но никто ничего не замечает.
— О чем это вы?
— Все началось с сожжения церкви. Почему там не было Крестоносцев? И откуда налетчики знали, что их там не будет? Вокруг церкви их в масках было не меньше двадцати, а из города уехали всего пятеро. Если не считать убитого в церкви, остается четырнадцать неопознанных налетчиков. И, как ни странно, именно столько Крестоносцев отправилось разобраться с предполагаемым нападением на ферму Сима Джексона.
— Не хотите же вы сказать…
— Я хочу сказать, что в Долине Паломника что-то пахнет очень скверно.
— Я думаю… извините мою прямоту… что вы слишком близко принимаете это к сердцу. Я говорил с апостолом Савлом, и он заверил меня, что Иаков Мун и его всадники скоро изловят разбойников, убивших беднягу Быка. Этих людей тщательно отбирали по их способностям и преданности своему долгу. Впрочем, как и Крестоносцев. Я знаю Леона Эванса еще с тех пор, когда он пешком под стол ходил. Никогда не поверю, что он мог участвовать в такой… в таком ужасном деле.
— В тебе больше веры, чем во мне, — устало сказал Кейд. — Что-то происходит, а я не знаю что. И мне не нравится этот Савл. Не понимаю, что в нем находит Диакон. Ну, разве что он последний апостол, который еще жив.
— Уверен, что он прекраснейший человек. Я с ним много раз беседовал, и он всегда был любезен и внимателен, — сказал Брум, которому становилось все больше не по себе. — Писание он знает наизусть и все дни проводит в молитвах и общении с Господом.
Кейд усмехнулся:
— Брум, Брум, да не старайся ты одурачить старика. Ты же не христианин, хотя, черт дери, куда больше похож на него, чем многие и многие. Но это так, в сторону. Йон сказал мне, что ты один из немногих, кому известно его прошлое. Он доверял тебе… И я доверюсь. Завтра я поеду в Единство. Попробую увидеть Диакона и выяснить, что тут творится, черт дери.
— Но я-то туг при чем?
— По-моему, Савл знает мои мысли и, возможно, попробует помешать мне добраться до столицы. Если я туда не доберусь, Брум, прошу, расскажи Йонни то, что я тебе сказал. Ты понял?
— Но… Но он же умер. Пропал в пустыне.
— Не умер. Или ты не слышал, о чем все говорят? Человек, назвавшийся Взыскующим Иерусалима, пристрелил Клятвоприимца из Чистоты. Он не умер, Брум. Черт дери, он снова ожил! И он вернется.
В дверях раздался шорох, и Брум, взглянув туда, увидел на пороге высокого широкоплечего человека с пистолетом в руке.
— Что вам надо? — спросил он, вставая.
— Велено тебя прикончить, — ответил тот весело, — а вот про старого пердуна ни черта сказано не было. Но приказ есть приказ. — Убийца улыбнулся, его пистолет рявкнул, и Брума отшвырнуло к стене. Грудь обожгла нестерпимая боль. Он мешком повалился на пол и ударился о столик, стоявший возле его кресла. Столик накренился, он почувствовал, как кружка с баркеровкой ударилась ему в спину, и горячая жидкость впиталась в рубашку. Несмотря на боль, сознания он не потерял и уставился с пола на человека, который его застрелил.
— Почему? — спросил он ясным голосом. Убийца пожал плечами.
— Я вопросов не задаю, — сказал он.
— И я, — сказал Даниил Кейд.
Глаза Брума скосились на Пророка, чей голос прозвучал совсем по-другому и был холодным, как могила. Убийца повернул свой пистолет, но опоздал — Кейд всадил ему две пули в грудь. Он упал навзничь на порог и попытался поднять пистолет, но пуля впилась в косяк. Убийца обмяк, его пальцы выпустили пистолет.
— Так ты же… вроде… богом взысканный, — прохрипел он и закашлялся кровью.
— Аминь, — сказал Кейд, его пистолет вздрогнул, и третья пуля пронизала голову лежащего. — Гори в аду, — добавил Пророк.
Брум с трудом поднялся на колени, по рубашке расползлось кровавое пятно, левая рука бессильно свисала вдоль бока.
— Эй, Джед! — донесся голос снаружи. — Какого черта ты там прохлаждаешься?
— Если ты в состоянии держаться на ногах, Брум, — зашептал Кейд, — выберись через заднюю дверь. Там стоит моя тележка. Поезжай к Бет Мак-Адам.
— А как же вы?
— Иди, не теряй времени, сынок. Сейчас не до разговоров.
Кейд открыл пистолет и вкладывал патроны в барабан. Брум, пошатываясь, встал и, пятясь, прошел через кухню. Окно комнаты рассыпалось осколками, и в него, откинув занавеску, заглянул человек. Кейд его застрелил. Еще один убийца впрыгнул в дверь. Брум увидел, как он дважды выстрелил, и обе пули попали в Пророка. Загремел пистолет Кейда, и его противник опрокинулся, забрызгивая стену кровью.
Брум на подгибающихся ногах вышел в темноту и кое-как забрался в тележку Кейда. Ухватил вожжи здоровой рукой, ногой вышиб тормоз и хлестнул лошадь вожжами по спине. Она налегла на постромки, и тележка покатила вперед все быстрее.
Где-то позади раздался выстрел. Потом второй. Он услышал, как пуля ударила в доску козел, и пригнулся. Затем тележка еще стремительнее покатила во тьму, оставив стрелявших далеко позади.
— Я хотел бы понять, что происходит, — сказал Клему Нестор Гаррити, как только они остались вдвоем. Клем отвел глаза и вонзил нож в бифштекс. — Кто он? Кто он на самом деле? — не отступал Нестор.
Клем отодвинул тарелку и утер рот салфеткой.
— Он тот, кем себя называет.
— Взыскующий Иерусалима? Не может быть! Я же его знаю. Бога ради, он же Пастырь!
— Времена меняются, Нестор. И люди меняются. Он сражался с Кинжалами и понял, что с него достаточно. Ты подумай, малый. Он был печальным ожесточенным человеком и искал город, которого нет. Потом он послал Меч Божий сквозь время и уничтожил мир. А может быть, и два. Он был влюблен в Бет. И хотел иной жизни. Последняя капелька силы в Камне Даниила вернула ему молодость. Это было новое начало. Насколько я знаю, когда он вернулся из-за Стены, его узнали только двое — Джозия Брум и Эдрик Скейс. Скейс унес эту тайну в могилу. Ну а Брум? Он мирный мечтатель, и ему нравился человек, которым старался быть Шэнноу. Вот и все, Нестор.
— А как же книги? Вознесение на небо в колеснице? Одно вранье?
— По большей части, — сказал Клем с сухой усмешкой. — Ну да все легенды на том стоят, сынок. Мы помним не так и не то. И чаще всего без умысла. Возьми для примера меня. Когда я был мальчишкой, мой учитель сказал, что из меня выйдет разбойник или зачинатель войн. Выгнал меня из школы, а моим сказал, что я ни на что не гожусь. Теперь у меня три тысячи акров земли, и я богатый влиятельный человек. В прошлом году я свиделся с этим учителем. Он приезжал в Пернум. Знаешь, что он сказал?» Клем, я всегда знал, что в вас есть семена великих свершений «. И он не лгал, понимаешь?
Нестор замотал головой.
— Ничего я не понимаю! Все построено на вранье — Диакон, ну все! Одно вранье. Вся эта библейская жвачка. Все, чему нас учат. Вранье!
— Тпру-у, сынок! Не смешивай все в одну кучу, — предостерег Клем. — Нам всем требуются герои, и Шэнноу был… Он хороший человек. Не важно, что о нем понаписали другие, он всегда делал только то, что считал правильным, и никогда не проходил мимо, когда творилось зло. И некоторые его деяния неоспоримы. Он сражался с исчадиями и он покончил с Хранителями, которые стояли за этой войной. Нестор, он хороший человек, и не его вина, если другие — политического склада ума — употребляли его имя всуе.
— Я хочу вернуться домой, — сказал Нестор. — Не хочу больше его искать!
— Само собой, сынок, — сказал Клем. — Я понимаю. Он заплатил за еду и встал. Встал и Нестор, сгорбившись, глядя в никуда. Клем пожалел мальчишку: чугунные копыта реальности растоптали его мечту в прах.
— Пошли, — сказал он, и они вышли на улицу. Раздался выстрел, и из косяка рядом с головой Клема брызнули щепки. Он пригнулся, выхватил пистолет и прыгнул вперед. Навстречу шагнул стрелок. Клем выстрелил, пуля ударила стрелка в плечо, повернула, и он выронил ружье. Нестор окаменел и вдруг увидел буяна из трактира.
Сахс целился из пистолета в спину Клема. Не думая, Нестор выхватил свой пистолет, спустил курок, и пуля пронзила грудь Сахса. Внезапно весь гнев Нестора вырвался наружу: подойдя к раненому, он опять выстрелил. И опять. Оба выстрела попали в цель, и Сахс отлетел к стене дома.
— Сволочь! — вопил Нестор, продолжая нажимать на спусковой крючок даже после того, как в пистолете не осталось ни одного патрона, а несостоявшийся убийца валялся мертвый у его ног. Клем подошел к мальчику и бережно забрал у него пистолет. Нестор плакал, сотрясаясь от судорожных рыданий.
— Все вранье, — всхлипнул он.
— Знаю, — сказал Клем.
К ним подошел Сиф Уилер с длинным пистолетом в руке.
— Что, во имя Ада, тут происходит? — спросил он Клема.
— Раньше мы немного повздорили с… с этим, — сказал Клем, кивая на труп. — Когда мы вышли отсюда, они принялись в нас палить. Там у угла типчик с раздробленным плечом, думаю, он расскажет вам побольше.
— Ну, — сказал Уилер, — Сахс, во всяком случае, нам ничего не скажет, черт дери. А вы, ребята, пройдитесь-ка со мной до штаба. Мне нужно составить рапорт для городских старейшин.
— Дурак чертов, — с горечью сказал Клем. — Полез под пулю из-за пролитого пива.
— Он, думается, убивал других по причинам куда незначительнее, — буркнул Уилер. — Только доказательств ни разу найти не удалось.
Позднее, когда Сиф Уилер закончил свой рапорт, давшийся ему нелегко, он отложил перо и посмотрел на Нестора. Юноша был белее мела, глаза смотрели куда-то вдаль.
— Тебе нехорошо, сынок? — спросил Крестоносец. Нестор мотнул головой, но ничего не сказал. Уилер всмотрелся в него. — Думается, ты еще никогда не бывал в таких кровавых переделках. — Нестор упрямо глядел в пол, и Уилер повернулся к Клему. — По-моему, вам лучше убраться из города. Сахса здесь не слишком любили, но у него были дружки-собутыльники. Крутые ребята. И они могут решить, что им надо бы… Ну… сами понимаете.
Клем кивнул.
— Мы, собственно, собирались уехать утром. Но почему бы и не сейчас? Уилер кивнул.
— Полагаю, поедете в Доманго. Последний раз вашего друга видели там.
— Пожалуй, — согласился Клем.
— Ну, так я был бы вам очень признателен, если бы вы по дороге заглянули к моей матери узнать, все ли у нее хорошо. У нее ферма сразу за хребтом. Если ехать по дороге на Доманго, вы легко ее найдете. Старый дом в долинке на восток от дороги. Она вас накормит до отвала и устроит на ночлег.
— Что-нибудь передать ей?
Уилер пожал плечами и ухмыльнулся совсем по-мальчишески:
— Скажите просто, что у Сифа и Пэда все в порядке, и мы к ней нагрянем в конце лета.
Уилер взвесил на ладони пустой пистолет Нестора, выдвинул нижний ящик стола и достал коробку с патронами. Молниеносно зарядив пистолет, он протянул его Нестору.
— От незаряженного пистолета никому нет никакой пользы, — сказал он. — Да заберите и эти, не помешают, — добавил он, подталкивая коробку к Клему.
— Может, было бы лучше, если бы все пистолеты оставались незаряженными, — ответил Клем, пожимая руку Крестоносца.
— Аминь, — сказал Сиф Уилер.
Лежа без сна в спальне для гостей, Шэнноу смотрел в окно на яркие звезды. Они с Амазигой говорили до глухой ночи, а потом она проводила его в эту ни на что не похожую комнату. Металлическая кровать с пухлым матрасом, а вместо шерстяных одеял одно, набитое пухом. У кровати — столик со странной лампой, горящей ярко без всякой заправки. Ее можно было зажигать и гасить, нажимая на что-то вроде пуговицы, вделанной в основание. Рядом стояла коробочка, на которой горели цифры 03:14. Но когда Шэнноу снова посмотрел на нее, цифры изменились — 03:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45