— спросил Шэнноу.
— А я почем знаю? — ответил стрелок, все больше настораживаясь.
Шэнноу поглядел на землю и испещрявшие ее пятна.
— Свинью кололи, — быстро сказал рыжий. Из дома вышел его товарищ, могучий детина с бычьей шеей и массивными плечами.
— Кто он, черт дери, Бен? — спросил детина, чья рука покоилась на рукоятке пистолета в кобуре. — Да едет в Доманго. Лошадь напоить остановился.
— А она уже напилась, — сказал детина, глядя на Шэнноу. — Так что езжай дальше.
Шэнноу помолчал, сдерживая гнев. В доме было тихо: видимо, охранять ферму оставили только этих двоих. Всю свою жизнь он постоянно встречал таких людей — безжалостных, жестоких убийц, вообще не знающих любви и сострадания.
— Вы участвовали в убийстве оба или один из вас? — спросил он негромко.
— Чего? — буркнул стрелок, и глаза у него полезли на лоб. Детина попятился и попытался выхватить пистолет. Шэнноу выстрелил ему в голову. Секунду он стоял, раскрыв глаза от изумления, потом пошатнулся и рухнул на землю, усеянную пятнами крови. Пистолет Иерусалимца описал дугу, замерев перед лицом рыжего стрелка.
— Господи! — охнул тот, выронил ружье и поднял руки.
— Отвечай! — сказал Шэнноу. — Ты участвовал в убийстве менхира Хонкина?
— Нет… Я в него не стрелял. Богом клянусь! Это они!
— Кто был главный?
— Джек Диллон. Только Хонкин… У него же не было бумаги о Клятве, и никто не выступил его поручителем. А это закон. Его ведь предупредили, чтобы он уехал. Послушай он, так ничего бы этого не было. Понимаете?
— А этот Диллон теперь предъявил права на ферму?
— Нет. Ее охраняют для Иакова Муна. Богом прошу, не убивайте меня, а? — Он рухнул на колени и зарыдал.
— Менхир Хонкин плакал и просил пощады? — спросил Шэнноу. Он знал, что должен убить этого человека. Более того, он знал, что прежний Йон ни на секунду не задумался бы. Убрав пистолет в кобуру, он направился к своему коню.
— Сволочь поганая! — завизжал рыжий, и, обернувшись, Шэнноу увидел, что тот схватил ружье и уже целится в него. — Сука! Думаешь, ты такой крутой? Думаешь, можно заявиться сюда и делать что хочешь? Посмотрим, каким крутым ты будешь с пулей в кишках!
Шэнноу плавно отступил вправо, одновременно выхватывая пистолет. Ружейная пуля просвистела слева, продырявив его плащ. Шэнноу выстрелил, и рыжий опрокинулся навзничь. Ружье отлетело в сторону. Ударившись о землю, он застонал, затем его нога дернулась, и он затих.
— Ты поглупел, Шэнноу, — сказал Иерусалимец.
На восток простирался необъятный пустой простор сухой равнины с побуревшей травой. Он видел, что там когда-то струились речки и ручьи, но они давно исчезли, выпитые палящим солнцем. Час спустя он увидел разбитый корпус проржавевшего корабля, который торчал над уходящими к горизонту песками пустыни, служа мрачным доказательством того, что некогда она была океанским дном.
Шэнноу поехал вдоль ее края и спустя еще один час начал длинный подъем на плато. Там зеленели деревья и трава, а хорошо укатанная широкая дорога вела к вырисовывавшемуся вдали городу Доманго.
Солнце стояло высоко в небе, и Клем наслаждался ощущением полной свободы. Мег, конечно, милая женщина и прекрасная жена, но на ранчо в Пернуме он чувствовал себя в ловушке. При этой мысли его уколола совесть. Жизнь на ранчо принесла ему все, чего он только мог пожелать, как ему прежде казалось: надежность, уважение, любовь. Так почему этого оказалось мало? Когда пять лет назад саранча сожрала урожай на его полях, он мог бы трудиться и дальше, работать с зари до зари. Торговцы в городе ему доверяли и, конечно, продлили его кредит. А он сбежал и занялся разбоем.
Первый грабеж прошел гладко: двое охранников везли в Пернум ящик бумажных обменников. Клем захватил их врасплох на горной дороге, одному прострелил плечо, второй сам бросил свой пистолет на землю. В тот день он заработал двенадцать тысяч.
А затем все пошло наперекосяк. Половину наличных он отправил банкиру в Пернуме, державшему закладную на его ферму. Остальное получила Мег.
Но с той минуты одна трудность сменялась другой.
— А какой он был? — спросил Нестор, перебивая мысли Клема. До Чистоты оставалось меньше часа езды, и Клем уже различал дымы фабрик, лениво ввинчивающиеся в синее небо.
— Что-что, малый? Ты что-то сказал?
— Иерусалимец. Какой он был? Клем задумался.
— Он был суровым, Нестор. Очень суровым и угрюмым. Непредсказуемым и смертоносным. Долина Паломника была тогда совсем новым поселением. Еще не было ни Диакона, ни провозглашенного им единого правительства. Поселенцы просто отправлялись в дикие земли и заводили фермы. За ними следовали торговцы, и возникали городки. Мы остановились в Долине Паломника совсем неподалеку от Великой Стены. Вот на нее стоило поглядеть!
— Я ее видел, — сказал Нестор. — Расскажите про Йона Шэнноу.
Клем расхохотался.
— Черт, малый! До чего я люблю молодежь! Построили ее двенадцать тысяч лет назад, и позади нее был город, где мужчины превращались в львов. А в небе сиял Меч Божий. Чертова штука, Нестор. Ну, словом, тогда на волю из ада вырвались демоны — люди-змеи, разгуливавшие на двух ногах.
— Я одного такого тоже видел, — сказал Нестор. — В Единстве есть чучело. И скелеты.
— Я их тоже видел, — передразнил Клем, начинавший сердиться, что его все время перебивают. — А вот одного ты не знаешь. Царь этих демонов подослал троих особых людей убить Шэнноу. Замечательные бойцы, бесстрашные, выхватывавшие пистолеты быстрее молнии. Шэнноу убил одного, но другие двое похитили фрей Мак-Адам и спрятали там, где в небе висел Меч.
— А зачем они забрали училку?
— Кровь Христова, сынок, ты будешь слушать?
— Простите, сэр.
— Похитили они Бет потому, что она была дорога Шэнноу. Хотели заманить его к себе. И заманили. Да только, наверное, скоро пожалели, что это им удалось. Я был ранен, но все равно отправился за ними следом. И добрался туда как раз, когда Шэнноу сдался. И тут пошла пальба. Одного уложил я, но самый лучший из них уже целился в Иерусалимца. А Шэнноу стоит себе, будто у него в мире никаких забот нет, — спокойный, сильный. И тут все было кончено. Я тебе одно скажу, малый: не хотелось бы мне столкнуться с ним на узкой дорожке.
— Он был таким быстрым?
— Дело не в быстроте. Я быстрее, чем он был в лучшие годы. Все дело в уверенности. Странный он человек — держит себя в железных оковах. — Он посмотрел на Нестора. — Знаешь, почему он ненавидит разбойников и наемных убийц? — Юноша мотнул головой. — Да потому что, если копнуть поглубже, он сам такой. От природы. Видишь ли, когда надо убить, большинство людей колеблются. И в целом, на мой взгляд, оно и хорошо. Жизнь ведь драгоценность, и рука не поднимается ее отнимать по недоразумению. То есть я про то, что даже разбойник может измениться. Погляди на Даниила Кейда. Такого кровожадного головореза поискать бы, но Бог его просветил, малый. И он сразился с исчадиями. Как я уже сказал, жизнь драгоценна. Но Шэнноу? Пойди поперек ему — и ты умрешь. Так-то. Вот почему разбойники его боятся. Он разделывается с ними точно так же, как они разделываются с другими.
— Вы говорите о нем так, будто он жив. Но это же не правда. Он был взят на небо много лет назад.
Клем заколебался. Ему нестерпимо хотелось поделиться секретом, который он свято хранил двадцать лет.
— Для меня он жив, — ответил бывший пистолетчик. — Я же не видел, как он умер. И никакой огненной колесницы тоже не видел. Но на моих глазах он водворил порядок в городке, где царило беззаконие.
— Я вам завидую, — сказал Нестор. — Мне бы так хотелось посмотреть на него хоть разочек! Клем снова рассмеялся.
— Были б рыбками наши желания, не просили б нищие подаяния. А давно ты знаешь Пастыря?
— Да всю жизнь. Тихий человек. Прежде жил с фрей Мак-Адам, но она его выгнала. И он поселился в домике за церковью. Он хорошо проповедовал… Никто не засыпал, и даже не хотелось. То есть пока он не начал пускать в церковь волчецов. И люди перестали туда ходить. Будь он человеком посильнее, так повышвыривал бы этих волчецов вон. И церковь бы цела осталась.
— При чем тут сила?
— Ну, всем в городе это до чертиков обрыдло, и они ему так прямо и сказали. Но думается мне, у него просто духу не хватило приказать волчецам, чтобы они убрались. Некоторые люди боятся любой стычки.
— Пожалуй, — сказал Клем. — А он тебе нравился? Нестор пожал плечами.
— Не то чтобы нравился и не то чтобы не нравился. Мне его просто жалко было. Как-то раз Сим Джексон ударил его, сшиб с ног прямо в грязь. А Пастырь просто встал и пошел дальше. Мне за него стыдно стало. Я все еще в толк не возьму, как это он перестрелял всех налетчиков. Просто не верится. Думается, он здорово их удивил. Такой сюрприз!
— Да, он человек, полный сюрпризов, — согласился Клем.
6
Зло всегда всплывает на поверхность подобно грязной пене, ибо человек, несущий в себе зло, всегда ищет подчинять себе других. Во всех правительствах, известных истории, носители зла добивались преобладания. Так как же нам обеспечить невозможность того, чтобы владычество зла вовеки утвердилось на этой новой земле? Это вне наших сил. Единственное, что мы можем. — это стремиться к святости и — каждый по отдельности — открывать для себя волю Божью. И еще мы можем молиться о том, чтобы нашлись мужчины — женщины тоже, — которые противостояли бы злу, когда оно явится.
Мудрость Диакона, глава XXII
Исида стояла перед широким письменным столом и не отрываясь смотрела на Крестоносца, стараясь сдержать гаев. У него были маленькие блестящие глазки, а лицо, как казалось ей, выражало жестокость и высокомерие.
— У вас нет причин арестовывать нашего доктора, — сказала она.
— Когда сюда прибудет Клятвоприимец, мы увидим, есть ли причина или нет, — ответил он. — Мы тут фургонщиков не жалуем. Нам в Доманго не нужны воры и крамольники.
— Мы не воры, сэр. Мы заехали в город поискать работы. Я швея. Иеремия, наш глава, — портной, а доктор Мередит — врач.
— А теперь арестант.
— В чем его обвиняют?
— В попрошайничестве. А теперь иди-ка отсюда, пока я не подобрал для тебя уютной камеры. — Его глаза шарили по ее телу. — А может, ты только того и хочешь? — сально ухмыльнулся он.
— Сомневаюсь, — произнес холодный бас, и, обернувшись, Исида увидела в дверях Йона Шэнноу. Он прошел мимо нее внутрь, не сказав ей ни слова, и остановился перед широким столом. — Я здесь, чтобы сообщить об убийстве, — сказал он.
Крестоносец откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
— Убийство, говоришь? Где и когда?
— Часах в трех езды на северо-восток отсюда. Убит Хонкин. Застрелен шайкой всадников.
Он заметил, как изменилось лицо Крестоносца, который сразу сел прямо.
— Откуда ты знаешь, что произошло убийство? — спросил он. — Сам видел?
— Видели его дети, — ответил Шэнноу. — И где они теперь?
— В безопасном месте, — ответил Шэнноу.
— Ты видел труп?
— Нет. Но я верю детям.
Крестоносец промолчал, только его пальцы нервно забарабанили по крышке стола.
— Ну ладно, — сказал он наконец. — С этим придется подождать, пока капитан не вернется ближе к вечеру. Почему бы тебе не перекусить где-нибудь и не вернуться попозже?
— Хорошо, — сказал Шэнноу, круто повернулся и вышел. Исида вышла следом за ним.
— Погодите! — крикнула она, когда он сошел с тротуара. — Они заперли тут доктора Мередита!
— Вам лучше держаться от меня подальше, — сказал Шэнноу. — Здесь бродит зло, и оно потянется ко мне.
Исида не успела ничего добавить — он уже переходил через широкую улицу, направляясь к харчевне на той стороне.
— Ты знаешь этого человека? — спросил Крестоносец, подходя к ней.
— Нет, — ответила она, — несколько дней назад он недолго ехал с нашими фургонами, и все.
— Ну, держись от него подальше. С ним недалеко до беды.
— Да. Обязательно, — сказала Исида.
В маленькой харчевне Шэнноу сел спиной к стене. Кроме него, там было трое посетителей. Худой лысеющий мужчина, который закончил есть и читал книгу; коренастый молодой рудокоп с левой рукой в лубке и еще худощавый чернокожий, державший обеими руками кружку с горячей баркеровкой. Мысленно отмахнувшись от первых двух, Шэнноу сосредоточил внимание на чернокожем юноше. На нем была темно-серая шерстяная куртка поверх белой рубашки, и Шэнноу заметил эмалевую рукоятку револьвера в наплечной кобуре у его левого бока.
К столику Шэнноу подошла высокая чернокожая женщина.
— У нас есть хорошие бифштексы, яйца от собственных кур и свежий хлеб утренней выпечки, — сказала она. — А остальное написано вон на той доске.
Шэнноу посмотрел на черную доску, прочел написанное мелом меню.
— Мне, пожалуйста, хлеба с сыром и теплого молока.
— Молока с медом? — спросила она.
— Это было бы хорошо.
Она отошла, а его мысли вернулись к недавнему разговору. Крестоносец держался совсем не так, как следовало ожидать. Никакого удивления, когда Шэнноу заговорил об убийстве, и озабоченность только тем, где теперь дети и видел ли Шэнноу труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— А я почем знаю? — ответил стрелок, все больше настораживаясь.
Шэнноу поглядел на землю и испещрявшие ее пятна.
— Свинью кололи, — быстро сказал рыжий. Из дома вышел его товарищ, могучий детина с бычьей шеей и массивными плечами.
— Кто он, черт дери, Бен? — спросил детина, чья рука покоилась на рукоятке пистолета в кобуре. — Да едет в Доманго. Лошадь напоить остановился.
— А она уже напилась, — сказал детина, глядя на Шэнноу. — Так что езжай дальше.
Шэнноу помолчал, сдерживая гнев. В доме было тихо: видимо, охранять ферму оставили только этих двоих. Всю свою жизнь он постоянно встречал таких людей — безжалостных, жестоких убийц, вообще не знающих любви и сострадания.
— Вы участвовали в убийстве оба или один из вас? — спросил он негромко.
— Чего? — буркнул стрелок, и глаза у него полезли на лоб. Детина попятился и попытался выхватить пистолет. Шэнноу выстрелил ему в голову. Секунду он стоял, раскрыв глаза от изумления, потом пошатнулся и рухнул на землю, усеянную пятнами крови. Пистолет Иерусалимца описал дугу, замерев перед лицом рыжего стрелка.
— Господи! — охнул тот, выронил ружье и поднял руки.
— Отвечай! — сказал Шэнноу. — Ты участвовал в убийстве менхира Хонкина?
— Нет… Я в него не стрелял. Богом клянусь! Это они!
— Кто был главный?
— Джек Диллон. Только Хонкин… У него же не было бумаги о Клятве, и никто не выступил его поручителем. А это закон. Его ведь предупредили, чтобы он уехал. Послушай он, так ничего бы этого не было. Понимаете?
— А этот Диллон теперь предъявил права на ферму?
— Нет. Ее охраняют для Иакова Муна. Богом прошу, не убивайте меня, а? — Он рухнул на колени и зарыдал.
— Менхир Хонкин плакал и просил пощады? — спросил Шэнноу. Он знал, что должен убить этого человека. Более того, он знал, что прежний Йон ни на секунду не задумался бы. Убрав пистолет в кобуру, он направился к своему коню.
— Сволочь поганая! — завизжал рыжий, и, обернувшись, Шэнноу увидел, что тот схватил ружье и уже целится в него. — Сука! Думаешь, ты такой крутой? Думаешь, можно заявиться сюда и делать что хочешь? Посмотрим, каким крутым ты будешь с пулей в кишках!
Шэнноу плавно отступил вправо, одновременно выхватывая пистолет. Ружейная пуля просвистела слева, продырявив его плащ. Шэнноу выстрелил, и рыжий опрокинулся навзничь. Ружье отлетело в сторону. Ударившись о землю, он застонал, затем его нога дернулась, и он затих.
— Ты поглупел, Шэнноу, — сказал Иерусалимец.
На восток простирался необъятный пустой простор сухой равнины с побуревшей травой. Он видел, что там когда-то струились речки и ручьи, но они давно исчезли, выпитые палящим солнцем. Час спустя он увидел разбитый корпус проржавевшего корабля, который торчал над уходящими к горизонту песками пустыни, служа мрачным доказательством того, что некогда она была океанским дном.
Шэнноу поехал вдоль ее края и спустя еще один час начал длинный подъем на плато. Там зеленели деревья и трава, а хорошо укатанная широкая дорога вела к вырисовывавшемуся вдали городу Доманго.
Солнце стояло высоко в небе, и Клем наслаждался ощущением полной свободы. Мег, конечно, милая женщина и прекрасная жена, но на ранчо в Пернуме он чувствовал себя в ловушке. При этой мысли его уколола совесть. Жизнь на ранчо принесла ему все, чего он только мог пожелать, как ему прежде казалось: надежность, уважение, любовь. Так почему этого оказалось мало? Когда пять лет назад саранча сожрала урожай на его полях, он мог бы трудиться и дальше, работать с зари до зари. Торговцы в городе ему доверяли и, конечно, продлили его кредит. А он сбежал и занялся разбоем.
Первый грабеж прошел гладко: двое охранников везли в Пернум ящик бумажных обменников. Клем захватил их врасплох на горной дороге, одному прострелил плечо, второй сам бросил свой пистолет на землю. В тот день он заработал двенадцать тысяч.
А затем все пошло наперекосяк. Половину наличных он отправил банкиру в Пернуме, державшему закладную на его ферму. Остальное получила Мег.
Но с той минуты одна трудность сменялась другой.
— А какой он был? — спросил Нестор, перебивая мысли Клема. До Чистоты оставалось меньше часа езды, и Клем уже различал дымы фабрик, лениво ввинчивающиеся в синее небо.
— Что-что, малый? Ты что-то сказал?
— Иерусалимец. Какой он был? Клем задумался.
— Он был суровым, Нестор. Очень суровым и угрюмым. Непредсказуемым и смертоносным. Долина Паломника была тогда совсем новым поселением. Еще не было ни Диакона, ни провозглашенного им единого правительства. Поселенцы просто отправлялись в дикие земли и заводили фермы. За ними следовали торговцы, и возникали городки. Мы остановились в Долине Паломника совсем неподалеку от Великой Стены. Вот на нее стоило поглядеть!
— Я ее видел, — сказал Нестор. — Расскажите про Йона Шэнноу.
Клем расхохотался.
— Черт, малый! До чего я люблю молодежь! Построили ее двенадцать тысяч лет назад, и позади нее был город, где мужчины превращались в львов. А в небе сиял Меч Божий. Чертова штука, Нестор. Ну, словом, тогда на волю из ада вырвались демоны — люди-змеи, разгуливавшие на двух ногах.
— Я одного такого тоже видел, — сказал Нестор. — В Единстве есть чучело. И скелеты.
— Я их тоже видел, — передразнил Клем, начинавший сердиться, что его все время перебивают. — А вот одного ты не знаешь. Царь этих демонов подослал троих особых людей убить Шэнноу. Замечательные бойцы, бесстрашные, выхватывавшие пистолеты быстрее молнии. Шэнноу убил одного, но другие двое похитили фрей Мак-Адам и спрятали там, где в небе висел Меч.
— А зачем они забрали училку?
— Кровь Христова, сынок, ты будешь слушать?
— Простите, сэр.
— Похитили они Бет потому, что она была дорога Шэнноу. Хотели заманить его к себе. И заманили. Да только, наверное, скоро пожалели, что это им удалось. Я был ранен, но все равно отправился за ними следом. И добрался туда как раз, когда Шэнноу сдался. И тут пошла пальба. Одного уложил я, но самый лучший из них уже целился в Иерусалимца. А Шэнноу стоит себе, будто у него в мире никаких забот нет, — спокойный, сильный. И тут все было кончено. Я тебе одно скажу, малый: не хотелось бы мне столкнуться с ним на узкой дорожке.
— Он был таким быстрым?
— Дело не в быстроте. Я быстрее, чем он был в лучшие годы. Все дело в уверенности. Странный он человек — держит себя в железных оковах. — Он посмотрел на Нестора. — Знаешь, почему он ненавидит разбойников и наемных убийц? — Юноша мотнул головой. — Да потому что, если копнуть поглубже, он сам такой. От природы. Видишь ли, когда надо убить, большинство людей колеблются. И в целом, на мой взгляд, оно и хорошо. Жизнь ведь драгоценность, и рука не поднимается ее отнимать по недоразумению. То есть я про то, что даже разбойник может измениться. Погляди на Даниила Кейда. Такого кровожадного головореза поискать бы, но Бог его просветил, малый. И он сразился с исчадиями. Как я уже сказал, жизнь драгоценна. Но Шэнноу? Пойди поперек ему — и ты умрешь. Так-то. Вот почему разбойники его боятся. Он разделывается с ними точно так же, как они разделываются с другими.
— Вы говорите о нем так, будто он жив. Но это же не правда. Он был взят на небо много лет назад.
Клем заколебался. Ему нестерпимо хотелось поделиться секретом, который он свято хранил двадцать лет.
— Для меня он жив, — ответил бывший пистолетчик. — Я же не видел, как он умер. И никакой огненной колесницы тоже не видел. Но на моих глазах он водворил порядок в городке, где царило беззаконие.
— Я вам завидую, — сказал Нестор. — Мне бы так хотелось посмотреть на него хоть разочек! Клем снова рассмеялся.
— Были б рыбками наши желания, не просили б нищие подаяния. А давно ты знаешь Пастыря?
— Да всю жизнь. Тихий человек. Прежде жил с фрей Мак-Адам, но она его выгнала. И он поселился в домике за церковью. Он хорошо проповедовал… Никто не засыпал, и даже не хотелось. То есть пока он не начал пускать в церковь волчецов. И люди перестали туда ходить. Будь он человеком посильнее, так повышвыривал бы этих волчецов вон. И церковь бы цела осталась.
— При чем тут сила?
— Ну, всем в городе это до чертиков обрыдло, и они ему так прямо и сказали. Но думается мне, у него просто духу не хватило приказать волчецам, чтобы они убрались. Некоторые люди боятся любой стычки.
— Пожалуй, — сказал Клем. — А он тебе нравился? Нестор пожал плечами.
— Не то чтобы нравился и не то чтобы не нравился. Мне его просто жалко было. Как-то раз Сим Джексон ударил его, сшиб с ног прямо в грязь. А Пастырь просто встал и пошел дальше. Мне за него стыдно стало. Я все еще в толк не возьму, как это он перестрелял всех налетчиков. Просто не верится. Думается, он здорово их удивил. Такой сюрприз!
— Да, он человек, полный сюрпризов, — согласился Клем.
6
Зло всегда всплывает на поверхность подобно грязной пене, ибо человек, несущий в себе зло, всегда ищет подчинять себе других. Во всех правительствах, известных истории, носители зла добивались преобладания. Так как же нам обеспечить невозможность того, чтобы владычество зла вовеки утвердилось на этой новой земле? Это вне наших сил. Единственное, что мы можем. — это стремиться к святости и — каждый по отдельности — открывать для себя волю Божью. И еще мы можем молиться о том, чтобы нашлись мужчины — женщины тоже, — которые противостояли бы злу, когда оно явится.
Мудрость Диакона, глава XXII
Исида стояла перед широким письменным столом и не отрываясь смотрела на Крестоносца, стараясь сдержать гаев. У него были маленькие блестящие глазки, а лицо, как казалось ей, выражало жестокость и высокомерие.
— У вас нет причин арестовывать нашего доктора, — сказала она.
— Когда сюда прибудет Клятвоприимец, мы увидим, есть ли причина или нет, — ответил он. — Мы тут фургонщиков не жалуем. Нам в Доманго не нужны воры и крамольники.
— Мы не воры, сэр. Мы заехали в город поискать работы. Я швея. Иеремия, наш глава, — портной, а доктор Мередит — врач.
— А теперь арестант.
— В чем его обвиняют?
— В попрошайничестве. А теперь иди-ка отсюда, пока я не подобрал для тебя уютной камеры. — Его глаза шарили по ее телу. — А может, ты только того и хочешь? — сально ухмыльнулся он.
— Сомневаюсь, — произнес холодный бас, и, обернувшись, Исида увидела в дверях Йона Шэнноу. Он прошел мимо нее внутрь, не сказав ей ни слова, и остановился перед широким столом. — Я здесь, чтобы сообщить об убийстве, — сказал он.
Крестоносец откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
— Убийство, говоришь? Где и когда?
— Часах в трех езды на северо-восток отсюда. Убит Хонкин. Застрелен шайкой всадников.
Он заметил, как изменилось лицо Крестоносца, который сразу сел прямо.
— Откуда ты знаешь, что произошло убийство? — спросил он. — Сам видел?
— Видели его дети, — ответил Шэнноу. — И где они теперь?
— В безопасном месте, — ответил Шэнноу.
— Ты видел труп?
— Нет. Но я верю детям.
Крестоносец промолчал, только его пальцы нервно забарабанили по крышке стола.
— Ну ладно, — сказал он наконец. — С этим придется подождать, пока капитан не вернется ближе к вечеру. Почему бы тебе не перекусить где-нибудь и не вернуться попозже?
— Хорошо, — сказал Шэнноу, круто повернулся и вышел. Исида вышла следом за ним.
— Погодите! — крикнула она, когда он сошел с тротуара. — Они заперли тут доктора Мередита!
— Вам лучше держаться от меня подальше, — сказал Шэнноу. — Здесь бродит зло, и оно потянется ко мне.
Исида не успела ничего добавить — он уже переходил через широкую улицу, направляясь к харчевне на той стороне.
— Ты знаешь этого человека? — спросил Крестоносец, подходя к ней.
— Нет, — ответила она, — несколько дней назад он недолго ехал с нашими фургонами, и все.
— Ну, держись от него подальше. С ним недалеко до беды.
— Да. Обязательно, — сказала Исида.
В маленькой харчевне Шэнноу сел спиной к стене. Кроме него, там было трое посетителей. Худой лысеющий мужчина, который закончил есть и читал книгу; коренастый молодой рудокоп с левой рукой в лубке и еще худощавый чернокожий, державший обеими руками кружку с горячей баркеровкой. Мысленно отмахнувшись от первых двух, Шэнноу сосредоточил внимание на чернокожем юноше. На нем была темно-серая шерстяная куртка поверх белой рубашки, и Шэнноу заметил эмалевую рукоятку револьвера в наплечной кобуре у его левого бока.
К столику Шэнноу подошла высокая чернокожая женщина.
— У нас есть хорошие бифштексы, яйца от собственных кур и свежий хлеб утренней выпечки, — сказала она. — А остальное написано вон на той доске.
Шэнноу посмотрел на черную доску, прочел написанное мелом меню.
— Мне, пожалуйста, хлеба с сыром и теплого молока.
— Молока с медом? — спросила она.
— Это было бы хорошо.
Она отошла, а его мысли вернулись к недавнему разговору. Крестоносец держался совсем не так, как следовало ожидать. Никакого удивления, когда Шэнноу заговорил об убийстве, и озабоченность только тем, где теперь дети и видел ли Шэнноу труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45