Тишь стояла невообразимая -
собаки, и те не лаяли. "Не шумите! - прошипела Таня Давиду, возившемуся у
соседнего дерева, - Что же вы такой неуклюжий!"
Она складывала яблоки за пазуху - те приятно холодили разгоряченное
тело. Из-за облачка выглянул месяц, и вдруг оказалось, что Давид стоит уже
совсем близко - у той же самой яблони, что и Таня. Чтобы лучше видеть его,
она отогнула мешавшую ей ветку. Давид ничего не говорил ... и вдруг ей до
смерти захотелось коснуться кончиками пальцев его губ. "Ты похожа на
'Леопарда'." - тихо сказал он; "На какого леопарда? " - не поняла Таня;
"На 'Леопарда, выглядывающего из зарослей лиан' с картины Руссо. - пояснил
Давид, - Такая же загадочная с примесью бессмысленности." "Это почему же я
бессмысленная?" - обиделась она, но Давид не ответил, а вдруг шагнул к ней
и оказался совсем близко. Таня подняла голову, чтобы посмотреть на него ...
и тут он, наклонившись, легко поцеловал ее в обветренные губы. Она обмерла,
а он обнял ее за плечи и еще раз поцеловал, и еще раз ... и еще ... Таня
погладила его по курчавым волосам и, наконец, коснулась пальцами его губ -
оказавшихся мягкими и теплыми. Они ничего не говорили, только целовались, а
потом Давид взял ее за руку и тихонько потянул к забору. "Оставим яблоки в
моем номере?" - не то предложила сама, не то спросила у него Таня. Давид
ничего не ответил, и ее отчего-то всю затрясло. Почти не разговаривая, они
перелезли обратно через забор; не спеша, дошли до Дома колхозника. Когда они
поднялись на второй этаж и подошли к двери люкса, ее колотила такая сильная
дрожь, что трудно было попасть ключом в замочную скважину. Давид накрыл ее
пальцы ладонью, и ключ вставился - они вошли в комнату. Таня, не зажигая
света, сняла куртку и бросила ее в кресло, а потом повернулась к нему лицом.
И тогда Давид обнял ее и поцеловал так сильно, что у нее перехватило дыхание
и вспыхнуло лицо. Он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки (она только
дернулась, но ничего не сказала), затем вторую, третью, четвертую ...
"Сейчас у меня разорвется сердце." - подумала Таня и обмерла в ожидании. Но
тут что-то пришло в движение в окрестности ее талии и ... из-за пазухи
вывалилось яблоко. Она взвизгнула от неожиданности и вырвалась из объятий
Давида - а яблоки градом посыпались из ее расстегнутой до пояса рубашки.
Повалившись спиной на кровать, Давид зашелся в приступе гомерического
хохота. Таня растерянно стояла посреди раскатившихся по полу фруктов, потом
рассмеялась сама. Присев на край постели, она коснулась его руки и тихо
сказала: "Извините, пожалуйста." "За что?" - удивился Давид; "За то, что
так получилось." "Глупышка ты. - с нежностью произнес он, потянул ее за
руку и уложил рядом с собой. - Не бойся: тебе, скорее всего, больно не
будет." "А я и не боюсь. - спокойно отвечала Таня, поворачиваясь на бок и
обнимая его за шею, - Теперь не боюсь. - Она несколько секунд
сосредоточено размышляла, а потом добавила, - После яблок."
Эти девять дней навсегда остались лучшими днями ее жизни - быть может,
даже лучше тех двух недель с Малышом на Первом Ярусе. Она была молода и
идеалистична, а одиночество еще не наложило свою когтистую лапу на ее душу.
Впрочем, никаких иллюзий насчет Давида Таня не питала: знала, что женат и
имеет двух сыновей, младший из которых двумя годами старше нее. И все равно
она была счастлива - не от любви, а от полноты жизни. Она искренне верила,
что влюблена, и когда Давид заметил, что любит Таня не его, а свою
собственную молодость, то даже обиделась. Как же это она его не любит, когда
все мыслимые аттрибуты любви - налицо? Она старательно таскалась за ним по
пятам, заглядывала в глаза, а также, купив электроплитку в местном сельпо,
варила на ней такие обеды, что у Желнораго лезли на лоб глаза! Что же
это тогда, если не любовь?!
Старый мудрый Давид оказался прав: вернувшись в Москву, Таня вернулась
к воздыханиям по Кольке. Теперь, однако, она уже не вскакивала чуть свет для
десятиминутного тет-а-тета со своим Ромео и не замирала, когда тот садился
за свой стол позади нее. Теперь она его жалела - что, впрочем, никак
не мешало ей встречаться с Давидом на холостяцкой квартире своей
приятельницы Мазаевой.
Дружба с Давидом Фельдманом продолжалась больше девяти лет, явившись
одним из немногих мудрых поступков ее жизни. Сначала Давид перетащил ее в
свой Институт Реставрации, где Таня стала заниматься действительно
интересными вещами; он также поддержал ее морально, когда она забеременела,
а балбес Сашка упорно отказывался жениться. В конце концов, Сашка все-таки
женился, и Давид на пару лет отошел в тень - сам отошел, Таня его не
отдаляла. А когда балбес уехал к своей отвратительной старухе в Англию и
бросил Таню с вечно болевшим Андрюшкой без копейки алиментов, то Давид целый
год помогал ей деньгами (утаивая от жены половину член-корреспондентской
стипендии). Чуть позже именно он, и никто другой, сумел добиться отмены
запрета на ее первую персональную выставку. Причем, Давид никогда и ничего
не просил у нее взамен, более того - часто отказывался от ее подарков: как
тогда, в самом начале, отказался от картинки с прудом, взяв неудачные
"Образа в старой церкви". "'Пруд' ты сможешь хорошо продать." - объяснил он
свое решение, и Таня действительно выручила за эту картинку три свои
месячные зарплаты без вычета налогов.
В пятьдесят два года (Тане было тогда двадцать семь) Давид заболел
раком простаты. Операция, слава Богу, прошла удачно - метастазов не
последовало, однако он стал импотентом. Таня хотела бы дружить с ним и
дальше - к тому времени она любила его не за это - но он не
пожелал.
Известив ее письмом (объяснявшем в сухом и сдержанном стиле причины
принятого решения), Давид попросил более ему не звонить.
* * *
Дождь кончился. Странный серебристо-серый асфальт, покрывавший улицы
Города, влажно блестел. Проехав трехэтажный дворец соседа-скульптора, Таня
свернула на свой участок и на минуту притормозила перед гаражом, чтобы
бросить взгляд через ограду на последнее творение соседушки. Вот оно, у
фонаря рядом с фонтаном: двухметровый мраморный медведь с головой слона. Она
сокрушенно покачала головой и завела машину в гараж. Оставив ворота
поднятыми, а ключ - воткнутым в гнездо зажигания, Таня вошла в дом сквозь
гаражную дверь. Теперь: горячий душ, потом постель. И, желательно, ни о чем
не думать.
"А если заявится красавец-мужчина, выгнать безжалостно - и НАВСЕГДА!
Да ведь ты не умеешь навсегда, ты что, забыла?
Ничего, сегодня научусь.
За тридцать три года не научилась, а теперь - за один день? Перестань
- ты не нашла в себе сил бросить ни одного мужчину за всю свою жизнь ...
Всегда тянула до последнего, пока они сами не уходили от тебя!
Ну и что? Зато я никому не причиняла боли!"
Быстрыми шагами Таня прошла через гостиную и толкнула дверь спальни.
Скорее, раздеться - и в душ. Проходя мимо низкого туалетного столика, она
мимолетно бросила взгляд в огромное трехстворчатое зеркало - кошмар ...
лучше не видеть.
"А они тебе?"
Танины воспоминания. Часть 2
Танины подразделяла своих возлюбленных на две категории: сильные и
слабые. Или, вернее, три: сильные, слабые и Сашка. Последний не относился ни
к сильным, ни к слабым - просто оболтус. И как получилась, что она с ним
сошлась, - может, из-за его смазливости? Ну, если так - то получила Таня
именно то, что заказывала, ибо больше в нем ничего и не было. Плюс, конечно,
претензии: считал себя великим художником. На этом-то они и расплевались -
когда Таня прямо у него на глазах перерисовала на чистом ватмане его
картинку. Причем двигали-то ею самые благородные побуждения - показать
балбесу его ошибки и как их исправить. Ну, дура ... да разве можно так с
мужчинами?! А с другой стороны, плевать - когда Сашка ушел, ей только легче
стало ... до тех пор, правда, пока он в Англию не умотал и по Москве не
поползли слухи, что стал там знаменитым художником. Тут Таня от ревности и
зависти только что на стенку не лезла: надо же - имеет три студии в
Лондоне, Париже и Нью Йорке ... как она в эту туфту поверила - непостижимо!
Ведь знала же его, как облупленного, вруна несчастного, да и какой он
художник, тоже знала ... Потом, кстати, выяснилось, что слухи эти распускала
его сумасшедшая маменька, которая и сама-то никакими достоверными сведениями
не располагала: Сашка даже ей не писал.
Уже во время Перестройки изрядно поизносившийся маэстро приехал с
выставкой своих работ в Москву - провалилась на второй же день ... все
смеялись. Ну, и студии в столицах мира тоже оказались враньем: жил он со
своей суженной в провинциальном Шеффилде и за пределы Англии выезжал лишь в
отпуск, в качестве туриста. А больше всего Таня смеялась, когда узнала, что
на жизнь Сашка зарабатывает вставкой в рамы чужих картин ...
Было ей лишь того жаль, что выбрала своему сыну такого непутевого отца.
* * *
Горячие струи били в тело, ванная комната наполнилась паром. Первая
положительная эмоция за два дня. Хотя нет, вторая: первая - вчерашний душ.
А как же прощальная любовь с Малышом?
То - не положительная, от нее только хуже стало. Лучше б не ездила
совсем - глядишь, сейчас не было б так больно.
"А ты на что рассчитывала? Что будешь с ним вечно? Ведь сама же
говорила, что с такими, как ты, подолгу не живут, - таких только в
любовницах и держат.
А Иван? С Иваном-то я сколько прожила - почти семь лет! Почему ты его
не считаешь? И он меня любил, нуждался во мне! Без меня он бы в Институте
Психздоровья безвылазно лежал ... а то и похуже.
А ушел он тебя куда, не припомнишь? Может, в Психздоровье лег? Нет, и
не думал! Может, "куда похуже" отправился? Тоже нет! А ушел он ...
ПЕРЕСТАНЬ!"
Танины воспоминания. Часть 3
Давид безусловно относился к сильным людям, он даже и выглядел,
как медведь: здоровенный, широкий, рыжие курчавые волосы торчат во все
стороны - редкий для еврея тип. А Иван, наоборот, - редко встречающийся
тип русского: тощий, с узкой грудью, жидкая жалкая бороденка кустится на
худом лице. Таня звала его князем Мышкиным, а в минуты нежности - просто
Мышкой. И был он - человеком слабым. Он, может, потому и
представлялся "Иван", а не "Ваня", чтоб выглядеть побольше.
Таня подобрала его через год после развода с Сашкой - только-только
узнала, что балбес уехал-таки в Англию. Настроение было тогда - хуже
некуда. Однако, нет худа без добра: видно на своих депрессиях они с Иваном и
сошлись - как в "Маугли": "Мы с тобой одной крови, ты и я". Никто из ее
подруг понять не мог, зачем она с этим недоделком связалась ... разве что,
из благотворительности? Вообще-то, мужская половина их Института (как и
любого гуманитарного института в Москве) на три четверти состояла из
недоделков: увечных, хромых, парализованных, голубых ... ну и,
конечно, психов всех мастей. Уж если б Тане приспичило благотворить, так
только свистни - сирые и убогие (кроме голубых, естественно) набегут
дюжинами. Да только все это было ни при чем: Ивана она, конечно, жалела, но
видела в нем и что-то еще, помимо жалкости. Как бы это объяснить?... - ну,
скажем, так: потенциал неиспользованных возможностей.
История Ивана была проста: дед и дядя с материнской стороны -
психиатрические, отец - пьющий. Однако, семья - одаренная: и дед, и отец
- оба известные художники. Ну, ясное дело, у маленького Вани с детства
обнаружились способности - да только родителям его было не до того: сдали в
школу с художественным уклоном и вернулись к своим междуусобицам.
Далее последовало:
Институт Психического Здоровья (DS: депрессия),
Суриковское училище, Институт Психического Здоровья (DS: хроническая
депрессия),
"Группа молодых художников против социалистического реализма",
Институт им. Сербского (DS: вяло протекающая шизофрения),
первая (и последняя) нелегальная выставка,
Институт им. Сербского (DS: остр. шиз., ослож. психомот. расстр. двиг.
апп.).
В последнем случае с диагнозом они, пожалуй, переборщили: все знали,
включая Би-би-си, что на большее, чем вяло протекающая, Иван не замахивался
никогда. Ну, а психомоторные расстройства двигательного аппарата - так те и
у здорового начнутся, ежели ему аминазин в таких дозах колоть! От этого
аминазина несчастный Иван целых три недели ходить не мог и так напугался,
что из злополучной Группы вышел, а потом, к радости КГБ, устроился на службу
- в Институт Реставрации, в Отдел Икон.
Когда он ей сказал, что уже три года не рисовал, она его не поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
собаки, и те не лаяли. "Не шумите! - прошипела Таня Давиду, возившемуся у
соседнего дерева, - Что же вы такой неуклюжий!"
Она складывала яблоки за пазуху - те приятно холодили разгоряченное
тело. Из-за облачка выглянул месяц, и вдруг оказалось, что Давид стоит уже
совсем близко - у той же самой яблони, что и Таня. Чтобы лучше видеть его,
она отогнула мешавшую ей ветку. Давид ничего не говорил ... и вдруг ей до
смерти захотелось коснуться кончиками пальцев его губ. "Ты похожа на
'Леопарда'." - тихо сказал он; "На какого леопарда? " - не поняла Таня;
"На 'Леопарда, выглядывающего из зарослей лиан' с картины Руссо. - пояснил
Давид, - Такая же загадочная с примесью бессмысленности." "Это почему же я
бессмысленная?" - обиделась она, но Давид не ответил, а вдруг шагнул к ней
и оказался совсем близко. Таня подняла голову, чтобы посмотреть на него ...
и тут он, наклонившись, легко поцеловал ее в обветренные губы. Она обмерла,
а он обнял ее за плечи и еще раз поцеловал, и еще раз ... и еще ... Таня
погладила его по курчавым волосам и, наконец, коснулась пальцами его губ -
оказавшихся мягкими и теплыми. Они ничего не говорили, только целовались, а
потом Давид взял ее за руку и тихонько потянул к забору. "Оставим яблоки в
моем номере?" - не то предложила сама, не то спросила у него Таня. Давид
ничего не ответил, и ее отчего-то всю затрясло. Почти не разговаривая, они
перелезли обратно через забор; не спеша, дошли до Дома колхозника. Когда они
поднялись на второй этаж и подошли к двери люкса, ее колотила такая сильная
дрожь, что трудно было попасть ключом в замочную скважину. Давид накрыл ее
пальцы ладонью, и ключ вставился - они вошли в комнату. Таня, не зажигая
света, сняла куртку и бросила ее в кресло, а потом повернулась к нему лицом.
И тогда Давид обнял ее и поцеловал так сильно, что у нее перехватило дыхание
и вспыхнуло лицо. Он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки (она только
дернулась, но ничего не сказала), затем вторую, третью, четвертую ...
"Сейчас у меня разорвется сердце." - подумала Таня и обмерла в ожидании. Но
тут что-то пришло в движение в окрестности ее талии и ... из-за пазухи
вывалилось яблоко. Она взвизгнула от неожиданности и вырвалась из объятий
Давида - а яблоки градом посыпались из ее расстегнутой до пояса рубашки.
Повалившись спиной на кровать, Давид зашелся в приступе гомерического
хохота. Таня растерянно стояла посреди раскатившихся по полу фруктов, потом
рассмеялась сама. Присев на край постели, она коснулась его руки и тихо
сказала: "Извините, пожалуйста." "За что?" - удивился Давид; "За то, что
так получилось." "Глупышка ты. - с нежностью произнес он, потянул ее за
руку и уложил рядом с собой. - Не бойся: тебе, скорее всего, больно не
будет." "А я и не боюсь. - спокойно отвечала Таня, поворачиваясь на бок и
обнимая его за шею, - Теперь не боюсь. - Она несколько секунд
сосредоточено размышляла, а потом добавила, - После яблок."
Эти девять дней навсегда остались лучшими днями ее жизни - быть может,
даже лучше тех двух недель с Малышом на Первом Ярусе. Она была молода и
идеалистична, а одиночество еще не наложило свою когтистую лапу на ее душу.
Впрочем, никаких иллюзий насчет Давида Таня не питала: знала, что женат и
имеет двух сыновей, младший из которых двумя годами старше нее. И все равно
она была счастлива - не от любви, а от полноты жизни. Она искренне верила,
что влюблена, и когда Давид заметил, что любит Таня не его, а свою
собственную молодость, то даже обиделась. Как же это она его не любит, когда
все мыслимые аттрибуты любви - налицо? Она старательно таскалась за ним по
пятам, заглядывала в глаза, а также, купив электроплитку в местном сельпо,
варила на ней такие обеды, что у Желнораго лезли на лоб глаза! Что же
это тогда, если не любовь?!
Старый мудрый Давид оказался прав: вернувшись в Москву, Таня вернулась
к воздыханиям по Кольке. Теперь, однако, она уже не вскакивала чуть свет для
десятиминутного тет-а-тета со своим Ромео и не замирала, когда тот садился
за свой стол позади нее. Теперь она его жалела - что, впрочем, никак
не мешало ей встречаться с Давидом на холостяцкой квартире своей
приятельницы Мазаевой.
Дружба с Давидом Фельдманом продолжалась больше девяти лет, явившись
одним из немногих мудрых поступков ее жизни. Сначала Давид перетащил ее в
свой Институт Реставрации, где Таня стала заниматься действительно
интересными вещами; он также поддержал ее морально, когда она забеременела,
а балбес Сашка упорно отказывался жениться. В конце концов, Сашка все-таки
женился, и Давид на пару лет отошел в тень - сам отошел, Таня его не
отдаляла. А когда балбес уехал к своей отвратительной старухе в Англию и
бросил Таню с вечно болевшим Андрюшкой без копейки алиментов, то Давид целый
год помогал ей деньгами (утаивая от жены половину член-корреспондентской
стипендии). Чуть позже именно он, и никто другой, сумел добиться отмены
запрета на ее первую персональную выставку. Причем, Давид никогда и ничего
не просил у нее взамен, более того - часто отказывался от ее подарков: как
тогда, в самом начале, отказался от картинки с прудом, взяв неудачные
"Образа в старой церкви". "'Пруд' ты сможешь хорошо продать." - объяснил он
свое решение, и Таня действительно выручила за эту картинку три свои
месячные зарплаты без вычета налогов.
В пятьдесят два года (Тане было тогда двадцать семь) Давид заболел
раком простаты. Операция, слава Богу, прошла удачно - метастазов не
последовало, однако он стал импотентом. Таня хотела бы дружить с ним и
дальше - к тому времени она любила его не за это - но он не
пожелал.
Известив ее письмом (объяснявшем в сухом и сдержанном стиле причины
принятого решения), Давид попросил более ему не звонить.
* * *
Дождь кончился. Странный серебристо-серый асфальт, покрывавший улицы
Города, влажно блестел. Проехав трехэтажный дворец соседа-скульптора, Таня
свернула на свой участок и на минуту притормозила перед гаражом, чтобы
бросить взгляд через ограду на последнее творение соседушки. Вот оно, у
фонаря рядом с фонтаном: двухметровый мраморный медведь с головой слона. Она
сокрушенно покачала головой и завела машину в гараж. Оставив ворота
поднятыми, а ключ - воткнутым в гнездо зажигания, Таня вошла в дом сквозь
гаражную дверь. Теперь: горячий душ, потом постель. И, желательно, ни о чем
не думать.
"А если заявится красавец-мужчина, выгнать безжалостно - и НАВСЕГДА!
Да ведь ты не умеешь навсегда, ты что, забыла?
Ничего, сегодня научусь.
За тридцать три года не научилась, а теперь - за один день? Перестань
- ты не нашла в себе сил бросить ни одного мужчину за всю свою жизнь ...
Всегда тянула до последнего, пока они сами не уходили от тебя!
Ну и что? Зато я никому не причиняла боли!"
Быстрыми шагами Таня прошла через гостиную и толкнула дверь спальни.
Скорее, раздеться - и в душ. Проходя мимо низкого туалетного столика, она
мимолетно бросила взгляд в огромное трехстворчатое зеркало - кошмар ...
лучше не видеть.
"А они тебе?"
Танины воспоминания. Часть 2
Танины подразделяла своих возлюбленных на две категории: сильные и
слабые. Или, вернее, три: сильные, слабые и Сашка. Последний не относился ни
к сильным, ни к слабым - просто оболтус. И как получилась, что она с ним
сошлась, - может, из-за его смазливости? Ну, если так - то получила Таня
именно то, что заказывала, ибо больше в нем ничего и не было. Плюс, конечно,
претензии: считал себя великим художником. На этом-то они и расплевались -
когда Таня прямо у него на глазах перерисовала на чистом ватмане его
картинку. Причем двигали-то ею самые благородные побуждения - показать
балбесу его ошибки и как их исправить. Ну, дура ... да разве можно так с
мужчинами?! А с другой стороны, плевать - когда Сашка ушел, ей только легче
стало ... до тех пор, правда, пока он в Англию не умотал и по Москве не
поползли слухи, что стал там знаменитым художником. Тут Таня от ревности и
зависти только что на стенку не лезла: надо же - имеет три студии в
Лондоне, Париже и Нью Йорке ... как она в эту туфту поверила - непостижимо!
Ведь знала же его, как облупленного, вруна несчастного, да и какой он
художник, тоже знала ... Потом, кстати, выяснилось, что слухи эти распускала
его сумасшедшая маменька, которая и сама-то никакими достоверными сведениями
не располагала: Сашка даже ей не писал.
Уже во время Перестройки изрядно поизносившийся маэстро приехал с
выставкой своих работ в Москву - провалилась на второй же день ... все
смеялись. Ну, и студии в столицах мира тоже оказались враньем: жил он со
своей суженной в провинциальном Шеффилде и за пределы Англии выезжал лишь в
отпуск, в качестве туриста. А больше всего Таня смеялась, когда узнала, что
на жизнь Сашка зарабатывает вставкой в рамы чужих картин ...
Было ей лишь того жаль, что выбрала своему сыну такого непутевого отца.
* * *
Горячие струи били в тело, ванная комната наполнилась паром. Первая
положительная эмоция за два дня. Хотя нет, вторая: первая - вчерашний душ.
А как же прощальная любовь с Малышом?
То - не положительная, от нее только хуже стало. Лучше б не ездила
совсем - глядишь, сейчас не было б так больно.
"А ты на что рассчитывала? Что будешь с ним вечно? Ведь сама же
говорила, что с такими, как ты, подолгу не живут, - таких только в
любовницах и держат.
А Иван? С Иваном-то я сколько прожила - почти семь лет! Почему ты его
не считаешь? И он меня любил, нуждался во мне! Без меня он бы в Институте
Психздоровья безвылазно лежал ... а то и похуже.
А ушел он тебя куда, не припомнишь? Может, в Психздоровье лег? Нет, и
не думал! Может, "куда похуже" отправился? Тоже нет! А ушел он ...
ПЕРЕСТАНЬ!"
Танины воспоминания. Часть 3
Давид безусловно относился к сильным людям, он даже и выглядел,
как медведь: здоровенный, широкий, рыжие курчавые волосы торчат во все
стороны - редкий для еврея тип. А Иван, наоборот, - редко встречающийся
тип русского: тощий, с узкой грудью, жидкая жалкая бороденка кустится на
худом лице. Таня звала его князем Мышкиным, а в минуты нежности - просто
Мышкой. И был он - человеком слабым. Он, может, потому и
представлялся "Иван", а не "Ваня", чтоб выглядеть побольше.
Таня подобрала его через год после развода с Сашкой - только-только
узнала, что балбес уехал-таки в Англию. Настроение было тогда - хуже
некуда. Однако, нет худа без добра: видно на своих депрессиях они с Иваном и
сошлись - как в "Маугли": "Мы с тобой одной крови, ты и я". Никто из ее
подруг понять не мог, зачем она с этим недоделком связалась ... разве что,
из благотворительности? Вообще-то, мужская половина их Института (как и
любого гуманитарного института в Москве) на три четверти состояла из
недоделков: увечных, хромых, парализованных, голубых ... ну и,
конечно, психов всех мастей. Уж если б Тане приспичило благотворить, так
только свистни - сирые и убогие (кроме голубых, естественно) набегут
дюжинами. Да только все это было ни при чем: Ивана она, конечно, жалела, но
видела в нем и что-то еще, помимо жалкости. Как бы это объяснить?... - ну,
скажем, так: потенциал неиспользованных возможностей.
История Ивана была проста: дед и дядя с материнской стороны -
психиатрические, отец - пьющий. Однако, семья - одаренная: и дед, и отец
- оба известные художники. Ну, ясное дело, у маленького Вани с детства
обнаружились способности - да только родителям его было не до того: сдали в
школу с художественным уклоном и вернулись к своим междуусобицам.
Далее последовало:
Институт Психического Здоровья (DS: депрессия),
Суриковское училище, Институт Психического Здоровья (DS: хроническая
депрессия),
"Группа молодых художников против социалистического реализма",
Институт им. Сербского (DS: вяло протекающая шизофрения),
первая (и последняя) нелегальная выставка,
Институт им. Сербского (DS: остр. шиз., ослож. психомот. расстр. двиг.
апп.).
В последнем случае с диагнозом они, пожалуй, переборщили: все знали,
включая Би-би-си, что на большее, чем вяло протекающая, Иван не замахивался
никогда. Ну, а психомоторные расстройства двигательного аппарата - так те и
у здорового начнутся, ежели ему аминазин в таких дозах колоть! От этого
аминазина несчастный Иван целых три недели ходить не мог и так напугался,
что из злополучной Группы вышел, а потом, к радости КГБ, устроился на службу
- в Институт Реставрации, в Отдел Икон.
Когда он ей сказал, что уже три года не рисовал, она его не поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41