Летали стрекозы. Жарко светило солнце. Франц и Таня медленно шли по
покрытому травой берегу, перебрасываясь ничего не значащими словами. Франц
держался чуть позади и сбоку, с удовольствием раглядывая танину фигуру:
тонкую талию, длинные стройные ноги, узкие бедра ... Сначала река текла по
кромке бескрайнего поля, засеянного неизвестным злаком, потом по опушке
негустого леса, столь же ухоженного, сколь и поле. (Францу казалось, что им
вот-вот встретится компания гномов, суетливо корчующих пенек или
подстригающих травку.) Примерно через час они сделали привал, искупались еще
раз и минут тридцать посидели в тени, поедая прихваченные с собой яблоки.
Обратно шли уже по противоположному берегу, а когда пришли - расстелили на
траве скатерть и разложили принесенные с Виллы консервы. Ели долго,
развалясь на надувных матрасах и болтая друг с другом. Франц поведал о своих
приключениях у Следователя и Раввина, а Таня, отсмеявшись, рассказала о
своем визите к Попу (оказавшемуся еще похлеще ребе Александра). После еды
они покидали грязную посуду в пластиковый мешок и стали играть в летающую
тарелку и бадминтон. Царило полное безветрие. Время текло. Около четырех
спортивные игры кончились - надоело. Франц пошел на разведку в маячившие на
горизонте холмы - несмотря на недосып, он чувствовал себя довольно бодро.
Таня осталась рисовать какой-то приглянувшийся ей пейзаж.
Вернулся Франц около восьми часов - они собрали рюкзаки и отправились
в обратный путь. На Вилле Таня сразу же пошла готовить ужин, а Франц,
послонявшись минут десять без дела, полез в брошенный ею на веранде этюдник.
Там была небольшая акварель, изображавшая желтый песчаный берег темно-синей
реки, позади - ярко-зеленое поле и коричневые холмы на горизонте. Францу не
понравилось: нарисовано как-то ... клочковато: мазками разной густоты и
цвета, а то и просто с просветами непрокрашенного ватмана. Не то, чтобы он
был большим ценителем живописи, но все же ...
- Издалека нужно смотреть. - сказала неслышно подошедшая Таня, и
Франц вздрогнул от неожиданности, - Вообще-то акварелька эта неплохо
получилась, а?
Она отнесла картинку на вытянутой руке - и отдельные неуклюжие мазки
слились в нежные цветовые пятна, плавно переходившие друг в друга. Картинка
ожила.
- Ужин готов. - объявила Таня, убирая акварель обратно в этюдник, -
Пошли, малыш.
21. Возвращение
Было уже светло. Движение машины, неуклонно рассекавшей воздух,
действовало усыпляюще - Таня спала, привалившись к окну и безмятежно
откинув голову. Шоссе монотонно убегало вперед и, в полном согласии с
законами перспективы, стягивалось в точку. Горный участок дороги остался
позади - они подъезжали к Городу.
Вчера они легли в постель сразу после ужина, и снова любили друг друга,
а потом уснули в обнимку на широкой мягкой кровати. Было прохладно, в
раскрытое окно заглядывали ветки росшего у Виллы клена; полная луна и ровное
тепло таниного тела навевали на Франца сладкие сны. Выспаться ему, однако,
не удалось: Тане надо было возвращаться в Город, чтобы доделать взятую на
дом работу. Пока Франц одевался, она позвонила куда-то и сообщила, что Вилла
освобождается; они спустились вниз и сели в машину. Выруливая на шоссе,
Франц бросил взгляд на темные окна Виллы - что ж, он прожил здесь не худшие
полтора дня своей жизни.
К Общежитию они подъехали чуть позже шести часов - ночь уже
закончилась, утро еще не началось; ни одного человека кругом видно не было.
Как только Франц выключил мотор, чуткая Таня проснулась; они вылезли из
машины, оставив ключи на переднем сидении. "Я позвоню им из своего номера."
- сказала Таня, и они медленно поднялись на второй этаж. Около комнаты
Франца она прильнула к нему всем телом, а он обнял ее за плечи и уткнул нос
в пахнувшие чем-то душистым волосы. Они замерли так на секунду, а потом
разделились, и одновременно, чтоб никому не было обидно, вошли в двери своих
комнат.
Отплывая от реальности в сладостном преддверии засыпания, Франц
вспоминал, как, лежа на животе и положив подбородок ему на плечо, Таня
смотрела на него сияющими глазами и повторяла: "Господи, наконец-то я не
одна ... Господи, наконец-то я принадлежу кому-то!"
22. Две последующие недели ...
... были самым благополучным временем в жизни Франца с момента его
смерти. Все местные безумцы, казалось, позабыли о его существовании: ни
Адвокат, ни Следователь, ни Раввин более его не вызывали. Он получил,
наконец, кредитную карточку и перестал зависеть от банка; в услугах почты
необходимости тоже не возникало. Единственный раз он имел дело с
сумасшедшим, когда для очистки совести зашел в местный университет - ни
Эйнштейна, ни Ньютона он там не встретил, зато поговорил с
ученым-биомехаником, изобретавшим оптимизированную ловушку на барсука.
То, что безумцы оставили Франца в покое, определенно вернуло ему
душевное равновесие - Таня же сделала его счастливым. Они проводили вместе
по девятнадцать часов в сутки (за исключением времени, которое она
отрабатывала в Магистратуре) и за два-три дня стали друг для друга просто
необходимы. Они гуляли по Городу, выезжали на пикники, ходили в кино и театр
(репертуар которого составляли исключительно пьесы Бекетта, Ионеску и
Пинтера). Франц даже переселился в ее комнату, и они спали в обнимку,
теснясь вдвоем на не очень широкой таниной кровати. Они идеально сочетались
во всех отношениях и стали друг для друга единственными островками
здравомыслия в океане безумия.
За две недели Франц стал намного лучше ориентироваться в организации
здешней жизни: все дела тут делались по телефону. По телефону можно было
заказать продукты, записаться к доктору, взять напрокат машину, выписать
газету ... Во всех случаях общаться приходилось с автоответчиком: оставляешь
номер кредитной карточки, а сорок минут спустя заказанные товары оказываются
на крыльце Общежития. Доставщика Франц видел лишь однажды - в самый первый
раз, когда еще не имел кредитной карточки. Тогда его покупки привез угрюмый
небритый верзила - принял деньги, выдал сдачу и так и уехал, не проронив ни
слова. Четкость и отлаженность повседневной жизни Города резко
контрастировали с массовым безумием его обитателей и, тем самым,
подтверждали танину теорию о том, что безумие это - кажущееся.
Несмотря на то, что идеальная организованность жизни Города явно
подразумевала единый план, понять конечную цель этого плана Францу не
удавалось. Никто так ничего и не объяснил ему, а угадать что-либо по внешним
проявлениям было невозможно. Некоторые люди оседали на Первом Ярусе, других
поток уносил дальше, и никакой системы в этом, казалось бы, не наблюдалось.
Иногда следствие приостанавливалось на год или два; потом, без видимой
причины, возобновлялось снова - такая история произошла с неким таниным
знакомым около года назад. Таня говорила об этом человеке крайне неохотно (а
Франц, видя это, особенно и не расспрашивал), но, похоже, тот был ее
предыдущим "партнером".
Шаг за шагом познавая это чудное место, Франц несколько раз возвращался
к возможности "второй смерти" (смерти в загробном мире), упомянутой Таней во
время их первого ужина в столовой Общежития. По всему казалось, что она
права: существование смерти действительно вытекало из существования
боли и болезней, а последние действительно существовали здесь.
Представить себе, однако, что может произойти с сознанием человека после
второй смерти, ни Таня, ни Франц не могли, а проэкспериментировать (совершив
самоубийство) желания у них, естественно, не возникало. И, кстати,
бессознательный страх перед умиранием тоже указывал на принципиальную
возможность смерти: иначе зачем бы тот, кто все это придумал, удерживал бы в
человеке инстинкт самосохранения?
Неразъясненной загадкой по-прежнему оставались "дневные". За целый год,
проведенный в Общежитии, Таня их ни разу не видела - ни на кухне, ни в
столовой ни в коридорах. А вот Франц - за свои две недели - видел, и при
довольно необычных обстоятельствах. Входя однажды в танину, как ему
казалось, комнату, он обнаружил в кровати жирную потную старуху самой
отталкивающей наружности. Старуха спала. Франц в ужасе отшатнулся и
посмотрел кругом: мебель выглядела как-то непривычно, да и стояла
неправильно ... это была не танина комната! Не понимая, как он мог
спутать номера и расположение комнат, он погасил свет и на цыпочках вышел. В
коридоре Франц несколько секунд безмысленно созерцал висевшую на двери
бляшку с номером 16, а потом прошел до 27-ой комнаты и еще раз попытался
войти ... И опять обнаружил жирную спящую старуху. В замешательстве,
доходящем до помешательства, он решил искать убежища в своей собственной
комнате ... и нашел там сидевшую по-турецки на полу Таню. "Ты чего, малыш?"
- рассеянно спросила та, не отрывая глаз от лежавшего перед ней рисунка.
Франц вылетел пулей обратно и увидал на двери (танин!) номер 27. После этого
все комнаты вернулись на свои места, и никакого продолжения этот
сюрреалистический эпизод не имел. Желая убедиться, что потная старуха не
была его галлюцинацией (версия, высказанная Таней), Франц попытался снова
проникнуть в 16-ую комнату, однако наткнулся на запертую дверь и с чувством
глубокого неудовлетворения отступил. Может, выходя оттуда, он случайно
спустил щеколду? Впрочем, вряд ли: проверка показала, что все комнаты
на втором этаже Общежития, кроме его собственной и таниной, были заперты -
16-ая не являлась, в этом смысле, исключением. С сожалением отвергнув
казавшуюся очень плодотворной идею открыть одну из комнат при помощи
отвертки (Таня решительно возражала), Франц отступил.
Некоторое время он занимался сборкой радиоприемника - на что его
подвигло: а) повсеместное отсутствие этих нехитрых бытовых приборов и б)
неожиданное наличие, на соседней улице, магазина радиодеталей. Решив, что в
эфире происходит нечто таинственно-значительное (а иначе зачем скрывать?),
Франц вооружился пособием по радиотехнике из университетской библиотеки и в
полтора дня собрал элементарный приемник. Эфир, однако, оказался пуст:
ничего, кроме атмосферных шумов, там не было.
Следующей попыткой проникнуть в тайны Страны Чудес явилось Великое
Путешествие За Горы. Франц и Таня арендовали на два дня автомобиль,
нагрузили его канистрами с бензином и поехали, не сворачивая, на запад.
Преодолевая непрерывный бунт на борту под лозунгом "Хочу пикник!" (в
познавательную ценность экспедиции женская часть экипажа не верила), Франц
довел машину до половины имевшихся запасов горючего, после чего
волей-неволей остановился. Дорога уходила за горизонт, и они вернулись в
Город, удовлетворившись долгожданным пикником, ночевкой на свежем воздухе и
составлением карты не особенно интересной придорожной местности.
В общем и целом, эти четырнадцать дней Франц и Таня были счастливы,
однако двухнедельная передышка оказалась не началом перемирия, а затишьем
перед боем. 30-го мая Таня получила уведомление о возобновлении следствия по
ее делу, а 31-го они оба нашли в почтовом ящике по уведомлению о передаче их
дел в Прокуратуру Второго Яруса. Срок передачи - завтра, 1-го июня.
23. Лифт
По настоянию Тани они выехали загодя - за час до назначенного времени;
выехали налегке, ибо брать с собой ничего не разрешалось. Еще вчера Таня
отнесла все свои картины оптом в галерею, а личные вещи и одежду - свою и
Франца - со слезами на глазах бросила перед самым уходом в мусорный бак.
Оставив двери своих комнат открытыми настежь, они в последний раз проделали
путь до Дворца Справедливости, поднялись на семнадцатый этаж, выждали десять
минут до назначенного времени и постучались в комнату 1723. "Войдите!" -
отозвался незнакомый мужской голос.
Комната, где Франца принимал Адвокат и Следователь, опять изменилась до
неузнаваемости. Во-первых, она стала гораздо меньше: примерно 5 метров на 5;
а во-вторых, была абсолютно пуста: ни мебели, ни книг на полу ... ни даже
человека, который мог бы сказать: "Войдите!" Таня робко взяла Франца за
руку. Вдруг раздалось характерное гудение: отсекая их от входной двери, с
обеих сторон дверного проема выдвигались металлические створки. Они были в
кабине Лифта! И прежде, чем они успели среагировать на происходившее, пол
закачался и с ускорением устремился вверх - быстрее, быстрее .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41