Раоден удивленно вскинул брови:
— Правда?
— Да, господин. Это важно?
— Очень. Это означает, что люди Шаор не опустились до животного уровня, у них сохранилась способность мыслить и приспосабливаться. Их дикость — всего лишь притворство.
— Ничего себе актеры! — фыркнул Галладон.
— Ну, возможно, не совсем притворство, — поправился принц. — Они ведут себя как звери потому, что так легче забыть о боли. Есть надежда, что если предложить им другой выход, они его примут.
— Мы можем пропустить их на площадь, — предложил Саолин.
Карата закончила шов, и он закряхтел. Элантрийка знала толк в ранах — она познакомилась с мужем, когда служила лекаркой при небольшой банде наемников.
— Нет. Даже если они не тронут придворных, их убьют гвардейцы.
— А разве мы против, сюл? — В глазах Галладона вспыхнуло злое пламя.
— Ни в коем случае. Я думаю, у принцессы есть своя цель для визитов в Элантрис. Каждый день она приводит новых дворян, как будто хочет, чтобы они привыкли к городу.
— И что хорошего принесет ее затея? — впервые с момента их появления подала голос Карата.
— Пока не знаю. Но для нее это важно. А если банда Шаор нападет на дворян, они положат конец всем планам принцессы. Я пытался ей намекнуть, что не все элантрийцы тихие и послушные, но, кажется, она мне не поверила. Нам придется сдерживать громил, пока она не завершит Кручину.
— И когда это случится? — спросил Галладон.
— Одному Доми ведомо. — Раоден покачал головой. — Мне она не скажет, ее и так гложут подозрения каждый раз, когда я задаю вопросы.
— Ладно, сюл. — Дьюл многозначительно поглядел на рану Саолина. — Лучше тебе найти способ ее остановить, и поскорее. Либо так, либо готовь ее к встрече с оголодавшими маньяками. Коло?
Раоден кивнул.
Точка посередине, черта сверху и вторая черта справа — эйон Эйон, отправная точка любого эйона. Раоден продолжал рисовать, его пальцы двигались уверенно и быстро, оставляя в воздухе светящиеся линии. Он завершил квадрат вокруг центральной точки и добавил два круга. Эйон Тиа, символ путешествия.
Но принц не останавливался. Он пририсовал две длинные линии, берущие начало из углов (знак, что эйон подействует только на него), и четыре меньших эйона в стороне, чтобы определить точное расстояние, на которое хочет переместиться. Несколько черточек пересекли верх квадрата, приказывая эйону подождать, пока принц не коснется ладонью середины.
Он вычертил все фигуры с величайшей точностью — длина и толщина линий обладали крайней важностью. Даже с уточнениями эйон считался относительно простым, особенно по сравнению с невероятно запутанными символами для лечения, описанными в книге. И все же Раоден гордился успехом; у него ушло несколько дней, чтобы добиться совершенства начертания четырех эйонов, которые приказывали Тиа перенести его на десять длин его роста.
С довольной улыбкой он разглядывал светящийся узор, пока тот не вспыхнул и не пропал бесследно.
— У тебя получается гораздо лучше, сюл, — раздался за окном голос Галладона. Дьюл облокотился на подоконник и заглядывал внутрь часовни.
Раоден покачал головой.
— Мне еще многому предстоит научиться.
Дьюл пожал плечами. Он перестал убеждать Раодена, что упражняться в Эйон Дор бессмысленно. Что бы ни происходило, принц проводил несколько часов в день за вычерчиванием символов. Это занятие служило для него своего рода утешением: боль немного отступала и на ее место приходило умиротворение.
— Как наши посевы?
Галладон махнул рукой в сторону грядок. Всходы едва проклюнулись из земли, и Раоден видел, что их стебли начинают вянуть. За последнюю неделю их покинули многие из команды дьюла, и сейчас на крохотной ферме трудился только Галладон. Каждый день он ходил к колодцу за водой для полива, но много ему было не унести, да и добытое у Сарин ведро протекало.
— Пока живы, — откликнулся дьюл. — Не забудь сказать Карате, чтобы она включила в следующий запрос удобрения.
Раоден покачал головой.
— Невозможно, дружище. Королъ не должен узнать, что мы сами выращиваем пищу. Галладон сморщил в досаде нос.
— Тогда закажи навоз.
— Слишком очевидно.
— Ну тогда попроси рыбы! Утверждай, что тебе без нее жизнь не мила.
Раоден вздохнул и согласился. Надо было сразу дога—¦-¦ , * даться, что не следует разбивать огород под окнами: его совсем не прельщала перспектива дышать ароматом гниющей рыбы.
— Ты прочитал об этом эйоне в книге? — Галладон снова лениво облокотился на окно. — Что с его помощью можно сделать?
— Эйон Тиа? — переспросил принц. — Это символ перемещения. До реода такой знак мог перебросить человека из Элантриса на другой конец света. В книге говорится, что это один из самых опасных эйонов.
— Опасных?
— Нужно быть предельно точным с расстоянием. Если ты велишь ему перенести тебя на десять футов, он сделает именно так — и неважно, что там находится. Ты вполне можешь оказаться замурованным в каменной стене.
— Получается, книга тебя многому научила?
Раоден передернул плечами.
— В некоторых вещах, да. В основном в ней одни намеки. — Он пролистал том до заложенной страницы. — Как в этом случае. За десять лет до реода один иностранец привез свою парализованную жену в Элантрис. Но лекарь начертил эйон Йен слегка неточно, и вместо того, чтобы исчезнуть, символ вспыхнул и омыл бедную женщину красным светом. У нее остались темные пятна на коже, а волосы потускнели и вскоре выпали. Звучит знакомо?
Галладон заинтересованно поднял бровь.
— Женщина прожила недолго. Она бросилась с крыши с криком, что больше не в силах сносить боль.
Дьюл нахмурился.
— И в чем же ошибся лекарь?
— Он забыл одну из трех основных линий. Глупая ошибка, но она не должна была привести к такому трагичному результату. — Раоден замолк и задумчиво пробежал взглядом текст. — Похоже…
— На что, сюл?
— Получается, что эйон остался незавершенным, так?
— Коло.
— Может быть, выздоровление началось, но не дошло до конца потому, что указания получились неполными. Что, если лекарь по ошибке создал действующий эйон, который смог дотянуться до Дор, но не смог перекачать достаточно энергии, чтобы завершить начатое?
— Что ты хочешь сказать, сюл?
Глаза принца широко распахнулись.
— Мы живы, дружище!
— У нас нет сердцебиения. Мы не дышим. В нас нет крови. Я полностью с тобой согласен.
— Нет, правда! — Раоден возбужденно развивал догадку. — Разве ты не видишь: наши тела начали меняться и… застряли. Превращение началось, но что-то мешает довести его до конца, как с лечением той женщины. Дор все еще находится внутри нас, она ждет указаний и энергии, чтобы завершить превращение.
— Кажется, я перестал тебя понимать, сюл.
Раоден не слушал.
— Вот почему наши тела потеряли способность к излечению! Мы застряли в каком-то одном моменте времени, мы заморожены, как кусок льда. Боль не проходит, отому что время для нас остановилось. Волосы выпадают, а новые не растут; с началом шаода на коже появились пятна, и на этом превращение замерло.
— По мне, твои рассуждения притянуты за уши.
— Может, и так, — согласился принц. — Но я уверен, что прав. Что-то мешает Дор — я чувствую препятствие, когда рисую эйоны. Энергия пытается прорваться сквозь них, но что-то ей не дает, как будто линии эйонов не складываются в единый узор.
Раоден поглядел на друга.
— Мы живы, Галладон, и мы не прокляты. Нас просто не доделали.
— Потрясающе, сюл, — откликнулся дьюл. — Осталось догадаться почему.
Раоден кивнул. Они разгадали маленький секрет, но главная загадка — падение Элантриса — так и оставалась нетронутой.
— И все же, — дьюл отвернулся и направился обратно к грядкам, — я рад, что книга тебе помогла.
Принца посетило внезапное подозрение.
— Подожди-ка! — окликнул он друга.
Тот недоуменно повернулся.
— Тебе не интересны мои выводы, коло? — спросил Раоден. — Но ты хотел узнать, пригодилась ли книга…
— С чего бы мне из-за нее волноваться? — насупился дьюл.
— Не знаю. Но ты постоянно переживаешь из-за своего «кабинета». Никому его не показываешь, но и сам туда не ходишь. Что такого заветного таится в этих книгах?
— Ничего, — передернул плечами Галладон. — Просто хочу сохранить их в целости.
— Как ты вообще нашел ту комнату? — Теперь Раоден, как раньше Галладон, облокотился на подоконник, только изнутри. — Ты говоришь, что пробыл в Элантрисе несколько месяцев, но знаешь в нем каждый закоулок. Ты привел меня прямиком к банку, где обитает Шаор, а рынок — совсем не то место, по которому можно гулять в свое удовольствие.
Чем больше вопросов задавал принц, тем неуютнее чувствовал себя Галладон. Наконец он не выдержал:
— Может человек оставить кое-что при себе? Или тебе необходимо вытянуть из меня все?
Раоден невольно отшатнулся, удивленный внезапным порывом друга.
— Извини, — выдавил он.
Только сейчас он осознал, что любопытство заставило его накинуться на друга, как на допросе. С первого дня в Элантрисе Галладон поддерживал и помогал ему, и Раодена обуял стыд. Он отвернулся, чтобы оставить того в покое.
— Мой отец был элантрийцем, — неожиданно сказал Галладон.
Раоден замер. Уголком глаза он наблюдал за темнокожим дьюлом. Тот опустился на свежеполитую землю и слепо уставился на чахлый стебелек, оказавшийся перед его глазами.
— Я прожил с ним все детство, пока не вырос и не решил обзавестись собственным домом, — продолжал он. — Я всегда считал, что негоже дьюлу жить в Арелоне, вдали от своего народа. Наверное, поэтому Дор решила покарать меня тем же проклятием. Элантрис всегда называли благословенным городом, но мой отец не был здесь счастлив. Даже в раю есть лишние люди. Он стал ученым: кабинет, который я тебе показал, принадлежал ему. Он так и не смог позабыть Дюладел, начал изучать сельское хозяйство, хотя в Элантрисе оно было никому не нужной наукой. Зачем трудиться на ферме, если можно превратить в еду любой мусор? — Галладон вздохнул и растер в пальцах щепоть земли. — Однажды утром он проснулся и нашел мать умирающей, и с тех пор горько сожалел, что не посвятил себя врачеванию. Какая-то болезнь спалила ее так быстро, что даже элантрийцы не смогли помочь. Тогда я впервые понял, что они не боги, потому что боги не могут мучиться. Отец не имел возможности вернуться домой — как и нам, элантрийцам прошлого приходилось жить взаперти, как бы прекрасны и могущественны они ни были. Люди не хотели жить бок о бок с теми, кто превосходил их в любой мелочи, кто постоянно напоминал им о собственной неполноценности.
Отец обрадовался, когда я решил вернуться в Дюладел. Он посоветовал мне стать фермером. Уезжая, я оставил позади страдающего, одинокого бога, который мечтал только об одном: снова стать простым человеком. Через год он умер. Ты знаешь, что элантрийцы могли умереть от некоторых болезней — например, от сердечных недугов? Они жили намного дольше обычных людей, но все же иногда умирали. Особенно если хотели. Отец распознал признаки сердечного заболевания, но не пошел к лекарю, а предпочел запереться в своем кабинете и исчезнуть. Совсем как твои эйоны.
— Так ты ненавидишь Элантрис?
Раоден выскользнул в окно и подошел, к другу. Он сел напротив и него и взглянул поверх ростка на Галладона.
— Ненавижу? Нет, не ненавижу — ненависть не пристала дьюлу. Хотя я вырос в Элантрисе под крылом разочарованного жизнью отца, так что из меня получился плохой дьюл. Ты не раз замечал — я не умею относиться к жизни с легкостью, которой славится мой народ. Мне всюду мерещится подвох. В Дюладеле из-за этого на меня смотрели косо, и я почти обрадовался шаоду. Я так и не прижился на родине, хотя мне нравилось работать на ферме. Но в целом, мы с Элантрисом заслуживаем друг друга. Коло?
Раоден не знал, что сказать.
— Я думаю, что попытка поднять тебе настроение будет не к месту?
Галладон вяло ухмыльнулся.
— Ни в коем случае. Вы, оптимисты, не понимаете, что человек, привыкший к мрачному расположению духа, не желает, чтобы его веселили. Нас от этого тошнит.
— Тогда позволь мне быть откровенным, дружище. Я очень ценю твою помощь. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь назвать Элантрис своим домом; сомневаюсь, что кто-то из нас сможет. Но твоя помощь для меня бесценна. Если Новому Элантрису суждено выжить и процветать, так это благодаря тебе, потому что только твоя дружба удерживает меня от желания броситься с крыши.
Галладон глубоко вдохнул. Осветившее его лицо выражение трудно было назвать радостным, но в нем явно читалась благодарность. Он. кивнул, встал и протянул Раодену руку, чтобы помочь подняться.
Раоден ворочался с боку на бок. До нормальной постели его спальному месту было далеко: оно состояло из кучи одеял на полу в задней комнате часовни. Но обычно неудобство не мешало ему заснуть. Сегодня его усталые мысли никак не могла покинуть смутная тревога. Он что-то упустил, что-то крайне важное. Он держал разгадку в руках, и теперь подсознание не давало ему забыться, требуя ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88