Как могу я появиться перед гостями на руках других мужчин?
— Прости…
— Да ты ни при чем, только… Тебе это, конечно, кажется глупостью. Ты — чародейка, ты читаешь Закон. Ты думаешь, что я дурак.
— Нет. — Всего минуту назад она и впрямь так думала, но сейчас посмотрела на юношу задумчиво. — Отрывок из «Пророчеств Китры» гласит: «Тогда я начинаю, когда заканчиваю: тогда я отправляюсь, когда я останавливаюсь. От низшего до дна, от высшего до вершины». Фаллон часто говорит, что любое дело следует начинать, когда ты твердо решил его закончить.
— Это я сейчас и чувствую. Вчера произносил слова обета, а сегодня меня носят, как калеку. Неужели вся моя жизнь будет такой?
— Но это был красивый обет. — Сина не заметила, что Ньял тревожно нахмурился. — И совсем не обязательно, чтобы тебя несли. Я имела в виду только то, что ты должен беречь свою лодыжку. Раздобудем пару крепких палок, и ты пойдешь на церемонию на костылях.
— Ну это еще ладно…
— Пусть будет так. Ты вступишь в новую жизнь сильным, независимым. А травмы стыдиться нечего.
Глава 8
Некоторые из гостей Телерхайда разъехались, другие остались в Кровелле. Остались Фаллон, Ландес и Бенаре, а также Адлер и другие лорды из нескольких городов. Каждое утро они встречались с Телерхайдом в его кабинете, закрывали двери и обсуждали трудности, вставшие перед Морбиханом. Перенаселенность — особенно в двух главных портах: Элии и Флине — приняла угрожающие размеры и исчезать не собиралась. Каждый корабль, прибывающий из Укрепления, привозил новых «зайцев».
Лорд Ландес предлагал всех беженцев собрать и отправить обратно в Укрепление. Лорд Бенаре и многие из деревенских лордов и фермеров поддерживали его. Одно время и Телерхайд был за это решение, но теперь, доказывал он, беженцев стало слишком много, и они прибывают каждый день. Закрыть гавани — это значило бы задушить торговлю.
Фаллон часто вступал в спор и высказывался категорично.
— Мы изменяем нашей стране и ее народу! — доказывал он. — Люди богатеют на торговле с Укреплением, города пухнут, как нарывы.
Ландес наклонился над столом:
— Лорд Адлер, кстати, о городах: Элия беспокоит некоторых из нас. Снефид говорил мне, что Другим стало опасно ходить по улицам — того и гляди забьют камнями. Похищения и убийства — обычное дело!
— При всем уважении, милорд, это портовый город. Жизнь в любом порту во все времена шумная.
— Шумная?! — воскликнул Фаллон. — Финн Дарга сказал мне, что на караван пикси напали прямо в городских воротах. Их не только ограбили, над ними издевались, обзывали нечистью.
— Ужасно! — содрогнулся Ландес.
— В городе трудно поддерживать порядок, милорд, — спокойно ответил Адлер. — Элия стала приютом для беженцев из Укрепления. В большинстве это хорошие люди, ищущие свободы. Попадаются там изредка шпионы из Укрепления, но этот один случай не стоит считать правилом. Мои гвардейцы постоянно патрулируют город. Спросите Неда. Он приводит в Элию караван по крайней мере раз в месяц. Стал бы он торговать в городе, где небезопасно?
— Мой сын любит рисковать, — заметил Ландес.
Телерхайд постучал по столу костяшками пальцев, прося внимания.
— Лорд Адлер, я был в Элии меньше месяца назад. Это грязное, жестокое место. Я не знаю, как чувствуют себя там Другие, но я знаю, что не чувствовал себя в безопасности даже под защитой гвардейцев.
— Да, сохранять порядок очень трудно, — признал Адлер, — но это цена, которую мы платим за возможность торговать
— Вот это-то как раз и невыносимо, — сказал Фаллон. — Некоторые из нас настаивают на торговле с врагом, который враждебен самой нашей сути! Я требую, чтобы эйкон Глис уехал. Надо выгнать его и всех остальных туда, откуда они пришли.
— Но мы живем торговлей! — возразил лорд Фаррил. — Нет никакого вреда в скромном, безобидном обмене товарами.
— Вредно убеждение, будто торговля важнее, чем права Других! — вспылил Фаллон
— Вы хотите сказать, что я одержимый? — Ястребиное лицо Адлера побагровело от негодования.
— Я хочу сказать, что ты глупый юнец, не умеющий управлять собственным городом! Твой отец понимал, в чем опасность. Он сохранял порядок в Элии, кормил народ и ограничивал число приезжих.
— У моего отца никогда не было таких забот, — проворчал Адлер. — В городских стенах просто не осталось места. Беженцы приезжают без гроша, не могут найти работу и распускают слухи о разгорающихся волнениях. Что мне — убивать их?
Фаррил покачал головой:
— Если мы заставим их вернуться, Тиран прикончит их. Почему бы вместо этого не вывезти их из городов в глубь страны?
— Поселить их, к примеру, на клюквенных болотах около Залива Клыка, — закивал Адлер. — Там много земли.
— Это часть Гаркинского леса, — возразил Фаллон.
— Пикси пасут там стада шалков лишь несколько недель в году! Земля пропадает даром! — настаивал Адлер.
Телерхайд покачал головой.
— Мы не тронем Гаркинский лес, — сказал он твердо.
— Значит, решения нет, — проворчал Фаррил с плохо скрытой досадой.
— Отправьте их туда, откуда они приехали, раз вы не в состоянии управиться с ними, — сказал Ландес. — Только в Элии творятся подобные безобразия.
— Неправда, — заявил Фаррил. — Во Флине дела так же плохи. Я слышал, что великаны Хэма Урбида отказались войти в город, побоявшись головорезов из Моера.
— Какой позор! — пробормотал Ландес.
Споры продолжались весь день напролет, до поздней ночи.
Сине приходилось учиться у Фаллона искусству управлять государством, но долгие дискуссии о политике казались ей скучными и утомительными. Большую часть времени она посвящала лечению Ньяла. Утром первым делом она встречалась с ним и перевязывала ему лодыжку, позволяя ему опираться на ее плечо, чтобы меньше нагружать его больную ногу. Ньял гордился своим новым званием сенешаля и старательно надзирал за работами в конюшне и за дойкой коров.
По утрам, когда лорды спорили о судьбе Морбихана, Ньял ездил на телеге в окрестные поля и наблюдал за сенокосом. После обеда он проводил долгие часы в тени деревьев во дворе. Положив ногу на табурет, он разговаривал с Синой.
— Ты любишь Кровелл, правда? — заметила она.
— Это моя родина. — Юноша стал серьезным. — Понимаешь, больше всего на свете я хочу вывести самых сильных, самых быстрых лошадей в Морбихане. И в мире нет для этого лучше места, чем Кровелл. У Пика трава растет такая тучная, что мы легко могли бы пасти там еще двадцать лошадей. Даже зимы — лучше не придумаешь. Снег лежит глубокий, а дни короткие, так что кобылы могут спокойно жеребиться. — Ньял улыбнулся и прищурился. Он поднял руку, чтобы сорвать яблоко с ветки. Яблоко еще не дозрело, но Ньял с удовольствием смаковал терпкую мякоть. — Морбихан — самое красивое место в мире, а Кровелл — самое прекрасное место в Морбихане.
Сина засмеялась:
— Ты видел весь мир?
— Я и всего Морбихана не видел, но я знаю, что прав. А ты разве не такого же мнения о Фанстоке?
Но Фансток, расположившийся на самом краю полуострова Уха — то есть на самой северной оконечности острова, — был холодным местом со скалистыми берегами и истощенной почвой. Так что Сина не скучала ни по суровым зимам, ни по той непрерывной борьбе, которую вел ее отец, чтобы накормить и одеть своих людей.
— А каково это — учиться у Фаллона? — спросил девушку Ньял несколько дней спустя.
— Трудно. Фаллон все время странствует, так что мы как бы бездомные. Он очень требовательный, но терпеливый учитель. Возможно, из-за того, что сам всегда учится. Сейчас он изучает великанские травы, так что нам придется пожить в логове Ур Логги. Великаны славные, когда привыкнешь к их робости. Но под землей все равно не по себе.
— Я слышал, великанская стряпня — это что-то Ужасное, — поморщился Ньял.
— Не только ужасная, она еще и однообразная' Как они вырастают такими здоровяками на одних фруктах и комковатых кашах — вот загадка, которую даже Фаллон не в силах разгадать. Но Ур Логга добрый. Он любит Фаллона, и он гостеприимный хозяин. Я многому учусь
— Так ты будешь колдуньей?
Сипа кивнула, ее глаза сияли.
— Я надеюсь, что сумею исцелять. Фаллон говорит, у меня талант. Моя мама была замечательной Целительницей. Я надеюсь стать такой же искусной, какой была она.
Каждое утро, до того, как лошадей начинали чистить, Ньял подавал Авелаэру горсть зерна. Вскоре лошадь перестала шарахаться. Авелаэр ждал Ньяла, навострив уши. Послеобеденное время Ньял проводил в беседах с Синой.
Но однажды утром, когда воздух, казалось, сковало летней дремотой, Сина перевязывала лодыжку Ньяла и вдруг умолкла. Как обычно, потом она проводила юношу на конюшню. Солнце уже поднялось, и двор огласился жужжанием пчел, принявшихся за работу в огороде. Хотя лодыжка больше не причиняла ему боли, повязка была тугой, и он прихрамывал, на ходу чуть придерживаясь за плечо Сины. Она шла рядом, и ее светло-желтое длинное, до щиколоток платье было перехвачено легким поясом.
Из конюшни доносился стук: Авелаэр нетерпеливо бил копытом по стенке стойла. Когда Сина и Ньял вошли, жеребец перестал баловать, потянулся к ним и тихо заржал.
— Крадущий Ветер, ты скоро станешь домашним, как старый мерин! — ласково побранил коня Ньял, гладя его бархатный нос.
Сина ничего не сказала, только смотрела, как Ньял похромал к сушильне. Он позвал Тима, разбудил конюхов, и скоро во дворе закипела деятельность. Ньял был весел и подшучивал над Тимом, когда тот прогуливал Авелаэра по загону для разминки.
— Вот будет славно, когда вы сами сможете ездить на нем, сэр, — хитро проговорил Тим. Он очень не любил ухаживать за полудикими лошадьми: приходилось все время следить за их копытами и зубами и быть готовым к неожиданным нападениям.
— Начну объезжать его, как только Сина разрешит. — Ньял подтянулся на верхней перекладине ограды, ловко балансируя и наслаждаясь силой своих рук. Он обернулся, чтобы посмотреть, произвел ли впечатление на Сину. Но место в тени возле конюшни, где она обычно сидела, было пусто.
— Сина? Куда она ушла? — не смог скрыть удивления Ньял. Кое-как сделав утреннюю работу и поручив Тиму наблюдать за дойкой, он отправился на поиски. Ни во дворе, ни на кухне Сины не оказалось. Тугая повязка не давала согнуть ногу, и Ньял заковылял вприпрыжку по коридорам, заглядывая подряд во все комнаты.
В столовой он обнаружил Брэндона. Тот сидел в одиночестве над горой бумаг, усталый и злой.
— Ты не видел Сину?
— Она у Фаллона. Собрание задержалось, потому что она попросила разрешения поговорить с ним.
Ньял доковылял до комнаты чародея и ему вдруг ни с того ни с сего стало страшно. Дверь была закрыта. Он сел на резную скамью в коридоре и стал ждать, рассеянно водя пальцами по искусно вырезанным фигуркам Драконихи и се воинов. Спустя долгое время дверь открылась и на пороге появился Фаллон.
— Ньял, — сказал чародей так, словно ожидал увидеть юношу.
— Сина у вас, господин Фаллон?
— Да, но сейчас она медитирует.
— Она здорова?
— С ней все в порядке. Нам нужно обсудить один вопрос касательно ее ученичества. Как твой жеребец?
— Смиряется понемногу. У него крутой норов.
— Крутой норов? Да, это верно. Ты любишь таких, не правда ли, Ньял?
Ньял кивнул.
— Сина скоро выйдет?
— Довольно скоро. Имей терпение, мой мальчик. Тебе понравился праздник Наименования Меча?
Ньял растерялся:
— Да…
— А само посвящение?
Ньял вспомнил слова Бродерика. Казалось, голубые глаза Фаллона видят его насквозь.
— Мастер Фаллон…
— Да? Что? — откликнулся Фаллон через миг, но о вопросе не напомнил.
— Ничего. — Ньял стоял молча.
— Вы уже все сено убрали? — спросил наконец Фаллон.
— Ребята и без меня управятся. Я подожду Сину. Мне нужно ей кое-что сказать.
— Хорошо
Чародей расправил складки своего балахона и удалился. Ньял снова опустился на скамью. Казалось, прошла вечность, прежде чем дверь распахнулась еще раз. Увидев Ньяла, Сина удивилась:
— Ньял! О, входи. Нам нужно поговорить.
— Что-то стряслось?
Ньял прохромал в комнату. Пожитки Фаллона — сундуки и коробки — были аккуратно сложены у стены.
— Садись.
Сина открыла сундучок и вытащила оттуда острый нож с коротким тонким лезвием. Ее длинные темные волосы были распущены, и, когда Сина встала на колени возле Ньяла, они упали ей на щеку, заслонив лицо. Не говоря ни слова, девушка принялась срезать тугую повязку.
— Сина, что ты делаешь? Почему ты исчезла утром?
— Я буду скучать без тебя, — сказала она, не поднимая глаз. — Великаны очень забавные, но я буду скучать по тебе и Кровеллу.
— Ты уезжаешь?
Девушка кивнула:
— Через несколько дней. Фаллон говорит, что споры зашли в тупик. Здесь больше делать нечего, так что мы возвращаемся в логово Ур Логги.
Ньялу показалось, что он сейчас задохнется. Минуту он молча смотрел на изгиб шеи Сины, на изящную линию ее плеч. Через силу сделав глубокий вдох, он выговорил:
— Я не хочу, чтобы ты уезжала.
— Не надо! Заклинаю тебя Законом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Прости…
— Да ты ни при чем, только… Тебе это, конечно, кажется глупостью. Ты — чародейка, ты читаешь Закон. Ты думаешь, что я дурак.
— Нет. — Всего минуту назад она и впрямь так думала, но сейчас посмотрела на юношу задумчиво. — Отрывок из «Пророчеств Китры» гласит: «Тогда я начинаю, когда заканчиваю: тогда я отправляюсь, когда я останавливаюсь. От низшего до дна, от высшего до вершины». Фаллон часто говорит, что любое дело следует начинать, когда ты твердо решил его закончить.
— Это я сейчас и чувствую. Вчера произносил слова обета, а сегодня меня носят, как калеку. Неужели вся моя жизнь будет такой?
— Но это был красивый обет. — Сина не заметила, что Ньял тревожно нахмурился. — И совсем не обязательно, чтобы тебя несли. Я имела в виду только то, что ты должен беречь свою лодыжку. Раздобудем пару крепких палок, и ты пойдешь на церемонию на костылях.
— Ну это еще ладно…
— Пусть будет так. Ты вступишь в новую жизнь сильным, независимым. А травмы стыдиться нечего.
Глава 8
Некоторые из гостей Телерхайда разъехались, другие остались в Кровелле. Остались Фаллон, Ландес и Бенаре, а также Адлер и другие лорды из нескольких городов. Каждое утро они встречались с Телерхайдом в его кабинете, закрывали двери и обсуждали трудности, вставшие перед Морбиханом. Перенаселенность — особенно в двух главных портах: Элии и Флине — приняла угрожающие размеры и исчезать не собиралась. Каждый корабль, прибывающий из Укрепления, привозил новых «зайцев».
Лорд Ландес предлагал всех беженцев собрать и отправить обратно в Укрепление. Лорд Бенаре и многие из деревенских лордов и фермеров поддерживали его. Одно время и Телерхайд был за это решение, но теперь, доказывал он, беженцев стало слишком много, и они прибывают каждый день. Закрыть гавани — это значило бы задушить торговлю.
Фаллон часто вступал в спор и высказывался категорично.
— Мы изменяем нашей стране и ее народу! — доказывал он. — Люди богатеют на торговле с Укреплением, города пухнут, как нарывы.
Ландес наклонился над столом:
— Лорд Адлер, кстати, о городах: Элия беспокоит некоторых из нас. Снефид говорил мне, что Другим стало опасно ходить по улицам — того и гляди забьют камнями. Похищения и убийства — обычное дело!
— При всем уважении, милорд, это портовый город. Жизнь в любом порту во все времена шумная.
— Шумная?! — воскликнул Фаллон. — Финн Дарга сказал мне, что на караван пикси напали прямо в городских воротах. Их не только ограбили, над ними издевались, обзывали нечистью.
— Ужасно! — содрогнулся Ландес.
— В городе трудно поддерживать порядок, милорд, — спокойно ответил Адлер. — Элия стала приютом для беженцев из Укрепления. В большинстве это хорошие люди, ищущие свободы. Попадаются там изредка шпионы из Укрепления, но этот один случай не стоит считать правилом. Мои гвардейцы постоянно патрулируют город. Спросите Неда. Он приводит в Элию караван по крайней мере раз в месяц. Стал бы он торговать в городе, где небезопасно?
— Мой сын любит рисковать, — заметил Ландес.
Телерхайд постучал по столу костяшками пальцев, прося внимания.
— Лорд Адлер, я был в Элии меньше месяца назад. Это грязное, жестокое место. Я не знаю, как чувствуют себя там Другие, но я знаю, что не чувствовал себя в безопасности даже под защитой гвардейцев.
— Да, сохранять порядок очень трудно, — признал Адлер, — но это цена, которую мы платим за возможность торговать
— Вот это-то как раз и невыносимо, — сказал Фаллон. — Некоторые из нас настаивают на торговле с врагом, который враждебен самой нашей сути! Я требую, чтобы эйкон Глис уехал. Надо выгнать его и всех остальных туда, откуда они пришли.
— Но мы живем торговлей! — возразил лорд Фаррил. — Нет никакого вреда в скромном, безобидном обмене товарами.
— Вредно убеждение, будто торговля важнее, чем права Других! — вспылил Фаллон
— Вы хотите сказать, что я одержимый? — Ястребиное лицо Адлера побагровело от негодования.
— Я хочу сказать, что ты глупый юнец, не умеющий управлять собственным городом! Твой отец понимал, в чем опасность. Он сохранял порядок в Элии, кормил народ и ограничивал число приезжих.
— У моего отца никогда не было таких забот, — проворчал Адлер. — В городских стенах просто не осталось места. Беженцы приезжают без гроша, не могут найти работу и распускают слухи о разгорающихся волнениях. Что мне — убивать их?
Фаррил покачал головой:
— Если мы заставим их вернуться, Тиран прикончит их. Почему бы вместо этого не вывезти их из городов в глубь страны?
— Поселить их, к примеру, на клюквенных болотах около Залива Клыка, — закивал Адлер. — Там много земли.
— Это часть Гаркинского леса, — возразил Фаллон.
— Пикси пасут там стада шалков лишь несколько недель в году! Земля пропадает даром! — настаивал Адлер.
Телерхайд покачал головой.
— Мы не тронем Гаркинский лес, — сказал он твердо.
— Значит, решения нет, — проворчал Фаррил с плохо скрытой досадой.
— Отправьте их туда, откуда они приехали, раз вы не в состоянии управиться с ними, — сказал Ландес. — Только в Элии творятся подобные безобразия.
— Неправда, — заявил Фаррил. — Во Флине дела так же плохи. Я слышал, что великаны Хэма Урбида отказались войти в город, побоявшись головорезов из Моера.
— Какой позор! — пробормотал Ландес.
Споры продолжались весь день напролет, до поздней ночи.
Сине приходилось учиться у Фаллона искусству управлять государством, но долгие дискуссии о политике казались ей скучными и утомительными. Большую часть времени она посвящала лечению Ньяла. Утром первым делом она встречалась с ним и перевязывала ему лодыжку, позволяя ему опираться на ее плечо, чтобы меньше нагружать его больную ногу. Ньял гордился своим новым званием сенешаля и старательно надзирал за работами в конюшне и за дойкой коров.
По утрам, когда лорды спорили о судьбе Морбихана, Ньял ездил на телеге в окрестные поля и наблюдал за сенокосом. После обеда он проводил долгие часы в тени деревьев во дворе. Положив ногу на табурет, он разговаривал с Синой.
— Ты любишь Кровелл, правда? — заметила она.
— Это моя родина. — Юноша стал серьезным. — Понимаешь, больше всего на свете я хочу вывести самых сильных, самых быстрых лошадей в Морбихане. И в мире нет для этого лучше места, чем Кровелл. У Пика трава растет такая тучная, что мы легко могли бы пасти там еще двадцать лошадей. Даже зимы — лучше не придумаешь. Снег лежит глубокий, а дни короткие, так что кобылы могут спокойно жеребиться. — Ньял улыбнулся и прищурился. Он поднял руку, чтобы сорвать яблоко с ветки. Яблоко еще не дозрело, но Ньял с удовольствием смаковал терпкую мякоть. — Морбихан — самое красивое место в мире, а Кровелл — самое прекрасное место в Морбихане.
Сина засмеялась:
— Ты видел весь мир?
— Я и всего Морбихана не видел, но я знаю, что прав. А ты разве не такого же мнения о Фанстоке?
Но Фансток, расположившийся на самом краю полуострова Уха — то есть на самой северной оконечности острова, — был холодным местом со скалистыми берегами и истощенной почвой. Так что Сина не скучала ни по суровым зимам, ни по той непрерывной борьбе, которую вел ее отец, чтобы накормить и одеть своих людей.
— А каково это — учиться у Фаллона? — спросил девушку Ньял несколько дней спустя.
— Трудно. Фаллон все время странствует, так что мы как бы бездомные. Он очень требовательный, но терпеливый учитель. Возможно, из-за того, что сам всегда учится. Сейчас он изучает великанские травы, так что нам придется пожить в логове Ур Логги. Великаны славные, когда привыкнешь к их робости. Но под землей все равно не по себе.
— Я слышал, великанская стряпня — это что-то Ужасное, — поморщился Ньял.
— Не только ужасная, она еще и однообразная' Как они вырастают такими здоровяками на одних фруктах и комковатых кашах — вот загадка, которую даже Фаллон не в силах разгадать. Но Ур Логга добрый. Он любит Фаллона, и он гостеприимный хозяин. Я многому учусь
— Так ты будешь колдуньей?
Сипа кивнула, ее глаза сияли.
— Я надеюсь, что сумею исцелять. Фаллон говорит, у меня талант. Моя мама была замечательной Целительницей. Я надеюсь стать такой же искусной, какой была она.
Каждое утро, до того, как лошадей начинали чистить, Ньял подавал Авелаэру горсть зерна. Вскоре лошадь перестала шарахаться. Авелаэр ждал Ньяла, навострив уши. Послеобеденное время Ньял проводил в беседах с Синой.
Но однажды утром, когда воздух, казалось, сковало летней дремотой, Сина перевязывала лодыжку Ньяла и вдруг умолкла. Как обычно, потом она проводила юношу на конюшню. Солнце уже поднялось, и двор огласился жужжанием пчел, принявшихся за работу в огороде. Хотя лодыжка больше не причиняла ему боли, повязка была тугой, и он прихрамывал, на ходу чуть придерживаясь за плечо Сины. Она шла рядом, и ее светло-желтое длинное, до щиколоток платье было перехвачено легким поясом.
Из конюшни доносился стук: Авелаэр нетерпеливо бил копытом по стенке стойла. Когда Сина и Ньял вошли, жеребец перестал баловать, потянулся к ним и тихо заржал.
— Крадущий Ветер, ты скоро станешь домашним, как старый мерин! — ласково побранил коня Ньял, гладя его бархатный нос.
Сина ничего не сказала, только смотрела, как Ньял похромал к сушильне. Он позвал Тима, разбудил конюхов, и скоро во дворе закипела деятельность. Ньял был весел и подшучивал над Тимом, когда тот прогуливал Авелаэра по загону для разминки.
— Вот будет славно, когда вы сами сможете ездить на нем, сэр, — хитро проговорил Тим. Он очень не любил ухаживать за полудикими лошадьми: приходилось все время следить за их копытами и зубами и быть готовым к неожиданным нападениям.
— Начну объезжать его, как только Сина разрешит. — Ньял подтянулся на верхней перекладине ограды, ловко балансируя и наслаждаясь силой своих рук. Он обернулся, чтобы посмотреть, произвел ли впечатление на Сину. Но место в тени возле конюшни, где она обычно сидела, было пусто.
— Сина? Куда она ушла? — не смог скрыть удивления Ньял. Кое-как сделав утреннюю работу и поручив Тиму наблюдать за дойкой, он отправился на поиски. Ни во дворе, ни на кухне Сины не оказалось. Тугая повязка не давала согнуть ногу, и Ньял заковылял вприпрыжку по коридорам, заглядывая подряд во все комнаты.
В столовой он обнаружил Брэндона. Тот сидел в одиночестве над горой бумаг, усталый и злой.
— Ты не видел Сину?
— Она у Фаллона. Собрание задержалось, потому что она попросила разрешения поговорить с ним.
Ньял доковылял до комнаты чародея и ему вдруг ни с того ни с сего стало страшно. Дверь была закрыта. Он сел на резную скамью в коридоре и стал ждать, рассеянно водя пальцами по искусно вырезанным фигуркам Драконихи и се воинов. Спустя долгое время дверь открылась и на пороге появился Фаллон.
— Ньял, — сказал чародей так, словно ожидал увидеть юношу.
— Сина у вас, господин Фаллон?
— Да, но сейчас она медитирует.
— Она здорова?
— С ней все в порядке. Нам нужно обсудить один вопрос касательно ее ученичества. Как твой жеребец?
— Смиряется понемногу. У него крутой норов.
— Крутой норов? Да, это верно. Ты любишь таких, не правда ли, Ньял?
Ньял кивнул.
— Сина скоро выйдет?
— Довольно скоро. Имей терпение, мой мальчик. Тебе понравился праздник Наименования Меча?
Ньял растерялся:
— Да…
— А само посвящение?
Ньял вспомнил слова Бродерика. Казалось, голубые глаза Фаллона видят его насквозь.
— Мастер Фаллон…
— Да? Что? — откликнулся Фаллон через миг, но о вопросе не напомнил.
— Ничего. — Ньял стоял молча.
— Вы уже все сено убрали? — спросил наконец Фаллон.
— Ребята и без меня управятся. Я подожду Сину. Мне нужно ей кое-что сказать.
— Хорошо
Чародей расправил складки своего балахона и удалился. Ньял снова опустился на скамью. Казалось, прошла вечность, прежде чем дверь распахнулась еще раз. Увидев Ньяла, Сина удивилась:
— Ньял! О, входи. Нам нужно поговорить.
— Что-то стряслось?
Ньял прохромал в комнату. Пожитки Фаллона — сундуки и коробки — были аккуратно сложены у стены.
— Садись.
Сина открыла сундучок и вытащила оттуда острый нож с коротким тонким лезвием. Ее длинные темные волосы были распущены, и, когда Сина встала на колени возле Ньяла, они упали ей на щеку, заслонив лицо. Не говоря ни слова, девушка принялась срезать тугую повязку.
— Сина, что ты делаешь? Почему ты исчезла утром?
— Я буду скучать без тебя, — сказала она, не поднимая глаз. — Великаны очень забавные, но я буду скучать по тебе и Кровеллу.
— Ты уезжаешь?
Девушка кивнула:
— Через несколько дней. Фаллон говорит, что споры зашли в тупик. Здесь больше делать нечего, так что мы возвращаемся в логово Ур Логги.
Ньялу показалось, что он сейчас задохнется. Минуту он молча смотрел на изгиб шеи Сины, на изящную линию ее плеч. Через силу сделав глубокий вдох, он выговорил:
— Я не хочу, чтобы ты уезжала.
— Не надо! Заклинаю тебя Законом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54