Встреча с Семирамидой настолько потрясла нас, что, только достигнув середины реки, мы почувствовали себя в безопасности и рискнули высунуться наружу.
Царицы уже не было видно, и только несколько всадников мчались вдоль берега, вспенивая воду. Они высматривали тропу, по которой можно было бы вскарабкаться наверх. Наконец один из них скрылся в листве, обнаружив, по-видимому, устье ручья. Его товарищи поочередно последовали за ним. Мы вздохнули с облегчением. Теперь можно было свободно обсудить происшествие.
— Всё, в эти края я больше не ездок. В какой части Романии правит Семирамида?
— В юго-восточной. — Взглянув на меня, Голиас расхохотался. Он даже лег в изнеможении, держась за живот. — Если бы ты только мог видеть себя со стороны, когда пытался спасти Луция от проявлений его животной натуры!
Я покраснел.
— Но это же был не Луций… Никто не заподозрит меня в избытке ханжества, однако кое-какие вещи». — Я осекся, понимая, что спорю, прислушиваясь к голосу чувств. А ведь когда-то я гордился тем, что неизменно опираюсь на доводы разума. — Черт побери, — выпалил я под конец, — видишь ли, кое-какие вещи просто недопустимы, особенно со стороны женщины.
— Разумеется, — примирительно сказал Голиас, — влечение к красоте должно быть естественным. Хотя не всегда она вызывает подобающий отклик. Давай-ка осмотрим эту старую калошу.
Я был рад сменить пластинку. Мы приступили к осмотру. У задней стены шалаша было сложено какое-то барахло. Им мы и занялись в первую очередь.
— Хорошо, — сказал я, — удочки нам пригодятся. Но как быть вот с этим ружьем? Оно заряжается с дула.
— Я знаю, как с ним обращаться. — Голиас изучал запасы провизии. — Кукуруза, кофе, соль, бобы, рис, и — смотри-ка! — в этот промасленный лоскут завернут бекон. В кувшине патока.
— Соорудим ленч, — предложил я, — и захватим немного провизии с собой. Из-за Джонса мы то и дело влипаем в неприятности. Кто знает, с чем мы еще столкнемся по дороге, прежде чем доберемся наконец до постоялого двора.
— До постоялого двора? — с удивлением переспросил Голиас. — Неужели ты опять собираешься глотать дорожную пыль и понукать Луция? Не лучше ли проплыть половину пути, не тревожась ни о чем? Мы бы отлично провели время.
Не желая выглядеть недогадливым, я принялся спорить.
— Так-то оно так, — начал я, — но как же хозяин плота? — (Надо отметить, что вопрос собственности до сей секунды мало меня занимал.) — Ведь он и сам, должно быть, собрался путешествовать? Вон сколько припасов сюда натащил.
— Конечно, собирался. — Голиас изучал механизм ружья. — Похоже, затеял сбежать.
— А не привязать ли нам этот плот на видном месте? Он пойдет его искать и наткнется на него.
— И плюнуть судьбе в лицо? — раздосадованно спросил Голиас. Опустив ружье, он наставил на меня палец. — Это было бы святотатством по отношению к Оракулу и такой глупостью, что и вообразить нельзя.
Итак, мы решили плыть. С возросшим интересом я продолжал осмотр плота. Сколоченный из громадных бревен, плот обладал прочностью и прекрасно держался на плаву. Помимо шалаша, на нем был устроен глиняный очаг для приготовления пищи. Подле него были сложены дрова; из колоды торчал топор.
— Иметь бы еще запас воды. Тогда можно путешествовать без забот.
— А вода в Лонг Ривер для тебя недостаточно пресная?
Голиас вернулся со сковородкой и кофейником. Кофейником он зачерпнул воду прямо из реки.
— Держать в руках топор тебе как будто приходилось?
— Допустим.
— Тогда наколи немного дров. Я приготовлю ленч: кукурузные лепешки, бекон и кофе.
Пиршество удалось на славу. Я допускал, что неплохо было бы разнообразить наш стол, предположим, свежей дичью. Но зато в остальном мы были полностью обеспечены и от берега совершенно не зависели. К тому же без малейших усилий, исподволь, приближались к цели нашего путешествия.
Словно нарочно, для довершения удовольствия, на плоту оказалась пара трубок и небольшой запасец табаку. Раньше я не видел, чтобы Голиас курил. Но теперь он присоединился ко мне. День был знойный, и мы стянули с себя рубахи. Затем, орудуя шестами, вывели плот на мелководье и замерили глубину. Забравшись обратно на плот, мы уже не стали обременять себя одеждой. Все, что от нас требовалось, — это следить за тем, чтобы плот не сел на мель и не напоролся на топляк.
Устроили поочередное дежурство по ночам. Задача необременительная, так как мы всецело принадлежали себе. Узкие рамки обязанностей не стесняли нашей свободы и согревали домашним уютом. Плот был подобен острову; но он увлекал нас вперед так же плавно и мягко, как автомобиль с хорошо накачанными шинами.
Днем наш плот был материком, а ночью — планетой. Он скользил по Млечному Пути белой от тумана реки, равный Марсу, Меркурию и всем звездам, кружащимся со своими созвездиями. Землю поглощала тьма; мы различали только зубчатые края деревьев, когда течение перебрасывало наш плот, будто челнок, от одного берега к другому. Затем появились огни города, и рано утром, перед самым рассветом, мы миновали Тройновонт.
Голиас разбудил меня близ самого города. Ему хотелось показать мне величественные черные башни на фоне гаснущих звезд. Мы проплыли под мостом, стараясь держаться подальше от каменных опор.
Только после двух дней пути вдали мы заметили еще один мост. Теперь мы подплывали к Валенции. Обогнув излучину, мы устремились прямо по направлению к нему. Издали было видно, как какие-то люди карабкаются вверх по пауковидному сооружению. До нас отчетливо доносились гулкие удары.
— Наверное, заканчивают постройку, — предположил я.
— К сожалению, «закончить» и «покончить» — глаголы, как правило, разные, — возразил Голиас. — Похоже, стучат топором, а не молотком.
Да, он был прав. С недоумением я вглядывался в даль.
— Зачем рушить мост, пока не выстроен новый?
— Ты еще спроси: зачем строить новый мост, пока не разрушен старый?
Он говорил взволнованно, и я заметил, что он не сводит глаз с западного берега.
— Они взялись за это неспроста. И, если повезет, они добьются своего.
Подплывая ближе, мы увидели правое окончание моста. Оказывается, шумели и вопили не только на левом берегу. И на правом толпилось множество народа. Но оживление их было иного свойства. Вооруженные люди запрудили вход на мост и рассыпались по берегу. Полки их стояли на дороге, насколько хватало глаз; ветер развевал боевые знамена. Это была могучая армия, по сравнению с которой войско Бродира казалось небольшим отрядом.
Преимущество плавания на плоту состоит также и в том, что, проплывая вдоль берега, вы можете следить за развитием событий. В данном случае мы как бы находились в центральном проходе. С интересом человека, наблюдающего действия пожарников, я переводил взгляд от завоевателей, подступивших к мосту, к горстке защитников, пытающихся уничтожить подход к городу. Сначала я не понимал, отчего враг медлит с наступлением. Наверное, подумал я, их предводитель считает, что ступать на мост уже небезопасно. И, в свою очередь, встревожился.
— А не обрушится ли эта махина аккурат на наши головы? — предположил я.
— Ты имеешь в виду мост? — Голиас был так занят, что даже не повернулся ко мне. — Тут уж ничего не поделаешь…
Так оно и было. Мы сумели бы высадиться на берег, если бы своевременно догадались об этом; но теперь, вблизи от моста, о высадке не могло быть и речи. Теперь нам только следовало заботиться о том, чтобы избежать столкновений с деревянными опорами моста. Я поднялся и взял в руки шест.
— Ты бы мне помог, Голиас.
— Сейчас-сейчас… Смотри вон туда!
Я увидел здоровенного верзилу, выходящего из вражеских рядов. И только тогда понял, кто такие те трое парней, прохлаждавшихся у западного входа на мост. Они не были воинскими диспетчерами, следившими, чтобы не возникало толкотни. Напротив, они, заблокировав проход в самом уязвимом месте, обороняли мост от целой армии захватчиков, пока их соратники потели, стараясь отрезать путь врагу. К ним-то и направился верзила.
Я не был равнодушным зрителем, однако поначалу не склонялся ни к той, ни к другой стороне. Но теперь выбор был мною сделан.
— С большой высоты больнее падать, — заметил я. Однако я не был настроен слишком оптимистически.
Великан — именно великан, без малейшего преувеличения — был вооружен мечом длиной в человеческий рост. Мне показалось, что сейчас он обезглавит всех троих с такою же легкостью, как дети сбивают палкой головки чертополоха. Похоже, что и он не сомневался в легкой победе. Мы подплыли уже достаточно близко и могли различать ухмылку на его лице.
— Атакуйте же его, вы, дуралеи! Атакуйте! — не выдержал я.
Против человека-горы выступил только один. Великан ударил его мечом, да так, что бедняга закружился на месте. Его противник был уверен, что все уже кончено. Так же подумал и я. Но пока верзила намеревался нанести последний сокрушительный удар, защитник города подскочил к нему вплотную, подпрыгнул и ткнул в лицо мечом.
— Черт побери, вот это да! — с восторгом крикнул я. И тут же завопил: — О, Боже! Голиас! Помоги!
Засмотревшись на сражение, я перестал следить за течением. Оно несло нас прямо на деревянный бык. Город тут построили, потому что удобно было перекинуть мост. А мост соорудили именно здесь, в самом узком месте реки. Наш плот стремительно летел меж тесными берегами. Голиас бросился мне на помощь, но было уже поздно. Оставалось хотя бы ослабить удар. Плот углом стукнулся об опору; мы упали, потеряв равновесие; Луций тоже свалился долой с копыт.
Придя в себя, мы оглянулись на мост. Там все переменилось. Из охранников остался всего лишь один — наверное, тот самый, что убил великана. Двое других отходили к восточному берегу. Возможно, они получили приказ покинуть пост. А иначе они бы до сих пор стояли на страже. Последний защитник один прикрывал собой весь город.
Я и ахнуть не успел, как с оглушительным треском восточный конец моста рухнул в воду. Течение увлекло его на дно, сорвав с деревянных быков все сооружение. Они одни остались торчать над водой.
К счастью, мы были уже далеко от водоворота. Но течение все еще было очень быстрым. Волны колебали плот, накатывались на бревна, Луций, бедолага, поскользнулся и едва не свалился в воду. Если бы Голиас не удержал его за хвост, мы бы остались вдвоем. Когда мы вытащили осла, я вновь оглянулся на город. Меня беспокоила судьба последнего защитника. Ведь он остался на вражеском берегу.
Я как раз успел увидеть, как он, в полном боевом снаряжении, прыгнул в воду. Уж не предпочел ли плену добровольную смерть? Но, к моему изумлению, он вынырнул и поплыл.
— Как ты думаешь, доплывет? — спросил я. Голиас все еще держал Луция за хвост. Опомнившись, он выпустил его.
— Парню предстоит еще немало приключений на берегу. Взгляни, как плывет! Какой молодецкий размах! Я уверен, для него все закончится благополучно. Что ж, посоветуем Ларсу Порсене убираться восвояси? Или он сам догадается?
Вскоре и мост, и войско остались позади. Реку вновь обступили леса.
Джонс все еще продолжал валяться на боку. Мы с Голиасом, усевшись рядом и раскуривая трубки, с ленивым одобрением смотрели, как мимо нас проплывает мир.
Плот разворачивался то к одному берегу, то к другому; по временам были видны сразу оба берега, если мы плыли по самой середине реки. Беседы наши были неторопливы, как и наше плавание. Мы свободно заходили в любой порт на карте размышлений и надолго бросали там якорь.
Даже в Арденском лесу я не чувствовал такой родственной связи со стихиями. Воздух и даже вода упоительно пахли зеленью и цветами. И день, и ночь без остатка принадлежали нам. Легкий бриз смягчал летний зной. Сумерки несли с собою прохладу, но воздух становился неподвижен и ласково касался нашей кожи. Забыв об одежде, мы считали нелепым прятаться от теплого дождя. Спали мы под открытым небом и в шалаш забирались, только когда начиналась гроза.
На берегу мы запасались дровами, да еще Голиас охотился. Однажды, где-то на пятый день плавания, мы плыли вдоль берега по мелководью. К ужину Голиас хотел добавить немного дичи. Он уже заряжал свое ружьецо, как вдруг мы услышали человеческий голос.
— Неужто вы и впрямь собираетесь оскорбить нежный слух Божьих рыбок грохотом этого смертоносного мушкетона?
На крутом берегу стоял господин с удочкой, сачком и корзиной для рыбы. Несмотря на жару, он был в камзоле и панталонах. Обут он был в изысканные башмаки с пряжками, а на голове носил щеголеватую шляпу с плюмажем. Ростом он был невелик; и если не принимать во внимание усы и эспаньолку, напоминал благодушного святого. Говорил он с нами, насколько я мог судить, со всей серьезностью, но приятная улыбка несколько смягчала бесцеремонность вмешательства.
Голиас улыбнулся ему в ответ.
— Слух у рыбок нежный, — согласился он, — чего не скажешь об их ртах.
Рыболов рад был возможности порассуждать. Он присел на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55