Вот где горе мое, сомневаться тут нечего;
Вот где горе мое — и не сбросить мне с плеч его.
Грабеж и охота веселей, чем работа,
Но вспомнишь подружку — и взгрустнется что-то
Одному под зеленой листвой.
И все же избыток богатой дичи —
Под зеленой листвой —
Фляжка бренди среди добычи —
Под зеленой листвой —
Счастье мое, сомневаться тут нечего;
Счастье мое — и готов я беречь его.
Обобрать толстосума и отдать побирушке —
Дело стоит, ей-богу, знатной пирушки
До утра под зеленой листвой.
Джон спел еще одну-две песни, а потом принялся запевать, а другие подхватывали. Разогретые элем слушатели жаждали стихов и музыки. И в этом не были одиноки. Песни, как мне помнится, — ведь и я хватил достаточно зля, — были не слишком мелодичны, но заставляли почувствовать драматический накал жизни.
— Неужто этот рев сделает тебя нашим?
Очарование улетучилось, едва я взглянул в озорные глаза Робина.
— Жаль, что ты не застал меня, когда я так задушевно им подтягивал.. Я бы сразу подписал контракт, — признался я. — Кстати, как насчет эля?
— Эль весь вышел, и скоро все успокоятся.
Главарь улыбнулся Николену.
— Что, малыш? Еще не раздумал?
Николен не пел, хотя я слышал, как он мурлыкал, вторя мелодии.
— С какой стати? Думаю, будет много занятного.
— Стоишь на своем? Что ж, если не дрогнешь под стрелами шерифа — тогда поговорим.
Робин посмотрел на меня.
— Шендон, ты наш гость на празднике. Помни об этом. Если тебе нужны деньги или помощь — не стесняйся.
Я допускал, что ребята неплохо вели себя под присмотром командира. Но не хотел бы я, даже если бы мне и удалось убедить Робина помочь мне, чтобы эти изголодавшиеся молодцы пустились догонять Розалетту.
— Благодарю, — сказал я, — но пока мне удавалось обходиться без наличности. Но если я все же решусь уйти — ты не подскажешь мне, как добраться до Хеорота?
— Никогда не слыхал такого названия. Попытаюсь разузнать. — Робин поднялся. — Пойдемте, я вам дам несколько шкур для постели, пока никто их не растащил.
Пение стало затихать, и Робин скрылся. Пожелав Николену доброй ночи, я обернулся и всмотрелся в лесную тьму. Вдруг юноша тронул меня за рукав.
— Где вы собираетесь спать? Надо было выбрать место подальше от костра, чтобы никому не попасть под ноги.
— Ты найдешь меня в спальне невесты, — хмыкнул я.
Он попытался засмеяться, но без особого успеха.
— А что, если мы устроимся вместе?
Мне не очень-то улыбалось возиться с юнцом, чей голос еще не перестал ломаться. Нас поймали в один день, но это не значило, что и ночью мы должны держаться бок о бок. Я хотел было уже сказать, чтобы он сам позаботился о себе, но заметил, что он ждет моего ответа, затаив дыхание. Ясно, что он боялся остаться ночью один или — того хуже — с этими молодцами.
— Хорошо, — сказал я, — пойдем. Но не обессудь, если мы приземлимся на муравейник.
Глаза мои уже привыкли к темноте, и я уверенно прокладывал путь среди деревьев. Когда мы отошли достаточно далеко, я бросил шкуры на землю. Велев Николену посторожить их, я стал подыскивать подходящее место. Мне приходилось бывать на охоте, и потому я знал: там, где хорошо в ясную погоду, — хуже всего во время дождя. Вскоре отыскалось сухое, ровное место за стволом большого дерева: головы уж точно не надует.
— Николен! — позвал я. — Иди сюда, да не забудь наши простыни.
Наверное, я отошел слишком далеко: он не откликнулся. Пришлось позвать еще раз.
— Шкуры слишком тяжелые, — задыхаясь, пожаловался он, подтаскивая их ко мне.
— Утром ты будешь этому рад, — заметил я. — Взгляни, я где теперь стою, там и лягу; твоя спальня за следующей дверью. Надеюсь, ты не лунатик и ко мне не забредешь.
— Ни один мужчина пока еще не имел оснований жаловаться, будто я помешал ему спать, — выпалил он. Меня позабавила его мальчишеская заносчивость.
— Тогда порядок. Сегодня у тебя будет возможность подтвердить свои достижения… Aх, как здорово!
Густые ветви над головой сливались в неясные тени. Ветер шуршал в листве, навевая лесные запахи. Я не канул в сон, но плавно опустился на дно.
— Серебряный Вихор! — голос юноши заставил меня вновь всплыть на поверхность, и теперь мне предстояло новое погружение.
— Что? — сонно отозвался я.
— Я не очень мешаю?
— О Господи! Да ничуть.
Моя досада была более чем очевидна, но он отважился заговорить вновь:
— Я предпочитаю быть осмотрительным. Доброй ночи!
8. Две огромные кошки
В лесу крепкий сон — редкость. Я засыпал и просыпался множество раз, прежде чем под лиственным шатром стало светлеть. Николен куда-то исчез, и, задремав еще разок-другой, я начал тревожиться. Опасаясь, что пропущу завтрак, я сел.
Деревья выглядели сонными. Ветра не было, стояла полная тишина. Я повнимательней всмотрелся в постель Николена: не спрятался ли он в шкурах? Порывшись в них, я вытащил длинную прядь волос, оставленную моим соседом. Темные, курчавые — одним концом они обвились вокруг моих пальцев — несомненно, девичьи волосы…
— Черт побери! — вырвалось у меня шепотом. Тут же вспомнились некоторые подробности нашего вчерашнего разговора. — Вот бестия!
Поразмыслив, я окончательно убедился, что Николен — или как там ее на самом деле звали — покинула лагерь на рассвете. Как я должен к этому отнестись? То, что она переодета мужчиной, — не моя забота. Но мне не хотелось, чтобы кто-то догадался о моем открытии. Мы забрели с ней довольно далеко, пока искали место для ночлега. Навряд ли в лагере заметили, что она сбежала. Я перенес шкуры Николена подальше от своей постели, вернулся на ложе и стал дожидаться завтрака.
— А где Николен? — поинтересовался Робин, едва я принялся за завтрак. Он уселся рядом со мной.
Я как раз обгладывал ножку дикого гуся и в ответ только мотнул головой.
— Где-нибудь рядом, — промямлил я с набитым ртом.
— Его нигде не видно, — возразил Робин. — Джон по утрам обходит лагерь, и глаз у него зоркий.
Я повернул косточку: на ней обнаружилось еще немного мяса.
— Николен, наверное, засоня, каких мало, — предположил я.
— Возможно, но сколько тебе твердить, что Джон уже все обыскал. В лесу, где нет кустарника, у нас на виду не поваляешься.
— И дурака не сваляешь, как я вчера! — промычал я, стараясь поддержать его каламбур. Швырнув обглоданную кость в огонь, я вытер руки охапкой листьев и во всеуслышание заявил:
— Странно! Очень странно!
— Вечером вы были вместе, — напомнил мне Робин. Ничего не упустит!
— Да, пока не закупорили бочку. — Видел бы кто-то, как я перетаскивал шкуры, — мне несдобровать. К счастью, свидетелей не оказалось. — Не знаю, где он провел ночь.
Ответ мой, казалось, удовлетворил Робина. Мне стало ясно, что теперь я вне подозрений.
— Радоваться или опасаться — не знаю, — доверительно признался Робин. — Если такой щенок убегает, не дождавшись завтрака, — ясно, тут что-то не так: смело закладывай последнюю тетиву. Либо он решил, что ссориться с законом не его призвание, и смылся домой к мамочке, либо это соглядатай шерифа.
Я задумался. Если Николен и в самом деле шерифский шпион, мне следует рассказать Робину все без утайки, хотя теперь от этого мало проку. А вдруг, узнав, что это женщина, он вышлет за ней своих молодцов? Поколебавшись, я решил молчать. Поневоле я проникался сочувствием к каждой женщине, которая оказывалась в положении Розалетты.
— Ты вышлешь за ним погоню? — спросил я.
— Не стоит, — к моему великому облегчению, ответил Робин. — Скорее всего, он просто набедокуривший юнец. Но на всякий случай нам следует переместить лагерь чуть южнее.
Теперь у меня уже не было выбора, оставаться в шайке или нет. Если бы я захотел уйти, они бы заподозрили и меня. Робин не сказал мне, почему он так опасается шпионов. Это я узнал от Скарлока, с которым мы сделались закадычными друзьями. Однажды на вечернем привале, когда мы изрядно хлебнули эля, он поведал мне, что Робин отбил у стражи одного своего приятеля. В заварушке отдал Богу душу шериф, а заодно с ним отправились на тот свет и несколько полицейских.
Я около недели провел с разбойниками, двигаясь вместе с отрядом к югу. Они нарядили меня в свою зеленую униформу, которая — за исключением кокетливой шапочки с перьями — пришлась мне по вкусу. Одежда, доставшаяся мне стараниями Голиаса, успела здорово истрепаться. Борода моя заметно отросла, и я почти не отличался от остальных, пока не брался стрелять из лука. Но и тут я начал делать успехи, как вдруг однажды утром Робин отозвал меня в сторонку.
— Шендон, — сообщил он, — мы уходим отсюда, но тебя с собой не берем.
Что ж, не берут, так не берут. Я молча смотрел на него.
— Нам грозит опасность, — пояснил он, — сам король преследует нас.
Вот так страсти разыгрались из-за убийства шерифа!
— Я не боюсь, — заявил я.
— Нет, — возразил он, — ты ни в чем не замешан — зачем же зря голову подставлять?
Верно! Я и сам понимал, что из кожи лезть в поисках мученичества нелепо.
— Что ж, удачи тебе, — сказал я на прощание.
Робин невесело усмехнулся.
— Она будет наша, надеюсь, но даром ничего не дается.
Люди, рассыпанные по лесу, собрались на звук рога. Пока разбойники толпились в ожидании, я повесил на куст свою шапчонку, а лук на всякий случай захватил с собой. Встретить Розалетту я уже не надеялся, и потому единственной моей целью стал Хеорот. Солнце скрылось, дороги туда никто не знал, но Скарлок указал мне юго-восточное направление.
Каково же было вновь оказаться одному! Впрочем, в Броселианском лесу я уже достаточно освоился и никакие неожиданности меня не пугали. За восемь-десять дней, которые я провел здесь, я успел более или менее изучить окрестности. Конечно, опыта мне не хватало, но зато я иначе стал воспринимать Романию. Именно это и придавало мне уверенности. Забрел я довольно далеко и не видел причины уклоняться от дальнейшего путешествия.
Через час-другой я вышел к ручью. Ручей, рассуждал я, выведет меня к реке, текущей через населенную долину. Прибыв в какой-нибудь город, я загляну в библиотеку и спрошу атлас, который поможет мне сориентироваться.
К полудню лес стал иным. Если ранее я шел по покатому склону все вниз и вниз, то теперь почва сделалась ровной. Я с трудом продирался через густой кустарник. Деревья были увиты дикой лозой, под ногами пружинил мох. Ручей тоже переменился. Теперь он не бежал по скалистому ложу, но плавно тек меж глинистыми берегами.
Вскоре я неожиданно забрел в болото. Деревья клонились, будто наемные плакальщицы, а корни их были скрючены, словно из страха угодить в трясину. Ближайшую непроницаемо-черную заводь лениво переплывала змея.
Раздумывая, как идти дальше, я услышал звук, похожий на угрожающее мяуканье гигантского кота. Я опустил колчан на землю и натянул тетиву. Едва я отвел стрелу, как услышал шлепанье копыт по болоту. Один ли то был зверь, или двое? А шум постепенно нарастал. Я спрятался за дерево.
И кошачье урчанье, и бег становились все ожесточенней. Вскоре мои догадки подтвердились. Сначала показалась лошадь с седоком. За ними, как ялик за яхтой, неотступно следовала огромная пантера. Вырвавшись из болота, всадник чем-то кольнул бок своей кобылы. Она немедленно рухнула: видимо, игла угодила прямо в позвоночник.
Соскочив с лошади, человек побежал. Лошадью, несомненно, он хотел откупиться, но не за нею гналась пантера. Ткнувшись в тушу носом и перевернув ее, зверь с воем устремился в погоню за человеком. Я опустил тетиву. Стрела вонзилась точно в лошадиный круп. Пантере так и не суждено было узнать, что на нее покушался лучник. Торопясь, я вытащил из колчана новую стрелу. Но не успел я и тетиву натянуть, как пантера совершила прыжок.
Мне показалось, что мужчина нанес ей боксерский удар в челюсть. И тут же грянулся наземь. Зверь, издав жуткий предсмертный вой, рухнул рядом с ним.
Я взглянул на распростертые тела непримиримых врагов. Потом, держа лук наизготове, осторожно приблизился. Никто из них не шевелился. Отбросив оружие, я подбежал к мужчине. Когда я наклонился над ним, он открыл глаза.
— Зверь ушел? — прошептал он.
Повернувшись, он увидел, что пантера никуда не делась. Сев, он ткнул в нее пальцем. Затем с трудом разжал челюсти хищника, мертвой хваткой вцепившиеся в карман его жакета.
— Валериана! — выдохнул он. — Боже милостивый!
Валериана. А ведь мне это даже в голову не пришло.
Улучив подходящий момент, я решил удовлетворить свое любопытство.
— Как это вам удалось уложить эту зверюгу?
Собеседник повернул ко мне задубевшее от ветра скуластое лицо. Его светло-карие глаза искрились веселостью.
— Очень просто. Впихнул в глотку цианистый калий — и все дела.
— О-о, — протянул я, садясь на труп поверженного противника. — Яд оказался у вас под рукой как нельзя более кстати!
— Да, у медиков есть свои преимущества. Например, — губы его растянулись в улыбке, — я всегда ношу при себе успокоительное. С нервами, знаете ли, неполадки.
— У меня тоже, — признался я, как только он извлек из кармана фляжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55