— Нам подойдет любая комната.
— А я думаю, что ему стоит побеспокоиться, — громко заявила ее компаньонка. — Он и в мыслях не должен держать, что вашу светлость можно поселить не в самой лучшей комнате.
— Да я и не думал держать, будьте уверены, — парировал Бонифас и вновь повернулся к госпоже. — Одну секундочку — и комната будет готова. Вы, наверное, устали с дороги — час-то вон какой поздний: может быть, желаете пока передохнуть, подкрепиться?
— Да, конечно, — согласилась дама. Но не успел еще расторопный Бонифас выложить свой следующий козырь, как юная дама подошла к ближайшему свободному столу и села за него.
— Два стакана кларета, пожалуйста.
— Вы что, оглохли? — подхватила служанка. — Госпожа требует стакан кларета и стакан бренди, да поживее!
Дерзость повадки не помешала служанке оглядеть каждый утолок зала. Ее госпожа не смотрела по сторонам, но, к счастью, поместилась так, что мы могли изредка незаметно на нее поглядывать. Она была привлекательна, однако совсем не так, как Манон. Только юнец, ослепший от любви, мог не понимать, что за птица его подружка. Но при созерцании целомудренной красоты незнакомки на душе становилось светлей. Как и в случае с Розалеттой, возникла та же уверенность, что благородная внешность девушки соответствует ее сущности.
Скоро — увы, слишком скоро, — «лучшая комната в гостинице» была готова. Девушка ушла, и в комнате сразу стало сумрачней.
— У тебя уйма знакомых в Романии, — обратился я к Голиасу, когда мы вспомнили о наших стаканах, — не знаешь ли, кто это такая?
— Нет, — ответил Голиас. Сейчас он был задумчив и говорил мало.
Неудивительно, что в такой дыре, как этот городишко, местные выпивохи по будням рано ложатся спать. Посетители разбрелись по домам — и мы остались одни в пустом зале.
— Вот теперь, — объявил Голиас, — самое время спеть.
Он спел пару песен, а я продемонстрировал одну из своих коронных застольных штучек, изобразив в лицах все описанное в стишке под названием «Крушение „Веспера“». У меня это неплохо получилось, даже лучше, чем раньше, — смысл теперь мне был понятней. И тут Голиас выдал песню, которую я уже поджидал. По блеску его глаз я понял, что он ее только что состряпал:
Что мне в том, кто она, суждено ль нам встречаться?
Ни улыбка Бланшфлер, ни Эниды рука — не мои.
Есть на свете они — значит, незачем нам огорчаться;
Дар бесценный любви —
С обожанием взгляд устремлять свой на милые лица:
Вот мелькнула пред нами их ровня — прелестна, нежна.
Миг один — и уже с красотой мне нельзя разлучиться
На все времена.
Закончить ему не пришлось. Мы так увлеклись пением, что не заметили, как к дому подскакал всадник. Страстный любовник Манон, о котором мы совсем позабыли, влетел в столовую и бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Мрачно переглянувшись, мы прислушались, как он сначала нетерпеливо стукнул в дверь разок-другой, а потом принялся колотить в нее что есть мочи. Но ожидаемой бури не последовало. Мы не слышали слов Манон, но только парень в растерянности медленно спустился вниз по лестнице, поглощенный своими мыслями. Не замечая нас, он заговорил с горничной:
— Хозяин здесь?.. Нет? Тогда я попрошу вас. — При всей неопытности у него хватило соображения сунуть ей деньги. — Мадам — то есть моя… э-э… жена — неважно себя чувствует, и я не хочу ее тревожить. Пусть поспит одна. Проводите меня в другую комнату, пожалуйста.
Не знаю, что больше меня ужаснуло — бесстыдство Манон или наглость Джонса, так грубо попирающего чужое счастье.
— Да, похоже, Луций свое получил. Но и нас как будто не выставят отсюда из-за проказ нашего шалопута.
Однако тревога не покидала Голиаса.
— Луцию не следовало так поступать. Мне припомнилась история о том, как Ку Рой Макдайри обошелся с Кухулином. Поединок был честным. Ему ничего не стоило справиться с любым в Романии, кроме разве что Геракла. Жаль, что они так и не встретились, — не то померялись бы силами. — Голиас тщательно разлил остаток вина поровну. — Да, победа над Кухулином была заслуженной, это был честный поединок — Макдайри против сотен воинов. Но когда он повалил Сетанту — то бишь Кухулина — наземь, то втер ему в волосы навоз. Такие дела не проходят безнаказанно. Подобные проступки взывают к мести — если сам обиженный не отомстит, то тогда на его сторону встанет Делосский закон. Боюсь, Луцию вскоре придется жестоко раскаиваться.
14. Луций попадает в переделку
На следующее утро невеселое пророчество Голиаса сбылось. Проснувшись, я собрался еще немного вздремнуть. Вдруг в комнату вбежал Джонс и бросился на низкую кушетку, которая была придвинута к нашей с Голиасом кровати. Ночью кушетка, разумеется, пустовала. Поведение Луция не показалось мне удивительным. Ясно, что парень намаялся и не прочь отдохнуть. Однако Джонс принялся извиваться на постели и бить кулаками подушку. Потом, не в силах оставаться на месте, он вскочил и со стенаниями забегал по комнате.
Тут уж я окончательно пробудился, и во мне зашевелилось любопытство.
— Что случилось? — Я зевнул и потянулся. — Эта шлюшка стакнулась с новым избранником, полным сил?
Джонс, охваченный горем, ответил не сразу.
— А, привет, Шендон! Я думал, ты еще спишь. Что ты сказал?
Я повторил свой вопрос. Его передернуло, как будто под ноготь ему загнали иглу.
— Ах, ты про ту сучку! И зачем я только познакомился с ней! Впрочем, к чему ее укорять? Сам виноват. Ведь я добровольно сглотнул ее наживку. А теперь вот наказан по заслугам.
Меня охватило беспокойство.
— Неужто красотка оказалась с подвохом?
Но расстроенный Луций даже не понял, на что я намекаю.
— До нее мне и дела нет. — Он бросился в кресло и закрыл лицо руками. — Будь проклята ведьма и ее колдовство!
Его восклицание разбудило Голиаса. Наш друг даже спросонья соображал ясно.
— Выкладывай напрямик, что случилось, — сказал он, садясь в кровати.
Джонс даже зажмурился, словно не желая видеть в воображении случившееся.
— Мне, полагаю, не нужно рассказывать, где и с кем я провел ночь?
— Разумеется, нет. Все и так понятно.
— Я расстался с дамой, едва стало светать. Я боялся ее подвести, да и приличий нарушать не хотелось. Мне и в голову не пришло, что кто-то еще может не спать в столь ранний час.
Он снова открыл глаза.
— Скажите, не встречалась ли вам вчера вечером другая красивая девушка, но только благородного происхождения — с виду настоящая леди?
Теперь до меня кое-что дошло, и я нахмурился.
— Настоящая леди, — веско повторил Голиас. Конечно, он тоже обо всем догадался. — Едва ты ушел с носовым платочком, как она приехала.
— О Боже милостивый! — простонал Луций. — Зачем я так спешил, злосчастный дурак! Ведь мог бы остаться, выпить еще, скажем, стакан-другой… — Он сокрушенно покачал головой. — Джентльмены, девушка, которую вам посчастливилось увидеть, и есть та самая Гермиона Стейнгерд ап Готорн, Встречи с нею я так долго искал, обманывая себя надеждой на счастье. — Джонс говорил спокойно и размеренно, как человек, хорошо осознающий всю бездну своего несчастья. — Выйдя из комнаты мисс Леско, я столкнулся в коридоре с Гермионой и ее служанкой.
— Но как Гермиона догадалась, что дело нечисто? — спросил я.
— Мисс Леско постаралась устранить малейшие сомнения на этот счет.
Луций поднял руку, украшенную перстнем с большим рубином. Перстень я приметил давно: рубин в нем был крупнее вишни в бокале с коктейлем.
— Я и не подозревал, что она питает какие-либо корыстные побуждения. При расставании она стала вымогать у меня этот перстень. А ведь мне подарила его Гермиона в наши лучшие дни. Я отказался, девица затеяла спор, и, когда я выходил из номера, она как раз стояла за мной в дверях, едва одетая, и во всеуслышание корила меня за скупость. — Луций вскочил и вновь рухнул в кресло. — Увидев Гермиону, я будто онемел, а она не пожелала и слова мне сказать. Моя возлюбленная прошла мимо, словно я был невидимкой.
Дернула же Джонса нелегкая спутаться с той чертовой куклой! Да разве сравнить ее с Гермионой! Не напрасно он теперь так убивался. Что бы там ни напророчила гадалка, придется ему теперь искать другую жену.
Мы с Голиасом напряженно молчали.
— Что же мне теперь делать? — возопил Луций.
— Можешь, конечно, с горя перерезать себе глотку, — посоветовал я. — Но лучше пока с этим повременить — глядишь, и расхочется. Терпи, мой мальчик. В жизни всякое случается. Бывает и хуже.
Я искренне сочувствовал Джонсу, но не хотел вселять в него ложной уверенности. Он удрученно кивнул, соглашаясь со мной. Спать, наверное, больше не придется, подумалось мне. Нельзя оставлять Луция наедине со своими мыслями. Вздохнув, я свесил ноги с кровати.
— Неплохо бы позавтракать, — пробормотал я. Голиас все молчал; потом наконец спросил:
— Куда направляется леди Гермиона?
— Я не успел узнать, — сморщился, как от боли, Луций. — С кем она была, помимо служанки?
— Больше никого при ней не было. А путешествуют они в наемной карете. Тебе это не кажется странным?
— Допустим. Но что это меняет? Видел бы ты, каким ледяным взором она меня окинула!
— Вряд ли он станет теплее. — Голиас тоже спустил ноги на пол. — Но если ей встретится что-нибудь похуже тебя, ты не покажешься ей таким чудовищем.
Утешение, по-моему, было слабое, но Луций заметно ободрился.
— Ты думаешь, ей угрожает опасность?
— Не знаю. Здесь кроется какая-то загадка. Ради благополучия юной леди…
— Ради нее я готов на все! — воскликнул Луций. — Да что же это я сижу на месте! Пусть она презирает меня, лишь бы с ней было все в порядке.
— Тогда, — сказал Голиас, беря со спинки стула штаны, — мы немедленно отправляемся ей вдогонку. Маршрут их путешествия легко выяснить на постоялых дворах. Хозяева обычно наблюдательны и не прочь поговорить.
Верил ли он сам тому, что говорил, — не берусь судить.
Луция его слова исцелили. Юноша повеселел и позавтракал с большим аппетитом. Наверняка запасался силами для схватки с гипотетическими врагами мисс ап Готорн.
Разузнав, куда направилась леди Гермиона, мы последовали далее по Уотлинг-стрит. Было раннее утро, стоял туман, и улицы Фив показались нам почти безлюдными. На постоялом дворе на окраине, о котором нам говорил Бонифас, меняли лошадей. Мы зашли выпить эля и узнали, что мисс ап Готорн со служанкой отправились дальше на запад.
Туман сгустился, и мы шли почти наугад. К полудню, выбравшись из плотной пелены, мы увидели сооружение, походившее на монастырь. Голиас сказал, что там можно рассчитывать на ленч. Едва мы приблизились, как с другой стороны к зданию с боевым кличем бросилась войсковая колонна. Солдаты достигли цели раньше нас и незамедлительно приступили к штурму. Передовые ринулись вперед с приставными лестницами. Не встречая сопротивления, солдаты стали перелезать через стену.
Мы с Джонсом остановились.
— Лучше не ввязываться, — предложил я. — Самое разумное — держаться подальше.
— Хорошо, — согласился Голиас, — но не будем прятаться слишком далеко. Кто знает, как развернутся события. Может быть, совсем неплохо.
Но, судя по доносившемуся до нас шуму, хорошего ждать не приходилось. Видеть мы ничего не видели, но слышали, как пронзительные крики, стоны и мольбы о пощаде мешались с топотом ног, лязгом оружия и наводящими ужас глухими ударами.
Мне стало не по себе.
— Поднажми! — крикнул я Голиасу, который плелся сзади нога за ногу, таращась во все глаза.
Сама битва была скрыта от наших глаз. За высокими стенами творились чудовищные деяния. Казалось, там удовлетворенно рычит свора огромных бульдогов, мертвой хваткой стиснувших свои челюсти на горле жертв. Вдруг все переменилось. Раздался один слитный вопль ужаса.
— Погодите-ка! — крикнул нам Голиас. И тут же нападавшие посыпались обратно. Иных из них выкидывало назад с такой силой, что они валились друг на друга кучей. Их сбивали с ног и топтали целые эшелоны. Упавшие первыми служили подстилкой новому пополнению. Паника была неудержимой. Возрастающее удивление мешало мне ощутить страх. Что могло обратить в бегство сплоченный, как монолит, отряд? Армия распылилась: воины удирали кто куда, лишь бы избежать преследования. Только одна-единственная рота драпанула вдоль по Уотлинг-стрит.
— Здесь брат Жан! — взволнованно воскликнул Голиас. — Глядите в оба.
Я не сразу взял в толк, что лысый толстяк в дерюжной хламиде отнюдь не спасался бегством. Но вот он догнал удиравших и размахнулся дубиной. Она имела странные очертания и напоминала скорее томагавк с ручкой, нежели обычное оружие. Однако он знал, как с ним следует обращаться. При первом же ударе со стены слетело дюжины две солдат. Головы иных отделились от туловища прежде, чем убитые коснулись земли. Но и те, кому повезло сохранить голову, больше уже не шевелились.
— Боже всемогущий! — вскричал Луций.
— Ловко! — прокомментировал Голиас. — Вот что значит хороший глазомер.
Он был явно доволен исходом сражения, и я, пожалуй, тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55