– Я знаю, что дверь была закрыта, – странно спокойным голосом сказал Ксин. Он дотронулся до засова…
– Можно его отодвинуть когтями? – спросил Дарон.
– Да. – Внезапная гримаса искривила губы Ксина.
– Царапины… – сдавленно прошептал он.
Дарон наклонился.
– Это от когтей? – последовал второй вопрос.
– Не знаю…
– Они были здесь раньше?
– Не знаю…
Ксин беспомощно опустился на стул и схватился за виски, а Дарон запер приоткрытую дверь, встал возле нее и больше ничего не говорил.
– Я немного выпил, меня сморило, не помню, что было ночью, я думал, что сплю, – сбивчиво говорил Ксин, – никаких снов не помню, ничего не помню! – Внезапно перед его взором возникли мрачные воспоминания трехлетней давности. Жажда крови… которую помог излечить Родмин. Руки начали дрожать, он спрятал их под мышками.
– Аниматор, – внезапно сказал Дарон.
Ксин резко поднял голову:
– Думаешь… они… меня?.. – Он смотрел на него с отчаянной надеждой на отрицательный ответ.
– Ты был в их власти… – безжалостно напомнил Дарон.
– Да… правда…
– Сегодня все еще полнолуние… – Слова эти обрушились, словно меч.
Ксин посмотрел на него более осмысленно. Потом встал, подошел к лежавшему в углу дорожному мешку и, покопавшись в нем, достал продолговатый сверток.
– Вот, возьми. – Он подал его Дарону.
– Что это? – Тот протянул руку.
– Острия йев, пусть те, кто охраняет Милина, наденут их на свои копья.
– Против тебя?..
– Нет! Не меня, но чудовища, которое необходимо убить! – решительно сказал Ксин и добавил: – Мы должны их найти любой ценой! И как можно скорее!
– Хорошо. Пойду сегодня вместе с тобой в корчму, но сначала отдам соответствующие распоряжения насчет этого. – Он показал на сверток с наконечниками. – Жди меня здесь, – велел он и вышел.
Когда он вернулся полчаса спустя, Ксин сидел на кровати, тупо уставившись в одну точку где-то на полу. Завтрак, который, как обычно, принес слуга, стоял на столе нетронутый.
– Можем идти, – сообщил Дарон.
Ксин машинально кивнул и встал механическим движением, словно кукла.
Известие, видимо, уже разошлось, поскольку, едва они вошли в корчму, всякий шум тотчас же утих. Все взгляды сосредоточились на Ксине, а в воздухе повисло нечто, что сдержало лишь присутствие Дарона.
Началось следствие. Желающих что-либо объяснять не нашлось, а те, кого они по очереди вызывали, отвечали с большой неохотой. В конце концов Дарон обругал нескольких из них на чем свет стоит, но и это не помогло. Все чаще раздавались слова: не знаю, не помню, не видел. Через три часа у Дарона не осталось сил даже на ярость, а сидевший рядом Ксин с каждым мгновением все глубже погружался в трясину безнадежности и отчаяния.
Чудовищность того, что произошло, казалась необъяснимым кошмаром. Словно нечто совершенно невероятное, с трудом помещающееся в его сознании, при одной мысли о котором перехватывало дыхание и била холодная дрожь. Необъятное, реальное и страшное, оно было со всех сторон, словно удушливое облако. Он снова пил человечью кровь и ел человечье мясо.
Он не мог в это поверить, но не верить тоже не мог… ведь это было, было, все время было! Вернулись самые худшие воспоминания, о которых он так долго пытался забыть.
От его прежней гордости ничего не осталось. Теперь существовало лишь отвратительное несмываемое пятно, тяжелое, словно свинец на веках, которые, как он знал, он никогда не осмелится поднять, чтобы взглянуть кому-либо в глаза.
Он стал никем. Жалким рабом звериных инстинктов.
Он представил себе, что пожирает окровавленный мозг, раздирает живот, чтобы добраться до печени… В конце концов, он знал этот вкус, помнил… Его затошнило.
К счастью, он не позавтракал.
– …как раз тогда, господин, он стоял на страже возле тех замурованных пирийцев, – Донесся до него обрывок чьих-то показаний.
– Каких замурованных? – воскликнул Ксин, охваченный внезапным предчувствием.
– Пирийцы – каннибалы, – пояснил Дарон, – но, пока они пожирают друг друга, это нас не волнует. Лишь когда они пробираются на нашу сторону, чтобы отлавливать людей для своих пиршеств, а мы узнаем об этом, то поступаем с ними по уже довольно старому в этих краях обычаю, то есть отправляемся в их земли, ловим всегда втрое больше, чем они, загоняем их в какую-нибудь дыру, вход в которую замуровывается, и держим их там до тех пор, пока они сами друг друга с голоду не сожрут, а потом пока все не сдохнут. Одного или двух выпускаем на свободу, чтобы они могли рассказать об этом своим. Алькс же стоял на страже возле каземата все время, необходимое, чтобы как следует схватился раствор.
– Как долго это продолжалось? – лихорадочно спросил Ксин.
Дарон многозначительно посмотрел на своего собеседника.
– Неделю, господин, – ответил тот.
– А пирийцев сколько было?
– Ровно восемнадцать, господин.
– Какой-нибудь особенный среди них был?
Дружинник беспомощно развел руками:
– Этого я не знаю, господин.
– Я видел! – неожиданно вмешался кто-то еще. – Чародей какой-то ихний был или вроде того…
Корчму заполнил грохот отодвигаемых табуретов и скамей.
– Брать оружие, ломы, молоты и что еще надо! – загремел, перекрывая шум, голос Дарона.
Началась всеобщая суматоха и беготня. Враждебность к Ксину куда-то бесследно улетучилась. Все выбежали из корчмы на двор и двинулись в сторону подземелья. Вскоре разгоряченная толпа заполнила подвалы замка, зажглись факелы.
– Показать мне этот каземат! – приказал Дарон стражникам.
Несколько мгновений спустя они стояли перед каменной стеной.
– Разрушить!
Грохот и лязг заглушили шум голосов. Загремели падающие каменные обломки. Вскоре они пробили стену, и отверстие начало быстро увеличиваться. Четверо с размаху били кирками. Все большие глыбы отваливались под ударами железа.
– Хватит! – Дарон вытащил меч и, взяв у кого-то факел, первым скрылся в дыре. За ним последовал Ксин и другие с факелами.
Свет залил влажную нору. Наступила тишина. Тех, кто ожидал увидеть уже полуразложившиеся, со следами зубов и изогнувшиеся в конвульсиях трупы, ждало разочарование.
– Во имя Рэха, ты был прав, – ошеломленно пробормотал Дарон.
Они лежали нетронутые, ровно, один рядом с другим, образуя круг, а руки их были соединены. Чародей привлекал к себе особое внимание – он лежал на животе, явно замыкая собой этот круг зловещей силы.
Ни один из них никак не реагировал на появление Дарона и остальных, хотя они наверняка еще были живы, – они были погружены в глубокую летаргию и лишь поэтому не умерли. Все были крайне истощены.
Ксин подошел к остолбеневшему Дарону:
– Здесь они не могли прийти в себя после того потрясения, но, видимо, смогли восстановить хотя бы часть своей прежней силы и с ее помощью… – Он не закончил и, опустив голову, подавленно отступил назад.
Дарон наконец опомнился. Глаза его вспыхнули мрачным огнем.
– Добить эту дрянь! – процедил он сквозь зубы.
Подземелье наполнилось свистом мечей, треском ломающихся костей и скрежетом разрубаемого мяса и сухожилий. Солдаты трудились в полном молчании. Никто не произнес ни звука, пока не был убит последний из лежащих. Тогда кто-то доложил об этом Дарону.
Дарон не ответил, лишь огляделся вокруг. Он искал Ксина, но котолака не было. Видимо, он куда-то ушел. «Нужно его найти…» – подумал он, а вслух приказал:
– Вынести немедленно отсюда эту падаль и глубоко закопать!
Он направился к выходу.
Ксина он нашел не скоро. На поиски ушел почти целый час. Лишь под конец его осенило, и он заглянул в корчму. Ксин был там, он спал, уронив голову на стол. Дарон подошел и тронул его за плечо. Котолак не дрогнул – он был пьян до потери сознания.
Грохот кулаком в дверь вырвал Ксина из похмельного сна. Он протер опухшие глаза, выбрался из постели и открыл. На пороге стоял мрачный Дарон.
– Что случилось? – пробормотал Ксин.
– Второй труп, – последовал сухой ответ.
Котолак мгновенно протрезвел:
– Где?!
– На верхней террасе, под твоим окном. Выгляни.
Ксин пошел в указанном направлении и высунулся наружу. Глаза не сразу привыкли к яркому солнцу…
Растерзанное тело лежало в луже крови не дальше чем в ста шагах от стены, в которой находилось его окно… Все как вчера. Он посмотрел на подоконник, и ледяное щупальце схватило его за горло – на камнях белели продольные царапины… Стоявший позади Дарон тоже их заметил. Ксин пошатнулся и медленно, скорчившись, сел на пол.
– Зачем ты пил?.. – Никто не в состоянии был бы определить по голосу Дарона, какие чувства одолевали его.
Ксин молчал.
– Вино здесь совершенно ни при чем, – неожиданно сказал кто-то.
Он поднял взгляд. Над ним стоял Берт, а рядом Аллиро. Видимо, они вошли вместе. Старый солдат смотрел на Ксина с отвращением и ужасом…
– Из-за потрясения, которое он перенес во время схватки с аниматорами, пробудилась его истинная природа, – продолжал истребитель. – Конец всем иллюзиям! Вот она, голая правда!
Он подошел к Ксину и провел рукой по его волосам.
– Смотрите! Даже вылизаться успел!
– Убери лапы, Берт! – рявкнул Дарон.
Аллиро повернулся и вышел из комнаты, а истребитель посмотрел на Дарона.
– Дело ясное, решай, – спокойно сказал он.
– Нет ни одного свидетеля…
– Свидетель лежит там! – Берт показал за окно. – Хочешь, чтобы был еще и третий?
Дарон не обратил на него внимания:
– Ксин, отзовись!
Тот продолжал молчать.
– Ты уже бывал когда-нибудь пьяным перед Превращением? – спросил Дарон.
Ксин отрицательно покачал головой.
– Так, может быть, поэтому?..
– Ты заблуждаешься, Ферго, вино здесь ни при чем.
– Не твое дело, здесь я командую! Ксин, слушай! Я дам тебе шанс. Слышишь? Сегодняшнюю ночь ты проведешь в этой комнате, никто тебя запирать не будет. Ты свободен. До утра… И не пей. Понял?
Ксин утвердительно кивнул.
– Идем! – позвал Дарон.
– Ты с ума сошел, Ферго.
– Молчи!
За выходящими закрылась дверь. Котолак остался один.
Часы ползли в темпе улитки, а он все еще сидел на том же месте, словно страшная тяжесть вдавливала его в пол. Еду ему приносила Мара. Они не разговаривали. Он с усилием заставлял себя есть, ведь нужно же было хоть чем-то заняться.
Наконец, после целого дня мучений наступили проклятые и благословенные сумерки. Превращение вызвало такую же боль, как и прежде, поскольку он пренебрег какими-либо приготовлениями.
Какое-то время он лежал неподвижно, и ничего не происходило, но внезапно он почувствовал, что его сознание гаснет! Отчаянные попытки защититься ни к чему не привели. Он попытался подняться и не смог. Тело перестало слушаться… Безумным усилием воли он попытался удержаться на грани, но сознание сопротивлялось все слабее и слабее…
Блеск зеленых глаз угасал с каждым мгновением, пока наконец не погас совсем, и веки бессильно упали.
– Проснись!
Ксин узнал голос Дарона. Он открыл глаза – было уже утро. Он повернулся, посмотрел на кузена. Можно было уже ни о чем не спрашивать. Все ясно.
– Третий… – сказал Дарон, – на этот раз возле замка, поскольку я не поставил вчера стражу на стены… – тихо добавил он.
Ксин какое-то время смотрел в потолок. Страх неожиданно исчез, спало нервное напряжение. Его охватило какое-то странное спокойствие. Он снова был самим собой. Казалось, к нему вернулись прежние силы…
Дарон все еще ждал его слов. И услышал их.
– Оставь меня одного. Можешь прийти сюда через два часа. Возьми свидетелей, если нужно… – медленно проговорил Ксин.
Дарон облегченно вздохнул:
– Хорошо. – Он кивнул и вышел.
Ксин еще немного полежал на кровати. Потом встал, запер дверь и не спеша оделся. Он надел самую лучшую свою одежду. Тщательно причесавшись, он направился в угол комнаты и взял с полки продолговатый, завернутый в белое полотно предмет. Присев, словно в позе для медитации, он положил сверток рядом с собой. Он освободил камзол на груди, расстегнул рубашку. Ксин развернул ткань – внутри был стилет. Он вынул его из ножен – медь и серебро замерцали двухцветным блеском.
Сжав рукоять обеими руками, он повернул острие к себе.
«Пора…» – подумал он и гордо улыбнулся.
Быстрым, решительным движением Ксин поднял руки вверх…
ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЕВА-МАТЬ

Первые три дня ничего не происходило. Все это время придворные были охвачены невыносимым ужасом, который, в особенности после захода солнца, превращался в массовую истерию. Люди запирались на ночь в сундуках и ящиках, баррикадировали двери комнат чем только было возможно, а малейший шум или шорох доводил их до безумия.
Всеобщий страх углубляло осознание полной бессмысленности подобных мер, поскольку все знали, что во всем дворце нигде нет достаточно крепких ворот или даже стен, способных сдержать упыриху, которая сумела разрушить столь тяжелую крышку гробницы…
Так что ситуация напоминала пучок пропитанной смолой соломы, которой требовался лишь крохотный огонек, но на четвертую ночь нашлось и это. Какой-то человек, внезапно испугавшись собственной тени, свихнулся со страху и с пронзительным криком начал бегать от двери к двери, колотить в них кулаками и вопить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77