поводья он крепко держал в руках. Он не производил впечатления человека, которому досаждают царапины и потертости в самых неупоминаемых местах. Если бы не беспокойство за жену, он мог бы позабавиться зрелищем суматохи, которую вызвало его появление на тракте.
— Откуда ты знаешь, что нужно начинать поиски именно в Кентосани? — спросил Хокану, направив лошадей в придорожный лесок, чтобы дать им передышку.
Мастер тайного знания вздохнул, оттолкнул кадило от усеянной синяками лодыжки и покосился на хозяина весьма красноречивым взглядом. Но в его голосе не слышалось никакого неудовольствия, когда он ответил:
— Священный Город — это единственное место в Империи, где уже поселились мидкемийцы, а приезжие из Турила и даже кочевники песчаных пустынь расхаживают в одеждах своих народностей. Я предполагаю, что наш торговец пряностями хотел вызвать подозрения, а потом замести следы, так чтобы мы его нашли, но не слишком скоро. Ибо, по-моему, он работал на какого-то хозяина, который дал ему инструкции насчет нашей госпожи, и этот хозяин, этот враг, не хочет уводить торговца от преследователей в безопасное место.
Мастер не стал упоминать о второй, более существенной догадке. Лучше не высказывать вслух свои предположения, пока они не подтвердятся.
Два человека ехали в молчании, под пологом широких крон деревьев уло. С ветвей вспархивали птицы, испуганные видом и запахом необычных существ. Лошади помахивали хвостами, отгоняя мух.
Сколь ни свободно держался Хокану в седле, на душе у него было скверно. За каждым поворотом дороги, под тенью каждого дерева ему мерещилась опасность. Его одолевали воспоминания: бледное лицо Мары на фоне подушек, ее пугающе неподвижные руки, лежащие поверх одеяла. И хотя Хокану часто укорял себя за то, что поддается бесплодной тревоге, над своими мыслями он был не властен. Он мог лишь погонять лошадей, чтобы Аракаси сумел быстрее исполнить свою миссию, и это сознание бередило душу Хокану, хотя внешне он являл собой образец воинской невозмутимости. Мастер был виртуозом разведки, присутствие спутника наверняка было для него обузой. И все-таки консорт Акомы понимал: если бы он остался дома, вид беспомощно лежащей Мары мог довести его до безумия. Он бы построил солдат и выступил в поход против Джиро, и будь проклят этот указ Ассамблеи! Он гневно нахмурился. Даже сейчас ему приходилось сдерживаться, чтобы не взмахнуть поводьями и не начать нахлестывать лошадей — дать выход внутренней ярости и сознанию вины… Ради этого он был готов загнать своих скакунов насмерть.
— Я рад, что ты со мной, — неожиданно признался Аракаси.
Хокану вырвался из плена тяжких раздумий и увидел, что к нему прикован загадочный взгляд Мастера. После нескольких секунд, наполненных шорохом ветра в ветвях, последовало объяснение.
— Когда мы вместе, — признался Аракаси, — я не могу позволить себе ни малейшей беспечности. — Поглощенный собственными невеселыми мыслями, Аракаси созерцал свои связанные руки. Он пошевелил пальцами, проверяя надежность узлов. — В моей жизни Мара занимает особое место. Такого чувства, как к ней, я никогда не испытывал по отношению к моему прежнему хозяину, даже когда весь его род был уничтожен врагами.
Хокану удивился:
— Я и не знал, что раньше ты служил в другом доме.
Словно осознав, что доверил спутнику важную тайну, Аракаси пожал плечами:
— Я начал создавать свою сеть, находясь на службе у властителя Тускаи.
— Ах вот как. — Хокану кивнул. Эта случайная обмолвка объясняла многое. — Значит, ты поступил на службу Акоме одновременно с Люджаном и другими серыми воинами?
Теперь уже кивнул Аракаси, подтверждая правильность догадки. Казалось, он пришел к некоему решению.
— Ты разделяешь ее мечты, — уверенно высказался он.
Хокану вздрогнул от неожиданности. Проницательность Мастера могла хоть кого смутить, однако он ответил:
— Я действительно хочу видеть Империю свободной от несправедливости, узаконенных убийств и рабства, если это то, что ты имеешь в виду.
Лошади медленно брели вдоль дороги. Показался очередной караван, в котором вид приближающихся лошадей породил неизбежную кутерьму. Возницы и погонщики громко перекликались и тыкали пальцами в сторону невиданных существ. Спокойный голос Аракаси с легкостью прорезался сквозь поднявшийся гвалт:
— Ее жизнь дороже обеих наших жизней. Если ты идешь вместе со мной, господин, то должен знать: я рискну твоей жизнью, как и своей, без колебаний.
Понимая, что Мастер говорит от сердца и при этом чувствует себя неловко из-за ненароком раскрытого секрета, Хокану никак не отозвался на предупреждение, а просто сказал:
— Пора опять припустить побыстрее.
Он ударил пятками по бокам своего жеребца и послал обоих скакунов в легкий галоп.
***
В дальних пригородах Кентосани, обиталищах бедноты, стоял смрад отбросов и нечистот. Аракаси и Хокану оставили лошадей в загоне постоялого двора, хозяин которого кланялся и заикался, уверяя, что недостоин чести присматривать за столь редкими животными. Когда пара приезжих удалилась, на лице хозяина был явственно написан страх, но из-за переполоха, поднявшегося среди его работников, на уход Мастера и консорта никто не обратил внимания. К ограде загона высыпали все постояльцы — и господа, и слуги; они с жадным любопытством глазели на мидкемийских лошадей, пока скотники, привыкшие обращаться с медлительными нидрами, пытались приспособиться к повадкам куда более резвых тварей.
По иронии судьбы, роли переменились: теперь Мастер тайного знания изображал главного, а Хокану, одетый лишь в набедренную повязку, разыгрывал из себя кающегося грешника, который сопровождает священнослужителя в качестве смиренного прислужника. Предполагалось, что он совершает это паломничество, дабы умилостивить божество, которое он якобы оскорбил.
Вынужденный передвигаться пешком, вместо того чтобы восседать на носилках, и впервые в жизни не окруженный почетным эскортом, Хокану не мог не заметить, сколь многое изменилось с тех пор, как император перехватил абсолютную власть у Высшего Совета. Знатные господа и дамы больше не путешествовали под защитой вооруженных до зубов воинов, потому что Имперские Белые патрулировали улицы, поддерживая порядок. Было очевидно, что главные городские магистрали стали теперь, в общем, безопасными несмотря на оживленное движение (тележки торговцев, храмовые процессии, торопливые гонцы). Однако дело обстояло совсем по-другому в более темных и узких улочках бедных кварталов, где жили рабочие и нищие, или на пустырях за прибрежными складами: сюда не стоило соваться никому — ни мужчине, ни женщине — без надежной охраны.
И все-таки Аракаси уверенно продвигался по этим задворкам — он успел изучить их задолго до того, как Ичиндар ликвидировал должность Имперского Стратега. Он шел извилистым путем, под замшелыми от сырости арками, между скособоченными бараками, а однажды даже через зловонный подземный туннель.
Они ненадолго затаились, когда мимо пронеслась толпа уличных мальчишек, с воплями преследующих бродячую собаку. Чуть отдышавшись, Хокану поинтересовался:
— Почему ты так петляешь?
— Привычка, — сообщил Аракаси.
Дымящееся кадило качалось у его колена, но распространяющееся из священного сосуда благоухание почти не спасало от густого гнусного запаха ближайшей харчевни. Они проходили мимо окна, и была видна морщинистая старуха, сидящая за столом и костяным ножом срезающая кожуру с плода йомаха.
— Тот постоялый двор, где мы оставили лошадей, — это вполне добропорядочное место, — заверил Мастер спутника, — но собиратели слухов сходятся именно сюда, чтобы раздобыть новости. Я не хотел, чтобы за нами кто-нибудь увязался, а между тем, когда мы вошли в город, у нас на хвосте повис один из слуг Экамчи. Он видел лошадей у главных ворот и понял, что мы относимся к числу домочадцев Шиндзаваи или Акомы.
— Мы от него избавились?
Аракаси слабо улыбнулся, мимоходом сотворив благословляющий жест над головой какого-то нищего. Как видно, боги покарали помешательством этого беднягу с бессмысленным взглядом, издающего невнятное бормотание. Покрутив шнурок, на котором было подвешено кадило, и окутав себя пеленой ароматного дыма, Мастер ответил:
— Да, избавились. Надо полагать, ему не захотелось пачкать сандалии в мусорной яме, которую мы недавно пересекли. Он пошел в обход и на пару секунд потерял нас из виду…
— А мы юркнули в тот подземный канал» — закончил Хокану, тихонько засмеявшись.
Они миновали фасад ткацкой мастерской, все окна которой были наглухо закрыты ставнями, и остановились у пекарни. Здесь Аракаси купил лепешку и поверх тонкого слоя масла намазал на нее варенье из ягод сао. Булочник обслуживал другого покупателя и подозвал ученика, который и провел мнимого священнослужителя и его прислужника в увешанную драпировками заднюю комнату. Спустя несколько минут появился булочник собственной персоной. Он цепким взглядом обежал обоих посетителей и наконец обратился к Аракаси:
— Я не узнал тебя в этом наряде.
Начальник разведки слизнул варенье с пальцев и сказал:
— Мне нужны сведения, и притом срочно. Продавец пряностей в яркой одежде с металлическими украшениями. У него носильщики — из варваров. Сумеешь его найти?
Булочник отер пот с подбородка:
— Если ты можешь подождать до заката, когда мы выбрасываем остатки теста для нищих ребятишек, то к этому времени я сумею дать тебе ответ.
Аракаси нетерпеливо качнул головой:
— Слишком поздно. Я хочу воспользоваться услугами твоего посыльного.
Неуловимое движение руки — ив пальцах у него оказался кулек, свернутый из листка пергамента. Вероятно, Мастер все время прятал этот листок в рукаве, подумал Хокану, хотя и без особой уверенности.
— Отошли это башмачнику на углу Гончарной улицы и Красильного переулка. Владельца зовут Чимайчи. Пусть гонец скажет, что твои пироги подгорели.
Булочник выглядел несколько ошарашенным.
— Исполняй! — прошипел Аракаси таким напряженным шепотом, что у Хокану волосы чуть не встали дыбом.
Булочник поднял мясистые руки ладонями вверх — знак повиновения — и позвал ученика. Мальчишка умчался с пергаментом, и до самого его возвращения Аракаси расхаживал туда-сюда, словно саркат в клетке.
Башмачник Чимайчи оказался худым как жердь человеком, среди предков которого явно имелись жители пустыни: под рубахой мастерового на нем виднелась потертая перевязь с кожаной бахромой, к кисточкам которой были привешены многочисленные талисманы. Длинные прямые волосы, спадая на глаза, не могли скрыть их живого, быстрого взгляда. Шрамы на руках, возможно, и были оставлены случайно сорвавшимся ножом во время работы, но, подумал Хокану, судя по их количеству и расположению, более вероятно, что это — следы пыток и тут некогда постарался опытный палач. Вошедший проскользнул через входной полог, еще моргая после резкого перехода от солнечного света к полутьме комнаты; в одной руке он сжимал кулек с таким же точно узором из варенья, каким Аракаси разрисовал лепешку.
— Ты, недоумок, — процедил башмачник, обращаясь к священнослужителю. — Ты понимаешь, что рискуешь моим прикрытием? Посылаешь такой сигнал неотложной надобности, да еще вызываешь меня сюда. Мастер тебя в порошок сотрет за такую неосторожность!
— Мастер ничего подобного не сделает, — сухо возразил Аракаси.
Башмачник так и подпрыгнул:
— Это ты сам! Боги, я и не узнал тебя в этих храмовых лохмотьях. — Его брови сошлись над переносицей. — Что требуется?
— Требуется некий продавец пряностей с золотой цепью. Носильщики у него — мидкемийцы.
Лицо Чимайчи прояснилось.
— Мертв, — сообщил он равнодушно. — И его носильщики тоже. Внутри зернового склада в Квайетовом переулке… если можно полагаться на рассказы грабителя, который пытался обменять звенья цепи на цинтии у менялы на рынке. Но если уж у такого прохвоста вообще оказалось золото, то скорей всего он не сочинил эту историю.
— Имперский патруль уже знает об этих трупах? — прервал башмачника Аракаси.
— Наверное, нет. — Чимайчи отложил в сторону свой кулек и обтер перемазанные вареньем пальцы о передник. Глубоко посаженные быстрые глаза уставились на Мастера. — Ты когда-нибудь слыхал, чтобы меняла сообщал о таких делах по доброй воле? В нынешние времена налоги на металлы составляют солидный куш, а Свету Небес нужно укреплять свою армию, чтобы не давать спуску твердолобым традиционалистам.
Аракаси остановил этот поток слов, подняв руку:
— Каждая секунда на счету, Чимайчи. Мы с моим спутником отправимся на тот зерновой склад. Нужно обследовать трупы. Твоя задача — устроить основательный кавардак, чтобы у имперских патрулей хлопот был полон рот, пока ты не увидишь, что мы вышли из здания.
Чимайчи откинул назад темные волосы и усмехнулся. Блеснули удивительно белые передние зубы с острыми концами, какие были свойственны кочевникам из глубинных просторов пустыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
— Откуда ты знаешь, что нужно начинать поиски именно в Кентосани? — спросил Хокану, направив лошадей в придорожный лесок, чтобы дать им передышку.
Мастер тайного знания вздохнул, оттолкнул кадило от усеянной синяками лодыжки и покосился на хозяина весьма красноречивым взглядом. Но в его голосе не слышалось никакого неудовольствия, когда он ответил:
— Священный Город — это единственное место в Империи, где уже поселились мидкемийцы, а приезжие из Турила и даже кочевники песчаных пустынь расхаживают в одеждах своих народностей. Я предполагаю, что наш торговец пряностями хотел вызвать подозрения, а потом замести следы, так чтобы мы его нашли, но не слишком скоро. Ибо, по-моему, он работал на какого-то хозяина, который дал ему инструкции насчет нашей госпожи, и этот хозяин, этот враг, не хочет уводить торговца от преследователей в безопасное место.
Мастер не стал упоминать о второй, более существенной догадке. Лучше не высказывать вслух свои предположения, пока они не подтвердятся.
Два человека ехали в молчании, под пологом широких крон деревьев уло. С ветвей вспархивали птицы, испуганные видом и запахом необычных существ. Лошади помахивали хвостами, отгоняя мух.
Сколь ни свободно держался Хокану в седле, на душе у него было скверно. За каждым поворотом дороги, под тенью каждого дерева ему мерещилась опасность. Его одолевали воспоминания: бледное лицо Мары на фоне подушек, ее пугающе неподвижные руки, лежащие поверх одеяла. И хотя Хокану часто укорял себя за то, что поддается бесплодной тревоге, над своими мыслями он был не властен. Он мог лишь погонять лошадей, чтобы Аракаси сумел быстрее исполнить свою миссию, и это сознание бередило душу Хокану, хотя внешне он являл собой образец воинской невозмутимости. Мастер был виртуозом разведки, присутствие спутника наверняка было для него обузой. И все-таки консорт Акомы понимал: если бы он остался дома, вид беспомощно лежащей Мары мог довести его до безумия. Он бы построил солдат и выступил в поход против Джиро, и будь проклят этот указ Ассамблеи! Он гневно нахмурился. Даже сейчас ему приходилось сдерживаться, чтобы не взмахнуть поводьями и не начать нахлестывать лошадей — дать выход внутренней ярости и сознанию вины… Ради этого он был готов загнать своих скакунов насмерть.
— Я рад, что ты со мной, — неожиданно признался Аракаси.
Хокану вырвался из плена тяжких раздумий и увидел, что к нему прикован загадочный взгляд Мастера. После нескольких секунд, наполненных шорохом ветра в ветвях, последовало объяснение.
— Когда мы вместе, — признался Аракаси, — я не могу позволить себе ни малейшей беспечности. — Поглощенный собственными невеселыми мыслями, Аракаси созерцал свои связанные руки. Он пошевелил пальцами, проверяя надежность узлов. — В моей жизни Мара занимает особое место. Такого чувства, как к ней, я никогда не испытывал по отношению к моему прежнему хозяину, даже когда весь его род был уничтожен врагами.
Хокану удивился:
— Я и не знал, что раньше ты служил в другом доме.
Словно осознав, что доверил спутнику важную тайну, Аракаси пожал плечами:
— Я начал создавать свою сеть, находясь на службе у властителя Тускаи.
— Ах вот как. — Хокану кивнул. Эта случайная обмолвка объясняла многое. — Значит, ты поступил на службу Акоме одновременно с Люджаном и другими серыми воинами?
Теперь уже кивнул Аракаси, подтверждая правильность догадки. Казалось, он пришел к некоему решению.
— Ты разделяешь ее мечты, — уверенно высказался он.
Хокану вздрогнул от неожиданности. Проницательность Мастера могла хоть кого смутить, однако он ответил:
— Я действительно хочу видеть Империю свободной от несправедливости, узаконенных убийств и рабства, если это то, что ты имеешь в виду.
Лошади медленно брели вдоль дороги. Показался очередной караван, в котором вид приближающихся лошадей породил неизбежную кутерьму. Возницы и погонщики громко перекликались и тыкали пальцами в сторону невиданных существ. Спокойный голос Аракаси с легкостью прорезался сквозь поднявшийся гвалт:
— Ее жизнь дороже обеих наших жизней. Если ты идешь вместе со мной, господин, то должен знать: я рискну твоей жизнью, как и своей, без колебаний.
Понимая, что Мастер говорит от сердца и при этом чувствует себя неловко из-за ненароком раскрытого секрета, Хокану никак не отозвался на предупреждение, а просто сказал:
— Пора опять припустить побыстрее.
Он ударил пятками по бокам своего жеребца и послал обоих скакунов в легкий галоп.
***
В дальних пригородах Кентосани, обиталищах бедноты, стоял смрад отбросов и нечистот. Аракаси и Хокану оставили лошадей в загоне постоялого двора, хозяин которого кланялся и заикался, уверяя, что недостоин чести присматривать за столь редкими животными. Когда пара приезжих удалилась, на лице хозяина был явственно написан страх, но из-за переполоха, поднявшегося среди его работников, на уход Мастера и консорта никто не обратил внимания. К ограде загона высыпали все постояльцы — и господа, и слуги; они с жадным любопытством глазели на мидкемийских лошадей, пока скотники, привыкшие обращаться с медлительными нидрами, пытались приспособиться к повадкам куда более резвых тварей.
По иронии судьбы, роли переменились: теперь Мастер тайного знания изображал главного, а Хокану, одетый лишь в набедренную повязку, разыгрывал из себя кающегося грешника, который сопровождает священнослужителя в качестве смиренного прислужника. Предполагалось, что он совершает это паломничество, дабы умилостивить божество, которое он якобы оскорбил.
Вынужденный передвигаться пешком, вместо того чтобы восседать на носилках, и впервые в жизни не окруженный почетным эскортом, Хокану не мог не заметить, сколь многое изменилось с тех пор, как император перехватил абсолютную власть у Высшего Совета. Знатные господа и дамы больше не путешествовали под защитой вооруженных до зубов воинов, потому что Имперские Белые патрулировали улицы, поддерживая порядок. Было очевидно, что главные городские магистрали стали теперь, в общем, безопасными несмотря на оживленное движение (тележки торговцев, храмовые процессии, торопливые гонцы). Однако дело обстояло совсем по-другому в более темных и узких улочках бедных кварталов, где жили рабочие и нищие, или на пустырях за прибрежными складами: сюда не стоило соваться никому — ни мужчине, ни женщине — без надежной охраны.
И все-таки Аракаси уверенно продвигался по этим задворкам — он успел изучить их задолго до того, как Ичиндар ликвидировал должность Имперского Стратега. Он шел извилистым путем, под замшелыми от сырости арками, между скособоченными бараками, а однажды даже через зловонный подземный туннель.
Они ненадолго затаились, когда мимо пронеслась толпа уличных мальчишек, с воплями преследующих бродячую собаку. Чуть отдышавшись, Хокану поинтересовался:
— Почему ты так петляешь?
— Привычка, — сообщил Аракаси.
Дымящееся кадило качалось у его колена, но распространяющееся из священного сосуда благоухание почти не спасало от густого гнусного запаха ближайшей харчевни. Они проходили мимо окна, и была видна морщинистая старуха, сидящая за столом и костяным ножом срезающая кожуру с плода йомаха.
— Тот постоялый двор, где мы оставили лошадей, — это вполне добропорядочное место, — заверил Мастер спутника, — но собиратели слухов сходятся именно сюда, чтобы раздобыть новости. Я не хотел, чтобы за нами кто-нибудь увязался, а между тем, когда мы вошли в город, у нас на хвосте повис один из слуг Экамчи. Он видел лошадей у главных ворот и понял, что мы относимся к числу домочадцев Шиндзаваи или Акомы.
— Мы от него избавились?
Аракаси слабо улыбнулся, мимоходом сотворив благословляющий жест над головой какого-то нищего. Как видно, боги покарали помешательством этого беднягу с бессмысленным взглядом, издающего невнятное бормотание. Покрутив шнурок, на котором было подвешено кадило, и окутав себя пеленой ароматного дыма, Мастер ответил:
— Да, избавились. Надо полагать, ему не захотелось пачкать сандалии в мусорной яме, которую мы недавно пересекли. Он пошел в обход и на пару секунд потерял нас из виду…
— А мы юркнули в тот подземный канал» — закончил Хокану, тихонько засмеявшись.
Они миновали фасад ткацкой мастерской, все окна которой были наглухо закрыты ставнями, и остановились у пекарни. Здесь Аракаси купил лепешку и поверх тонкого слоя масла намазал на нее варенье из ягод сао. Булочник обслуживал другого покупателя и подозвал ученика, который и провел мнимого священнослужителя и его прислужника в увешанную драпировками заднюю комнату. Спустя несколько минут появился булочник собственной персоной. Он цепким взглядом обежал обоих посетителей и наконец обратился к Аракаси:
— Я не узнал тебя в этом наряде.
Начальник разведки слизнул варенье с пальцев и сказал:
— Мне нужны сведения, и притом срочно. Продавец пряностей в яркой одежде с металлическими украшениями. У него носильщики — из варваров. Сумеешь его найти?
Булочник отер пот с подбородка:
— Если ты можешь подождать до заката, когда мы выбрасываем остатки теста для нищих ребятишек, то к этому времени я сумею дать тебе ответ.
Аракаси нетерпеливо качнул головой:
— Слишком поздно. Я хочу воспользоваться услугами твоего посыльного.
Неуловимое движение руки — ив пальцах у него оказался кулек, свернутый из листка пергамента. Вероятно, Мастер все время прятал этот листок в рукаве, подумал Хокану, хотя и без особой уверенности.
— Отошли это башмачнику на углу Гончарной улицы и Красильного переулка. Владельца зовут Чимайчи. Пусть гонец скажет, что твои пироги подгорели.
Булочник выглядел несколько ошарашенным.
— Исполняй! — прошипел Аракаси таким напряженным шепотом, что у Хокану волосы чуть не встали дыбом.
Булочник поднял мясистые руки ладонями вверх — знак повиновения — и позвал ученика. Мальчишка умчался с пергаментом, и до самого его возвращения Аракаси расхаживал туда-сюда, словно саркат в клетке.
Башмачник Чимайчи оказался худым как жердь человеком, среди предков которого явно имелись жители пустыни: под рубахой мастерового на нем виднелась потертая перевязь с кожаной бахромой, к кисточкам которой были привешены многочисленные талисманы. Длинные прямые волосы, спадая на глаза, не могли скрыть их живого, быстрого взгляда. Шрамы на руках, возможно, и были оставлены случайно сорвавшимся ножом во время работы, но, подумал Хокану, судя по их количеству и расположению, более вероятно, что это — следы пыток и тут некогда постарался опытный палач. Вошедший проскользнул через входной полог, еще моргая после резкого перехода от солнечного света к полутьме комнаты; в одной руке он сжимал кулек с таким же точно узором из варенья, каким Аракаси разрисовал лепешку.
— Ты, недоумок, — процедил башмачник, обращаясь к священнослужителю. — Ты понимаешь, что рискуешь моим прикрытием? Посылаешь такой сигнал неотложной надобности, да еще вызываешь меня сюда. Мастер тебя в порошок сотрет за такую неосторожность!
— Мастер ничего подобного не сделает, — сухо возразил Аракаси.
Башмачник так и подпрыгнул:
— Это ты сам! Боги, я и не узнал тебя в этих храмовых лохмотьях. — Его брови сошлись над переносицей. — Что требуется?
— Требуется некий продавец пряностей с золотой цепью. Носильщики у него — мидкемийцы.
Лицо Чимайчи прояснилось.
— Мертв, — сообщил он равнодушно. — И его носильщики тоже. Внутри зернового склада в Квайетовом переулке… если можно полагаться на рассказы грабителя, который пытался обменять звенья цепи на цинтии у менялы на рынке. Но если уж у такого прохвоста вообще оказалось золото, то скорей всего он не сочинил эту историю.
— Имперский патруль уже знает об этих трупах? — прервал башмачника Аракаси.
— Наверное, нет. — Чимайчи отложил в сторону свой кулек и обтер перемазанные вареньем пальцы о передник. Глубоко посаженные быстрые глаза уставились на Мастера. — Ты когда-нибудь слыхал, чтобы меняла сообщал о таких делах по доброй воле? В нынешние времена налоги на металлы составляют солидный куш, а Свету Небес нужно укреплять свою армию, чтобы не давать спуску твердолобым традиционалистам.
Аракаси остановил этот поток слов, подняв руку:
— Каждая секунда на счету, Чимайчи. Мы с моим спутником отправимся на тот зерновой склад. Нужно обследовать трупы. Твоя задача — устроить основательный кавардак, чтобы у имперских патрулей хлопот был полон рот, пока ты не увидишь, что мы вышли из здания.
Чимайчи откинул назад темные волосы и усмехнулся. Блеснули удивительно белые передние зубы с острыми концами, какие были свойственны кочевникам из глубинных просторов пустыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133