Большинство чувствовали себя достаточно униженными и предпочли не затевать пререканий. Впрочем, несколько черноризцев — из тех, что стояли в задних рядах, — позволили себе поворчать. Фумита бросил этим инакомыслящим суровый взгляд, да и маги из Чаккахи приметили каждого своими зоркими глазами; можно было не сомневаться, что тут скажет свое слово необычайная особенность роевого развития чо-джайнов — способность помнить вечно.
Мара чувствовала такое облегчение, что голова кружилась: самые страшные враги, с которыми она посмела вступить в открытое противоборство, капитулировали окончательно и бесповоротно. Черноризцы признали коронацию ее сына! У нее подкашивались ноги, но Хокану, чуткий как всегда, пришел к ней на помощь: встал рядом и обнял за талию. Она с благодарностью приняла супружескую поддержку.
Когда Всемогущие вереницей вышли за порог и центральный проход Тронного зала постепенно освободился, подал голос властитель Кеда, Имперский Канцлер, в сверкающей церемониальной мантии. Хотя ему и пришлось перед тем поволноваться, престарелый сановник не утратил ни величавой осанки, ни ораторских способностей. Его голос был звучным, как всегда, когда он произнес:
— Позволь мне, как Канцлеру, быть первым из твоих придворных, кто присягнет Императору Джастину.
Он опустился на колени и произнес освященную временем клятву верности. И сразу же показалось, что вся толпа стряхнула ужасное напряжение. Место, которое с минуты на минуту могло стать военным лагерем, внезапно превратилось в чертог, где люди преклоняли колени и повторяли обеты преданности мальчику, зачатому как дитя раба и из наследника Акомы ставшему Девяносто Вторым Императором Цурануани.
Когда присягнувшие поднялись с колен, Джастин начал вертеться на месте, проявляя очевидные признаки неудовольствия. Громким шепотом он воззвал к матери и к приемному отцу:
— Вы мне надавали указаний на всякие случаи жизни, но сейчас-то что мне делать?
Джехилья пришла в ужас от такой оплошности. Многие жрецы спрятали веселье за своими церемониальными масками, а Хокану стащил с головы боевой шлем и откровенно засмеялся:
— Скажи своим подданным: «Праздник начинается!»
Джастин соскочил с трона, едва не уронив тяжелый золотой коронационный шлем. Он потащил за собой свою венценосную супругу, и вид у него был весьма далеким от ритуально-благопристойного; новоиспеченный монарх скорее напоминал мальчишку, затеявшего какое-то озорство и полагающего, что взрослые его не видят.
— Праздник начинается! — заорал он во весь голос. Огромный зал дрогнул от радостных возгласов — тем более оглушительных, что осадные орудия наконец замолчали. На Имперский квартал больше не падали тяжелые каменные глыбы. И когда крики и хохот достаточно улеглись, зазвенели главные гонги в храмах Двадцати Богов, призывая население города на улицы, чтобы принять щедрые дары во имя Джастина, Девяносто Второго Императора Цурануани.
Когда Тронный зал опустел, а имперские глашатаи разошлись по городу для объявления новостей, в самой гуще суматохи среди дворцовой челяди возникла неприметная фигура Джайкена, похожего на мышонка. Внушительные объемы имперского хадонры смогли задержать нежданного помощника лишь на пару минут. После бурных препирательств этот важный дворцовый начальник несколько скис, пробормотал какие-то слова (смысл которых сводился к тому, что собственность монаршей семьи будет безвозвратно уничтожена) и поспешил удалиться в свои личные апартаменты. После этого Джайкен потолковал с главами прочих дворцовых служб, и через несколько минут вся челядь уже ходила у него по струнке.
— Мы обязаны устроить торжество для нового Императора, — безапелляционно заявил Джайкен, — даже если это загонит в могилу нас всех до единого, вплоть до поварят и мусорщиков.
Его решимость передалась другим. За несколько часов вельможи, находившиеся в Кентосани, сменили боевые доспехи на шелковые кафтаны, а музыканты и поэты потянулись в приемные городских властей, оспаривая друг у друга честь выступить перед публикой и блеснуть своими талантами. Празднование началось по всему городу, как только люди узнали, что избран новый Свет Небес и, более того, что бразды правления взяла в свои руки властительница Мара, Слуга Империи.
Глава 18. ИМПЕРСКИЙ СОВЕТ
На улицах горели фонари.
Их свет выхватывал из ночной тьмы буйство красок — это кружились в плясках горожане, облаченные в яркие шелковые одежды, а лицедеи разыгрывали веселые представления. Вместо глухого стука осадных орудий в городе раздавался звон лаковых колокольчиков, сливающийся с радостным смехом. Мара сидела у расписных оконных перегородок в богато убранных дворцовых покоях. Праздничный шум согревал ей душу, но нежная полуулыбка, тронувшая ее губы, предназначалась только одному существу — маленькой девочке, уснувшей у нее на коленях. Когда в дверях возник Хокану, он не сразу решился нарушить этот покой.
Но Мара всегда ощущала его появление. Хотя он вошел без единого звука, она подняла голову, и ее лицо озарилось счастливой улыбкой.
— Хокану!
В этом возгласе звучала и нежность любви, и боль разлуки, длившейся все это смутное время.
Властитель Шиндзаваи неслышно ступал по изразцам. Он сменил доспехи на шелковый наряд, а подбитые гвоздями боевые сандалии — на кожаные, с матерчатыми ремешками. Остановившись рядом с женой, он опустился на колени и взял Касуму за ручку. Малышка ухватила его за палец и затихла; она еще не полностью пробудилась от сна.
— Видишь, как она выросла! — шепнула Мара. Когда она отправилась в Турил, девочка была совсем крошечной. Теперь она уже начала ходить и произносила первые слова. Властительница легко погладила дочурку по голове. — У нее будет такая же морщинка меж бровей, как у тебя, — сказала она мужу. — Не иначе как она унаследовала твое упорство.
Хокану улыбнулся:
— Это качество ей пригодится.
— Несомненно, — с ответной улыбкой подтвердила Мара. — А еще ей понадобится острый язычок, чтобы давать отпор твоему кузену Девакаи! Не отправить ли нам ее на воспитание к Изашани Ксакатекас?
Как ни странно, Хокану оставил вопрос без ответа. Но Мара этого не заметила: на нее нахлынули воспоминания о строгой нянюшке Накойе, которая воспитывала ее и обучала премудростям управления.
Хокану осторожно взял дочь на руки и опустил ее на спальную циновку. Вслед за этим он обернулся к Маре, собираясь проделать с ней то же самое.
— Как видно, боевые подвиги тебя нисколько не утомили, — проговорила Мара, развязывая шнурки его кафтана. — Хвала небесам, я очень на это надеялась. Мне так тебя недоставало! По-моему, я не смогла бы вынести еще одну такую ночь — лежать без сна и теряться в догадках: жив ты или нет… и что с детьми…
Она умолкла, потому что ласки Хокану начали мало-помалу разгонять ее волнения. Где-то в городе гонг одного из храмов отбивал торжественные ритмы, а под окнами вприпрыжку пробегали парочки лицедеев. Мара пристроилась рядом с мужем, положив голову на его руку.
— Ты, наверно, побывал в императорских покоях. Как там наш Джастин?
Хокану беззвучно засмеялся, касаясь губами волос жены:
— Маленький варвар. Подошел ко мне, раскрасневшийся, насупился и спросил, полагается ли ему исполнить свой супружеский долг с Джехильей. Прямо сегодня ночью.
Мара широко улыбнулась:
— Так я и знала, что он задаст этот вопрос, не дожидаясь, пока кто-нибудь выберет время и просветит его на сей счет. Он начал подглядывать за горничными, как только научился взбираться на стул. И что же ты ответил?
— Когда отсмеялся? — уточнил Хокану. — Объяснил, что придется ему потерпеть до двадцати пяти лет — до праздника возмужания.
Игриво ткнув мужа локтем в бок, Мара фыркнула:
— Ни за что не поверю! Так и сказал?
Хокану тоже развеселился:
— Никогда еще не видел такой борьбы чувств! Облегчения и разочарования — точно поровну. Я ему сказал, что Джехилья, будучи на два года старше его, может по достижении совершеннолетия принять решение наведаться к нему в опочивальню; но ему стукнет всего двадцать три года, поэтому выбор останется за ней.
Мара расхохоталась, не в силах сдерживаться.
— Ох какая прелесть! Бедный мальчик испугался, что ему еще одиннадцать лет предстоит оставаться целомудренным мужем.
Хокану пожал плечами:
— Очень скоро он смекнет, что к чему.
— Джехилье лучше не знать о твоих беседах с Джастином. Она его истерзает.
Хокану прикоснулся губами к щеке жены.
— По крайней мере, будет ему наука: пусть думает, прежде чем столкнуть девушку в пруд.
— Тем более что она — Императрица, — усмехнулась Мара. — У нее есть полное право утянуть его с собой под воду.
— Минует год-друтой — и на смену детским играм придет сердечная привязанность. Тогда Джастин не будет так беспокоиться насчет супружеского долга. — Приподнявшись на локте, Хокану заглянул Маре в глаза. — Кстати, о супружеском долге…
Разговор прервался. Губы Хокану встретились с губами Мары, и нежные объятия переросли в огонь страсти.
Прошло немало времени. Толпы гуляк поредели, но шуму не убавилось. Властительница Акомы и правитель Шиндзаваи обессилели от любви, но не размыкали объятий.
Хокану первым нарушил молчание:
— Госпожа, поскольку Джастину суждено продолжать императорскую династию, Акома снова остается без наследника.
Мара шевельнулась в объятиях мужа и провела рукой по его мускулистому плечу, загрубевшему от походной перевязи. Она отозвалась не сразу:
— Я не ропщу. Если даже мой род прервется, то не от бесчестья. А может статься и так, что Джехилья окажется плодовитой или у Джастина родятся сыновья от другой женщины. Если у него будет много детей, один из них сможет унаследовать мою мантию без ущерба для императорского рода. — Помолчав, она добавила:
— Я могу усыновить ребенка.
Но оба они знали, что до этого дело не дойдет. По традиции, приемным детям полагалось находиться хоть в каком-то родстве с новой семьей. Однако после затяжных войн с Минванаби у Акомы не осталось кровных родственников. Конечно, можно было бы откопать какую-нибудь побочную ветвь семейного древа, но династия Акомы, много веков хранившая родовую честь, была не вправе передавать свое имя отпрыску захудалого рода.
Хокану пригладил растрепавшиеся волосы жены.
— Этой трудности больше не существует, — прошептал он.
Мара встревожилась. Она предчувствовала: муж совершил что-то непоправимое, хотя заранее знал, что не получит ее одобрения.
— Что ты задумал, Хокану? — резко спросила она, и тут само молчание Хокану подсказало ей ответ. — Касума, — вырвалось у нее. Ты отдал…
Хокану не позволил ей договорить. Он закончил ее фразу, не поддавшись всплеску чувств:
— Я отдал ее Акоме.
Мара встрепенулась, но, мягко прижав палец к губам любимой, он удержал ее от протестов.
— Жена, дело сделано. Обет, принесенный в этот день, невозможно взять назад. Свидетелями были Фумита и жрецы полудюжины орденов. Перед алтарем храма Джурана Касума была лишена права наследовать престол Шиндзаваи. После этого я дал обет посвятить ее Акоме — это мое отцовское право. Она продолжит твою династию. Кому, как не тебе, знать, какое воспитание должна получить девочка, чтобы стать правительницей.
Хокану отвел палец от губ Мары, но она так и не вымолвила ни слова. Муж понял, что причиной этого молчания была отнюдь не радость, а печаль и досада.
— Ты оставишь себя без наследников! — наконец произнесла Мара. — Это крайне опасно, тем более что Девакаи только о том и думают, как бы завладеть твоей мантией. Клан Омекан и другие союзники Ионани, возможно, смягчатся и присягнут на верность Джастину, но многие правители с застарелыми амбициями будут подстрекать сообщников к восстанию. Ты долгие годы не будешь знать покоя, Хокану. Джастину и Джехилье понадобится крепкий тыл, а для этого нужно обеспечить линию наследования Шиндзаваи! — Подступившие слезы мешали ей говорить. — Не подставляй себя под удар! Я не переживу, если ты окончишь свои дни, как твой отец, ставший жертвой низменных происков!
Хокану прижал ее к себе.
— Твои опасения вполне оправданны, — ласково прошептал он, — но точно так же оправданно и мое решение сделать Касуму наследницей Акомы. Ведь она моя дочь! — В его словах звучала гордость; сердцем он всегда тянулся к Касуме. Мара устыдилась своих прежних сомнений.
— Я ее отец, — повторил Хокану. — Насколько мне известно, никто еще не отменял традиций и законов, дающих мне право принимать решения. — Он провел ладонью по ее виску. — Моя повелительница, на сей раз вышло не по-твоему — наверно, впервые в жизни.
В ответ Мара разрыдалась. Приобрести наследницу в лице малышки Касумы было настоящей отрадой, но для осознания этого требовалось время. А пока у нее сжималось сердце при мысли о жертвах, на которые пошел Хокану, чтобы преподнести ей столь великодушный дар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Мара чувствовала такое облегчение, что голова кружилась: самые страшные враги, с которыми она посмела вступить в открытое противоборство, капитулировали окончательно и бесповоротно. Черноризцы признали коронацию ее сына! У нее подкашивались ноги, но Хокану, чуткий как всегда, пришел к ней на помощь: встал рядом и обнял за талию. Она с благодарностью приняла супружескую поддержку.
Когда Всемогущие вереницей вышли за порог и центральный проход Тронного зала постепенно освободился, подал голос властитель Кеда, Имперский Канцлер, в сверкающей церемониальной мантии. Хотя ему и пришлось перед тем поволноваться, престарелый сановник не утратил ни величавой осанки, ни ораторских способностей. Его голос был звучным, как всегда, когда он произнес:
— Позволь мне, как Канцлеру, быть первым из твоих придворных, кто присягнет Императору Джастину.
Он опустился на колени и произнес освященную временем клятву верности. И сразу же показалось, что вся толпа стряхнула ужасное напряжение. Место, которое с минуты на минуту могло стать военным лагерем, внезапно превратилось в чертог, где люди преклоняли колени и повторяли обеты преданности мальчику, зачатому как дитя раба и из наследника Акомы ставшему Девяносто Вторым Императором Цурануани.
Когда присягнувшие поднялись с колен, Джастин начал вертеться на месте, проявляя очевидные признаки неудовольствия. Громким шепотом он воззвал к матери и к приемному отцу:
— Вы мне надавали указаний на всякие случаи жизни, но сейчас-то что мне делать?
Джехилья пришла в ужас от такой оплошности. Многие жрецы спрятали веселье за своими церемониальными масками, а Хокану стащил с головы боевой шлем и откровенно засмеялся:
— Скажи своим подданным: «Праздник начинается!»
Джастин соскочил с трона, едва не уронив тяжелый золотой коронационный шлем. Он потащил за собой свою венценосную супругу, и вид у него был весьма далеким от ритуально-благопристойного; новоиспеченный монарх скорее напоминал мальчишку, затеявшего какое-то озорство и полагающего, что взрослые его не видят.
— Праздник начинается! — заорал он во весь голос. Огромный зал дрогнул от радостных возгласов — тем более оглушительных, что осадные орудия наконец замолчали. На Имперский квартал больше не падали тяжелые каменные глыбы. И когда крики и хохот достаточно улеглись, зазвенели главные гонги в храмах Двадцати Богов, призывая население города на улицы, чтобы принять щедрые дары во имя Джастина, Девяносто Второго Императора Цурануани.
Когда Тронный зал опустел, а имперские глашатаи разошлись по городу для объявления новостей, в самой гуще суматохи среди дворцовой челяди возникла неприметная фигура Джайкена, похожего на мышонка. Внушительные объемы имперского хадонры смогли задержать нежданного помощника лишь на пару минут. После бурных препирательств этот важный дворцовый начальник несколько скис, пробормотал какие-то слова (смысл которых сводился к тому, что собственность монаршей семьи будет безвозвратно уничтожена) и поспешил удалиться в свои личные апартаменты. После этого Джайкен потолковал с главами прочих дворцовых служб, и через несколько минут вся челядь уже ходила у него по струнке.
— Мы обязаны устроить торжество для нового Императора, — безапелляционно заявил Джайкен, — даже если это загонит в могилу нас всех до единого, вплоть до поварят и мусорщиков.
Его решимость передалась другим. За несколько часов вельможи, находившиеся в Кентосани, сменили боевые доспехи на шелковые кафтаны, а музыканты и поэты потянулись в приемные городских властей, оспаривая друг у друга честь выступить перед публикой и блеснуть своими талантами. Празднование началось по всему городу, как только люди узнали, что избран новый Свет Небес и, более того, что бразды правления взяла в свои руки властительница Мара, Слуга Империи.
Глава 18. ИМПЕРСКИЙ СОВЕТ
На улицах горели фонари.
Их свет выхватывал из ночной тьмы буйство красок — это кружились в плясках горожане, облаченные в яркие шелковые одежды, а лицедеи разыгрывали веселые представления. Вместо глухого стука осадных орудий в городе раздавался звон лаковых колокольчиков, сливающийся с радостным смехом. Мара сидела у расписных оконных перегородок в богато убранных дворцовых покоях. Праздничный шум согревал ей душу, но нежная полуулыбка, тронувшая ее губы, предназначалась только одному существу — маленькой девочке, уснувшей у нее на коленях. Когда в дверях возник Хокану, он не сразу решился нарушить этот покой.
Но Мара всегда ощущала его появление. Хотя он вошел без единого звука, она подняла голову, и ее лицо озарилось счастливой улыбкой.
— Хокану!
В этом возгласе звучала и нежность любви, и боль разлуки, длившейся все это смутное время.
Властитель Шиндзаваи неслышно ступал по изразцам. Он сменил доспехи на шелковый наряд, а подбитые гвоздями боевые сандалии — на кожаные, с матерчатыми ремешками. Остановившись рядом с женой, он опустился на колени и взял Касуму за ручку. Малышка ухватила его за палец и затихла; она еще не полностью пробудилась от сна.
— Видишь, как она выросла! — шепнула Мара. Когда она отправилась в Турил, девочка была совсем крошечной. Теперь она уже начала ходить и произносила первые слова. Властительница легко погладила дочурку по голове. — У нее будет такая же морщинка меж бровей, как у тебя, — сказала она мужу. — Не иначе как она унаследовала твое упорство.
Хокану улыбнулся:
— Это качество ей пригодится.
— Несомненно, — с ответной улыбкой подтвердила Мара. — А еще ей понадобится острый язычок, чтобы давать отпор твоему кузену Девакаи! Не отправить ли нам ее на воспитание к Изашани Ксакатекас?
Как ни странно, Хокану оставил вопрос без ответа. Но Мара этого не заметила: на нее нахлынули воспоминания о строгой нянюшке Накойе, которая воспитывала ее и обучала премудростям управления.
Хокану осторожно взял дочь на руки и опустил ее на спальную циновку. Вслед за этим он обернулся к Маре, собираясь проделать с ней то же самое.
— Как видно, боевые подвиги тебя нисколько не утомили, — проговорила Мара, развязывая шнурки его кафтана. — Хвала небесам, я очень на это надеялась. Мне так тебя недоставало! По-моему, я не смогла бы вынести еще одну такую ночь — лежать без сна и теряться в догадках: жив ты или нет… и что с детьми…
Она умолкла, потому что ласки Хокану начали мало-помалу разгонять ее волнения. Где-то в городе гонг одного из храмов отбивал торжественные ритмы, а под окнами вприпрыжку пробегали парочки лицедеев. Мара пристроилась рядом с мужем, положив голову на его руку.
— Ты, наверно, побывал в императорских покоях. Как там наш Джастин?
Хокану беззвучно засмеялся, касаясь губами волос жены:
— Маленький варвар. Подошел ко мне, раскрасневшийся, насупился и спросил, полагается ли ему исполнить свой супружеский долг с Джехильей. Прямо сегодня ночью.
Мара широко улыбнулась:
— Так я и знала, что он задаст этот вопрос, не дожидаясь, пока кто-нибудь выберет время и просветит его на сей счет. Он начал подглядывать за горничными, как только научился взбираться на стул. И что же ты ответил?
— Когда отсмеялся? — уточнил Хокану. — Объяснил, что придется ему потерпеть до двадцати пяти лет — до праздника возмужания.
Игриво ткнув мужа локтем в бок, Мара фыркнула:
— Ни за что не поверю! Так и сказал?
Хокану тоже развеселился:
— Никогда еще не видел такой борьбы чувств! Облегчения и разочарования — точно поровну. Я ему сказал, что Джехилья, будучи на два года старше его, может по достижении совершеннолетия принять решение наведаться к нему в опочивальню; но ему стукнет всего двадцать три года, поэтому выбор останется за ней.
Мара расхохоталась, не в силах сдерживаться.
— Ох какая прелесть! Бедный мальчик испугался, что ему еще одиннадцать лет предстоит оставаться целомудренным мужем.
Хокану пожал плечами:
— Очень скоро он смекнет, что к чему.
— Джехилье лучше не знать о твоих беседах с Джастином. Она его истерзает.
Хокану прикоснулся губами к щеке жены.
— По крайней мере, будет ему наука: пусть думает, прежде чем столкнуть девушку в пруд.
— Тем более что она — Императрица, — усмехнулась Мара. — У нее есть полное право утянуть его с собой под воду.
— Минует год-друтой — и на смену детским играм придет сердечная привязанность. Тогда Джастин не будет так беспокоиться насчет супружеского долга. — Приподнявшись на локте, Хокану заглянул Маре в глаза. — Кстати, о супружеском долге…
Разговор прервался. Губы Хокану встретились с губами Мары, и нежные объятия переросли в огонь страсти.
Прошло немало времени. Толпы гуляк поредели, но шуму не убавилось. Властительница Акомы и правитель Шиндзаваи обессилели от любви, но не размыкали объятий.
Хокану первым нарушил молчание:
— Госпожа, поскольку Джастину суждено продолжать императорскую династию, Акома снова остается без наследника.
Мара шевельнулась в объятиях мужа и провела рукой по его мускулистому плечу, загрубевшему от походной перевязи. Она отозвалась не сразу:
— Я не ропщу. Если даже мой род прервется, то не от бесчестья. А может статься и так, что Джехилья окажется плодовитой или у Джастина родятся сыновья от другой женщины. Если у него будет много детей, один из них сможет унаследовать мою мантию без ущерба для императорского рода. — Помолчав, она добавила:
— Я могу усыновить ребенка.
Но оба они знали, что до этого дело не дойдет. По традиции, приемным детям полагалось находиться хоть в каком-то родстве с новой семьей. Однако после затяжных войн с Минванаби у Акомы не осталось кровных родственников. Конечно, можно было бы откопать какую-нибудь побочную ветвь семейного древа, но династия Акомы, много веков хранившая родовую честь, была не вправе передавать свое имя отпрыску захудалого рода.
Хокану пригладил растрепавшиеся волосы жены.
— Этой трудности больше не существует, — прошептал он.
Мара встревожилась. Она предчувствовала: муж совершил что-то непоправимое, хотя заранее знал, что не получит ее одобрения.
— Что ты задумал, Хокану? — резко спросила она, и тут само молчание Хокану подсказало ей ответ. — Касума, — вырвалось у нее. Ты отдал…
Хокану не позволил ей договорить. Он закончил ее фразу, не поддавшись всплеску чувств:
— Я отдал ее Акоме.
Мара встрепенулась, но, мягко прижав палец к губам любимой, он удержал ее от протестов.
— Жена, дело сделано. Обет, принесенный в этот день, невозможно взять назад. Свидетелями были Фумита и жрецы полудюжины орденов. Перед алтарем храма Джурана Касума была лишена права наследовать престол Шиндзаваи. После этого я дал обет посвятить ее Акоме — это мое отцовское право. Она продолжит твою династию. Кому, как не тебе, знать, какое воспитание должна получить девочка, чтобы стать правительницей.
Хокану отвел палец от губ Мары, но она так и не вымолвила ни слова. Муж понял, что причиной этого молчания была отнюдь не радость, а печаль и досада.
— Ты оставишь себя без наследников! — наконец произнесла Мара. — Это крайне опасно, тем более что Девакаи только о том и думают, как бы завладеть твоей мантией. Клан Омекан и другие союзники Ионани, возможно, смягчатся и присягнут на верность Джастину, но многие правители с застарелыми амбициями будут подстрекать сообщников к восстанию. Ты долгие годы не будешь знать покоя, Хокану. Джастину и Джехилье понадобится крепкий тыл, а для этого нужно обеспечить линию наследования Шиндзаваи! — Подступившие слезы мешали ей говорить. — Не подставляй себя под удар! Я не переживу, если ты окончишь свои дни, как твой отец, ставший жертвой низменных происков!
Хокану прижал ее к себе.
— Твои опасения вполне оправданны, — ласково прошептал он, — но точно так же оправданно и мое решение сделать Касуму наследницей Акомы. Ведь она моя дочь! — В его словах звучала гордость; сердцем он всегда тянулся к Касуме. Мара устыдилась своих прежних сомнений.
— Я ее отец, — повторил Хокану. — Насколько мне известно, никто еще не отменял традиций и законов, дающих мне право принимать решения. — Он провел ладонью по ее виску. — Моя повелительница, на сей раз вышло не по-твоему — наверно, впервые в жизни.
В ответ Мара разрыдалась. Приобрести наследницу в лице малышки Касумы было настоящей отрадой, но для осознания этого требовалось время. А пока у нее сжималось сердце при мысли о жертвах, на которые пошел Хокану, чтобы преподнести ей столь великодушный дар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133