— Ты сама добивалась его внимания. Может, он и не удостоит тебя чести завтра вспомнить твое имя! И поделом!
«Все же Ясу завидует мне», — пронеслось у меня в голове, и я стала поправлять цветы в напольной вазе, притворяясь беспечной, как дитя.
А когда Ясу меня покинула, пришел отец и завел речь о господине Ивара. Ему неловко говорить на подобные темы, он с охотой препоручил бы это моей матери. Но ее давно нет в живых. Впрочем, отец у меня замечательный — не каждый станет спрашивать согласия дочери, задумав отдать ее в чей-то дом.
Конечно, никто не станет меня принуждать, но карьера отца… Я все же прошептала:
— Все будет, как ты скажешь, но я хотела бы знать…
— Что, девочка моя?
— Есть еще человек… может быть, он…
Залившись краской, я теребила манжету.
— Кто же он?
— Ты знаешь… глупо надеяться… но ведь он — единственную — отличает меня.
На лице отца появилась озабоченность.
— Об этом я не подумал. Ты права, девочка, — ему может не понравиться наша поспешность.
А я сама не верила в то, что говорила. Но все же надеялась, глупая.
* * *
— Вы помните мою дочь, Высокий? — смущенно произносит чиновник Хино Саэ.
— Юхимэ. Хорошая девушка.
— Наше семейство насчитывает много поколений, и все ничем не запятнаны…
— Отрадно слышать.
— Я многое позволял своей дочери, но ведь она честна и горда и никогда не совершит недостойных поступков.
— Я в этом не сомневаюсь.
Чиновник перевел дыхание. Какой трудный разговор…
— Я хотел бы счастливо устроить ее жизнь.
— Конечно. Это долг отца, и подобная дочь этого заслуживает.
Хино Саэ почти умоляюще поднял глаза на наместника — ну, хоть намеком одним покажи, каковы твои мысли на самом деле!
— Я думал о доме, куда она могла бы войти… господин Ивара выразил желание взять ее к себе… Возможно, потом она станет женой…
— А что говорит она?
— Не думаю, чтобы она была против.
— Конечно. Она ведь послушная дочь.
Он в упор поглядел на маленького чиновника.
— Вы уже говорили с ней?
— Да.
— Так она согласилась?
— Да… — немного растерянно подтвердил Хино Саэ, и добавил некстати:
— Не перечила.
— А если бы сказала — нет?
— Но разве это имеет значение? Я люблю свою дочь, но глава дома я, а не она.
— В таком случае я не вижу причин что-то менять.
Маленький чиновник поклонился и отошел, пытаясь понять, что произошло. Уж не испортил ли он чего? Но ведь наместник сказал, что желает Юхимэ счастья. Все спуталось в голове, и Хино побрел домой, начиная чувствовать тихую радость — ну вот, все выяснилось, и теперь Юхи не станет задавать вопросов, а будет счастлива.
. . .
Впервые Те-Кири видел его таким — в тихом бешенстве. Не изменился почти — только пальцы сжаты, побелели совсем, и взгляд — не подходи близко!
— Что-то случилось?
— Ничего… Как же мне надоело! — вырвалось у него.
— Простите… Мне вас покинуть или же…
— Останьтесь. — Он встряхнул головой, словно отгоняя непрошеные мысли.
— Вы говорили с Хино Саэ?
— Да… Я просто ошибся. Но довольно об этом.
— Вы разгневаны. Но вспомните — он отец Юхимэ: может быть, это сдержит ваш гнев?
Те-Кири давно забыл, что такое страх. Но сейчас он всерьез пожалел о своих словах, видя, как сузились зрачки, как вскинулась голова — еще чуть-чуть, и сорвется лавина.
— Можете не трудиться — их семье ничего не грозит.
…Не сорвалась.
Те-Кири направился было к двери, но его остановил непонятный вопрос:
— Что, людям нравится быть вещами?
— Вряд ли, Высокий, — осторожно промолвил пожилой человек.
— Неужто они сами не могут решить, чего хотят? Даже если свободны, если долг не пригибает к земле? Почему все подчиняются, боясь сказать слово?
— Она женщина, — мягко заметил Те-Кири, поняв наконец.
— Разницы нет. Я видел многих — и не видел свободных.
— Ее так воспитали. И, вероятно, она была бы хорошей подругой…
— Только не здесь! У меня достаточно собственности!
Управляющий склонил голову, не понимая снова — и не решаясь возразить.
— Вы отличали ее?
— Мне нравилась ее независимость — или то, что я принимал за таковую.
— А вы не боитесь ошибиться на сей раз?
— Довольно с меня ошибок.
Он вряд ли отдавал себе отчет, что и почему говорит. Понимал только, что совсем запутался. Его учили поступать правильно, только вот не все случаи упоминались в своде предписаний. Отойти от канона значило нарушить волю повелителя — и остаться без опоры. А если нет стержня, что такое Йири?
Записки Юхимэ
Я сказала отцу, что скорее умру, чем войду в дом Ивара. Отец накричал на меня, мы не разговаривали несколько дней, потом отец попытался меня уговорить, чуть ли не умолял, твердя, что потеряет место. Мое изголовье по утрам было мокро от слез, но я упорно твердила — нет. Конечно, другой на месте моего отца попросту отвез бы меня в дом Ивара. Но отец нашел в себе смелость отказать своему начальнику и покровителю.
Я знаю — я неблагодарная дочь.
* * *
Он целый день провел в седле — и теперь отдыхал. Шинори мог снимать любую усталость — и пальцами, и иглами.
—Говорят, что вы забираете души — даже те, кто хотел вас убить, становятся полностью вашими. Напротив, чем сильнее изначальная ненависть, тем прочнее будет цепь… — он смешался: — Простите меня.
— Это не преступление — высказывать свои мысли, — Йири со вздохом поднялся, завернулся в длинное тонкое одеяние, полностью скрывающее фигуру, — на белой ткани бледно-зеленые листья. — А тебе я давно разрешил это… как и еще некоторым.
Сел — складки легли ровно, словно специально уложенные. Чуть склонил голову, руки соединились в привычном жесте.
— Иди.
Шинори, подошедший было к двери, бесшумно вернулся на место, опустился на пол. Он знал, что сейчас должен ослушаться слова своего господина. Потому что тому было грустно — а видеть это Шинори не мог.
— Я могу хоть что-то сделать для вас?
— Ты и так делаешь много.
Шинори проследил взглядом за алыми бликами на стене — закат… И на лице Йири были алые блики, делающие лицо совсем юным. По-прежнему отрешенное, оно казалось теплым и задумчивым.
— Позволите мне спросить? — чуть хрипло проговорил Шинори. Вопрос давно мучил его.
— Говори.
— Я никогда не видел у вас ни одного оберега… А ведь вам трудно приходится. Разве помешала бы помощь… защита?
Тот быстро поднял руку к горлу — неосознанный жест. Потом медленно отвел.
— Что же, и это могло бы послужить поводом для слухов.
Шинори вскинулся:
— Ни я, ни кто другой не расскажет об этом! — и добавил потерянным тоном: — Я не хотел огорчить вас.
— А сам-то не боишься всех этих слухов, что задаешь такие вопросы? — откликнулся Йири и качнул головой, не давая Шинори произнести ни слова. — У меня был оберег. Не знаю, помог он или наоборот, но другого мне не нужно.
— Я был дерзок. Простите…
— Пустое. Ты свободен, Шинори.
— Вы же не прогоните меня совсем? — по-прежнему хрипло произнес тот.
— Нет. Если ты сам не уйдешь.
— Я никогда не уйду. Я бы умер за вас, — сказал сам для себя неожиданно.
— Сейчас это лишнее.
* * *
Через Иэну вели два моста, южный и северный. Выше северного можно было перейти реку вброд; ниже по течению с берега на берег людей и товары переправляли лодочники. Северные берега вздымались высоко — от моста до воды не меньше пятнадцати ни. Крепи северного моста из черного дуба выглядели прочными — но жучки давно прогрызли ходы в тяжелом дереве. Йири отдал приказ о починке моста.
— В год Водяного дракона нельзя ни чинить, ни строить мосты! — забеспокоились старики. — Река разгневается!
Выслушал со вниманием, но приказа не отменил.
Большего подарка недоброжелателям он сделать не мог.
Рабочих нашли без труда — за работу платили щедро. Все шло хорошо, пока не обрушилась балка, увлекая за собой троих мастеров. Одному удалось выплыть, другой был оглушен и захлебнулся; третьего вытащили, но он все равно умер.
Несчастные случаи на строительстве — дело нередкое. Но тут рабочие зароптали — река разгневалась!
— А в год Огненного зверя нельзя топить печи, да? — спросил Йири. — Я тоже верю в приметы, но не в такие. Когда есть нужда, делают многое, не задумываясь.
Мастера возобновили работу с видимой неохотой, и разговоры не прекращались. Вскорости погиб еще один человек, какой-то бедняк, поскользнувшийся вблизи разобранных перил на мосту.
— Почему они все были столь неосторожны? Судя по вашим словам, этого можно было избежать. Особенно первые двое — опытные…
Рабочие отмалчивались. Потом один сказал шепотом:
— Они все накануне видели дурной сон… нельзя чинить мост в это время.
Йири согласно склонил голову, продолжил задумчиво:
— Я тоже иногда вижу сны. Например, что семьям ответственных за постройку угрожает опасность, если работа будет сорвана…
Работы были завершены в срок.
* * *
После разговора с отцом Юхимэ он не находил себе места. Неправильно. Все было неправильно. Сначала Лаин, потом другая… Он всего-то пытался быть откровенным хоть с кем-то. Разве пытался? И как же?
Йири, занятый подобными мыслями, даже донесения слушал вполуха, и это не преминули отметить.
А с окрестностей озера Гэта с каждой неделей приходили все более тревожные вести. Не все попали в расставленную сеть, не все… Да и заменить иных было просто некем.
Нет, ему не противились в открытую. И подлогов больше не совершали. Понимали — опасно. Но выдумывать оправдания, не замечать мелких и тем не менее досадных ошибок, тянуть время — умели превосходно. Его боялись. Но при всей его власти ему одному было не справиться. Проявлять беспощадность даже при малой вине — разве разумно? Его имя и так в бедных кварталах и деревнях произносят шепотом — и хватаются за амулеты.
Йири чувствовал — еще немного, и он не выдержит первым. Допустит оплошность и восстановит против себя очень многих. А еще лучше — Столица выразит неудовольствие. Даже если оставить все так — рано или поздно те, что в Сиэ-Рэн, сочтут, что он попросту не справляется.
«А что же ты хотел, мальчик?» — читалась в лице Аоно. «С точки зрения закона ты прав — но кто же отдаст честно присвоенное? Они испугались, когда полетели головы, но теперь осмелели».
«Что же мне делать?» — хотел спросить, но вместо этого отвернулся. Говорят, волки выгоняют слабых из стаи или убивают.
В лице помощника читалось:
«Нужно самому — первым — обратиться в Столицу за помощью. Это будет означать, что должность тебе не по силам».
Йири вскинул голову.
— Значит, волки? — неожиданно зазвенел голос. Аоно не понял, чем вызвана перемена. А Йири, оставшись один, вызвал к себе доверенных шин и отдал приказ.
Те-Кири занимался домом и в дела управления лезть не пытался — поэтому был весьма удивлен, когда однажды утром молодой господин велел оседлать коня и умчался куда-то почти без охраны.
Темный шарф на волосах, белая дорожная пыль…
Утро было сырое и холодное. Йири била дрожь, хотя одежда из тончайшей шерсти не дала бы замерзнуть и среди снега.
Он поднял в коня на галоп, и холодный ветер обрадованно понесся наперегонки. Спокойно было — все, казалось, спало, только птицы начинали пробовать голоса. Сизого оттенка сосны — словно инеем покрыты иглы — вскидывали лапы к солнцу, а к стволам льнул темный высокий мох. Всаднику захотелось спрыгнуть с коня и остаться навечно среди сосен и мха, но это желание было бессмысленно — и всадник запретил себе думать о нем.
Он остановил коня, огляделся — пусто и тихо.
У щеки мелькнул черный лесной жучок, нацелился было сесть — Йири вскинул руку к лицу… И словно со стороны взглянул, как смотрелся бы этот жучок — маленькой темной меткой. Знак… Давным-давно Йири пророчили необычную судьбу — только никто так и не смог сказать, добро или зло несет этот знак.
Зашевелились ежевичные кусты возле дороги. Неведомо как появился человек в крестьянской одежде. Торопливый поклон:
— Господин… — сделал шаг вперед и что-то проговорил совсем тихо.
— Прекрасно. Возвращайся к себе. Никто не должен тебя видеть.
— Слушаюсь, господин! — человек растворился в кустах, и ни одна ветка не хрустнула.
По правде говоря, легкомыслием было одному пускаться в дорогу… Но подобные сожаления всегда приходят не вовремя… Сосредоточился на дороге; словно свыше его вели, не давали сбиться с пути. Карьером проскакал через небольшую деревню — кроме старухи-крестьянки, с высокой соломенной корзиной за спиной, кругом не было ни души.
Отдал Рыжего словно из воздуха появившимся «скользящим» в одежде крестьян, направился к неприметному домику.
* * *
Женщина смотрела со страхом, но, видимо, так она смотрела бы сейчас на любого. А что за человек к ней зашел, попросту не поняла. Ей было лет тридцать. Лицо приятное. Вдова… Детей нет.
Нээле из семейства Асахи, младшая и единственная сестра генерала.
— Что вам угодно?
— Ничего.
— Долго меня будут здесь держать? По какому праву — или по чьему распоряжению?
— Вы здесь не задержитесь, — второй вопрос оставил без ответа, потому что устал доказывать свое право.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
«Все же Ясу завидует мне», — пронеслось у меня в голове, и я стала поправлять цветы в напольной вазе, притворяясь беспечной, как дитя.
А когда Ясу меня покинула, пришел отец и завел речь о господине Ивара. Ему неловко говорить на подобные темы, он с охотой препоручил бы это моей матери. Но ее давно нет в живых. Впрочем, отец у меня замечательный — не каждый станет спрашивать согласия дочери, задумав отдать ее в чей-то дом.
Конечно, никто не станет меня принуждать, но карьера отца… Я все же прошептала:
— Все будет, как ты скажешь, но я хотела бы знать…
— Что, девочка моя?
— Есть еще человек… может быть, он…
Залившись краской, я теребила манжету.
— Кто же он?
— Ты знаешь… глупо надеяться… но ведь он — единственную — отличает меня.
На лице отца появилась озабоченность.
— Об этом я не подумал. Ты права, девочка, — ему может не понравиться наша поспешность.
А я сама не верила в то, что говорила. Но все же надеялась, глупая.
* * *
— Вы помните мою дочь, Высокий? — смущенно произносит чиновник Хино Саэ.
— Юхимэ. Хорошая девушка.
— Наше семейство насчитывает много поколений, и все ничем не запятнаны…
— Отрадно слышать.
— Я многое позволял своей дочери, но ведь она честна и горда и никогда не совершит недостойных поступков.
— Я в этом не сомневаюсь.
Чиновник перевел дыхание. Какой трудный разговор…
— Я хотел бы счастливо устроить ее жизнь.
— Конечно. Это долг отца, и подобная дочь этого заслуживает.
Хино Саэ почти умоляюще поднял глаза на наместника — ну, хоть намеком одним покажи, каковы твои мысли на самом деле!
— Я думал о доме, куда она могла бы войти… господин Ивара выразил желание взять ее к себе… Возможно, потом она станет женой…
— А что говорит она?
— Не думаю, чтобы она была против.
— Конечно. Она ведь послушная дочь.
Он в упор поглядел на маленького чиновника.
— Вы уже говорили с ней?
— Да.
— Так она согласилась?
— Да… — немного растерянно подтвердил Хино Саэ, и добавил некстати:
— Не перечила.
— А если бы сказала — нет?
— Но разве это имеет значение? Я люблю свою дочь, но глава дома я, а не она.
— В таком случае я не вижу причин что-то менять.
Маленький чиновник поклонился и отошел, пытаясь понять, что произошло. Уж не испортил ли он чего? Но ведь наместник сказал, что желает Юхимэ счастья. Все спуталось в голове, и Хино побрел домой, начиная чувствовать тихую радость — ну вот, все выяснилось, и теперь Юхи не станет задавать вопросов, а будет счастлива.
. . .
Впервые Те-Кири видел его таким — в тихом бешенстве. Не изменился почти — только пальцы сжаты, побелели совсем, и взгляд — не подходи близко!
— Что-то случилось?
— Ничего… Как же мне надоело! — вырвалось у него.
— Простите… Мне вас покинуть или же…
— Останьтесь. — Он встряхнул головой, словно отгоняя непрошеные мысли.
— Вы говорили с Хино Саэ?
— Да… Я просто ошибся. Но довольно об этом.
— Вы разгневаны. Но вспомните — он отец Юхимэ: может быть, это сдержит ваш гнев?
Те-Кири давно забыл, что такое страх. Но сейчас он всерьез пожалел о своих словах, видя, как сузились зрачки, как вскинулась голова — еще чуть-чуть, и сорвется лавина.
— Можете не трудиться — их семье ничего не грозит.
…Не сорвалась.
Те-Кири направился было к двери, но его остановил непонятный вопрос:
— Что, людям нравится быть вещами?
— Вряд ли, Высокий, — осторожно промолвил пожилой человек.
— Неужто они сами не могут решить, чего хотят? Даже если свободны, если долг не пригибает к земле? Почему все подчиняются, боясь сказать слово?
— Она женщина, — мягко заметил Те-Кири, поняв наконец.
— Разницы нет. Я видел многих — и не видел свободных.
— Ее так воспитали. И, вероятно, она была бы хорошей подругой…
— Только не здесь! У меня достаточно собственности!
Управляющий склонил голову, не понимая снова — и не решаясь возразить.
— Вы отличали ее?
— Мне нравилась ее независимость — или то, что я принимал за таковую.
— А вы не боитесь ошибиться на сей раз?
— Довольно с меня ошибок.
Он вряд ли отдавал себе отчет, что и почему говорит. Понимал только, что совсем запутался. Его учили поступать правильно, только вот не все случаи упоминались в своде предписаний. Отойти от канона значило нарушить волю повелителя — и остаться без опоры. А если нет стержня, что такое Йири?
Записки Юхимэ
Я сказала отцу, что скорее умру, чем войду в дом Ивара. Отец накричал на меня, мы не разговаривали несколько дней, потом отец попытался меня уговорить, чуть ли не умолял, твердя, что потеряет место. Мое изголовье по утрам было мокро от слез, но я упорно твердила — нет. Конечно, другой на месте моего отца попросту отвез бы меня в дом Ивара. Но отец нашел в себе смелость отказать своему начальнику и покровителю.
Я знаю — я неблагодарная дочь.
* * *
Он целый день провел в седле — и теперь отдыхал. Шинори мог снимать любую усталость — и пальцами, и иглами.
—Говорят, что вы забираете души — даже те, кто хотел вас убить, становятся полностью вашими. Напротив, чем сильнее изначальная ненависть, тем прочнее будет цепь… — он смешался: — Простите меня.
— Это не преступление — высказывать свои мысли, — Йири со вздохом поднялся, завернулся в длинное тонкое одеяние, полностью скрывающее фигуру, — на белой ткани бледно-зеленые листья. — А тебе я давно разрешил это… как и еще некоторым.
Сел — складки легли ровно, словно специально уложенные. Чуть склонил голову, руки соединились в привычном жесте.
— Иди.
Шинори, подошедший было к двери, бесшумно вернулся на место, опустился на пол. Он знал, что сейчас должен ослушаться слова своего господина. Потому что тому было грустно — а видеть это Шинори не мог.
— Я могу хоть что-то сделать для вас?
— Ты и так делаешь много.
Шинори проследил взглядом за алыми бликами на стене — закат… И на лице Йири были алые блики, делающие лицо совсем юным. По-прежнему отрешенное, оно казалось теплым и задумчивым.
— Позволите мне спросить? — чуть хрипло проговорил Шинори. Вопрос давно мучил его.
— Говори.
— Я никогда не видел у вас ни одного оберега… А ведь вам трудно приходится. Разве помешала бы помощь… защита?
Тот быстро поднял руку к горлу — неосознанный жест. Потом медленно отвел.
— Что же, и это могло бы послужить поводом для слухов.
Шинори вскинулся:
— Ни я, ни кто другой не расскажет об этом! — и добавил потерянным тоном: — Я не хотел огорчить вас.
— А сам-то не боишься всех этих слухов, что задаешь такие вопросы? — откликнулся Йири и качнул головой, не давая Шинори произнести ни слова. — У меня был оберег. Не знаю, помог он или наоборот, но другого мне не нужно.
— Я был дерзок. Простите…
— Пустое. Ты свободен, Шинори.
— Вы же не прогоните меня совсем? — по-прежнему хрипло произнес тот.
— Нет. Если ты сам не уйдешь.
— Я никогда не уйду. Я бы умер за вас, — сказал сам для себя неожиданно.
— Сейчас это лишнее.
* * *
Через Иэну вели два моста, южный и северный. Выше северного можно было перейти реку вброд; ниже по течению с берега на берег людей и товары переправляли лодочники. Северные берега вздымались высоко — от моста до воды не меньше пятнадцати ни. Крепи северного моста из черного дуба выглядели прочными — но жучки давно прогрызли ходы в тяжелом дереве. Йири отдал приказ о починке моста.
— В год Водяного дракона нельзя ни чинить, ни строить мосты! — забеспокоились старики. — Река разгневается!
Выслушал со вниманием, но приказа не отменил.
Большего подарка недоброжелателям он сделать не мог.
Рабочих нашли без труда — за работу платили щедро. Все шло хорошо, пока не обрушилась балка, увлекая за собой троих мастеров. Одному удалось выплыть, другой был оглушен и захлебнулся; третьего вытащили, но он все равно умер.
Несчастные случаи на строительстве — дело нередкое. Но тут рабочие зароптали — река разгневалась!
— А в год Огненного зверя нельзя топить печи, да? — спросил Йири. — Я тоже верю в приметы, но не в такие. Когда есть нужда, делают многое, не задумываясь.
Мастера возобновили работу с видимой неохотой, и разговоры не прекращались. Вскорости погиб еще один человек, какой-то бедняк, поскользнувшийся вблизи разобранных перил на мосту.
— Почему они все были столь неосторожны? Судя по вашим словам, этого можно было избежать. Особенно первые двое — опытные…
Рабочие отмалчивались. Потом один сказал шепотом:
— Они все накануне видели дурной сон… нельзя чинить мост в это время.
Йири согласно склонил голову, продолжил задумчиво:
— Я тоже иногда вижу сны. Например, что семьям ответственных за постройку угрожает опасность, если работа будет сорвана…
Работы были завершены в срок.
* * *
После разговора с отцом Юхимэ он не находил себе места. Неправильно. Все было неправильно. Сначала Лаин, потом другая… Он всего-то пытался быть откровенным хоть с кем-то. Разве пытался? И как же?
Йири, занятый подобными мыслями, даже донесения слушал вполуха, и это не преминули отметить.
А с окрестностей озера Гэта с каждой неделей приходили все более тревожные вести. Не все попали в расставленную сеть, не все… Да и заменить иных было просто некем.
Нет, ему не противились в открытую. И подлогов больше не совершали. Понимали — опасно. Но выдумывать оправдания, не замечать мелких и тем не менее досадных ошибок, тянуть время — умели превосходно. Его боялись. Но при всей его власти ему одному было не справиться. Проявлять беспощадность даже при малой вине — разве разумно? Его имя и так в бедных кварталах и деревнях произносят шепотом — и хватаются за амулеты.
Йири чувствовал — еще немного, и он не выдержит первым. Допустит оплошность и восстановит против себя очень многих. А еще лучше — Столица выразит неудовольствие. Даже если оставить все так — рано или поздно те, что в Сиэ-Рэн, сочтут, что он попросту не справляется.
«А что же ты хотел, мальчик?» — читалась в лице Аоно. «С точки зрения закона ты прав — но кто же отдаст честно присвоенное? Они испугались, когда полетели головы, но теперь осмелели».
«Что же мне делать?» — хотел спросить, но вместо этого отвернулся. Говорят, волки выгоняют слабых из стаи или убивают.
В лице помощника читалось:
«Нужно самому — первым — обратиться в Столицу за помощью. Это будет означать, что должность тебе не по силам».
Йири вскинул голову.
— Значит, волки? — неожиданно зазвенел голос. Аоно не понял, чем вызвана перемена. А Йири, оставшись один, вызвал к себе доверенных шин и отдал приказ.
Те-Кири занимался домом и в дела управления лезть не пытался — поэтому был весьма удивлен, когда однажды утром молодой господин велел оседлать коня и умчался куда-то почти без охраны.
Темный шарф на волосах, белая дорожная пыль…
Утро было сырое и холодное. Йири била дрожь, хотя одежда из тончайшей шерсти не дала бы замерзнуть и среди снега.
Он поднял в коня на галоп, и холодный ветер обрадованно понесся наперегонки. Спокойно было — все, казалось, спало, только птицы начинали пробовать голоса. Сизого оттенка сосны — словно инеем покрыты иглы — вскидывали лапы к солнцу, а к стволам льнул темный высокий мох. Всаднику захотелось спрыгнуть с коня и остаться навечно среди сосен и мха, но это желание было бессмысленно — и всадник запретил себе думать о нем.
Он остановил коня, огляделся — пусто и тихо.
У щеки мелькнул черный лесной жучок, нацелился было сесть — Йири вскинул руку к лицу… И словно со стороны взглянул, как смотрелся бы этот жучок — маленькой темной меткой. Знак… Давным-давно Йири пророчили необычную судьбу — только никто так и не смог сказать, добро или зло несет этот знак.
Зашевелились ежевичные кусты возле дороги. Неведомо как появился человек в крестьянской одежде. Торопливый поклон:
— Господин… — сделал шаг вперед и что-то проговорил совсем тихо.
— Прекрасно. Возвращайся к себе. Никто не должен тебя видеть.
— Слушаюсь, господин! — человек растворился в кустах, и ни одна ветка не хрустнула.
По правде говоря, легкомыслием было одному пускаться в дорогу… Но подобные сожаления всегда приходят не вовремя… Сосредоточился на дороге; словно свыше его вели, не давали сбиться с пути. Карьером проскакал через небольшую деревню — кроме старухи-крестьянки, с высокой соломенной корзиной за спиной, кругом не было ни души.
Отдал Рыжего словно из воздуха появившимся «скользящим» в одежде крестьян, направился к неприметному домику.
* * *
Женщина смотрела со страхом, но, видимо, так она смотрела бы сейчас на любого. А что за человек к ней зашел, попросту не поняла. Ей было лет тридцать. Лицо приятное. Вдова… Детей нет.
Нээле из семейства Асахи, младшая и единственная сестра генерала.
— Что вам угодно?
— Ничего.
— Долго меня будут здесь держать? По какому праву — или по чьему распоряжению?
— Вы здесь не задержитесь, — второй вопрос оставил без ответа, потому что устал доказывать свое право.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85