— Все хорошо, мой господин.
— Я же знаю тебя. Что тебя беспокоит?
— Поверьте, все хорошо.
— Ты отводишь глаза. Не поздно ли учиться лжи?
— Простите. Мне нечего сказать.
— Упрямое существо! Я могу предположить одно… в свете одного разговора. Моя дочь?
Все-таки он молчал. И это было ответом.
— О чем же шла речь?
— Вряд ли это стоит вашего внимания.
— А вот это предоставь решать мне. Я знаю Хали.
— Я и так сказал слишком много.
— Не надо пытаться идти против моей воли. Ты боишься ее?
— Вашу дочь стоит бояться по-настоящему. Потому что все, что она может потерять, она совсем не ценит.
— И это ответ?
— Да.
— А если она вернется в Дом-на-реке?
— И что это изменит?
«Вот до чего дошло» — ясно читалось на сухом лице Юкиро.
— Она — ваша дочь.
Новое прозвучало в голосе.
— Ты… жалеешь ее?..
* * *
Ялен сгорала в незримом жадном огне. Огне, пища которого — уязвленная гордость. Месть — не только для мужчин. Она жизнью готова была рискнуть ради мести, но и мысли не допускала, что может сама пострадать. Только не Ялен. Она — слишком красива, она — лучше всех. Таких любит судьба и балует. Разве не свидетельство этому — вся ее жизнь?
На Островке Ялен не знала никого, кто мог бы выполнить ее просьбу. Правдами и неправдами отпросилась она в кварталы Аэси, где выросла. Завернувшись в темную шерстяную накидку, с волосами, заплетенными в косы на манер деревенских девушек, если она и бросалась в глаза, так нарочитой простотою своей. Только туфельки посверкивали золотым шитьем. Походка, летящая и с тем вкрадчивая, кошачья, выдавала танцовщицу, что не было редкостью здесь. Возле узенького канала отыскала домик старухи — он выглядел совсем неприметным, не знающий дороги не нашел бы с первого раза — попросту не остановился бы взгляд. Хозяйка, крошечная, седая, с проворными пальцами, знала много скрытого от обычных людей. Все обитатели Алых кварталов были наслышаны о ней.
Жалея, что нельзя явиться сюда в носилках и пришлось пачкать в пыли новые туфельки, Ялен приблизилась к калитке и постучала условным, памятным с детства стуком. Дверь отворилась, и высунулась седая голова.
— Ну, проходи!
«Как она бедно живет», — подивилась Ялен, очутившись в полутемной маленькой комнатке. Память играла с ней шутки — то, что ранее представлялось дорогим и важным, оказывалось куда менее приятным и значимым. Хозяйка — в полосатой одежде, ростом с восьмилетнюю девочку, неодобрительно смерила девушку взглядом. Ялен помнила ее разборчивость и суровый нрав. Да и старуха, похоже, признала Ялен — таких не забывают, особенно если те под боком росли.
— Откуда явилась?
— Оттуда, куда тебе ходу нет! — грубовато ответила Ялен и смешалась — такими словами она ничего не добьется.
— Однако ж прибежала сюда — видно, не нашлось никого, кому можно довериться?
— Никого, — Ялен стала кроткой и ласковой, насмешив тем старуху.
— Не подлизывайся, не кошка! Чего тебе надо?
— Немногого. Чтобы человек потерял голову от меня… ненадолго. Я не прошу привязать его ко мне навсегда.
— Ты настолько влюбилась, что тебе довольно и краткого мига?
— Я не люблю его.
— Тогда мимолетная привязанность бессмысленна. Это шалость, а не серьезное дело.
— Серьезное. Если узнают, что он без ума от меня… если увидят…
— Он высокого рода?
— Нет… да… он стоит высоко, хоть сам из низов.
—Ты надеешься получить выгоду? Или это что-то другое — месть, например?
— Пожалуй, все сразу, — поджав губы, Ялен побарабанила пальцами по стене. На пальцах вспыхнули самоцветы. — Ты дашь мне такое зелье?
— Скажи мне, кто он.
— Э, нет! — нахмурилась Ялен. — Это лишнее.
— На кого же мне готовить зелье? — усмехнулась старуха. — На случайного прохожего?
— Хорошо, хорошо! — недовольным голосом произнесла девушка. — Ты могла видеть его здесь три или четыре года назад… северянин, на лице его была метка. Он ровесник мне или немного младше.
— Вот как. И где он сейчас? До меня доходили слухи, но слухи бывают ложью.
— Считай, как тебе угодно.
— Чего ты хочешь от жизни, Ялен? — неожиданно звонким голосом спросила старуха. — Я помню тебя маленькой девочкой, которая училась танцевать с колокольчиками. Я помню, как ты покинула эти улочки… Чего же ты хочешь сейчас?
— Я хочу, чтобы исполнялись мои желания.
— Ты можешь призвать не того, кого следует.
— Я никого не призываю. Я рассчитываю на себя.
— Берегись. Демоны легко входят в такие сердца. Тем более всякая мелкая нечисть — не столь опасная, она тоже крутится рядом.
Ялен задумалась. Беседа захватила ее. Девушка произнесла нараспев:
— Я слышала: когда Забирающие души живут среди людей, то вызывают к себе любовь.
— Правда.
— И могут делать счастливыми тех, кто рядом?
— И это верно. До тех пор, пока не откроются. Но тогда уже поздно.
— Если бы жить так… Получать многое…
— Безумная. Это еще хуже, чем подпасть под власть демонов. Там твоя душа просто умрет — а, став жертвой ииширо, тень души будет вечно бродить, неприкаянная.
— Зато они прекрасны — и имеют огромную силу. Я бы хотела стать одной из них.
Старуха помолчала, а потом произнесла, усмехаясь:
— Ты слишком жадная. Ты бы сразу же себя выдала.
— Ну и что?
— Даже их убивают, хоть это непросто.
— Все мы умрем. Разве тебе под силу превратить меня в подобное существо?
— Не под силу, — согласилась старуха. Пристальный взгляд ее был почти молодым.
— Разве не все у тебя есть? Чего тебе ты еще?
— Власти.
— И все?
— И преклонения. Не такого, какое видит уличная плясунья.
Старуха отвернулась.
— Не стану я тебе помогать. Ищи другого.
— Почему? Я заплачу. Дам тебе золота столько, сколько ты не видела за всю жизнь!
— Жизнь я прожила долгую. Но обрывать ее раньше срока не хочу. А тот, для кого ты просишь зелье, может порвать любую нить, погасить любой огонь, только тронь его.
— Сказки! — нетерпеливо перебила Ялен. — Я ребенком знала его!
— Знала ли?
Старуха вздохнула, глянув на принесенное золото.
— Много… Но к старости начинаешь ценить жизнь. Раньше я бы взяла, а сейчас боюсь.
— Чего ты боишься, дура! — зло проговорила Ялен. — Я же не выдам тебя!
— Надо быть скалой, чтобы противостоять удару меча. Мечу все равно, чья рука его держит, но он наносит удар, даже если и сам не хочет того. Я помню этого мальчика. Его тень всегда была слишком резкой… с режущей кромкой.
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что сказала.
* * *
Привычки Йири только ленивый не изучил бы, только умом обделенный не разобрался бы в них. Сейчас, когда заняты были дни, Йири вечерами спускался в сад, устраивался в одной из любимых беседок. На час, не более — потом его обычно призывали. Но и час — немалое время. И в этот вечер он стоял на дорожке в двух шагах от резной стены и любовался мерцающими в траве светляками. Они вспыхивали и гасли то тут, то там, словно растения перемигивались и разговаривали золотисто-зелеными вспышками.
Всколыхнулись тени, и голос окликнул его:
— Эй!
— Ялен! — изумленно откликнулся: этот голос узнал бы из сотен голосов. Только тогда она выступила из-за беседки, до глаз укутанная широкой накидкой. Неслышны движения — верно, и браслеты и подвески сняла.
— Что ты делаешь здесь?
— Для меня запретно это место, я знаю, — она опустила руки, держащие складки, и те стекли наземь темной волной. — И все же я снова пришла.
— Ох, безумная, — он подошел ближе. — Зачем? Ты могла иначе увидеть меня.
— Как в прошлый раз? Просить тебя о встрече? Конечно, ты не откажешь! Но подумай обо мне. Каково мне все время просить тебя?
— Иди сюда, — Йири не стал настаивать. Показалось, что и в самом деле понял ее. И то верно — сколько раз он уже ее оттолкнул или иначе задел болезненную гордость?
— Садись, — указал место в беседке, скамью, на которую брошено было несколько бархатных тканей. — Я принял бы тебя, как гостью, но ты пришла ночью в запретное для тебя место. Поэтому единственное, что я могу сделать — это поговорить с тобой здесь.
— А пойти туда, где мне можно находиться?
— Нет. Ты забываешь — меня могут позвать в любой миг.
Ялен подобрала стекшие складки накидки, вновь завернулась в нее.
— Я пришла в последний раз. Не хочу, чтобы между нами что-то стояло.
— И я не хочу. Но ты ошиблась — разве мы в ссоре?
Стремительно-плавным жестом танцовщица поправила было подвеску возле щеки, но спохватилась, что сняла украшения.
— Кем ты считаешь меня? Жадной и злой девчонкой, ставящей свои прихоти выше всего?
— Ты бываешь такой.
— А что мне остается? Если не поднимешь свою монетку, можешь умереть с голоду.
— И танцоры, и музыканты бывают всякими… Но осуждать тебя я не стану. Не я.
— Неужто даже осудить меня ниже твоей гордости? Я не стою и слова?
—Ты большего стоишь — хоть я и не люблю так говорить, словно цену назначать за людей. Но ты еще там решала сама за себя, помнишь?
— Помню! Я решила тогда — возьму все от жизни и вспыхну костром до неба, если получится!
Голос ее зазвенел — искренне говорила. Но и про Йири не забывала. Он сам облегчил ее задачу — смотрел с участием.
— Там, в Аэси, — нерешительно заговорила танцовщица, — Ты нравился мне больше других. Хоть я видела разных. А ты… дикое лесное существо с испуганными глазами — ты чем-то тронул меня.
Йири перевел взгляд в угол беседки. Сказал неохотно:
— Я благодарен тебе за заботу. И знаю, что мне вряд ли представится случай достойно отблагодарить тебя. Ты всего достигла сама и твердо знаешь, чего желаешь.
— Знаю. А если пожелаю остаться твоим другом? — придвинулась ближе.
— Только другом?
— Только если иначе никак.
— Я буду рад этому.
— И тому, что нельзя иначе, тоже?
Захотелось вскочить, отстраниться — но так же нельзя. Получится, обиду нанес вместо выражения благодарности.
—Ты мастерица строить вопрос — мне есть чему у тебя поучиться, — сухо вышла фраза, но уж как вышла. И больше не знал что сказать. А девушка протянула руку, коснулась его щеки. Не шевельнулся, но ей показалось, что его уже нет в беседке. Умчись он сейчас на край света, и тогда не очутился бы дальше.
А за ажурной стеной вроде бы шорох раздался. Едва уловимый, словно летучей мыши писк. Но Йири и этого было достаточно. Поднялся, шагнул к выходу.
— Вот как. Зачем? Или тебе мало?
Ялен осталась сидеть, глазами сверкая из темноты.
— Что бы сделали? Донесли? или на месте взяли? Глупая ты. Заплатили бы одинаково, разве тебе нужно такое?
— Я не боюсь ничего, кроме старости! Говорила тебе — или забыл?
— Помню. Прощай.
Даже те, что следили за ним, не успели понять, когда он исчез. Тень в одной стороне мелькнула, движение почудилось в другой, и вот — только светлячок ползет по дорожке, зеленоватым огоньком поблескивая. А человека нет.
* * *
Имя Ялен все громче звучало на Островке, из-за нее готовы были передраться слуги разных семейств, даже люди высокого положения засматривались на танцовщицу. А та принимала поклонение как должное, и то холодны, то насмешливы были ее глаза. Однако, если приказывал господин, могла быть ласкова хоть со сборщиком мусора.
И танцевала, звеня браслетами, окруженная облаком алого шелка.
И в этот раз танцевала она в саду — праздник Третьего дня. То ли господин повелел, то ли сама захотела и испросила позволения. Она изгибалась, мелкими шажками передвигаясь по площадке, змеились руки — оживший цветок вьюнка, да и только. Тончайшая выразительность поз и жестов, неослабевающее напряжение зрителей — вот-вот взлетит! И звенели, звенели яркие браслеты и подвески височные, и казалось, веселое и страстное тело плясуньи звенит. Ах, какие взгляды бросали на Ялен!
Но Йири, наблюдавший за весельем из беседки, видел иной взгляд. Хисорэ, начальник дворцовой стражи — он же глава хэата, убийц. Одного взгляда, мельком брошенного, темного, было достаточно.
А Ялен танцевала беспечно, гордая своей красотой. Йири откинулся назад, к стене, прикрыл веки. Слишком много шуму поднимает на Островке плясунья, слишком уж неразумно, хоть и верно, служит она своему господину. Каэси не станет долго терпеть — она своевольна, а таких прощать не следует, прощенье они понимают как слабость простившего. А Хисорэ… что ж, он отвечает за порядок — ему не нужны неумело сплетенные, развешанные над каждой тропинкой золотые сети плясуньи.
Йири не держал зла на танцовщицу. Что она сделать хотела, пусть будет на ее совести. Ведь и сама заплатила бы непомерную цену, удайся тот замысел. Предупредить Ялен, что ей угрожает опасность? Чтобы покинула она Островок? Она не сумела уговорить юношу оставить Столицу, неужто теперь Йири должен уговаривать ее сделать то же самое?
Нет смысла. Такие не отказываются от блеска и до последнего верят, что судьба благосклонна к ним. А Ялен… она счастлива.
Переодевшись после праздника, Ялен захотела спуститься в сад.
В полумраке галереи серебряные украшения казались сделанными из кусочков луны. Ялен почти бежала — до того хорошо ей было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85