И если под мягко шуршащими складками одежды — сильное и легкое тело всадника, а душа вообще непонятна?
— Мы равны, — негромко заговорил Тами, — в одном. Хотите попробовать, вдруг кто окажется лучше?
В первый раз Тами увидел, тот улыбнулся по-настоящему — удивленно и немного растерянно. Словно малыш подошел к взрослому и предложил наперегонки побегать по крышам.
— Господин Тами Асано, вы забываете, кто я. Не ко мне нужно обращаться с таким предложением. И странно оно звучит, по правде говоря…
Тами смешался — но тут же упрямо продолжил:
— Разумеется, я буду надеяться на согласие Благословенного. Но мне нужно ваше слово, — прибавил он быстро, почти испугавшись, не обидел ли. Вот это уж было бы некстати.
Йири смотрел все так же удивленно и вполне дружелюбно.
— Поймите, меня не интересует, кто сумеет доказать свое первенство. Но я и не против. Но есть ли смысл устраивать представление для двора?
— Никакого, — Тами согласно кивнул, проводя ладонью по белому камню перил. Хасса внизу рычала, молодая и злая.
— Между нами — и те, кто не может не быть.
— Если я получу позволение.
— Не сомневаюсь.
Нельзя сказать, что ему совсем уж все было безразлично. Подумалось: он не имеет права быть худшим. А если так выйдет? А если он вообще не справится с лошадью? Тогда об этом узнают все — и, главное, он обманет ожидания единственного, чье мнение имело значение. Может быть, тогда ему разрешат уйти?
Вряд ли.
Даже если он позорно свалится с лошади — вряд ли…
Он разбирал рукописи, проглядывая наискосок неприглянувшиеся, откладывал в сторону те, что заинтересовали. Большинство листов пожелтели от времени, но как бережно обращались с ними — если бы не цвет и хрупкость бумаги, их можно принять за новые. А ведь многие руки касались их. Листы почти не шуршали — гладкую, легкую бумагу делали мастера.
Он всегда пытался знать больше. И вот как сложилось. Наверное, ему и впрямь повезло.
…Неужели он все еще хочет оставить эти стены? Он отложил листы, задумался. Так странно чего-то хотеть или не хотеть. Ему давно этого не позволялось. И сейчас — на самом ли деле у него есть желания?
Ему некуда возвращаться. Солнечный прав. И он уже давно ничего не боится. Пока его место здесь. А раз так, он должен быть лучшим. Хотя трудно — Феи нет. Ее он знал, как свою душу. А Рыжий… хороший, умный конь. Но нет с ним той особенной связи, которая делает из всадника и лошади одно целое.
Он понимал Тами. Тот не мог выказать ему благодарность — и не мог молчать. Странный он выбрал способ — впрочем, изящный. И ведь постарается не проиграть.
Знает ли он про Ханари?
Склонил голову набок, тяжелые волосы перетекли на плечо. Задумчиво собрал их в ладонь — все не поместились — скрутил в тугой жгут.
Перед ним на столике лежали скрепленные листы, в которых была история Тхай-Эт.
Как-то он пытался найти что-нибудь о себе подобных. Да, он не одинок на этой лестнице жизни. Были такие. Только утешительного встретилось мало. Один только всю жизнь стоял высоко, но то было в древности. Зато он и войска водил — вот уж чего не выпадет Йири. Других убивали — или они умирали сами. И женщины — тоже. Про одну долго думал — ее сослали на север, и там уже по приказу благословенной убили двоих ее малышей. А она потеряла зрение.
Но разве здесь можно быть зрячим?
* * *
Рыжий и вороной летели голова в голову. Издалека всадники казались неотличимыми друг от друга. Один в темно-синем, другой в темно-вишневом — когда солнце било в глаза, цветов было не разобрать. А дорога перед ними была сумасшедшая — чтоб одолеть ее, лошадям стоило отрастить крылья. Да и всадникам неплохо бы…
— А если оба сломают себе шею? — спросил Хисорэ.
— Значит, к этому их вела жизнь.
Рыжий и вороной перенеслись через овраг.
— А Лисенок, похоже, был уверен в победе, — заметил кто-то.
— Тут нужно уметь управлять конем, а не просто надеяться на его быстроту. Тами Асано это умеет.
Солнце зашло за тучку — сразу стало прохладней.
— Зачем Лисенку понадобилось доказывать первенство?
— Пусть. Молодым простительно многое…
Лошади были уже близко. Зрители видели, как всадник на рыжем нагнулся, протянул руку и коснулся узды вороного, словно приветствуя, — и рыжий резко ушел вперед. Последний рывок — словно стрела с тетивы сорвалась. Йири осадил коня в нескольких ни от Благословенного, спрыгнул на землю. Тут же остановился вороной Тами, и младший Асано тоже оказался на земле, восхищенный и злой. Йири погладил рыжего по шее, и слуги увели обоих коней.
Йири опустился на колено перед Благословенным, рукой коснулся влажного мха. Тами застыл в глубоком поклоне. Сейчас оба невероятно походили друг на друга, только выражение лиц было разным. Через пару мгновений сходство исчезло. Йири выпрямился, убрал с глаз пару капризных прядей и отступил назад, словно исчезая в тени. На волосах Лиса, напротив, заиграло вновь проглянувшее солнце.
Собравшиеся расступились, давая пройти в середину.
Йири ни на кого не смотрел, и мимо Ханари скользнул такой же безмолвной тенью. Даже на недавнего соперника больше внимания не обращал. Слышал недовольные голоса, шепот, не предназначенный для Благословенного:
— Видели, он сделал что-то с вороным.
— Чушь. Он всего лишь оказался лучше. Может быть, это просто везение.
— Не скажите. Когда такие появляются возле правящих, стоит подумать о колдовстве. Была же подруга деда Благословенного оборотнем-совой?
— Повелитель не потерпит нечестной игры, или осмелитесь назвать его недостаточно проницательным?
Разноцветные одежды, подобранные строго в соответствии со статусом и настроением, драгоценные камни, причудливые, изысканные застежки и заколки. Растительные орнаменты, обитатели моря, змеи — много чего творили руки мастеров и выставляли напоказ придворные. Много чего было тут и сейчас.
С улыбкой Солнечный подозвал его и защелкнул на запястье Браслет ветра, приз всадников — серебряный, с бледными синими и зелеными камнями, мерцающими вроде капель росы в ковылях.
— Знаю, ты самоцветы не любишь… но это — твое.
— Как мне любить их? Меня приучали к одному камню.
Благословенный раздраженно отмахнулся.
— Нашел время… Можно хоть раз обойтись без уточнений, кто ты и откуда, изо льда ты, что ли? Тами и то выглядит более радостным.
Сказано это было чуть слышно, чтобы никто не поймал слов, не ему предназначенных. Йири поднял глаза — явное недоумение было в них.
Тами получил в награду великолепное, отделанное золотом седло — куда более ценная для всадника вещь, чем браслет, хоть тот и считается высшей наградой. Вернулись во дворец.
Будь победителем Тами, он устроил бы в своем доме праздник. А так — все обыденно.
Повелитель скуп на слова, на ласковые — тем более. Йири и не хочет, чтоб — по-иному. Ведь если слышит порой что-то теплое — сердце переворачивается.
…Кожа — золотой шелк, волосы — черный, покрывала — малиновые. А ветер, который бил в лицо и ловил лошадей за копыта, цвета не имел. И цены не имел тоже — бесценный. Звонкий, как листовая медь — ее тоже вез караван по дорогам предгорья Эйсен, и шелковые ткани вез.
Может, лет через десять забудется та дорога.
* * *
Хали мало интересовалась жизнью двора. Но могла связать воедино разные нити — особенно после досады, сквозящей в речах Кору. Лисы стараются устроить брак Тами с Кайтэ из Зимородков, чем доводят Мийа до бешенства. Потом вдруг меняют свое решение, и Тами настолько проникается благосклонностью к Йири, что вызывает его на состязание, чтобы решить, кто из них лучший. Известно, что Тами приходил к повелителю — и ни слова не сказал о намерении Лисов, словно и не было его. Тогда для чего эта встреча? Неужто до встречи с отцом юноше дан был совет? Единственный, кто мог его дать, кто находился там неотлучно, это мальчишка с севера. Если он позволяет себе открывать рот, значит, слишком много о себе возомнил, И все же — нелепа такая мысль. И все же — стоит ее проверить.
Сидя за столиком, в легкой свободной одежде, с распущенными волосами, она писала письмо. Лист бумаги, золотисто-желтый, говорил о том, что это приказ. О том же говорили почерк и цвет туши. Медный закат осторожно касался широких глянцевых листьев.
Да. Именно так. Отец будет занят до глубокой ночи, и она успеет.
Повеление — прийти завтра с утра, в названный час, к павильону Летнего дождя.
Хали передала письмо служанке и откинулась к стене. Потерла виски. Взяла флакончик с абрикосовой водой и нанесла несколько капель на волосы и запястья. Хорошо. Снимает головную боль. Дверь не закрыта, и лишь занавеска отделяет комнату от смежной, где тихо наигрывает на ахи одна из девушек. Музыка, нежная, как весенний ветерок, не мешает.
Сумерки все более властно заговаривали с садом.
Музыка смолкла. Легкий стук по дверной раме, и шелковый голосок:
— Госпожа… Я принесла ответ.
Лицо Хали в этот миг достойно кисти художника.
— Ответ? Разве я велела тебе дожидаться ответа??
Растерянная девушка не знает, что и сказать.
— Ладно, — задумчиво произносит Хали. — Давай.
Другая девушка принесла светильник, похожий на сплетение лоз.
…Бумага была серебристая — с еле заметным зеленым оттенком. И почерк — «волна», изящный, но не говорящий ни о чем, кроме мастерства писавшего.
«Светлая госпожа Аину, почему вы приказываете мне? Только ваш отец может делать это».
Кровь бросилась ей в лицо. Хорошо, что она отослала служанок — вероятно, те даже из-за спины поняли бы, что с ней неладно.
«Но, раз вы желаете этого, я принимаю ваше желание, как его слово».
— Самоуверенная дрянь, — прошептала Хали, кусая губы. — Считает себя неуязвимым… посмотрим.
И в испуге оглянулась — не хватало еще, чтобы ее слова достигли чужих ушей. Не настолько ей преданы тут, чтобы не разносить сплетни. В ком она уверена? И пятерых не наберется.
* * *
Лицо Хали слегка прикрывала золотистая вуаль, прозрачная в утреннем свете. Она не хотела, чтобы тот, кого она вызвала, видел ее глаза.
Юноша ждал ее. Хали оставила Кайсин на скамеечке за поворотом — при желании Кайсин могла их увидеть, но вот услышать не могла — возле скамейки журчал звонкий фонтанчик.
Бросив беглый взгляд на Йири, молодая женщина невольно отметила, что он понимает оттенки отношений и обращения. Или это случайность? Одежда его — темно-серебристая, ни одного яркого пятна — не являлась одеждой низшего. Ей могло понравиться спокойное знание собственной значимости — если бы она не была так по-ледяному рассержена. В ее одежде преобладали золотые тона. Кажется, он знал, что она выберет золото для себя…
Он склонился перед Аину. Она даже не кивнула в ответ, села на белую скамью. Спросила без предисловий:
— Не слишком ли ты высоко взлетел?
— Вы не совсем верно понимаете суть, госпожа Аину, — голос был тихим и мелодичным. — Я — только то, что есть. И взлететь не могу.
— Ты осмеливаешься говорить? — она сдвинула брови.
— Разве не за этим я здесь? Если вы просто хотели указать мне мое место, достаточно было пары строчек в письме.
— Если отец увидит ответ, который ты посмел мне прислать, ты думаешь, как он поступит?
— Госпожа моя, вы не верите, что он поступил бы хоть как-то. Иначе Благословенный уже знал бы об этом.
Хали подалась вперед, лицо ее порозовело — единственный признак гнева.
— Отвечаешь вопросами на вопросы? Знаешь, почему ты поднялся так высоко?
— Думаю, что знаю.
— Прекрасно. Осилишь ли паутину дворца в попытке сплести свою нить?
— Мне это не нужно. Я всего лишь говорю то, что думаю, сейчас и при вашем отце.
— Ты чист, как горный ручей, — насмешливо сказала Хали. — И не знаешь, какие выбрать слова, чтобы они были услышаны?
— Теперь знаю. Раз уж меня поставили высоко, у меня нет желания падать. — Йири посмотрел на нее, потом отвел взгляд. — Госпожа моя, вы родились во дворце. Я попал сюда не по собственной воле. У меня было только одно право — развлекать высших и прислуживать им. А потом мне подарили право жить. Неужели я не могу даже этого?
— Пока еще можешь.
— У меня нет выбора, госпожа. Мне никто не позволит покинуть дворец — только мертвым.
— Тогда молчи и не пытайся стать выше, чем тебя поместили.
— Поздно. Меня спрашивают — и я отвечаю. Поздно делать вид, что я не умею думать.
Хали смотрела хмуро. Совсем не так она представляла этот разговор.
—Ты можешь оставить Островок. Тебя не найдут. Я тебе обещаю.
— Только если получу приказ от другого.
— Или если расстанешься с этим миром. Вероятно и то, и другое, однако… ты можешь выбрать. Пока еще сам.
— Вы знаете ответ, госпожа. — Йири чуть склонил голову.
— В смелости тебе не откажешь, — задумчиво произнесла Хали. — Так говорить со мной… Довольно.
Она поднялась и чуть более резко, чем прочие женщины Островка, устремилась прочь. Кайсин, пытаясь приноровиться к ее походке, последовала за Хали.
А он опустился на белую скамью и долго слушал говор фонтанчика.
* * *
— Что с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Мы равны, — негромко заговорил Тами, — в одном. Хотите попробовать, вдруг кто окажется лучше?
В первый раз Тами увидел, тот улыбнулся по-настоящему — удивленно и немного растерянно. Словно малыш подошел к взрослому и предложил наперегонки побегать по крышам.
— Господин Тами Асано, вы забываете, кто я. Не ко мне нужно обращаться с таким предложением. И странно оно звучит, по правде говоря…
Тами смешался — но тут же упрямо продолжил:
— Разумеется, я буду надеяться на согласие Благословенного. Но мне нужно ваше слово, — прибавил он быстро, почти испугавшись, не обидел ли. Вот это уж было бы некстати.
Йири смотрел все так же удивленно и вполне дружелюбно.
— Поймите, меня не интересует, кто сумеет доказать свое первенство. Но я и не против. Но есть ли смысл устраивать представление для двора?
— Никакого, — Тами согласно кивнул, проводя ладонью по белому камню перил. Хасса внизу рычала, молодая и злая.
— Между нами — и те, кто не может не быть.
— Если я получу позволение.
— Не сомневаюсь.
Нельзя сказать, что ему совсем уж все было безразлично. Подумалось: он не имеет права быть худшим. А если так выйдет? А если он вообще не справится с лошадью? Тогда об этом узнают все — и, главное, он обманет ожидания единственного, чье мнение имело значение. Может быть, тогда ему разрешат уйти?
Вряд ли.
Даже если он позорно свалится с лошади — вряд ли…
Он разбирал рукописи, проглядывая наискосок неприглянувшиеся, откладывал в сторону те, что заинтересовали. Большинство листов пожелтели от времени, но как бережно обращались с ними — если бы не цвет и хрупкость бумаги, их можно принять за новые. А ведь многие руки касались их. Листы почти не шуршали — гладкую, легкую бумагу делали мастера.
Он всегда пытался знать больше. И вот как сложилось. Наверное, ему и впрямь повезло.
…Неужели он все еще хочет оставить эти стены? Он отложил листы, задумался. Так странно чего-то хотеть или не хотеть. Ему давно этого не позволялось. И сейчас — на самом ли деле у него есть желания?
Ему некуда возвращаться. Солнечный прав. И он уже давно ничего не боится. Пока его место здесь. А раз так, он должен быть лучшим. Хотя трудно — Феи нет. Ее он знал, как свою душу. А Рыжий… хороший, умный конь. Но нет с ним той особенной связи, которая делает из всадника и лошади одно целое.
Он понимал Тами. Тот не мог выказать ему благодарность — и не мог молчать. Странный он выбрал способ — впрочем, изящный. И ведь постарается не проиграть.
Знает ли он про Ханари?
Склонил голову набок, тяжелые волосы перетекли на плечо. Задумчиво собрал их в ладонь — все не поместились — скрутил в тугой жгут.
Перед ним на столике лежали скрепленные листы, в которых была история Тхай-Эт.
Как-то он пытался найти что-нибудь о себе подобных. Да, он не одинок на этой лестнице жизни. Были такие. Только утешительного встретилось мало. Один только всю жизнь стоял высоко, но то было в древности. Зато он и войска водил — вот уж чего не выпадет Йири. Других убивали — или они умирали сами. И женщины — тоже. Про одну долго думал — ее сослали на север, и там уже по приказу благословенной убили двоих ее малышей. А она потеряла зрение.
Но разве здесь можно быть зрячим?
* * *
Рыжий и вороной летели голова в голову. Издалека всадники казались неотличимыми друг от друга. Один в темно-синем, другой в темно-вишневом — когда солнце било в глаза, цветов было не разобрать. А дорога перед ними была сумасшедшая — чтоб одолеть ее, лошадям стоило отрастить крылья. Да и всадникам неплохо бы…
— А если оба сломают себе шею? — спросил Хисорэ.
— Значит, к этому их вела жизнь.
Рыжий и вороной перенеслись через овраг.
— А Лисенок, похоже, был уверен в победе, — заметил кто-то.
— Тут нужно уметь управлять конем, а не просто надеяться на его быстроту. Тами Асано это умеет.
Солнце зашло за тучку — сразу стало прохладней.
— Зачем Лисенку понадобилось доказывать первенство?
— Пусть. Молодым простительно многое…
Лошади были уже близко. Зрители видели, как всадник на рыжем нагнулся, протянул руку и коснулся узды вороного, словно приветствуя, — и рыжий резко ушел вперед. Последний рывок — словно стрела с тетивы сорвалась. Йири осадил коня в нескольких ни от Благословенного, спрыгнул на землю. Тут же остановился вороной Тами, и младший Асано тоже оказался на земле, восхищенный и злой. Йири погладил рыжего по шее, и слуги увели обоих коней.
Йири опустился на колено перед Благословенным, рукой коснулся влажного мха. Тами застыл в глубоком поклоне. Сейчас оба невероятно походили друг на друга, только выражение лиц было разным. Через пару мгновений сходство исчезло. Йири выпрямился, убрал с глаз пару капризных прядей и отступил назад, словно исчезая в тени. На волосах Лиса, напротив, заиграло вновь проглянувшее солнце.
Собравшиеся расступились, давая пройти в середину.
Йири ни на кого не смотрел, и мимо Ханари скользнул такой же безмолвной тенью. Даже на недавнего соперника больше внимания не обращал. Слышал недовольные голоса, шепот, не предназначенный для Благословенного:
— Видели, он сделал что-то с вороным.
— Чушь. Он всего лишь оказался лучше. Может быть, это просто везение.
— Не скажите. Когда такие появляются возле правящих, стоит подумать о колдовстве. Была же подруга деда Благословенного оборотнем-совой?
— Повелитель не потерпит нечестной игры, или осмелитесь назвать его недостаточно проницательным?
Разноцветные одежды, подобранные строго в соответствии со статусом и настроением, драгоценные камни, причудливые, изысканные застежки и заколки. Растительные орнаменты, обитатели моря, змеи — много чего творили руки мастеров и выставляли напоказ придворные. Много чего было тут и сейчас.
С улыбкой Солнечный подозвал его и защелкнул на запястье Браслет ветра, приз всадников — серебряный, с бледными синими и зелеными камнями, мерцающими вроде капель росы в ковылях.
— Знаю, ты самоцветы не любишь… но это — твое.
— Как мне любить их? Меня приучали к одному камню.
Благословенный раздраженно отмахнулся.
— Нашел время… Можно хоть раз обойтись без уточнений, кто ты и откуда, изо льда ты, что ли? Тами и то выглядит более радостным.
Сказано это было чуть слышно, чтобы никто не поймал слов, не ему предназначенных. Йири поднял глаза — явное недоумение было в них.
Тами получил в награду великолепное, отделанное золотом седло — куда более ценная для всадника вещь, чем браслет, хоть тот и считается высшей наградой. Вернулись во дворец.
Будь победителем Тами, он устроил бы в своем доме праздник. А так — все обыденно.
Повелитель скуп на слова, на ласковые — тем более. Йири и не хочет, чтоб — по-иному. Ведь если слышит порой что-то теплое — сердце переворачивается.
…Кожа — золотой шелк, волосы — черный, покрывала — малиновые. А ветер, который бил в лицо и ловил лошадей за копыта, цвета не имел. И цены не имел тоже — бесценный. Звонкий, как листовая медь — ее тоже вез караван по дорогам предгорья Эйсен, и шелковые ткани вез.
Может, лет через десять забудется та дорога.
* * *
Хали мало интересовалась жизнью двора. Но могла связать воедино разные нити — особенно после досады, сквозящей в речах Кору. Лисы стараются устроить брак Тами с Кайтэ из Зимородков, чем доводят Мийа до бешенства. Потом вдруг меняют свое решение, и Тами настолько проникается благосклонностью к Йири, что вызывает его на состязание, чтобы решить, кто из них лучший. Известно, что Тами приходил к повелителю — и ни слова не сказал о намерении Лисов, словно и не было его. Тогда для чего эта встреча? Неужто до встречи с отцом юноше дан был совет? Единственный, кто мог его дать, кто находился там неотлучно, это мальчишка с севера. Если он позволяет себе открывать рот, значит, слишком много о себе возомнил, И все же — нелепа такая мысль. И все же — стоит ее проверить.
Сидя за столиком, в легкой свободной одежде, с распущенными волосами, она писала письмо. Лист бумаги, золотисто-желтый, говорил о том, что это приказ. О том же говорили почерк и цвет туши. Медный закат осторожно касался широких глянцевых листьев.
Да. Именно так. Отец будет занят до глубокой ночи, и она успеет.
Повеление — прийти завтра с утра, в названный час, к павильону Летнего дождя.
Хали передала письмо служанке и откинулась к стене. Потерла виски. Взяла флакончик с абрикосовой водой и нанесла несколько капель на волосы и запястья. Хорошо. Снимает головную боль. Дверь не закрыта, и лишь занавеска отделяет комнату от смежной, где тихо наигрывает на ахи одна из девушек. Музыка, нежная, как весенний ветерок, не мешает.
Сумерки все более властно заговаривали с садом.
Музыка смолкла. Легкий стук по дверной раме, и шелковый голосок:
— Госпожа… Я принесла ответ.
Лицо Хали в этот миг достойно кисти художника.
— Ответ? Разве я велела тебе дожидаться ответа??
Растерянная девушка не знает, что и сказать.
— Ладно, — задумчиво произносит Хали. — Давай.
Другая девушка принесла светильник, похожий на сплетение лоз.
…Бумага была серебристая — с еле заметным зеленым оттенком. И почерк — «волна», изящный, но не говорящий ни о чем, кроме мастерства писавшего.
«Светлая госпожа Аину, почему вы приказываете мне? Только ваш отец может делать это».
Кровь бросилась ей в лицо. Хорошо, что она отослала служанок — вероятно, те даже из-за спины поняли бы, что с ней неладно.
«Но, раз вы желаете этого, я принимаю ваше желание, как его слово».
— Самоуверенная дрянь, — прошептала Хали, кусая губы. — Считает себя неуязвимым… посмотрим.
И в испуге оглянулась — не хватало еще, чтобы ее слова достигли чужих ушей. Не настолько ей преданы тут, чтобы не разносить сплетни. В ком она уверена? И пятерых не наберется.
* * *
Лицо Хали слегка прикрывала золотистая вуаль, прозрачная в утреннем свете. Она не хотела, чтобы тот, кого она вызвала, видел ее глаза.
Юноша ждал ее. Хали оставила Кайсин на скамеечке за поворотом — при желании Кайсин могла их увидеть, но вот услышать не могла — возле скамейки журчал звонкий фонтанчик.
Бросив беглый взгляд на Йири, молодая женщина невольно отметила, что он понимает оттенки отношений и обращения. Или это случайность? Одежда его — темно-серебристая, ни одного яркого пятна — не являлась одеждой низшего. Ей могло понравиться спокойное знание собственной значимости — если бы она не была так по-ледяному рассержена. В ее одежде преобладали золотые тона. Кажется, он знал, что она выберет золото для себя…
Он склонился перед Аину. Она даже не кивнула в ответ, села на белую скамью. Спросила без предисловий:
— Не слишком ли ты высоко взлетел?
— Вы не совсем верно понимаете суть, госпожа Аину, — голос был тихим и мелодичным. — Я — только то, что есть. И взлететь не могу.
— Ты осмеливаешься говорить? — она сдвинула брови.
— Разве не за этим я здесь? Если вы просто хотели указать мне мое место, достаточно было пары строчек в письме.
— Если отец увидит ответ, который ты посмел мне прислать, ты думаешь, как он поступит?
— Госпожа моя, вы не верите, что он поступил бы хоть как-то. Иначе Благословенный уже знал бы об этом.
Хали подалась вперед, лицо ее порозовело — единственный признак гнева.
— Отвечаешь вопросами на вопросы? Знаешь, почему ты поднялся так высоко?
— Думаю, что знаю.
— Прекрасно. Осилишь ли паутину дворца в попытке сплести свою нить?
— Мне это не нужно. Я всего лишь говорю то, что думаю, сейчас и при вашем отце.
— Ты чист, как горный ручей, — насмешливо сказала Хали. — И не знаешь, какие выбрать слова, чтобы они были услышаны?
— Теперь знаю. Раз уж меня поставили высоко, у меня нет желания падать. — Йири посмотрел на нее, потом отвел взгляд. — Госпожа моя, вы родились во дворце. Я попал сюда не по собственной воле. У меня было только одно право — развлекать высших и прислуживать им. А потом мне подарили право жить. Неужели я не могу даже этого?
— Пока еще можешь.
— У меня нет выбора, госпожа. Мне никто не позволит покинуть дворец — только мертвым.
— Тогда молчи и не пытайся стать выше, чем тебя поместили.
— Поздно. Меня спрашивают — и я отвечаю. Поздно делать вид, что я не умею думать.
Хали смотрела хмуро. Совсем не так она представляла этот разговор.
—Ты можешь оставить Островок. Тебя не найдут. Я тебе обещаю.
— Только если получу приказ от другого.
— Или если расстанешься с этим миром. Вероятно и то, и другое, однако… ты можешь выбрать. Пока еще сам.
— Вы знаете ответ, госпожа. — Йири чуть склонил голову.
— В смелости тебе не откажешь, — задумчиво произнесла Хали. — Так говорить со мной… Довольно.
Она поднялась и чуть более резко, чем прочие женщины Островка, устремилась прочь. Кайсин, пытаясь приноровиться к ее походке, последовала за Хали.
А он опустился на белую скамью и долго слушал говор фонтанчика.
* * *
— Что с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85