Скорее всего он с радостью примет любое мое
предложение; но, взвесив все "За" и "Против", я решил поговорить с ним при
встрече.
Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне
по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня оставили
в покое. Захотелось поживиться моими мыслями, дорогие братики? Слуга
покорный!
Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом. Я вел наблюдение с
холма вот уже третий день, и мне казалось невероятным, что здесь
кто-нибудь живет. Все же...
Я заглянул внутрь.
Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и
подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся.
Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я вытер
его о куртку, открыл дверь и вошел в дом.
Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из-под кофе,
ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары
природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку.
Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и убедился,
что она забит изнутри. На стене в прихожей было написано неприличное
слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на
полу. На линолеуме остались глубокие царапины, свидетельствующие, что
холодильник и электробатарею тащили волоком.
Я попятился, вышел из кухни и направлися в мастерскую. Пусто. Проходя
по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла.
В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда почти ничего
не вынесли, и письменный стол, как всегда, был завален всякой всячиной.
Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли на
полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а...
Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти вплотную
к стене, боясь ошибиться.
Прекрасная гравюра йошитоши мори висела на прежнем месте - опрятная,
элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это - одна
из самых дорогих вещей...
Опрятная?
Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.
Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни
пыли, ни грязи.
Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных
устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на
которой она висела, был пыльным и грязным.
Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать, и
он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте
и порядке - за что я был ему крайне признателен, - а затем, совсем
недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.
Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь
какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет
из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда
вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною
руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего
несколько лет.
Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как
она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он
оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не
ловушка. Что тогда?
Сообщение. Важное сообщение.
Какое? Где? И главное, кто?
Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф.
Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель,
набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу
старой тростью, валявшейся на полу.
Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.
В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги,
расписки.
И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.
На конверте было написано мое имя.
- Брат Корвин, - прочитал я на листке бумаги, - если ты читаешь это
письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу
предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори -
насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться
на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как
наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои
покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и
просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду
откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану
извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил
тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня
сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит в
наших с тобой отношениях. Твое послание "Я вернусь" лежит сейчас на моем
письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так
как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и
принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для
нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое
тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира,
Корвин, - не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из
отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему
так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья
объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось,
чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты
откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах
хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты
признал меня законным монархом, - Согласись только, что я буду командовать
в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие
твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна
ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались
успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты,
конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное
слово, что все сказанное мною - правда.
Эрик, повелитель Эмбера.
Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не
имеют силы?
Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей
стороны - Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь
не сомневаться, потому что все мы - люди чести), - но встреча наша
произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера,
то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что
сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя
незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил сигарету в грязной
пепельнице на столе. Затем снял с кровати в спальной чистую простыню и
завернул в нее моих воинов. Придется им подождать меня в каком-нибудь
безопасном месте.
Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я вспомнил
людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно, справлялись
ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.
Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер за
собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.
Стоя на его вершине, я оглянулся и посмоторел на дом, пустой и
одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги
за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге, на
которой оставил машину. Зря я оглянулся.

9
Мы с ганелоном отбыли из швейцарии на двух грузовиках. В бельгии я
загрузил в них автоматические винтовки. Одно ружье весило всего десять
фунтов, значит, триста - полторы тонны, так что у нас осталось место для
канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой, нам пришлось
срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям, которые
стоят на границе с единственной целью - создавать автомобильные пробки.
Мы отправились в путь (я возглавил нашу скромную колонну). В
маленьких деревнях, раскиданных среди бурых холмов, навстречу нам
попадались лишь запряженные в телеги кони. Небо стало лимонно-желтым,
повсюду летали птицы без оперения. Мы ехали долго и несколько раз
натыкались на черную дорогу. Небо часто меняло цвет, местность была то
равнинной, то холмистой. Грузовики трясло на проселочных дорогах и
заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули
темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с земли поднимались густые
туманы.
Я потратил почти весь день на поиски отражения (или отражения
отражения - в данном случае это не играло роли), в котором они жили.
Да, да, те самые мохнатые существа невысокого роста с клыками и
когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо таки
созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же бедняги меня боготворили и
радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на
верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов не спрашивают. Их любят,
чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав, что
мне нужно всего несколько сот солдат. Я отказал тысячам и тысячам
добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В конце
концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за
погибших товарищей и доказать, что гибель их была не напрасна.
Естественно, я так не думал, но мне всегда нравилось упражняться в
софистике. А может, мне следовало смотреть на них как на наемников,
которые получают плату в виде духовных ценностей. Одни сражаются за
деньги, другие - за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем и
другим.
Впрочем, моим солдатам почти ничего не грозило - они были
единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их отражении
капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на
Эмбер. К сожалению, в соответствии с законом, которому подчиняются все
отражения, оно находилось в непосредственной близости от Эмбера, и я
нервничал всякий раз, когда моя маленькая армия отправлялась на
стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда забредет один
из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.
Через три недели я решил, что мохнатые существа достаточно хорошо
подготовлены, и отдал приказ к выступлению. Прохладным солнечным утром мы
снялись с лагеря и пошли по отражениям: колонны солдат маршировали за
грузовиками. Моторы их начали работать с перебоями, но, слава богу, пока
не отказали.
На этот раз я решил атаковать колвир не с юга, а с севера. Я разбил
отряд на батальоны, и каждый солдат знал, что ему делать и какую позицию
занять, когда мы подойдем к вечному городу.
Мы сделали привал, плотно позавтракали и продолжали идти вперед, а
голубое небо потемнело, совсем как в Эмбере. Каменистая равнина
закончилась; на черной плодородной земле росла зеленая трава, цвели кусты,
покачивали ветвями деревья. Воздух был свеж и прозрачен.
К вечеру мы дошли до арденнского леса и разбили лагерь у
деревьев-великанов, выставив тройные караулы. Ганелон, вырядившийся в
костюм цвета хаки и нацепивший берет, долго сидел со мной рядом, изучая
карты местности, которые я ему чертил.
До колвира оставалось около сорока миль.
Грузовики подверглись нескольким трансформациям и в конце концов
перестали заводиться. Мы столкнули их в овраг, прикрыли ветками и,
распредлив патроны и продовольствие между солдатами, продолжали путь.
Я решил идти через лес, который знал как свои пять пальцев. Дорога,
естественно, становилась длиннее, но безопаснее. За весь день мы не
увидели никого, кроме лис, оленей, зайцев и белок. Вдыхая упоительные
ароматы, глядя на изумрудно-зеленые с вкраплениями золота стволы деревьев,
я вспоминал более счастливые времена. Перед восходом солнца я забрался на
один из лесных великанов и посмотрел в сторону колвира. Над некоторыми его
пиками бушевала гроза, над другими - висел густой туман.
На следующее утро мы столкнулись с одним из патрульных отрядов, и
было непонятно, кто кого застал врасплох. Пальба началась сразу же. Я
сорвал голос, крича, чтобы прекратили стрелять без толку, но каждому не
терпелось опробовать оружие на живой мишени. В патруле было человек
двадцать, и никто не ушел живым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27