Первой из жертв было шестьдесят девять, и у Смита сердце сжалось от страха, но следующей — всего тринадцать, и он позволил себе немного расслабиться.
Однако от следующих данных на его обычно сухом лбу выступил пот: всем Харолдам Смитам, кроме одного, было за шестьдесят. Самому старому — семьдесят два. Тринадцатилетний мальчик умер от лейкемии, и Смит исключил его как случайное совпадение. Остальные были ровесники Смита. И всех их звали так же, как его. И все они были убиты.
Смит потянулся к селектору и от волнения забыл, что он включен. Выключив селектор, Смит принялся кричать в микрофон:
— Миссис Микулка! Миссис Микулка! — Он собирался было крикнуть и в третий раз, когда она сама ворвалась в комнату.
— Доктор Смит, что с вами? Что случилось?
— Селектор не работает!
Миссис Микулка придирчиво осмотрела прибор.
— Он просто выключен.
— О! Ладно, Бог с ним. Позвоните моей жене и передайте, что я очень занят и не смогу повидаться с ней. Обед отменяется. И попросите принести мне сандвич с сыром без майонеза и большой стакан сливового сока. И чтобы меня никто не беспокоил!
С горящими, словно в лихорадке, глазами Смит вновь повернулся к компьютеру. Кто-то убивает Харолдов Смитов. Даже если это простая случайность, она требует особого расследования. Но если это не совпадение, то вся история может иметь для КЮРЕ серьезные последствия. Но так или иначе, одну вещь Харолд В. Смит знал наверняка: следующей жертвой может стать он.
Глава четвертая
Когда Чиун не появился на ужине, устроенном всей деревней на главной площади, Римо сделал вид, что не заметил этого.
Должно быть, старик все еще сердится. Сидеть и дуться среди сокровищ было его излюбленной тактикой, чтобы заманить Римо к себе и заставить просить прошения. Но больше это у него не пройдет, твердо решил Римо про себя. Пусть дуется. Хоть всю ночь. И Римо продолжал есть.
Казалось, никто и не замечал, что Чиуна нет. А если кто и заметил, то не подал виду.
Все сидели прямо на земле, окружив Римо и Ма Ли. Ближе всех к ним расположился Пул Янг, исполнявший обязанности деревенского старосты все время, пока Чиун находился на работе в Америке (в изгнании, как он сам это называл). Пул Янг управлял деревней и был ближайшим советником Чиуна, но даже его совсем не волновало отсутствие Мастера.
Хихикнув, Пул Янг склонился к Римо. Хихиканье означало, что Пул Янг собирается пошутить. Он обожал шутки. Впрочем, даже дошкольники постеснялись бы так шутить.
— Зачем свинья переходит через дорогу? — продолжая хихикать, шепнул Пул Янг.
— Зачем? — спросил Римо, не давая себе труда задуматься.
— Чтобы попасть на другую сторону, — захлебываясь от смеха, сообщил Пул Янг и тут же повторил шутку для всех.
Собравшиеся завизжали от восторга. Даже Ма Ли прыснула от смеха.
Римо слабо улыбнулся: чувство юмора явно нельзя было назвать национальной корейской чертой. Что ж, придется привыкать.
Он решил предложить вниманию добрейших жителей Синанджу более утонченную шутку. И тут в голову ему пришел любимый анекдот Чиуна.
— Как вы думаете, сколько нужно жителей Пхеньяна, чтобы заменить обыкновенную лампочку? — Насколько ему было известно, жители Синанджу считали жителей северокорейской столицы исключительно отсталыми людьми.
— А что такое лампочка? — с серьезным видом спросил Пул Янг.
— Это такая стеклянная штуковина, — попытался объяснить ошеломленный Римо. — Ее ввинчивают в потолок.
— А крыша от этого не станет протекать? — поинтересовался Пул Янг.
— Нет. Она, наоборот, закрывает отверстие.
— Зачем же делать специальное отверстие для этой вашей штуковины?
— Бог с ним, с отверстием, — ответил Римо. — Лампочка нужна, чтобы было светло. Иметь лампочку в доме — все равно что иметь у себя в подчинении маленькое солнце.
— А не проще ли будет открыть окно?
— Днем лампочки не используются, — принялся терпеливо объяснять Римо. — Только ночью. Представляете, у вас всю ночь горит свет!
На лицах собравшихся появилось выражение полного недоумения. Все это было для них в высшей степени необычно. Когда Римо согласился поселиться в Синанджу, он обещал жителям деревни коренные преобразования, сказав, что, мол, хватит сокровищам Синанджу пилиться на полках, надо использовать их, чтобы улучшить жизнь. И хотя Римо не уставал об этом говорить, ничего не менялось. Некоторые вполне резонно полагали, что это Чиун тормозит все дело.
— Всю ночь горит свет? — повторил Пул Янг.
— Именно, — с улыбкой подтвердил Римо.
Но никто не улыбнулся ему в ответ. Напротив, вокруг повисла напряженная тишина. Наконец Ма Ли наклонилась к Римо и прошептала:
— А как же мы будем спать?
— Лампочку можно в любой момент выключить.
— Тогда зачем она вообще нужна?
Римо задумался. И почему они такие тупые? Он пытается приучить их к цивилизации и более высокому уровню жизни, а они выставляют его дураком!
— Представьте себе, что вам ночью захотелось в туалет.
Все присутствующие одновременно пожали плечами.
— Ну и что? — спросил какой-то мальчик.
— А с лампочкой вы сможете видеть то, что делаете, — объяснил Римо.
Мальчик загоготал. Вместе с ним засмеялись все детишки, но взрослые хранили мрачное молчание. Никто не решался сказать Римо того, что было очевидно для всех: кто же захочет смотреть на себя во время отправления физиологических потребностей? Все сразу подумали об этом, но сказать такое Мастеру Синанджу, пусть даже он белый американец с большим носом и непривычно круглыми глазами, было бы неприлично.
Вдруг Римо краем глаза увидел, как дверь сокровищницы Синанджу резко распахнулась. Обернувшись, он встретился глазами с Чиуном. Довольный тем, что Римо следит за домом Мастера Синанджу, который не обращает на него внимания, Чиун захлопнул дверь.
Римо тихо ругнулся: он обернулся! И Чиун это видел. Если бы он не обернулся, все было бы хорошо, но теперь он все испортил. Теперь он не сможет больше делать вид, будто ничего не произошло.
Извинившись, Римо встал, пожал Ма Ли руку и пошел к дому, где жил Чиун.
Надо выяснить отношения до конца, сказал он себе.
Дверь была заперта, и Римо пришлось постучать.
— Кто там? — недовольным голосом спросил Чиун.
— Ты прекрасно знаешь кто! — огрызнулся Римо. — Ты что, не слышал, как я подходил?
— Мне показалось, что идет слон. С тобой случайно нет слона?
— Нет, черт побери, нет со мной никакого слона.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Чиун, его лицо сияло.
— Я и не сомневался. Слон никогда не наделал бы такого шума.
— Можно войти? — поинтересовался Римо, с трудом сдерживая себя.
— А почему бы и нет? Ведь это и твой дом. — И Чиун сделал приглашающий жест.
Римо огляделся: горы сокровищ, прежде разбросанные по всем комнатам, теперь были собраны вместе. Здесь были греческие и китайские скульптуры, вазы, наполненные драгоценными камнями, золото во всех видах — от слитков до золотых кубков.
— Решил сменить интерьер? — спросил Римо, когда Чиун расположился на небольшом троне в центре главного зала.
— Я проводил подсчеты.
— Никогда раньше этого не видел. — Римо указал на несколько изысканно украшенных панелей, стоящих у стены.
— Ерунда, — презрительно бросил Чиун. — Они слишком современные.
— Я о них читал, — продолжал Римо. — Это детали так называемой Янтарной комнаты. Какая-то европейская ценность. Помню, о ней была какая-то статья. Это национальное достояние Чехословакии, Венгрии или чего-то в этом роде. Она пропала во время войны.
— Ничего подобного, — поправил Чиун. — Эти панели всегда были здесь.
— Но европейцы-то этого не знают. Они считают, что комнату захватили фашисты. — Так оно и есть.
— Тогда что она делает здесь?
— фашисты были мастера брать то, что им не принадлежит, но не умели этого хранить. Можешь спросить любого европейца.
— Я так и сделаю, если кто-нибудь заглянет ко мне на чашечку чая.
— Римо, а ты не скучаешь по Америке? — неожиданно спросил Чиун.
— Я родился в Америке и, конечно же, иногда скучаю по ней, но здесь я счастлив. Правда. Чиун кивнул. Его глаза сияли.
— Наши обычаи кажутся тебе странными, хотя ты теперь, как и я. Мастер Синанджу.
— Папочка, для меня Мастером всегда будешь только ты.
— Хороший ответ. И неплохо сформулировано.
— Спасибо, — произнес Римо, надеясь, что такой ответ избавит его от бесконечных жалоб Чиуна на слабость здоровья по причине преклонного возраста.
— Но я, хрупкий старик на закате дней, не всегда буду Мастером в этой деревне. Ты следующий Мастер, ведь мы договорились.
— Я надеюсь, что этот день не скоро наступит, — искренне воскликнул Римо.
— Еще совсем недавно казалось, что ты в ближайшее же время займешь этот пост.
Римо кивнул. Его удивило, что Чиун сам завел этот разговор. Он не сомневался, что недавняя болезнь Чиуна была уловкой, чтобы заставить Римо уехать из Америки. И внезапное выздоровление Мастера Синанджу было подозрительным, но Римо предпочитал не поднимать этот вопрос. Он был счастлив, что обрел Ма Ли. Даже если Чиун приехал в Синанджу, влекомый чувством вины, какая разница! Некоторые находят свою судьбу с помощью брачных объявлений.
— Мы с тобой еще молоды, — продолжал Чиун, — но мне было плохо в Америке, к тому же приходилось работать на Безумного Харолда, который вовсе не был императором. Я слишком долго дышал прогнившим, грязным воздухом твоей страны. Она загубила мои лучшие годы, но у меня впереди еще целая жизнь. Много-много лет впереди.
— Я очень рад, — произнес Римо, не понимая, куда клонит Чиун.
— Ты скоро женишься, что является важным шагом для будущего Мастера Синанджу, который впоследствии возьмет в свои руки управление деревней, но тем не менее мы должны соблюдать преемственность.
— Конечно.
— Ты должен научиться жить как кореец.
— Я пытаюсь. Надеюсь, люди уже успели меня полюбить.
— Не торопи их, Римо, — неожиданно заметил Чиун.
— Что ты имеешь в виду?
— Не навязывайся им. Для них ты чужак, ты не такой, как они.
— Я стараюсь ладить с ними.
— Это хорошо, но если ты действительно хочешь поладить с ними, то должен учитывать социальное положение.
— Социальное положение? — удивился Римо. — Но какое тут может быть положение? Здесь все крестьяне. Кроме тебя, конечно.
Чиун поднял палец с длинным ногтем — в нем, словно в костяном лезвии, отразился блеск свечи. Ноготь выглядел очень хрупким, но Римо не раз видел, как он прорезал листовую сталь.
— Все верно.
— Тогда я не понимаю.
— Если ты хочешь поладить с жителями деревни, ты должен в первую очередь научиться ладить со мной.
— В смысле?
— Пора тебе отказаться от своих белых привычек. Кем ты был? Ты был гусеницей, жалкой зеленой гусеницей!
— Кажется, ты сказал, что я был белым.
— Ты и есть.
— Так какой же я все-таки: белый или зеленый?
— Я говорю образно. Ты, конечно, белый, но ты подобен зеленой гусенице. А я прошу тебя вылезти из кокона твоей белизны, и тогда со временем ты превратишься в бабочку.
— Какого цвета?
— Желтого, естественно. Как я.
— Как ты?
— Да.
— Я никогда не представлял тебя бабочкой.
— Естественно. Ведь гусеницы не умеют думать, хе-хе! Они не думают, а ползают в грязи, мечтая стать бабочками. Хе-хе!
— Просто тебе неприятно, что жители деревни уделяют мне много внимания. Я прав?
— Конечно, нет! Я лишь прошу тебя не фамильярничать с ними. Ты Мастер Синанджу, а они — простая деревенщина. Они должны смотреть на тебя снизу вверх. Но им будет трудно это сделать, если ты станешь каждый день сидеть с ними вместе, есть ту же еду, что и они, и смеяться их дурацким шуткам.
— Общая трапеза — это же твоя идея! Разве ты не помнишь? Ты хотел, чтобы деревня была одной счастливой семьей!
— Слишком уж долго это продолжается, и вы слишком счастливы. А это вредно — быть слишком счастливым.
— Я бы мог быть намного счастливее, — заметил Римо.
— Назови же то, что может сделать тебя счастливее, Римо, ибо твое счастье — это и мое счастье.
— Давай сократим срок моей помолвки!
— Насколько?
— До недели!
— Слишком поздно, — мрачно произнес Чиун.
— Почему?
— Со дня твоей помолвки прошло уже два месяца, и даже Мастер Синанджу не властен повернуть время вспять.
— Я имел в виду, чтобы она длилась еще не больше недели. Я вообще не понимаю, почему мы не можем пожениться с Ма Ли как можно быстрее.
— Так велит традиция. Мастер Синанджу женится один раз в жизни и должен десять раз все взвесить, дабы принять окончательное решение. Тебе нужно получше узнать Ма Ли.
— Но девять месяцев — это слишком долго для помолвки! Я уважаю твое мнение, но это просто небывалый срок!
— Честно говоря, я и сам подумывал о пересмотре этого срока.
— Да?
— Мне кажется, что пять лет — более приемлемый срок.
— Пять лет?!
Чиун сделал жест, отметающий всякие возражения.
— Я же сказал: подумываю. Я еще не решил. Что ж, теперь я подумаю о твоей просьбе. Римо немного успокоился.
— А когда же ты дашь ответ? — поинтересовался он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33