Сквозь кровавую пелену, словно заполнившую собой весь фургон, он видел склонившееся над ним жуткое лицо старика и горящие недобрым светом черные глазки.
Наконец красная пелена полностью закрыла взор Харолда Смита, и он лишился чувств.
— Черт побери!
— В чем дело, Илза?
— Похоже, он обмочился.
— Что ж, бывает.
— Но зачем это делать на меня?!
Илза отодвинулась от скрюченного тела.
— Потом переоденешься. А сейчас надо уезжать.
— Хорошо. Давайте я закреплю кресло.
— Сперва следует избавиться от трупа.
— А вам что, он не нужен?
— Нет.
— Даже как сувенир? Я думала, мы снимем с него кожу или что-нибудь в этом роде.
— Возможно, но только не с него. Это не тот человек.
— Но он же сказал, что его зовут Харолд Смит. Я сама слышала.
— — Это не тот Харолд Смит.
— Не может быть! Опять не тот? Вы уверены?
— У этого голубые глаза, а у того Смита они были серые.
— Черт, — сказала Илза и принялась пинать труп ногой, пока он не вывалился из дверцы фургона. Затем девица задвинула дверь. — А я думала, это он.
— Какая разница! Подумаешь, одним Смитом меньше. Уверен, он был пустым местом, по которому никто не станет скучать. А теперь поехали!
Глава вторая
Его звали Римо, и он строил дом.
Он вбивал последнюю сваю. Бревно уходило в землю на четверть дюйма с каждым ударом его кулака. Он работал без инструментов: они были ему попросту не нужны. Он был один, стройный молодой человек с необычно широкими запястьями. На нем были просторные летние брюки и черная майка. На лице с высокими скулами застыло выражение полного покоя.
Римо оглядел сваи. Какой-нибудь прораб при помощи точных приборов установил бы, что четыре столба образуют геометрически правильный прямоугольник и находятся все на одном уровне, но Римо и так это знал.
Следующим пунктом будет настилка полов. Надо, чтобы пол находился на порядочном расстоянии от земли, по меньшей мере, дюймах в восьми. В Корее все дома строят на сваях, чтобы защититься от змей и дождя.
Римо всегда мечтал о собственном доме. Мечтал даже тогда, когда жил в служебной квартире в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Он только-только поступил на работу в полицию и получал двести пятьдесят семь долларов шестьдесят центов в неделю. А до этого он как сирота находился на попечении государства и жил в приюте святой Терезы. А после того, как его уволили из полиции и даже казнили, последовала череда комнат, гостиничных номеров и временных квартир.
Ему и в голову не могло прийти, что когда-нибудь он станет вот так, собственными руками, строить свой дом на каменистой земле Синанджу.
Двадцать лет назад Римо отправили на электрический стул по ложному обвинению в убийстве, но он не погиб. Ему предложили на выбор: либо работать на КЮРЕ, сверхсекретную организацию по борьбе с преступностью в США, либо лечь в приготовленную для него могилу. Альтернатива была совсем простой, и Римо согласился стать сотрудником КЮРЕ. Его отдали в обучение престарелому корейцу по имени Чиун, главе легендарного Дома наемных убийц, с помощью которого Римо превратился из простого смертного в Мастера Синанджу, борьбы, превосходящей по мощи все школы боевых искусств.
В какой-то момент Римо стал в большей степени уроженцем Синанджу, нежели американцем. Он сам не понял, как это произошло. Оглядываясь назад, вспоминая прошлое, Римо не мог даже точно определить год. Он знал только, что когда-то давным-давно переступил черту.
И вот теперь Римо наконец вернулся домой, в деревню Синанджу, расположенную на берегу Западно-Корейского залива.
Шедший по проложенной вдоль берега тропинке престарелый азиат в светло-голубом кимоно остановился в некотором отдалении и принялся наблюдать, как Римо пытается соорудить настил для пола. Свежий морской ветерок играл редкими волосами старика и раздувал жидкую седую бородку.
Наконец Мастер Синанджу приблизился.
— Что ты делаешь, сын мой?
— Строю дом, папочка, — ответил Римо, оглянувшись через плечо и вновь возвращаясь к работе.
— Сам вижу. Но зачем ты его строишь?
— Для Ма Ли.
— А-а, — протянул Чиун, нынешний Мастер Синанджу, боевого искусства, и правитель одноименной деревни. — Значит, готовишь свадебный подарок?
— Вот именно. Дай-ка мне вон ту доску.
— Что-что?
— Дай мне доску.
— Дай мне доску что?
— Что?
— Когда Мастера Синанджу просят об одолжении, обычно принято говорить “пожалуйста”, — сладким голосом протянул Чиун.
— Ладно, — нетерпеливо проговорил Римо, — я и сам возьму.
Пол практически был готов, далее следовали стены, но самым трудным будет, пожалуй, крыша. В юности Римо плохо давалось плотницкое дело, но тут он хоть усвоил азы. Однако, насколько ему было известно, ни одна средняя школа в Америке не могла похвастаться курсом, как класть кровлю. Хорошо бы Чиун смог помочь.
— У Ма Ли уже есть дом, — после недолгого молчания заметил Чиун.
— Он слишком далеко от деревни. Она больше не будет изгоем. Она — будущая жена следующего Мастера Синанджу.
— Не будем забегать вперед. Сейчас я Мастер Синанджу. И пока я буду им оставаться, ни о каком другом Мастере не может быть и речи. Почему бы тебе не построить дом Ма Ли поближе к моему дому?
— Право на личную жизнь, — ответил Римо, осматривая полый стебель бамбука. Поставив несколько таких стеблей в ряд, он быстрым движением руки снес им верхушки, выровняв таким образом по длине.
— А не будет ли это жестоко по отношению к ней, Римо?
— В каком смысле? — поинтересовался Римо и одним ударом расколол первый стебель на две равные половины.
— Ей придется слишком далеко ходить, чтобы разбудить тебя утром.
Рука Римо замерла в воздухе.
— О чем ты говоришь?
— Ты еще не женат, а уже недостойно обращаешься с будущей женой.
— Разве строительство дома для нее можно считать недостойным обращением?
— Дело не в доме, а в месте, где он стоит.
— Где же он должен стоять?
— Рядом с домом моих предков.
Только тут до Римо дошел смысл его слов.
— Ясно, — произнес он. — Папочка, давай присядем.
— Хорошая мысль, — согласился Чиун, устраиваясь на валуне.
Римо примостился в ногах единственного отца, которого он знал, и сложил руки на коленях.
— Так ты расстроился, что я строю дом слишком далеко от тебя? — спросил Римо.
— С восточной стороны там достаточно места.
— Если называть простором двенадцать квадратных футов.
— В Синанджу не принято сидеть дома целыми днями, как у вас в Америке.
Римо посмотрел поверх скалистой гряды, носившей название “Рог Гостеприимства”, окидывая взором серую гладь Западно-Корейского залива. Где-то за линией горизонта лежала Америка. Там осталась жизнь, к которой он привык. Она была еще свежа в его памяти, но он отогнал от себя воспоминания. Теперь его дом здесь, в Синанджу.
— Но если я построю дом с восточной стороны, то закрою тебе солнце. Я ведь знаю, как ты любишь, чтобы утром солнце заглядывало в твое окно. Я ни за что не соглашусь ради собственного удовольствия лишить тебя этой радости.
Чиун кивнул, и белые волоски бороды подлетели вверх. В его ореховых глазах мелькнул огонек, свидетельствующий, что он доволен рассуждениями ученика.
— Римо, это очень благородно с твоей стороны.
— Спасибо.
— Но ты должен подумать о своей невесте. Холодным утром ей придется каждый раз проделывать такой долгий путь до твоей постели.
— Папочка... — начал Римо, пытаясь подобрать слова, чтобы наилучшим образом выразить то, что хотел сказать.
— Да?
— Ее постель будет и моей постелью. Мы же будем муж и жена, разве ты забыл?
— Все верно, — подтвердил Чиун, поднимая вверх палец с длинным ногтем. — Именно это я и хочу сказать: она всегда должна быть рядом с тобой.
— Слава Богу, — с облегчением произнес Римо.
— Конечно, — согласился Чиун, полагая, что Римо наконец понял, что он имеет в виду.
Иногда Римо так медленно соображает! Что поделаешь, белый человек есть белый человек. Его так и не удастся перевоспитать до конца, но лет через двадцать-тридцать он станет в большей степени корейцем, чем сейчас. Особенно если будет чаще бывать на солнце.
— Так в чем же дело? — спросил Римо.
— В доме. Он тебе совсем ни к чему. Римо нахмурился.
Это насторожило Чиуна: возможно, парень не понял, о чем идет речь.
— Я сейчас все объясню, — сказал Мастер Синанджу. — Место Ма Ли — возле тебя. Так?
— Так.
— Отлично. Ты сам это только что признал. А твое место — рядом со мной, верно?
— Ты Мастер Синанджу, я твой ученик. Чиун встал и радостно захлопал в ладоши.
— Отлично! Значит, мы обо всем договорились.
— О чем договорились? — спросил Римо, тоже вставая.
— После свадьбы Ма Ли переедет к нам. А теперь давай я помогу тебе разобрать это никчемное сооружение.
— Нет уж, папочка, так не пойдет. От удивления на пергаментном лице корейца появились глубокие морщины.
— Что?! Ты не хочешь Ма Ли? Прекраснейшей и добрейшей Ма Ли, благородно закрывшей глаза на твою безобразно белую кожу и безродное происхождение, Ма Ли, согласившейся стать твоей женой? Ты не желаешь, чтобы она жила с тобой после свадьбы? Это что, какой-то американский обычай, о котором ты мне прежде не рассказывал?
— Вовсе нет, папочка.
— Нет?
— В мои планы не входило, чтобы Ма Ли переехала к нам.
— А как же?
— Я сам собирался переехать к ней.
— К ней?! — возопил Чиун. — То есть ты хотел съехать? Уйти из дома моих предков?!
От пережитого потрясения морщины на лице корейца разгладились.
— Честно говоря, мне и в голову не приходило, что можно поступить как-то иначе, — признался Римо.
— А я не думал, что тебе придет в голову действовать иначе, чем по законам Синанджу! — перебил его Чиун.
— Мне казалось, что тебе самому нужно право на личную жизнь. Думал, ты поймешь...
— В Корее семьи держатся вместе, — оборвал Чиун, — а не разъезжаются, как у вас в Америке. В Америке молодых женят или выдают замуж, а потом живут в сотнях милей от них. В результате члены семьи охладевают друг к другу и их семейные связи рушатся. Поэтому нет ничего удивительного, что в Америке семьи дерутся за наследство и даже убивают друг друга. Белых в Америке с детства воспитывают так, чтобы они росли чужими друг другу. Стыд и позор!
— Извини, папочка, но мы с Ма Ли обо всем договорились и решили именно так.
— Нет, так могут решать только в бесстыдной стране, где ты бесславно появился на свет! Я смотрел ваш телевизор, видел “Перед закатом” и “Пока земля вращается” и знаю, как это бывает. Сначала вы построите собственный дом, а потом станете оспаривать мою власть. Я этого не потерплю!
Мастер Синанджу повернулся на каблуках, взмахнув полами кимоно, и с сердитым видом двинулся берегом моря назад в Синанджу, унося в своем большом сердце глубокую обиду.
Римо выругался про себя и пошел назад к дому. Ему пришлось еще немало потрудиться, разрезая ногтями стебли бамбука, пока их не набралось достаточно, чтобы сделать внешние стены дома.
Римо даже представить себе не мог, что будет чувствовать себя таким несчастным, когда у него наконец появится собственный дом.
* * *
Уже почти стемнело, когда Римо закончил стены. Из деревни потянуло дымком: там начали готовить ужин. Его нос почуял запах риса: за долгие годы тренировок его обоняние настолько обострилось, что этот аромат был для него так же явственен, как ощущение карри на языке. Он почувствовал, что страшно проголодался.
И решил, что крыша подождет.
Пройдя высокие скалы, защищавшие деревню Синанджу от морских ветров, Римо заметил внизу Ма Ли, свою будущую жену. Спрятавшись за большим валуном, от принялся наблюдать.
Девушку со всех сторон обступили женщины, собравшиеся на деревенской площади. Она была еще совсем юной, намного моложе Римо, но солидные матроны деревни оказывали ей такие почести, словно она была женой старейшины.
Римо почувствовал острую радость: ведь еще несколько недель назад Ма Ли была парией и жила в бедной лачуге, далеко отстоявшей от деревни.
А еще раньше, когда Чиун находился на смертном одре, Римо чувствовал недоброжелательное, презрительное отношение к себе сельчан из-за того, что он не кореец. Это породило такое чувство одиночества, какого ему еще никогда не доводилось испытывать.
Тогда-то он и познакомился с Ма Ли. Она была сиротой, деревенские жители сторонились ее и называли “Безобразная Ма Ли”. Когда Римо впервые встретил ее, она ютилась в крохотной хижине и носила вуаль. Он решил, что у нее обезображено лицо, и посочувствовал ей. В результате ее приятное обхождение растопило лед в его сердце, и он полюбил ее.
Однажды, поддавшись порыву, Римо приподнял вуаль. Он ожидал увидеть нечто ужасное, но вместо этого был поражен ее красотой. Ма Ли была хороша, как куколка. Оказывается, ее называли безобразной потому, что она не соответствовала корейским представлениям о красоте. По западным же стандартам она могла бы затмить любую телезвезду.
Римо не раздумывая сделал ей предложение. И Ма Ли тут же согласилась. Римо, который никогда не был полностью предоставлен самому себе, обрел наконец полное счастье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33