Люгер не сомневался в том, что чьи-нибудь глаза уже внимательно
разглядывают темное пятнышко, медленно ползущее по скалистым уступам.
Однако чей-то взгляд он все время ощущал и на своей спине...
Он не торопился. Встреча с Алфиосом и даже рядовыми членами ордена
пугала его. Он еще не представлял себе, как сыграет свою предательскую
роль. По мере приближения могучих монастырских стен Стервятник испытывал
все большее отвращение к себе и, в то же время, все глубже осознавал
безвыходность своего положения. В конце концов, он переложил
ответственность за происходящее с собственных плеч на волю божественного
провидения и с замирающим сердцем постучал железным кольцом во въездные
ворота монастыря, сработанные из мощных древесных стволов, которые вряд ли
мог сокрушить таран, даже если бы удалось расположить его на узком уступе
перед ними.
Почти сразу же после этого отворилась неприметная дверь в стене, в
десяти шагах от ворот, и появившийся оттуда человек в монашеском облачении
поманил Люгера к себе. Слот приблизился и, несмотря на сгустившиеся
сумерки, понял, что монах испытующе разглядывает его. Фигурой человек был
больше похож на воина, чем на умерщвляющего плоть аскета, а на его лице
выделялись шрамы далеко не мирного происхождения. Люгер еще мог
представить его себе с мечом в руке, но никак не с молитвенником.
- Что ищешь ты здесь, в обители скромных ревнителей веры, незнакомец
из суетного мира? - спросил тот. Люгеру его речи показались ироничными и
нарочито высокопарными.
- Я хотел бы видеть генерала ордена по делу важному и не терпящему
отлагательства, - заявил Люгер, поневоле прибегая к уловкам, которые
иногда оправдывали себя при дворе, но могли оказаться бесполезными здесь.
- Нигде под солнцем и луной нет таких дел, - отрезал человек тоном,
исключающим всякие возражения. - Но ты можешь войти. О тебе доложат
генералу, когда ты избавишься от суетности.
Чувствуя себя угодившим в глупейшее положение и раздумывая над тем,
что могло подразумеваться под избавлением от суетности, Люгер переступил
порог и оказался в удушливом пространстве под низко нависшим каменным
сводом.
Прислушиваясь к скользящим шагам монаха за своей спиной, он пошел
узким ходом, пронизывающим толщу наружной стены. В случае опасности ход
мог быть мгновенно завален огромной базальтовой глыбой, нависавшей над ним
в промежутке между внешней и внутренней стенами и удерживаемой на месте
только легко удаляемыми подпорками. Таким образом, легкомысленная, на
первый взгляд, дверь рядом с несокрушимыми воротами вовсе не облегчала
неприятелю доступа в монастырь и, в то же время, избавляла монахов от
необходимости открывать ворота по всякому незначительному поводу, вроде
прибытия Люгера.
Монах, так и не назвавший своего имени и нимало не интересовавшийся
именем гостя, провел Слота через обширный монастырский двор к жилым
постройкам, теснившимся у западной стены, которая прикрывала их от
пронизывающего океанского ветра. Несколько монахов и послушников,
встретившихся по пути, едва скользнули безразличными взглядами по лицу и
фигуре Стервятника, из чего он заключил, что гости - не редкость в
резиденции ордена...
Тем временем, мир стремительно погружался в ночную мглу. Черная
громада монастырской церкви стала почти неразличима, равно как и другие
постройки, а также вымощенные камнем дорожки двора. Каменные плиты были
отполированы тысячами прикосновений монашеских сандалий и проводник Люгера
бесшумно скользил по ним, не испытывая, по-видимому, никакой нужды в
освещении. Так он привел Слота к двухэтажному зданию со множеством дверей,
черневших на фоне древних стен; вслед за монахом Люгер вошел в одну из них
и очутился на полутемной лестнице, уводившей в подвал. Масляные
светильники на стенах едва разгоняли тьму.
Стервятник ощутил смутное беспокойство, как будто из ничего вдруг
возникла некая угроза его миссии. Но не он был сейчас хозяином положения и
хорошо понимал, что всякие вопросы бесполезны. Наверняка монах провожал
его не к Алфиосу, однако Люгер приготовился к долгому ожиданию и не
рассчитывал на беспрепятственное осуществление своих намерений. Но он не
знал еще, что ему действительно предстоит ждать долго...
В подвале он разглядел ряд темных пещер или келий, носивших следы
чьего-то не слишком чистого присутствия. В двух из них, за металлическими
решетками, истово предавались вечерней молитве существа, лишь отдаленно
напоминавшие людей. Люгер почувствовал себя весьма неуютно, когда на нем
остановился горящий взгляд одного из них. Вдобавок, он увидел странную
ухмылку на лице своего неразговорчивого провожатого, впервые обернувшегося
к нему. Тот поманил Слота в глубину темного коридора и почти втолкнул его
в келью, освещенную единственной тусклой лампой и больше похожую на
каменный грот или винный погреб. Обстановка здесь действительно не
располагала к наслаждению мирской роскошью. Всю постель составляла гора
сена, брошенного на каменный пол, деревянный табурет служил также столом,
металлическая миска, стоявшая на табурете, была наполнена какой-то
тошнотворной смесью, а из глубины кельи доносились звонкие звуки
равномерно падающих капель.
Из небольшого отверстия под низким сводом потолка тянуло ночной
свежестью, но Слот сомневался в том, что когда-нибудь увидит в нем
проблеск дневного света.
Когда Люгер закончил осмотр гостеприимно отведенного ему помещения,
монаха рядом уже не было. Дверь заскрипела за его спиной и раздался
скрежет задвигаемого засова. Стервятник не был знатоком монастырских
порядков и все же ему показалось странным то, что у кельи вообще была
дверь. А дверь этой кельи, к тому же, запиралась снаружи.
Так Люгер был заперт в подземелье Тегинского аббатства.

18. АББАТ КРАВИУС. НАРИСОВАННЫЕ ГЛАЗА
Инстинкты Стервятника дремали. В его душе не было ничего, кроме
томительного ожидания. Неведомое испытание тянулось долгих четырнадцать
дней, которые он безвыходно провел в келье. Он пил воду, черпая ее из
каменного углубления в дальнем углу его новой тюрьмы. Звуки падающих
капель порой сводили с ума. За ночь собиралось достаточно воды, чтобы
напиться и омыть лицо и руки. Еду и масло для лампы приносил угрюмый
послушник с вырванными ноздрями и, судя по всему, немой. Во всяком случае,
Слот никогда не слышал от него ничего, кроме мычания. Послушник просовывал
пищу и масло в узкое окошко рядом с дверью и подолгу глядел на
Стервятника, как на экзотическое животное. В глубине кельи Люгер обнаружил
что-то вроде оригинальной канализационной системы, которая несколько
облегчала здешнее существование. Но по ночам Слот страдал от холода и,
насколько мог, закапывался в сено, что давало, конечно, лишь иллюзию
тепла.
Никто не беспокоил его здесь, кроме немого надзирателя. Только
просыпаясь, он чувствовал порой какую-то темную суету вокруг и, что самое
неприятное, внутри себя, незримую работу неведомых сил, словно кто-то
тайно исследовал его тело и спящий мозг. Но стоило ему открыть глаза, как
это чувство пропадало или начинало казаться призраком сновидений. Какие-то
зелья наверняка были растворены в пище, которую ему давали, и он пытался
не принимать ее, но вскоре голод брал свое и на следующую же ночь жуткие
сны возвращались вместе с отвратительным ощущением неуловимого чужого
присутствия. В конце концов, он понял, что ему необходимо подчиниться
любым опытам хозяев аббатства, если он хочет вообще когда-нибудь
встретиться с генералом ордена. И все же Люгер был доволен хотя бы тем,
что поступил весьма благоразумно и не принес в монастырь своего
гомункулуса.

Наконец, миновало время испытаний и Люгер получил относительную
свободу передвижения по аббатству. Строго регламентированная жизнь обители
угнетала его; несколько дней он провел в тщетных попытках проложить себе
дорогу к высшим чинам ордена. Его кормили, поили, допускали к молитве,
однако наотрез отказывались показать тех, кто мог бы помочь ему в
устройстве встречи с Алфиосом.
По наблюдениям Слота, далеко не все обитатели монастыря были членами
ордена и отношения между последователями Шуремии и остальными монахами
оказались весьма прохладными. Возможно, виной тому было привилегированное
положение ордена в лоне святой церкви.
Но какими бы бесплодными и бессмысленными не были передвижения Люгера
внутри древних стен, гораздо более тяжким испытанием для него были ночи,
проведенные в мрачном подземелье двухэтажного здания, которое оказалось
домом послушников. Человекоподобные существа, молящиеся или сидящие
неподвижно, провожали его непостижимыми взглядами сияющих глаз. Он никогда
не видел их вне клеток; может быть, они были навеки заперты в подвалах.
То, что он сам оказался среди них, заставляло его теряться в догадках
относительно того, всех ли чужестранцев ожидал в Тегинском монастыре
подобный прием и было ли это простой мерой предосторожности, направленной
против возможного проникновения извне какой-либо скверны. А гости здесь
действительно не были редкостью. Люгер убедился в этом, наблюдая с высоких
стен аббатства за каретами, подъезжавшими к подножью скал со стороны
Фирдана под покровом сгущавшейся темноты. Довольно часто он встречал на
монастырском подворье людей, явно не здешних и не имевших духовного
звания. Иногда ему казалось, что плотные темные плащи с капюшонами
скрывают даже хрупкие женские фигуры, но у него не было случая убедиться в
этом. Одним словом, монастырь вовсе не был обителью бежавших из суетного
мира и искавших благочестивого покоя, напротив, - судя по всему, здесь
были собраны нити многих событий, происходивших в различных частях
обитаемого мира, и чьи-то изощренные умы умело руководили исполнителями,
удаленными, может быть, на тысячи лиг от аббатства. Но в чем заключалась
их миссия? Была ли деятельность, внешнюю сторону которой наблюдал
Стервятник, последними судорогами агонизирующей организации, пытавшейся
защитить себя от могущественного восточного врага, или же проявлением
торжествующей силы, не имевшей равных себе в западных королевствах?
Подобные вопросы, если они и возникали, Люгер немедленно отметал, как
преждевременные. Масштаб его поисков был совершенно другим. Он пришел
сюда, как тайный посланник черных магов из мира, неизвестного ему самому,
и его единственной целью было найти и обменять древний талисман на жизнь
женщины, спавшей среди призраков и оборотней в далеком подземелье Земмура.
...Однажды утром в его келье появился высокий тощий монах, в манерах
которого уже ощущалась определенная властность. Стервятнику снова пришлось
объяснять, зачем он появился в монастыре. На жестком костлявом лице
монаха, хранившем следы излишеств, имевших место в молодости, не
отражалось никаких чувств. Он остался так же равнодушен к той
настойчивости, с которой Люгер отказывался назвать настоящую причину,
побудившую его искать встречи с генералом ордена. Монах заметил только,
как бы между прочим, что признание могло бы быть получено и менее
гуманными способами, чем дружеская беседа. Беседа была далеко не дружеской
и все же Слоту удалось вырвать у монаха обещание доложить о человеке по
фамилии Люгер, что должно было многое сказать Алфиосу. Но прежде тощий
монах устроил ему встречу с аббатом Кравиусом и Стервятник с каким-то
тоскливым предчувствием понял, что ни его новый знакомый, ни сам Кравиус
не являются членами ордена.

Аббат принял его в собственном доме, обстановку которого трудно было
назвать монашеской. Но Кравиус и не давал обетов, обязательных для
нищенствующих орденов, и мог позволить себе некоторые излишества. Обилие
смазливых послушников, прислуживавших в доме, наводило на подозрение, что
настоятелю были не чужды и некоторые противоестественные наклонности.
Люгер заранее проникся к местному пастырю глубокой антипатией и
предчувствия не обманули его.
Кравиус оказался жирным типом, толщину которого была не в силах
скрыть даже просторная ряса, богато расшитая золотыми нитями. Обвисшие
щеки покоились на воротнике, а обрюзгшее лицо было покрыто хорошо заметным
слоем пудры. Пот обильно стекал с висков настоятеля, оставляя на щеках
серые дорожки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60