Да «мамочка» и сама была бледновата, но держалась молодчиком, не охала и не стонала. А мужик ее зачем-то вслед за стюардессой в кабину пошел. Не иначе за лекарствами. Не пришлось бы садиться где-то в Краснодаре или в Тбилиси… И то — почти на полсуток рейс задержали, пришлось в Борисполе на чемоданах ночевать… Совсем оголтелая молодежь пошла, на девятом месяце в самолет прется…
Ну, так и есть!
— Товарищи пассажиры! По техническим причинам рейс задерживается. Мы совершим временную посадку в Одессе…
* * *
— Это чтоб вам было понятно, — сказал муж «роженицы», рассовывая по карманам личное оружие пилота и штурмана. — Нам обоим с ней корячится «вышак». Поэтому мне начхать, разгерметизируется ли кабина от случайной пули, собьют ли нас белые или наши ракетчики, или мне придется взорвать бомбу. Двум смертям не бывать, одной не миновать — знаешь такую поговорку, Юрик? — обратился он к пилоту.
— Одесса посадки не дает, — шевельнул белыми губами пилот.
— Скажи, что летит хороший друг Остерманна. Спроси кого-нибудь из разведки или ОСВАГ.
— Нас собьют…
В разрыве облаков свистнул хищный силуэт “F-15”. Одна из стюардесс заплакала.
— Говорят, что посадки не дают… — голос пилота приобрел истерический оттенок.
— Ну-ка, дай сюда наушники, — угонщик протиснулся к микрофону. Через секунду он уже орал что-то по-английски невидимому и неведомому пилоту.
— Порядок, — сказал он, услышав ответ. — Велят следовать на посадку. За ним. — впереди снова замаячил истребитель. Еще два возникли сзади по бокам, готовые в любой момент выпустить в незваного гостя ракету.
— Все нормально, ребята, — голос террориста, несмотря на всю дикость обстановки, звучал успокаивающе. — Вы жить хотите. И мы жить хотим. Так что интересы у нас, можно сказать, общие…
* * *
То же время, Москва.
Без бороды Востоков узнавался с трудом. Стрижка «ебрик» (ежик+бобрик) и кепка-аэродром делали его еще менее узнаваемым.
Ковалев выдал ему лицензионную «Мальборо» и поднес огоньку. Закурил сам.
— Где Сергеев и Калинина?
— Не знаю, — спокойно ответил Востоков. — Спасибо, товарищ майор. Целые сутки без приличной сигареты. Редкостное дерьмо эта ваша «Прима».
— Востоков, — майор Ковалев слегка нервничал. — Не валяйте дурака. Хуже будет.
— Эдик, я отлично знаю, что может быть хуже, и насколько хуже — я тоже знаю. Я же не университетский диссидент, которых ваши коллеги гребут оптом… Предполагалось, что вы меня возьмете. Предполагалось, что будете спрашивать. Сергеев не посвятил меня в свои планы. Он ведь тоже профи.
— Ты, может, скажешь, что и бежать-то вовсе не собирался? — спросил Ковалев.
— Конечно. Я уже два дня знаю, что вы взяли Вилли. Стал бы я приходить сюда, если бы собирался бежать?
— А зачем бежал-то?
— Выигрывал время. У меня здесь есть одно важное дело, и пока я его не закончу, не побегу. Не бойтесь, Эдик, я уже никуда не побегу.
Все это он сказал с расстановкой, глядя Ковалеву в глаза. Майор переваривал информацию.
Ни слова лжи. Ни единого характерного признака, говорящего, что человек лжет. Скорее всего, это действительно правда. Сергеев не сказал, где он ТОЧНО находится. Но Востоков наверняка знал, что он собирается ДЕЛАТЬ.
— Пентотал, — приказал майор. — Пробу.
— И пусть лучше у вас не будет аллергии на этот препарат, — сказал он, наклоняясь к Востокову. — Для вас же лучше.
— Спешу вас обрадовать, Эдик. У меня ее нет.
— Что-то вы больно спокойны.
— Мне бояться уже нечего. И скрывать тоже. Но предназначаются ли эти сведения для ушей рядового состава? Неужели нельзя дотерпеть до нашей гостеприимной дачки?
— С хозяином побеседовать желаете, ваше благородие?
— Высокоблагородие, Эдуард, не забывайтесь… Да, желаю. Это — часть моего важного дела. Повторяю, скрывать мне уже нечего…
Дальнейший допрос показал: Востокову действительно нечего скрывать…
Он рассказал все: как им троим удалось бежать при помощи Сергеева, как он целые сутки кружил по Москве и путал следы, куда могут направляться и что делать Ниночка и полковник КГБ…
Он рассказал все, но когда на станции ПВО поступил приказ сбить самолет «Як-40», следующий в Одессу, было уже поздно… Да и не до этого.
* * *
9 мая 1980 года, район Коблево, 1900
Командир 84-й мотострелковой дивизии генерал-майор Шарламян и командир 150-й мотострелковой дивизии генерал-лейтенант Дударев друг друга не любили.
Их неприязнь возникла еще в академии Генштаба, где оба — тогда еще майор и подполковник — шли на отличие. Хороших мест по распределению, как водится, было меньше, чем желающих на них попасть. Оба интриговали, и оба в результате своих интриг получили желаемое, но с легкой поправкой: Шарламян, который хотел в Николаев, получил Херсон, а Дударев, желавший в Херсон, получил Николаев. Таким образом, оба считали, что конкурент вырвал себе самый смачный кусок, и обоим спесь не позволяла признать, что своими назначениями они недовольны.
Время шло, из подполковников оба выросли в генералы, а из командиров полка — в командиры дивизии, но осадок остался. Соперничество перешло в щеголяние машинами, дачами и женами, и, конечно же, в отчаянные попытки выслужиться раньше и лучше противника.
Увы, карьера в советской армии находилась не в прямой, а скорее в обратной зависимости от боеготовности вверенного соединения. Командир, серьезно занимавшийся подготовкой войск, получал нагоняй за перерасход патронов, снарядов и горючего, внешний вид солдат и неважно убранную территорию части. Плевать, что покрытый краской в семь слоев танк или БТР горит как свечка — зато вид на параде имеет молодцеватый. Плевать, что измотанный дурной работой солдатик не знает, с какого конца браться за пулемет — зато пуговицы и сапоги блестят. Плевать, что между старослужащими и “молодыми” нет никакой боевой спайки, а есть только взаимная ненависть — проверяющих интересует лишь вид “красного уголка”.
Объявленная готовность номер один в какой-то степени мобилизовала все три дивизии (и 169-ю, стоявшую в Скадовске — тоже), но повышенная мобилизация выразилась лишь в том, что перестали отпускать в увольнительные и начали отдавать под трибунал за “самоходы”, отчего психологический климат в дивизиях отнюдь не улучшился. Никто всерьез не ожидал от крымцев такой подлянки, какую они выкинули на Первое мая. Но даже после этого Шарламян и Дударев пребывали в расслабленном состоянии, поскольку их дивизиям отправиться в Крым не грозило. В ближайшее время, во всяком случае.
И тут беляки, суки такие, высадились…
Оба комдива узнали об этом из телефонного звонка — связист штаба фронта успел, прежде чем качинские коммандос захватили штаб. После короткой паники генералы сообразили, что никаких приказов не поступало. Где беляки, кроме Одессы, откуда они, сколько их — об этом ничего не было известно. Обезглавленный штаб фронта ничего сообщить не мог, командная цепочка была нарушена.
Помня, что инициатива наказуема, Шарламян и Дударев связались с Москвой, с Генштабом, и получили оттуда первый ясный приказ: привести дивизии в состояние боевой готовности и ждать дальнейших указаний.
Что, в общем, и так делалось.
Только в 10-15 Москва разобралась, где имение, а где наводнение. Обе дивизии получили приказ выступать. Такой же приказ — выдвигаться к Одессе — получила третья, скадовская дивизия (с некоторым запозданием — боялись, что высадка в Одессу — отвлекающий маневр, а настоящий десант пойдет на Скадовск).
Подполковник Сидиков успел сообщить, что силы беляков составляют что-то вроде батальона спецназа и батальон морской пехоты. На правду это не походило, разве что единственной целью десанта был захват штаба фронта, и тогда беляки уже далеко. Оба комдива (независимо друг от друга) решили следовать принципу “поспешай медленно”. Любую неудачу поставят в строку тебе, а соперник, учтя твой опыт, добьется успеха и сделает шаг вверх по лестнице — ну уж нет!
У Дударева был в запасе козырь — 61-й отдельный полк морской пехоты. Уже битые в тарханкутском десанте и крепко злые на белых, ребята рвались вперед, и Дударев полностью уступил их командиру честь быть первым.
Первыми они и влетели под удар вертолетов…
* * *
9 мая 1080 года, аэропорт Одесса, 1156
— Парень, который закрывал консервы, думал, что это плов… — Рахиль ковырнула пластиковой вилкой желтую массу слипшегося жирного риса, поддела чахлый кусок курятины и констатировала:
— Он ошибался…
— Скорее всего, никакой это был не парень, — заметила Рита О’Нил. — Муж моей сестры занимается поставкой продуктов на заводы пищевых концентратов… Он говорит, что главные технологи производства там почти сплошь женщины.
— Ворчишь, а ешь как через плечо кидаешь, — бросила Тамара.
— Конечно… — Левкович достала из коробки рациона пакетик чая, сняла со стопки бумажный стаканчик и пошла со всем этим добром к термосу. — Имеющий глаза да увидит, что пятнадцать минут назад мальчики из отдела разведки запустили две “Осы”. Это как пить дать значит, что с воздуха заметили выдвижение красных. Вот увидишь, не успеем мы доесть эту бурду, как нас поднимут и — нах остен.
Рахиль ошиблась в сроке ненамного: почти все летчицы успели доесть консервированный плов и выпить по чашке бодрящего горячего напитка — чая или кофе, впрочем, одно мало отличалось от другого (Тамара даже подумывала — а не работают ли над этим специально составители армейских рационов? В целях более экономного расхода пищи, так сказать…). Ну, а кто не успел — тот опоздал. В основном, конечно, не успели ребята из роты технического обслуживания, но они-то как раз могли вернуться к прерванной трапезе после того, как “Гусары” и “Вдовы” улетят…
Пока что Бог миловал “Вдов”: первая вертолетная стычка произошла между “Летучими гусарами” и “Ми-24” из Каховки и закончилась победой “Гусар” — главным образом по причине вмешательства “Беркутов” с “Севастополя”.
— Группа “Бонней”, проверка связи…
— Бонней-шесть, — откликнулась Тамара. — Связь в порядке.
— Бонней-восемь, — вторя ей, пропела Рахиль. — Мэм, а кто такой этот Бонней?
— Бонней-девять, связь в норме. — Тоня Федорова. — Левкович, серость ты безлошадная. Анна Бонней — известная пиратка.
— Бонней-семь, болтовня в эфире.
— Бонней-два, а что говорить, если нечего говорить?
— Бонней-один, всем заткнуться и слушать меня. Следуем вдоль берега до Коблево. До третьего лимана, если кто-то плохо помнит. Поворачиваем оттуда на северо-восток, ориентир — шоссе М-23. Рано или поздно мы на этом шоссе встретим красных. Лучше — до того, как они пересекут Березань по мосту, и лучше этот мост спалить. Задача — уничтожение боевой техники и живой силы противника.
— Мэм, вам хоть сказали, сколько там этой боевой техники и живой силы?
— Неопределенно.
— То есть?
— Левкович, офицер разведки употребил выражение “до хрена”. Сама решай, сколько это.
— Спасибо, мэм… Насколько я знаю начальника разведки, “до хрена” — это полк.
— Левкович, — встрял в разговор один из “Летучих Гусар”. — А как же тогда будет дивизия?
— Гусары, молчать!
Обычное дело — шутками-прибаутками глушить свой страх…
Уточненные сведения догнали их уже в воздухе: авангард советских сил — действительно полк 61-й полк морской пехоты, усиленный разведывательным батальоном. То есть, “до хрена и больше”.
Слава Богу, никто не требовал от вертолетчиков громить авангард в одиночку. А-7, известные в первую очередь точностью бомбометания, раздолбали два моста через Березанку, заставив полк скучиться у переправы. Первый удар крымских вертолетов по колонне нанес большой ущерб, но стоил потери трех “Воронов” и одного “Кречета”. Второй заход был сорван эскадрильей МиГов, которая уничтожила еще четыре “Кречета” и посбивала бы все вертолеты, если бы не “Сапсаны”, виноват, “Харриеры” с “Севастополя”. Придерживаясь своей всегдашней тактики hit and run, они ударили по численно превосходящим МиГам и два сбили, потеряв один самолет, после чего вслед за вертолетами смылись с поля (вернее, с неба) боя.
Через час инженерно-строительный батальон 150-й дивизии подоспел к месту действия и навел переправу через Березанку (БМП морской пехоты переправились и так, но следом двигались два мотострелковых полка, штаб дивизии и зенитно-ракетный полк).
В 13-40 авангард дивизии подходил к Коблево…
* * *
“…Для меня самым сложным в командовании была и остается этическая сторона… Пока ты играешь в war game, двигая фишки по карте, ты можешь ошибаться сколько угодно — это лишь вопрос твоей личной чувствительности к поражениям. Но за недолгий период моего пребывания “полководцем” я так и не научился думать о подразделениях как о фишках. Группа “Сильвер” для меня была не просто соединением горноегерского батальона, противотанкового и артиллерийского дивизиона и казачьего полка — кстати, советские армейские историки с удивительным невниманием относятся к тому, что казачий полк по численности равен стрелковому батальону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Ну, так и есть!
— Товарищи пассажиры! По техническим причинам рейс задерживается. Мы совершим временную посадку в Одессе…
* * *
— Это чтоб вам было понятно, — сказал муж «роженицы», рассовывая по карманам личное оружие пилота и штурмана. — Нам обоим с ней корячится «вышак». Поэтому мне начхать, разгерметизируется ли кабина от случайной пули, собьют ли нас белые или наши ракетчики, или мне придется взорвать бомбу. Двум смертям не бывать, одной не миновать — знаешь такую поговорку, Юрик? — обратился он к пилоту.
— Одесса посадки не дает, — шевельнул белыми губами пилот.
— Скажи, что летит хороший друг Остерманна. Спроси кого-нибудь из разведки или ОСВАГ.
— Нас собьют…
В разрыве облаков свистнул хищный силуэт “F-15”. Одна из стюардесс заплакала.
— Говорят, что посадки не дают… — голос пилота приобрел истерический оттенок.
— Ну-ка, дай сюда наушники, — угонщик протиснулся к микрофону. Через секунду он уже орал что-то по-английски невидимому и неведомому пилоту.
— Порядок, — сказал он, услышав ответ. — Велят следовать на посадку. За ним. — впереди снова замаячил истребитель. Еще два возникли сзади по бокам, готовые в любой момент выпустить в незваного гостя ракету.
— Все нормально, ребята, — голос террориста, несмотря на всю дикость обстановки, звучал успокаивающе. — Вы жить хотите. И мы жить хотим. Так что интересы у нас, можно сказать, общие…
* * *
То же время, Москва.
Без бороды Востоков узнавался с трудом. Стрижка «ебрик» (ежик+бобрик) и кепка-аэродром делали его еще менее узнаваемым.
Ковалев выдал ему лицензионную «Мальборо» и поднес огоньку. Закурил сам.
— Где Сергеев и Калинина?
— Не знаю, — спокойно ответил Востоков. — Спасибо, товарищ майор. Целые сутки без приличной сигареты. Редкостное дерьмо эта ваша «Прима».
— Востоков, — майор Ковалев слегка нервничал. — Не валяйте дурака. Хуже будет.
— Эдик, я отлично знаю, что может быть хуже, и насколько хуже — я тоже знаю. Я же не университетский диссидент, которых ваши коллеги гребут оптом… Предполагалось, что вы меня возьмете. Предполагалось, что будете спрашивать. Сергеев не посвятил меня в свои планы. Он ведь тоже профи.
— Ты, может, скажешь, что и бежать-то вовсе не собирался? — спросил Ковалев.
— Конечно. Я уже два дня знаю, что вы взяли Вилли. Стал бы я приходить сюда, если бы собирался бежать?
— А зачем бежал-то?
— Выигрывал время. У меня здесь есть одно важное дело, и пока я его не закончу, не побегу. Не бойтесь, Эдик, я уже никуда не побегу.
Все это он сказал с расстановкой, глядя Ковалеву в глаза. Майор переваривал информацию.
Ни слова лжи. Ни единого характерного признака, говорящего, что человек лжет. Скорее всего, это действительно правда. Сергеев не сказал, где он ТОЧНО находится. Но Востоков наверняка знал, что он собирается ДЕЛАТЬ.
— Пентотал, — приказал майор. — Пробу.
— И пусть лучше у вас не будет аллергии на этот препарат, — сказал он, наклоняясь к Востокову. — Для вас же лучше.
— Спешу вас обрадовать, Эдик. У меня ее нет.
— Что-то вы больно спокойны.
— Мне бояться уже нечего. И скрывать тоже. Но предназначаются ли эти сведения для ушей рядового состава? Неужели нельзя дотерпеть до нашей гостеприимной дачки?
— С хозяином побеседовать желаете, ваше благородие?
— Высокоблагородие, Эдуард, не забывайтесь… Да, желаю. Это — часть моего важного дела. Повторяю, скрывать мне уже нечего…
Дальнейший допрос показал: Востокову действительно нечего скрывать…
Он рассказал все: как им троим удалось бежать при помощи Сергеева, как он целые сутки кружил по Москве и путал следы, куда могут направляться и что делать Ниночка и полковник КГБ…
Он рассказал все, но когда на станции ПВО поступил приказ сбить самолет «Як-40», следующий в Одессу, было уже поздно… Да и не до этого.
* * *
9 мая 1980 года, район Коблево, 1900
Командир 84-й мотострелковой дивизии генерал-майор Шарламян и командир 150-й мотострелковой дивизии генерал-лейтенант Дударев друг друга не любили.
Их неприязнь возникла еще в академии Генштаба, где оба — тогда еще майор и подполковник — шли на отличие. Хороших мест по распределению, как водится, было меньше, чем желающих на них попасть. Оба интриговали, и оба в результате своих интриг получили желаемое, но с легкой поправкой: Шарламян, который хотел в Николаев, получил Херсон, а Дударев, желавший в Херсон, получил Николаев. Таким образом, оба считали, что конкурент вырвал себе самый смачный кусок, и обоим спесь не позволяла признать, что своими назначениями они недовольны.
Время шло, из подполковников оба выросли в генералы, а из командиров полка — в командиры дивизии, но осадок остался. Соперничество перешло в щеголяние машинами, дачами и женами, и, конечно же, в отчаянные попытки выслужиться раньше и лучше противника.
Увы, карьера в советской армии находилась не в прямой, а скорее в обратной зависимости от боеготовности вверенного соединения. Командир, серьезно занимавшийся подготовкой войск, получал нагоняй за перерасход патронов, снарядов и горючего, внешний вид солдат и неважно убранную территорию части. Плевать, что покрытый краской в семь слоев танк или БТР горит как свечка — зато вид на параде имеет молодцеватый. Плевать, что измотанный дурной работой солдатик не знает, с какого конца браться за пулемет — зато пуговицы и сапоги блестят. Плевать, что между старослужащими и “молодыми” нет никакой боевой спайки, а есть только взаимная ненависть — проверяющих интересует лишь вид “красного уголка”.
Объявленная готовность номер один в какой-то степени мобилизовала все три дивизии (и 169-ю, стоявшую в Скадовске — тоже), но повышенная мобилизация выразилась лишь в том, что перестали отпускать в увольнительные и начали отдавать под трибунал за “самоходы”, отчего психологический климат в дивизиях отнюдь не улучшился. Никто всерьез не ожидал от крымцев такой подлянки, какую они выкинули на Первое мая. Но даже после этого Шарламян и Дударев пребывали в расслабленном состоянии, поскольку их дивизиям отправиться в Крым не грозило. В ближайшее время, во всяком случае.
И тут беляки, суки такие, высадились…
Оба комдива узнали об этом из телефонного звонка — связист штаба фронта успел, прежде чем качинские коммандос захватили штаб. После короткой паники генералы сообразили, что никаких приказов не поступало. Где беляки, кроме Одессы, откуда они, сколько их — об этом ничего не было известно. Обезглавленный штаб фронта ничего сообщить не мог, командная цепочка была нарушена.
Помня, что инициатива наказуема, Шарламян и Дударев связались с Москвой, с Генштабом, и получили оттуда первый ясный приказ: привести дивизии в состояние боевой готовности и ждать дальнейших указаний.
Что, в общем, и так делалось.
Только в 10-15 Москва разобралась, где имение, а где наводнение. Обе дивизии получили приказ выступать. Такой же приказ — выдвигаться к Одессе — получила третья, скадовская дивизия (с некоторым запозданием — боялись, что высадка в Одессу — отвлекающий маневр, а настоящий десант пойдет на Скадовск).
Подполковник Сидиков успел сообщить, что силы беляков составляют что-то вроде батальона спецназа и батальон морской пехоты. На правду это не походило, разве что единственной целью десанта был захват штаба фронта, и тогда беляки уже далеко. Оба комдива (независимо друг от друга) решили следовать принципу “поспешай медленно”. Любую неудачу поставят в строку тебе, а соперник, учтя твой опыт, добьется успеха и сделает шаг вверх по лестнице — ну уж нет!
У Дударева был в запасе козырь — 61-й отдельный полк морской пехоты. Уже битые в тарханкутском десанте и крепко злые на белых, ребята рвались вперед, и Дударев полностью уступил их командиру честь быть первым.
Первыми они и влетели под удар вертолетов…
* * *
9 мая 1080 года, аэропорт Одесса, 1156
— Парень, который закрывал консервы, думал, что это плов… — Рахиль ковырнула пластиковой вилкой желтую массу слипшегося жирного риса, поддела чахлый кусок курятины и констатировала:
— Он ошибался…
— Скорее всего, никакой это был не парень, — заметила Рита О’Нил. — Муж моей сестры занимается поставкой продуктов на заводы пищевых концентратов… Он говорит, что главные технологи производства там почти сплошь женщины.
— Ворчишь, а ешь как через плечо кидаешь, — бросила Тамара.
— Конечно… — Левкович достала из коробки рациона пакетик чая, сняла со стопки бумажный стаканчик и пошла со всем этим добром к термосу. — Имеющий глаза да увидит, что пятнадцать минут назад мальчики из отдела разведки запустили две “Осы”. Это как пить дать значит, что с воздуха заметили выдвижение красных. Вот увидишь, не успеем мы доесть эту бурду, как нас поднимут и — нах остен.
Рахиль ошиблась в сроке ненамного: почти все летчицы успели доесть консервированный плов и выпить по чашке бодрящего горячего напитка — чая или кофе, впрочем, одно мало отличалось от другого (Тамара даже подумывала — а не работают ли над этим специально составители армейских рационов? В целях более экономного расхода пищи, так сказать…). Ну, а кто не успел — тот опоздал. В основном, конечно, не успели ребята из роты технического обслуживания, но они-то как раз могли вернуться к прерванной трапезе после того, как “Гусары” и “Вдовы” улетят…
Пока что Бог миловал “Вдов”: первая вертолетная стычка произошла между “Летучими гусарами” и “Ми-24” из Каховки и закончилась победой “Гусар” — главным образом по причине вмешательства “Беркутов” с “Севастополя”.
— Группа “Бонней”, проверка связи…
— Бонней-шесть, — откликнулась Тамара. — Связь в порядке.
— Бонней-восемь, — вторя ей, пропела Рахиль. — Мэм, а кто такой этот Бонней?
— Бонней-девять, связь в норме. — Тоня Федорова. — Левкович, серость ты безлошадная. Анна Бонней — известная пиратка.
— Бонней-семь, болтовня в эфире.
— Бонней-два, а что говорить, если нечего говорить?
— Бонней-один, всем заткнуться и слушать меня. Следуем вдоль берега до Коблево. До третьего лимана, если кто-то плохо помнит. Поворачиваем оттуда на северо-восток, ориентир — шоссе М-23. Рано или поздно мы на этом шоссе встретим красных. Лучше — до того, как они пересекут Березань по мосту, и лучше этот мост спалить. Задача — уничтожение боевой техники и живой силы противника.
— Мэм, вам хоть сказали, сколько там этой боевой техники и живой силы?
— Неопределенно.
— То есть?
— Левкович, офицер разведки употребил выражение “до хрена”. Сама решай, сколько это.
— Спасибо, мэм… Насколько я знаю начальника разведки, “до хрена” — это полк.
— Левкович, — встрял в разговор один из “Летучих Гусар”. — А как же тогда будет дивизия?
— Гусары, молчать!
Обычное дело — шутками-прибаутками глушить свой страх…
Уточненные сведения догнали их уже в воздухе: авангард советских сил — действительно полк 61-й полк морской пехоты, усиленный разведывательным батальоном. То есть, “до хрена и больше”.
Слава Богу, никто не требовал от вертолетчиков громить авангард в одиночку. А-7, известные в первую очередь точностью бомбометания, раздолбали два моста через Березанку, заставив полк скучиться у переправы. Первый удар крымских вертолетов по колонне нанес большой ущерб, но стоил потери трех “Воронов” и одного “Кречета”. Второй заход был сорван эскадрильей МиГов, которая уничтожила еще четыре “Кречета” и посбивала бы все вертолеты, если бы не “Сапсаны”, виноват, “Харриеры” с “Севастополя”. Придерживаясь своей всегдашней тактики hit and run, они ударили по численно превосходящим МиГам и два сбили, потеряв один самолет, после чего вслед за вертолетами смылись с поля (вернее, с неба) боя.
Через час инженерно-строительный батальон 150-й дивизии подоспел к месту действия и навел переправу через Березанку (БМП морской пехоты переправились и так, но следом двигались два мотострелковых полка, штаб дивизии и зенитно-ракетный полк).
В 13-40 авангард дивизии подходил к Коблево…
* * *
“…Для меня самым сложным в командовании была и остается этическая сторона… Пока ты играешь в war game, двигая фишки по карте, ты можешь ошибаться сколько угодно — это лишь вопрос твоей личной чувствительности к поражениям. Но за недолгий период моего пребывания “полководцем” я так и не научился думать о подразделениях как о фишках. Группа “Сильвер” для меня была не просто соединением горноегерского батальона, противотанкового и артиллерийского дивизиона и казачьего полка — кстати, советские армейские историки с удивительным невниманием относятся к тому, что казачий полк по численности равен стрелковому батальону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104