Советская наука диверсии и шпионажа — очень много. Но особенно мил Владимиру Резуну был тот раздел оной науки, который требовал работы с документами, архивами, открытыми источниками, скрупулезного сбора фактов и делания выводов… Любил Владимир всякие такие головоломки и загадки, ловил момент, когда все факты и фактики выстраиваются в единую картину, и единственно верное решение молнией, извините за банальность, пронзает сознание… А поскольку Володя любил и умел работать головой, постольку этих сладких моментов откровения в его жизни было не так уж мало.
И это свое умение Володя очень ценил. Ибо работа разведчика — не крушить кулаком челюсти, как это показывается в кино, а делать тайное явным. И здесь много званных, но мало избранных…
— Как живете, караси? — спросил Резун.
— Хорошо живем, мерси. — В тон ему ответил Сагабалян.
Кадровый отдел Главштаба располагался в подвале и тоже находился в ведении спецназа ГРУ. Лейтенант Сагабалян, начальник тамошней охраны, явно спал до прихода Владимира. И явно пил до того, как лег спать.
— Ну, здесь было ночью, — сказал он. — Ты дрался?
— Не пришлось.
— А меня вот, — Сагабалян продемонстрировал руку на перевязи. — Комбат отправил сюда. А тебе чего здесь?
— По делу.
— По большому или по маленькому? За бумагой?
— Вот поэтому ты, Ованес, все еще в спецназе, а я уже в Аквариуме.
— Было бы чему завидовать.
Владимир подошел к картотеке, занимавшей целую стену.
Спецвойска ОСВАГ или корниловцы?
— Ладно, — сказал Владимир себе под нос, — Попытаем счастья… Попытка — не пытка, правда, батоно Лаврентий?
— Чего? — окликнул его Сагабалян.
— Это я не тебе! — Владимир прошелся вдоль выдвижных ящичков и выдвинул первый. «А-М».
— Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то вот эти цифирьки — личный номер. Ха, мальчики, да вы здесь все не по фамилиям, а по индексам номеров… — Он засунул ящичек в ячейку, вытащил другой «М-Х». — Ну-ка, ХD, встань передо мной, как Лист перед Вагнером… Ага!
Он вытащил нужную карточку.
— Сектор М, номер 214. Полезная вещь — бюрократия…
Личное дело Верещагина находилось именно здесь. Ничего странного: на многих разведчиков заводят липовые дела, многие из них тихо-мирно служат в армейских частях у черта на куличках, по меньшей мере, числятся там. «Мертвые души».
Резун открыл папочку, полистал…
— Ой, как интересно…
— Что? — спросил Сагабалян.
— Это я не тебе. Ой, какой же я дурак… Или это не я дурак?
Он сунул папку под мышку. Вышел из архива и поднялся в лифте на восьмой этаж, где обосновались спецназовцы. Нашел уединенный кабинет, выгнал резавшихся в карты рядовых и сел в кресло, снова открывая папку.
Так, значит, вот как ты выглядел, друг мой, пока тебе не починили рожу. Ничего, приличный молодой человек. С таким можно оставить свою сестру наедине…
Тысяча девятьсот сорок девятый год рождения. Двадцать третье декабря, Судак. Мать — Марта Ковач, иммигрантка, Румыния, 39-й год. Отец… опаньки!
Отец — Павел Верещагин, иммигрант, СССР, 41-й год.
Это уже интересно, товарищи. Иммгрант, сорок первый — или дезертир, или побег из плена… Что, в конечном счете, тоже считается дезертирством по советским законам — раз бежал из плена, неча сидеть в стане идеологического противника: топай в штрафбат и искупай вину кровью…
Еще один любопытный фактик: в пятьдесят первом году счастливый отец семейства оставил молодую жену с ребенком на руках и… вернулся в СССР. Дальнейших сведений о нем нет… Еще бы они были!
Слова «Симферопольская Гимназия имени Александра II Освободителя» Резуну ничего не сказали. Иначе он задался бы вопросом: почему парнишка из такой небогатой семьи попал в такое престижное учебное заведение? И почему по окончании столь престижной гимназии юноша поступил в армию?
Так, карьера… На третий год службы, будучи уже младшим унтером, получил предложение идти в офицерское училище. В двадцать лет — победа на крымских соревнованиях по скалолазанию. В следующие два года — еще две. В двадцать три года был мобилизован в качестве офицера-стажера, участвовал в боевых действиях Турецкой Кампании. По окончании войны получил полноценный офицерский чин. Через год — повышение. В семьдесят шестом дали поручика.
Ого! За время службы его благородие четырежды проверялся ОСВАГ. Ну да, лучше перебдеть, чем недобдеть. А то окажется, что парень был завербован СМЕРШем еще в материнской утробе…
Психологический профиль… Глубоко копают. Личностный тест Айзенка, показатели интроверсии, показатели экстраверсии, показатели шизоидности, показатели истероидности, параноидности… Ладно, все равно я в этом ни хрена не понимаю. Хм, энергичен, но сдержан… Ровен в общении с подчиненными и товарищами по службе, близких контактов не поддерживает… Волк-одиночка… Отрицательные черты: скрытен, но бывает резок в высказываниях… Проявляет склонность к нарушению субординации…
Что, настолько, что самостийно решил связаться с Востоковым?
Увлечения: советская авторская песня… Однако! История, военная история, философия, психология… Альпинизм и скалолазание — это мы уже знаем. Пти-Дрю, где это? Мак-Кинли, Маттерхорн, Эйгер. Четыре гималайские экспедиции. Фильм «Волшебная линия». Видимо, после Канченджанги начальство решило, что мужик дозрел до роты. Звание штабс-капитана и рота. И в этом году, в феврале — капитанские погоны.
Резун швырнул папку на стол.
Это не легенда, это херня собачья. Таких легенд не бывает.
Стены кабинета молча с ним согласились.
— Здесь воняет, — сказал он.
В комнате действительно воняло — винным и табачным перегаром — но Владимир имел в виду не это. Он имел в виду дело. Дело, которое выглядит так, словно его специально склепали и подбросили в архив, чтобы поиздеваться над Володей Резуном. Дело, которое смердит дешевым шпионским романом, написанным, к тому же, юной барышней.
— Вы мне кого подсунули? — вслух спросил он. — Ладно, допустим на пять минут, что это правда. Я — Востоков, и веду какую-то игру с КГБ. В нужный момент нужный человек поддержит меня действиями своей группы, подстрахует… Тихо и чисто… Кого мне найти на эту работу? Кого задействовать? Уж конечно, профессионала, мать вашу. Спеца из качинских или из ОСВАГ. Который не запорет дело, не засыплется, не попадется… А если попадется — сумеет уничтожить все улики, а в случае необходимости — сможет покончить с собой… Почему же Востоков выбирает для этой миссии явного непрофессионала? Человека, который напартачил и наляпал — при всем старании не мог не напартачить! Человека, который, непонятно на что рассчитывая, сдался в плен, и теперь продолжает валять самого глупого дурака?
Или же дело обстоит совсем наоборот: Верещагин ДЕЙСТВИТЕЛЬНО профессионал. Настолько крутой, что умело сымитировал почерк любителя, как наемный убийца экстра-класса «косит» под уличного грабителя-мокрушника? Но тогда почему его досье сляпано как будто на вкус шестиклассника? Оно должно быть абсолютно серым, совершенно незаметным досье… Таким, какое положено заводить на «мертвую душу», агента в армии.
Стоп! Востоков все-таки не совсем идиот. Если бы он хотел иметь в своем распоряжении профессионала-разведчика, он бы его имел. Владимир пошарил в кармане, достал пачку сигар с мундштуками, закурил, встал у окна, прикоснувшись лбом к стеклу…
А поредело в наших рядах. Всего час назад тут был настоящий муравейник, полк готовился к выходу на мятежный Бахчисарай. Теперь замусоренная и пустая площадь Барона выглядела пугающе просторной, а фигурки спецназовцев на постах — жалкими и сиротливыми.
К черту. Думаем дальше. Востоков хотел непрофессионала. Он получил непрофессионала. Непрофессионал намусорил так, что в глазах рябит.
Значит, Востоков хотел, чтобы он намусорил.
Вы болван, Штюбинг!
Все сделано так, чтобы привлечь к этой акции внимание. И человек выбран под эту функцию. Подарок для прессы, готовый национальный герой либо же национальное пугало. Мертвый герой даже лучше чем живой: жрать не просит. На мертвое пугало можно повесить значительно больше собак, чем на живое.
Владимир любил моменты истины, когда разгадка белым магнием вспыхивает в мозгу.
Но сейчас он был ей не рад. Такая разгадка пахла переводом в армию и ссылкой в самый дальний и зачуханный гарнизон. Такая разгадка грозила оттяпать стоящим слишком близко людям не только пальцы, но и головы. В жопу такие разгадки.
Потому что если он, Володя Резун, придет с такой разгадкой к вышестоящему начальству, он получит офигенного пенделя под зад. Начальство в эту оперетту не поверит.
Последняя разгадка заставила его застонать и ударить кулаком в оконный переплет: на то и был расчет Востокова! Ах, как он, наверное, хихикал в свою бороду, составляя этот план! Сколько изящества в этой нарочитой грубости, как тонко это шито белыми нитками!
Он шагнул к столу, еще раз перелистал досье, остановил взгляд на фотографии последних лет… В прямом и даже несколько глуповатом взгляде — фотографируясь на документы, все выглядят глуповато, — ему почудилась насмешка.
* * *
Район Почтовой, тот же день, около полудня
Ужасно обидно умирать, когда уже видно, что ты победил.
Новак лежал, прижимая ладони к горящему животу. Бедром он чувствовал, какая мокрая под ним земля. Кровь уходит быстро. Слишком быстро. Хесс не успеет привести медика.
Ниже по склону кто-то метался в траве и стонал. Наверное, тот хитрый сукин сын, который успел-таки бросить гранату, уничтожившую почти все его отделение. Хесс так и не получит с Костюченка свои деньги.
Удивительно, какие глупости лезут в голову перед смертью. Он должен бы подумать о Магде… Они расстались не в добрых чувствах, и этого уже не поправишь.
Он обещал Чеславу роликовую доску… Хотел научить Стефана каратэ. Мальчишки вырастут без отца — паршиво…
Но если бы ты мог выбрать, спросил он себя, если бы можно было вернуться на сутки и выбрать — пойти ли за капитаном и сдохнуть здесь, на этом склоне, или остаться в вонючем лагере, и отправиться в другой вонючий лагерь куда-нибудь в Казахстан — что бы ты выбрал?
Он не успел ответить.
* * *
«Это не он», — сказала себе Тамара.
Она понимала, что его нет там, внизу, в этом свинцовом аду, она видела горящего «Бову» и фигурки, срезанные автоматными очередями, и твердила себе: «Это не он».
Выстрел за выстрелом в грязно-зеленую колонну: с каждым выстрелом уменьшается число врагов, увеличиваются шансы ребят внизу и лично его шансы.
Пилот — белая кость войны, он не сидит в окопе, не мерзнет в засаде и не обливается потом на марше, он (или она) делает чистую, как многим кажется, работу. Грохот взрывов, свист пуль, кровь, крики, рвущаяся ткань жизни — все это там, внизу, и даже белый хвост «Стрелы» кажется совсем неопасным, если, конечно, она летит не в тебя, и не твоя машина содрогнется конвульсивным лязгом и пойдет вниз, выходя из повиновения, не в твои ноздри шибанет запахом горелого пластика и краски, и не твой боезапас сдетонирует, когда машина грянется оземь… Но эта возможность — часть работы, и оставлять ее за кадром, в офсайде сознания — дело привычное.
Рахиль поднялась чуть повыше, осматривая поле сражения.
— Два десятка машин драпают! Третья, за мной!
Тамара бросила машину в погоню за уходящей группой, держа машину так. чтобы Рите было не очень трудно целиться.
Один раз было по-настоящему страшно: когда выпущенная «Стрела» поймала ловушку слишком близко от вертолета. Машина чуть не завалилась набок, Тамара ее еле удержала.
Колонна беглецов налетела на другую, неизвестно откуда взявшуюся крымскую часть. Всего где-то рота. Надо ребятам помочь. Свести численное превосходство советских десантников на нет. Чем их меньше — тем больше шансов у егерей. Пусть хоть у кого-то будет больше шансов.
Тамара сделала заход вдоль колонны, следом за Рахилью. Развернулась, пошла в обратную сторону.
"Ворон, ворон, что ты делаешь? " — вспомнилось, запелось: — «Рою ямку! — На что роешь ямку?»
Шарррах! Вертолет резко ухнул вниз. Томительно долгие доли секунды гравитации не было, машину начало крутить. Граната, поняла Тамара, с трудом удерживая управление. Все, полетали. Садимся. Вон на тот холмик, и дай Бог, чтобы повезло мордой к дороге — еще постреляем…
Сотрясение… Скольжение полозьев по траве… Уф-ф, остановились… Если бы не шлем, можно было бы утереть пот.
— Стреляй, Рита! Стреляй, Ритуля, милая!
Вертолет затрясло от выстрелов авиапушки. Тамара не сразу ухватила закрепленные под панелью «МАТ» и дополнительную к нему обойму: руки дрожали, и не только от стрельбы.
Бегут сюда. Ну уж нет. Второй раз ни за что вы меня не возьмете, лучше пулю в башку.
Она выпрыгнула из вертолета, перекатилась, сняла автомат с предохранителя. Не давать им поднять башки, чтобы Рита могла стрелять по колонне.
Очередь из «МАТ» опустошила магазин за секунду. Идиотка, у тебя что, патронный завод здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
И это свое умение Володя очень ценил. Ибо работа разведчика — не крушить кулаком челюсти, как это показывается в кино, а делать тайное явным. И здесь много званных, но мало избранных…
— Как живете, караси? — спросил Резун.
— Хорошо живем, мерси. — В тон ему ответил Сагабалян.
Кадровый отдел Главштаба располагался в подвале и тоже находился в ведении спецназа ГРУ. Лейтенант Сагабалян, начальник тамошней охраны, явно спал до прихода Владимира. И явно пил до того, как лег спать.
— Ну, здесь было ночью, — сказал он. — Ты дрался?
— Не пришлось.
— А меня вот, — Сагабалян продемонстрировал руку на перевязи. — Комбат отправил сюда. А тебе чего здесь?
— По делу.
— По большому или по маленькому? За бумагой?
— Вот поэтому ты, Ованес, все еще в спецназе, а я уже в Аквариуме.
— Было бы чему завидовать.
Владимир подошел к картотеке, занимавшей целую стену.
Спецвойска ОСВАГ или корниловцы?
— Ладно, — сказал Владимир себе под нос, — Попытаем счастья… Попытка — не пытка, правда, батоно Лаврентий?
— Чего? — окликнул его Сагабалян.
— Это я не тебе! — Владимир прошелся вдоль выдвижных ящичков и выдвинул первый. «А-М».
— Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то вот эти цифирьки — личный номер. Ха, мальчики, да вы здесь все не по фамилиям, а по индексам номеров… — Он засунул ящичек в ячейку, вытащил другой «М-Х». — Ну-ка, ХD, встань передо мной, как Лист перед Вагнером… Ага!
Он вытащил нужную карточку.
— Сектор М, номер 214. Полезная вещь — бюрократия…
Личное дело Верещагина находилось именно здесь. Ничего странного: на многих разведчиков заводят липовые дела, многие из них тихо-мирно служат в армейских частях у черта на куличках, по меньшей мере, числятся там. «Мертвые души».
Резун открыл папочку, полистал…
— Ой, как интересно…
— Что? — спросил Сагабалян.
— Это я не тебе. Ой, какой же я дурак… Или это не я дурак?
Он сунул папку под мышку. Вышел из архива и поднялся в лифте на восьмой этаж, где обосновались спецназовцы. Нашел уединенный кабинет, выгнал резавшихся в карты рядовых и сел в кресло, снова открывая папку.
Так, значит, вот как ты выглядел, друг мой, пока тебе не починили рожу. Ничего, приличный молодой человек. С таким можно оставить свою сестру наедине…
Тысяча девятьсот сорок девятый год рождения. Двадцать третье декабря, Судак. Мать — Марта Ковач, иммигрантка, Румыния, 39-й год. Отец… опаньки!
Отец — Павел Верещагин, иммигрант, СССР, 41-й год.
Это уже интересно, товарищи. Иммгрант, сорок первый — или дезертир, или побег из плена… Что, в конечном счете, тоже считается дезертирством по советским законам — раз бежал из плена, неча сидеть в стане идеологического противника: топай в штрафбат и искупай вину кровью…
Еще один любопытный фактик: в пятьдесят первом году счастливый отец семейства оставил молодую жену с ребенком на руках и… вернулся в СССР. Дальнейших сведений о нем нет… Еще бы они были!
Слова «Симферопольская Гимназия имени Александра II Освободителя» Резуну ничего не сказали. Иначе он задался бы вопросом: почему парнишка из такой небогатой семьи попал в такое престижное учебное заведение? И почему по окончании столь престижной гимназии юноша поступил в армию?
Так, карьера… На третий год службы, будучи уже младшим унтером, получил предложение идти в офицерское училище. В двадцать лет — победа на крымских соревнованиях по скалолазанию. В следующие два года — еще две. В двадцать три года был мобилизован в качестве офицера-стажера, участвовал в боевых действиях Турецкой Кампании. По окончании войны получил полноценный офицерский чин. Через год — повышение. В семьдесят шестом дали поручика.
Ого! За время службы его благородие четырежды проверялся ОСВАГ. Ну да, лучше перебдеть, чем недобдеть. А то окажется, что парень был завербован СМЕРШем еще в материнской утробе…
Психологический профиль… Глубоко копают. Личностный тест Айзенка, показатели интроверсии, показатели экстраверсии, показатели шизоидности, показатели истероидности, параноидности… Ладно, все равно я в этом ни хрена не понимаю. Хм, энергичен, но сдержан… Ровен в общении с подчиненными и товарищами по службе, близких контактов не поддерживает… Волк-одиночка… Отрицательные черты: скрытен, но бывает резок в высказываниях… Проявляет склонность к нарушению субординации…
Что, настолько, что самостийно решил связаться с Востоковым?
Увлечения: советская авторская песня… Однако! История, военная история, философия, психология… Альпинизм и скалолазание — это мы уже знаем. Пти-Дрю, где это? Мак-Кинли, Маттерхорн, Эйгер. Четыре гималайские экспедиции. Фильм «Волшебная линия». Видимо, после Канченджанги начальство решило, что мужик дозрел до роты. Звание штабс-капитана и рота. И в этом году, в феврале — капитанские погоны.
Резун швырнул папку на стол.
Это не легенда, это херня собачья. Таких легенд не бывает.
Стены кабинета молча с ним согласились.
— Здесь воняет, — сказал он.
В комнате действительно воняло — винным и табачным перегаром — но Владимир имел в виду не это. Он имел в виду дело. Дело, которое выглядит так, словно его специально склепали и подбросили в архив, чтобы поиздеваться над Володей Резуном. Дело, которое смердит дешевым шпионским романом, написанным, к тому же, юной барышней.
— Вы мне кого подсунули? — вслух спросил он. — Ладно, допустим на пять минут, что это правда. Я — Востоков, и веду какую-то игру с КГБ. В нужный момент нужный человек поддержит меня действиями своей группы, подстрахует… Тихо и чисто… Кого мне найти на эту работу? Кого задействовать? Уж конечно, профессионала, мать вашу. Спеца из качинских или из ОСВАГ. Который не запорет дело, не засыплется, не попадется… А если попадется — сумеет уничтожить все улики, а в случае необходимости — сможет покончить с собой… Почему же Востоков выбирает для этой миссии явного непрофессионала? Человека, который напартачил и наляпал — при всем старании не мог не напартачить! Человека, который, непонятно на что рассчитывая, сдался в плен, и теперь продолжает валять самого глупого дурака?
Или же дело обстоит совсем наоборот: Верещагин ДЕЙСТВИТЕЛЬНО профессионал. Настолько крутой, что умело сымитировал почерк любителя, как наемный убийца экстра-класса «косит» под уличного грабителя-мокрушника? Но тогда почему его досье сляпано как будто на вкус шестиклассника? Оно должно быть абсолютно серым, совершенно незаметным досье… Таким, какое положено заводить на «мертвую душу», агента в армии.
Стоп! Востоков все-таки не совсем идиот. Если бы он хотел иметь в своем распоряжении профессионала-разведчика, он бы его имел. Владимир пошарил в кармане, достал пачку сигар с мундштуками, закурил, встал у окна, прикоснувшись лбом к стеклу…
А поредело в наших рядах. Всего час назад тут был настоящий муравейник, полк готовился к выходу на мятежный Бахчисарай. Теперь замусоренная и пустая площадь Барона выглядела пугающе просторной, а фигурки спецназовцев на постах — жалкими и сиротливыми.
К черту. Думаем дальше. Востоков хотел непрофессионала. Он получил непрофессионала. Непрофессионал намусорил так, что в глазах рябит.
Значит, Востоков хотел, чтобы он намусорил.
Вы болван, Штюбинг!
Все сделано так, чтобы привлечь к этой акции внимание. И человек выбран под эту функцию. Подарок для прессы, готовый национальный герой либо же национальное пугало. Мертвый герой даже лучше чем живой: жрать не просит. На мертвое пугало можно повесить значительно больше собак, чем на живое.
Владимир любил моменты истины, когда разгадка белым магнием вспыхивает в мозгу.
Но сейчас он был ей не рад. Такая разгадка пахла переводом в армию и ссылкой в самый дальний и зачуханный гарнизон. Такая разгадка грозила оттяпать стоящим слишком близко людям не только пальцы, но и головы. В жопу такие разгадки.
Потому что если он, Володя Резун, придет с такой разгадкой к вышестоящему начальству, он получит офигенного пенделя под зад. Начальство в эту оперетту не поверит.
Последняя разгадка заставила его застонать и ударить кулаком в оконный переплет: на то и был расчет Востокова! Ах, как он, наверное, хихикал в свою бороду, составляя этот план! Сколько изящества в этой нарочитой грубости, как тонко это шито белыми нитками!
Он шагнул к столу, еще раз перелистал досье, остановил взгляд на фотографии последних лет… В прямом и даже несколько глуповатом взгляде — фотографируясь на документы, все выглядят глуповато, — ему почудилась насмешка.
* * *
Район Почтовой, тот же день, около полудня
Ужасно обидно умирать, когда уже видно, что ты победил.
Новак лежал, прижимая ладони к горящему животу. Бедром он чувствовал, какая мокрая под ним земля. Кровь уходит быстро. Слишком быстро. Хесс не успеет привести медика.
Ниже по склону кто-то метался в траве и стонал. Наверное, тот хитрый сукин сын, который успел-таки бросить гранату, уничтожившую почти все его отделение. Хесс так и не получит с Костюченка свои деньги.
Удивительно, какие глупости лезут в голову перед смертью. Он должен бы подумать о Магде… Они расстались не в добрых чувствах, и этого уже не поправишь.
Он обещал Чеславу роликовую доску… Хотел научить Стефана каратэ. Мальчишки вырастут без отца — паршиво…
Но если бы ты мог выбрать, спросил он себя, если бы можно было вернуться на сутки и выбрать — пойти ли за капитаном и сдохнуть здесь, на этом склоне, или остаться в вонючем лагере, и отправиться в другой вонючий лагерь куда-нибудь в Казахстан — что бы ты выбрал?
Он не успел ответить.
* * *
«Это не он», — сказала себе Тамара.
Она понимала, что его нет там, внизу, в этом свинцовом аду, она видела горящего «Бову» и фигурки, срезанные автоматными очередями, и твердила себе: «Это не он».
Выстрел за выстрелом в грязно-зеленую колонну: с каждым выстрелом уменьшается число врагов, увеличиваются шансы ребят внизу и лично его шансы.
Пилот — белая кость войны, он не сидит в окопе, не мерзнет в засаде и не обливается потом на марше, он (или она) делает чистую, как многим кажется, работу. Грохот взрывов, свист пуль, кровь, крики, рвущаяся ткань жизни — все это там, внизу, и даже белый хвост «Стрелы» кажется совсем неопасным, если, конечно, она летит не в тебя, и не твоя машина содрогнется конвульсивным лязгом и пойдет вниз, выходя из повиновения, не в твои ноздри шибанет запахом горелого пластика и краски, и не твой боезапас сдетонирует, когда машина грянется оземь… Но эта возможность — часть работы, и оставлять ее за кадром, в офсайде сознания — дело привычное.
Рахиль поднялась чуть повыше, осматривая поле сражения.
— Два десятка машин драпают! Третья, за мной!
Тамара бросила машину в погоню за уходящей группой, держа машину так. чтобы Рите было не очень трудно целиться.
Один раз было по-настоящему страшно: когда выпущенная «Стрела» поймала ловушку слишком близко от вертолета. Машина чуть не завалилась набок, Тамара ее еле удержала.
Колонна беглецов налетела на другую, неизвестно откуда взявшуюся крымскую часть. Всего где-то рота. Надо ребятам помочь. Свести численное превосходство советских десантников на нет. Чем их меньше — тем больше шансов у егерей. Пусть хоть у кого-то будет больше шансов.
Тамара сделала заход вдоль колонны, следом за Рахилью. Развернулась, пошла в обратную сторону.
"Ворон, ворон, что ты делаешь? " — вспомнилось, запелось: — «Рою ямку! — На что роешь ямку?»
Шарррах! Вертолет резко ухнул вниз. Томительно долгие доли секунды гравитации не было, машину начало крутить. Граната, поняла Тамара, с трудом удерживая управление. Все, полетали. Садимся. Вон на тот холмик, и дай Бог, чтобы повезло мордой к дороге — еще постреляем…
Сотрясение… Скольжение полозьев по траве… Уф-ф, остановились… Если бы не шлем, можно было бы утереть пот.
— Стреляй, Рита! Стреляй, Ритуля, милая!
Вертолет затрясло от выстрелов авиапушки. Тамара не сразу ухватила закрепленные под панелью «МАТ» и дополнительную к нему обойму: руки дрожали, и не только от стрельбы.
Бегут сюда. Ну уж нет. Второй раз ни за что вы меня не возьмете, лучше пулю в башку.
Она выпрыгнула из вертолета, перекатилась, сняла автомат с предохранителя. Не давать им поднять башки, чтобы Рита могла стрелять по колонне.
Очередь из «МАТ» опустошила магазин за секунду. Идиотка, у тебя что, патронный завод здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104