Но она
по-прежнему существует. Вы остались такими же рабами, какими были! Вы не
свободны по-настоящему.
- Откуда вы знаете?
- Я читала в одном журнале статью про одонианство,- ответила она.-
И мы провели вместе целый день. Я не знаю вас, но я знаю о вас некоторые
вещи. Я знаю, что внутри вас - внутри вот этой вашей волосатой головы -
сидит... сидит некая королева Тэаэйя. И она командует вами точно так же,
как та старая тиранка командовала своими крепостными. Она говорит: "Делай
так!" - и вы так делаете; или "Не делай этого!" - и вы не делаете.
- Там ей и место,- сказал он, улыбаясь.- У меня в голове.
- Нет. Лучше, чтобы она была во дворце. Тогда вы могли бы
взбунтоваться против нее! И взбунтовались бы! Взбунтовался же ваш
прапрадед; во всяком случае, он сбежал на Луну, чтобы освободиться. Но он
взял королеву Тэаэйю с собой, и она все еще с вами!
- Может быть. Но на Анарресе она усвоила, что если она прикажет мне
причинить боль другому, я причиню боль себе.
- Все то же самое лицемерие. Жизнь - это борьба, и побеждает
сильнейший. А цивилизация только прячет кровь и скрывает ненависть за
красивыми словами. Вот и все, что она делает!
- Ваша цивилизация - возможно. Наша ничего не прячет. Все просто.
Там королева Тэаэйя носит только свою собственную кожу... Мы следуем только
одному единственному закону - закону эволюции человека.
- Закон эволюции - в том, что выживает сильнейший!
- Да; а в существовании любого социального вида сильнейшие - это те,
кто наиболее социален. Иными словами, наиболее этичен. Понимаете, у нас на
Анарресе нет ни жертв, ни врагов. У каждого из нас есть только все
остальные. Причиняя боль друг другу, никакой силы не получишь. Только
слабость.
- Мне нет никакого дела до того, кто кому причиняет или не причиняет
боль. Мне нет дела до других, и никому ни до кого нет дела. Люди просто
притворяются. А я не хочу притворяться. Я хочу быть свободной!
- Но, Вэйя! - начал он с нежностью, потому что ее речь в защиту
свободы его очень тронула; но в дверь позвонили. Вэйя встала, оправила юбку
и, улыбаясь, пошла навстречу гостям.
В течении следующего часа пришло человек тридцать-сорок. Сначала Шевек
чувствовал досаду, недовольство и скуку. Это был просто очередной званый
вечер, когда все стоят с бокалами в руках, улыбаются и громко
разговаривают. Но скоро стало интереснее. Начались дискуссии и ссоры, люди
стали садиться и беседовать; становилос ь похоже на вечеринку там, дома.
Разносили изящные маленькие пирожные и кусочки мяса и рыбы, внимательный
официант то и дело наполнял опустевшие бокалы. Он подал бокал Шевеку; Шевек
взял. Он уже несколько месяцев наблюдал, как уррасти хлещут алкоголь, и
никто из них от этого, как будто бы, не заболел. Вкус у этой штуки был, как
у лекарства, но кто-то объяснил, что это в основном газированная вода,
которая ему нравилась. Ему хотелось пить, поэтому он выпил все залпом.
Двое мужчин упорно заговаривали с ним о физике. Один из них был хорошо
воспитан, и Шевеку некоторое время удавалось избегать его, потому что ему
было трудно говорить о физике с не-физиками. Второй держался властно, и
отделаться от него было невозможно; но Шевек заметил, что от раздражения
ему стало гораздо легче разговаривать. Этот человек разбирался во всем;
по-видимому, потому что у него было очень много денег.
- Как я понимаю,- сообщил он Шевеку,- ваша Теория Одновременности
просто отрицает самое очевидное свойство времени - тот факт, что время
проходит.
- Ну, в физике принято быть очень осторожным, называя что-либо
"фактом", это ведь совсем не то, что в деловых кругах,- очень кротко и
любезно сказал Шевек, но в его кротости было что-то, заставившее Вэйю,
которая рядом болтала с другой кучкой гостей, обернуться и
прислушиваться.- В рамках строгих понятий Теории Одновременности
последовательность событий трактуется не как физически объективное явление,
а как субъективное.
- Ну-ка, перестаньте запугивать Деарри и объясните нам, что это
значит, на общедоступном языке,- сказала Вэйя. Ее проницательность вызвала
у Шевека усмешку.
- Ну, мы думаем, что время "проходит", течет мимо нас; но что, если
это именно мы движемся вперед, от прошлого к будущему, все время открывая
новое? Понимаете, это было немного похоже на чтение книги. Книга уже есть,
она вся здесь, под переплетом. Но если вы хотите прочесть то, что в ней
написано, вы должны начать с первой страницы и продвигаться вперед строго
по порядку. Так и вселенную можно представить себе в виде очень большой
книги, а нас - в виде очень маленьких читателей.
- Но факт в том,- сказал Деарри,- что мы воспринимаем вселенную как
последовательность, поток. А в таком случае какая польза от этой теории о
том, что на каком-то более высоком уровне все может сосуществовать вечно и
одновременно. Вам, теоретикам, это, возможно, и доставляет удовольствие, но
она не имеет никакого практического применения, никакого отношения к
реальной жизни. Если только это не означает, что можно построить машину
времени! - закончил он с какой-то натужной, фальшивой веселостью.
- Но мы воспринимаем вселенную не только последовательно,- сказал
Шевек.- Разве вы никогда не видите снов, г-н Деарри? - он был горд собой,
потому что хоть раз не забыл назвать собеседника "г-н".
- А это-то тут причем?
- По-видимому, мы воспринимаем время только сознанием. Грудной
младенец не знает времени; он не может отстраниться от прошлого и понять,
как оно соотносится с настоящим, или предположить, как его настоящее будет
соотноситься с его будущим. Он не знает, что время идет; он не понимает
смерти. Подсознание взрослого - такое же. Во сне время не существует, и
последовательность событий вся перепутана, и причины и следствия
перемешаны. В мифах и легендах времени тоже н ет. Какое прошлое имеется в
виду в сказке, которая начинается словами: "В одно прекрасное время
жили-были..."? И поэтому, когда мистик восстанавливает связь между своими
разумом и подсознанием, он видит, что все становится единым и цельным, и
начинает понимать вечное возвращение.
- Да, мистики,- взволнованно подхватил более застенчивый.- Теборес,
в Восьмом Тысячелетии... он писал: "Подсознание сопротяженно с вселенной".
- Но мы же не грудные младенцы,- перебил Деарри,- мы разумные люди.
Ваша Одновременность - это какой-то вид мистического регрессивизма?
Последовала пауза, во время которой Шевек взял пирожное и съел его,
хотя ему вовсе не хотелось. Он сегодня уже один раз вышел из себя и
оказался в глупом положении. Одного раза вполне достаточно.
- Может быть, ее можно рассматривать,- сказал он,- как попытку
установить равновесие. Видите ли, секвенциальная физика превосходно
объясняет наше чувство линейности времени и факты, свидетельствующие об
эволюции. Она включает в себя понятия творен ия и смертности. Но на этом
она и останавливается. Она справляется со всем, что изменяется, но не может
объяснить, почему есть вещи, которые не исчезают. Она говорит только о
стреле времени - но не о кольце времени.
- Кольцо? - спросил более вежливый из приставал с такой явной жаждой
понять, что Шевек совершенно забыл про Деарри и с энтузиазмом принялся
объяснять, жестикулируя, размахивая руками, точно пытаясь вылепить для
своего слушателя стрелы, циклы, колебания, о которых говорил:
- Время идет циклами, а не только линейно. Планета вращается,
понимаете? Один цикл, одна орбита вокруг солнца составляет год, правда? А
две орбиты - два года; и так далее; можно считать орбиты бесконечно -
если наблюдать со стороны. Да мы и считае м время как раз по такой системе
- получается указатель времени, часы. Но внутри этой системы, внутри цикла
- где время? Где начало или конец? Бесконечное повторение - вневременной
процесс. Чтобы рассматривать его как временной процесс, его приходится
сопоставлять с каким-то другим процессом, циклическим или нециклическим.
Ну, видите ли, все это очень необычно и интересно. Движение атомов, знаете
ли, циклично. Устойчивые соединения состоят из компонентов, находящихся по
отношению один к другому в правильном, периодическом движении. В сущности,
именно крошечные, обратимые во времени атомные циклы сообщают материи
постоянство, достаточное для того, чтобы была возможной эволюция. Маленькие
вневременности, сложившись вместе, образуют время. А в большом масштабе -
Космос; ну, как вы знаете, мы считаем, что вся вселенная представляет собой
циклический процесс, чередование расширений и сжатий, без каких-либо "до"
или "после". Только внутри каждого из гигантских циклов, в которых мы
живем, только там есть линейное время, эволюция, перемены. Так что у
времени есть два аспекта. Один - стрела, текущая река; без него нет
измерений, нет прогресса, нет направления, нет творения. И второй -
кольцо, или цикл; без него - хаос, бессмысленная последовательность
мгновений, мир без часов, без времен года, без обещаний.
- Невозможно утверждать два противоречащих друг другу положения
относительно одной и той же вещи,- сказал Деарри со спокойствием высшего
знания.- Иными словами, один из этих "аспектов" реален, а второй - просто
иллюзия.
- Так говорили многие физики,- согласился Шевек.
- Но вы-то что говорите? - спросил тот, который хотел знать.
- Ну... я думаю, что это - легкий выход из затруднения... Можно ли
отмахнуться как от иллюзий, либо от того, чтобы быть, либо от того, чтобы
стать? Стать без того, чтобы быть,- бессмысленно. Быть без того, чтобы
стать,- очень нудно... Если ум способен воспринять время в обоих аспектах,
то истинная хронософия должна будет дать область, в которой станет возможно
понять взаимосвязь этих двух аспектов или процессов времени.
- Но что толку в таком "понимании",- возразил Деарри,- если оно не
дает результатов, применимых на практике, в технологии? Это просто игра
словами, не так ли?
- Вы задаете вопросы, как настоящий спекулянт,- сказал Шевек, и ни
один из присутствующих не понял, что он оскорбил Деарри, назвал его самым
презрительным словом, какое знал; Деарри даже слегка кивнул, с
удовлетворением принимая комплимент. Однако, Вэйя уловила натянутость и
торопливо вмешалась:
- Знаете, я ведь не понимаю ни слова из того, что вы говорите, но мне
кажется, что про книгу я все-таки поняла - что на самом деле все
существует сейчас... но тогда мы могли бы предсказывать будущее? Раз оно
уже есть?
- Нет, нет,- вовсе не застенчиво сказал застенчивый мужчина.- Оно
есть не в том смысле, как диван или дом... время, знаете ли,- не
пространство, по нему нельзя ходить!
Вэйя весело кивнула, точно обрадовалась тому, что ее поставили на
место. Застенчивый, словно осмелев от того, что изгнал женщину из сфер
высокой мысли, повернулся к Деарри и сказал:
- Мне кажется, что область применения темпоральной физики - этика.
Вы бы согласились с этим, д-р Шевек?
- Этика? Не знаю. Я, видите ли, в основном занимаюсь математикой.
Нельзя составить уравнение этического поведения.
- Почему нельзя? - спросил Деарри.
Шевек не обратил внимания и продолжал:
- Но хронософия действительно затрагивает этику, это верно. Потому
что с нашим чувством времени связана наша способность отличать причину от
следствия, средства от цели. Опять-таки, младенец, животное - они не видят
разницы между тем, что они делают сейчас, и тем, что произойдет вследствие
этого. Они не могут сделать лебедку или дать обещание. А мы можем. Видя
разницу между "сейчас" и "не сейчас", мы способны уловить связь между ними.
И тут на сцену выступает мораль. Ответственность. Говорить, что плохие
средства приведут к хорошей цели - все равно, что сказать, что если я
потяну за веревку на этом блоке, то она поднимет груз на другом. Нарушать
обещания значит отрицать реальность прошл ого; поэтому это не означает
отрицать надежду на реальное будущее. Если время и разум - функции друг
друга, если мы - создания времени, то нам следует знать это и попытаться
использовать это наилучшим образом. Действовать, сознавая свою
ответственность.
- Но послушайте,- сказал Деарри, несказанно довольный собственной
проницательностью,- вы же сами сейчас сказали, что в вашей системе
Одновременности нет ни прошлого, ни будущего, а есть только нечто вроде
вечного настоящего. Так как же вы можете нести ответственность за книгу,
которая уже написана? Все, что вы можете делать - это читать ее. Не
остается никакого выбора, никакой свободы действий.
- Это дилемма детерминизма. Вы совершенно правы, в симультаническом
мышлении она подразумевается. Но в секвенциальном мышлении тоже есть своя
дилемма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
по-прежнему существует. Вы остались такими же рабами, какими были! Вы не
свободны по-настоящему.
- Откуда вы знаете?
- Я читала в одном журнале статью про одонианство,- ответила она.-
И мы провели вместе целый день. Я не знаю вас, но я знаю о вас некоторые
вещи. Я знаю, что внутри вас - внутри вот этой вашей волосатой головы -
сидит... сидит некая королева Тэаэйя. И она командует вами точно так же,
как та старая тиранка командовала своими крепостными. Она говорит: "Делай
так!" - и вы так делаете; или "Не делай этого!" - и вы не делаете.
- Там ей и место,- сказал он, улыбаясь.- У меня в голове.
- Нет. Лучше, чтобы она была во дворце. Тогда вы могли бы
взбунтоваться против нее! И взбунтовались бы! Взбунтовался же ваш
прапрадед; во всяком случае, он сбежал на Луну, чтобы освободиться. Но он
взял королеву Тэаэйю с собой, и она все еще с вами!
- Может быть. Но на Анарресе она усвоила, что если она прикажет мне
причинить боль другому, я причиню боль себе.
- Все то же самое лицемерие. Жизнь - это борьба, и побеждает
сильнейший. А цивилизация только прячет кровь и скрывает ненависть за
красивыми словами. Вот и все, что она делает!
- Ваша цивилизация - возможно. Наша ничего не прячет. Все просто.
Там королева Тэаэйя носит только свою собственную кожу... Мы следуем только
одному единственному закону - закону эволюции человека.
- Закон эволюции - в том, что выживает сильнейший!
- Да; а в существовании любого социального вида сильнейшие - это те,
кто наиболее социален. Иными словами, наиболее этичен. Понимаете, у нас на
Анарресе нет ни жертв, ни врагов. У каждого из нас есть только все
остальные. Причиняя боль друг другу, никакой силы не получишь. Только
слабость.
- Мне нет никакого дела до того, кто кому причиняет или не причиняет
боль. Мне нет дела до других, и никому ни до кого нет дела. Люди просто
притворяются. А я не хочу притворяться. Я хочу быть свободной!
- Но, Вэйя! - начал он с нежностью, потому что ее речь в защиту
свободы его очень тронула; но в дверь позвонили. Вэйя встала, оправила юбку
и, улыбаясь, пошла навстречу гостям.
В течении следующего часа пришло человек тридцать-сорок. Сначала Шевек
чувствовал досаду, недовольство и скуку. Это был просто очередной званый
вечер, когда все стоят с бокалами в руках, улыбаются и громко
разговаривают. Но скоро стало интереснее. Начались дискуссии и ссоры, люди
стали садиться и беседовать; становилос ь похоже на вечеринку там, дома.
Разносили изящные маленькие пирожные и кусочки мяса и рыбы, внимательный
официант то и дело наполнял опустевшие бокалы. Он подал бокал Шевеку; Шевек
взял. Он уже несколько месяцев наблюдал, как уррасти хлещут алкоголь, и
никто из них от этого, как будто бы, не заболел. Вкус у этой штуки был, как
у лекарства, но кто-то объяснил, что это в основном газированная вода,
которая ему нравилась. Ему хотелось пить, поэтому он выпил все залпом.
Двое мужчин упорно заговаривали с ним о физике. Один из них был хорошо
воспитан, и Шевеку некоторое время удавалось избегать его, потому что ему
было трудно говорить о физике с не-физиками. Второй держался властно, и
отделаться от него было невозможно; но Шевек заметил, что от раздражения
ему стало гораздо легче разговаривать. Этот человек разбирался во всем;
по-видимому, потому что у него было очень много денег.
- Как я понимаю,- сообщил он Шевеку,- ваша Теория Одновременности
просто отрицает самое очевидное свойство времени - тот факт, что время
проходит.
- Ну, в физике принято быть очень осторожным, называя что-либо
"фактом", это ведь совсем не то, что в деловых кругах,- очень кротко и
любезно сказал Шевек, но в его кротости было что-то, заставившее Вэйю,
которая рядом болтала с другой кучкой гостей, обернуться и
прислушиваться.- В рамках строгих понятий Теории Одновременности
последовательность событий трактуется не как физически объективное явление,
а как субъективное.
- Ну-ка, перестаньте запугивать Деарри и объясните нам, что это
значит, на общедоступном языке,- сказала Вэйя. Ее проницательность вызвала
у Шевека усмешку.
- Ну, мы думаем, что время "проходит", течет мимо нас; но что, если
это именно мы движемся вперед, от прошлого к будущему, все время открывая
новое? Понимаете, это было немного похоже на чтение книги. Книга уже есть,
она вся здесь, под переплетом. Но если вы хотите прочесть то, что в ней
написано, вы должны начать с первой страницы и продвигаться вперед строго
по порядку. Так и вселенную можно представить себе в виде очень большой
книги, а нас - в виде очень маленьких читателей.
- Но факт в том,- сказал Деарри,- что мы воспринимаем вселенную как
последовательность, поток. А в таком случае какая польза от этой теории о
том, что на каком-то более высоком уровне все может сосуществовать вечно и
одновременно. Вам, теоретикам, это, возможно, и доставляет удовольствие, но
она не имеет никакого практического применения, никакого отношения к
реальной жизни. Если только это не означает, что можно построить машину
времени! - закончил он с какой-то натужной, фальшивой веселостью.
- Но мы воспринимаем вселенную не только последовательно,- сказал
Шевек.- Разве вы никогда не видите снов, г-н Деарри? - он был горд собой,
потому что хоть раз не забыл назвать собеседника "г-н".
- А это-то тут причем?
- По-видимому, мы воспринимаем время только сознанием. Грудной
младенец не знает времени; он не может отстраниться от прошлого и понять,
как оно соотносится с настоящим, или предположить, как его настоящее будет
соотноситься с его будущим. Он не знает, что время идет; он не понимает
смерти. Подсознание взрослого - такое же. Во сне время не существует, и
последовательность событий вся перепутана, и причины и следствия
перемешаны. В мифах и легендах времени тоже н ет. Какое прошлое имеется в
виду в сказке, которая начинается словами: "В одно прекрасное время
жили-были..."? И поэтому, когда мистик восстанавливает связь между своими
разумом и подсознанием, он видит, что все становится единым и цельным, и
начинает понимать вечное возвращение.
- Да, мистики,- взволнованно подхватил более застенчивый.- Теборес,
в Восьмом Тысячелетии... он писал: "Подсознание сопротяженно с вселенной".
- Но мы же не грудные младенцы,- перебил Деарри,- мы разумные люди.
Ваша Одновременность - это какой-то вид мистического регрессивизма?
Последовала пауза, во время которой Шевек взял пирожное и съел его,
хотя ему вовсе не хотелось. Он сегодня уже один раз вышел из себя и
оказался в глупом положении. Одного раза вполне достаточно.
- Может быть, ее можно рассматривать,- сказал он,- как попытку
установить равновесие. Видите ли, секвенциальная физика превосходно
объясняет наше чувство линейности времени и факты, свидетельствующие об
эволюции. Она включает в себя понятия творен ия и смертности. Но на этом
она и останавливается. Она справляется со всем, что изменяется, но не может
объяснить, почему есть вещи, которые не исчезают. Она говорит только о
стреле времени - но не о кольце времени.
- Кольцо? - спросил более вежливый из приставал с такой явной жаждой
понять, что Шевек совершенно забыл про Деарри и с энтузиазмом принялся
объяснять, жестикулируя, размахивая руками, точно пытаясь вылепить для
своего слушателя стрелы, циклы, колебания, о которых говорил:
- Время идет циклами, а не только линейно. Планета вращается,
понимаете? Один цикл, одна орбита вокруг солнца составляет год, правда? А
две орбиты - два года; и так далее; можно считать орбиты бесконечно -
если наблюдать со стороны. Да мы и считае м время как раз по такой системе
- получается указатель времени, часы. Но внутри этой системы, внутри цикла
- где время? Где начало или конец? Бесконечное повторение - вневременной
процесс. Чтобы рассматривать его как временной процесс, его приходится
сопоставлять с каким-то другим процессом, циклическим или нециклическим.
Ну, видите ли, все это очень необычно и интересно. Движение атомов, знаете
ли, циклично. Устойчивые соединения состоят из компонентов, находящихся по
отношению один к другому в правильном, периодическом движении. В сущности,
именно крошечные, обратимые во времени атомные циклы сообщают материи
постоянство, достаточное для того, чтобы была возможной эволюция. Маленькие
вневременности, сложившись вместе, образуют время. А в большом масштабе -
Космос; ну, как вы знаете, мы считаем, что вся вселенная представляет собой
циклический процесс, чередование расширений и сжатий, без каких-либо "до"
или "после". Только внутри каждого из гигантских циклов, в которых мы
живем, только там есть линейное время, эволюция, перемены. Так что у
времени есть два аспекта. Один - стрела, текущая река; без него нет
измерений, нет прогресса, нет направления, нет творения. И второй -
кольцо, или цикл; без него - хаос, бессмысленная последовательность
мгновений, мир без часов, без времен года, без обещаний.
- Невозможно утверждать два противоречащих друг другу положения
относительно одной и той же вещи,- сказал Деарри со спокойствием высшего
знания.- Иными словами, один из этих "аспектов" реален, а второй - просто
иллюзия.
- Так говорили многие физики,- согласился Шевек.
- Но вы-то что говорите? - спросил тот, который хотел знать.
- Ну... я думаю, что это - легкий выход из затруднения... Можно ли
отмахнуться как от иллюзий, либо от того, чтобы быть, либо от того, чтобы
стать? Стать без того, чтобы быть,- бессмысленно. Быть без того, чтобы
стать,- очень нудно... Если ум способен воспринять время в обоих аспектах,
то истинная хронософия должна будет дать область, в которой станет возможно
понять взаимосвязь этих двух аспектов или процессов времени.
- Но что толку в таком "понимании",- возразил Деарри,- если оно не
дает результатов, применимых на практике, в технологии? Это просто игра
словами, не так ли?
- Вы задаете вопросы, как настоящий спекулянт,- сказал Шевек, и ни
один из присутствующих не понял, что он оскорбил Деарри, назвал его самым
презрительным словом, какое знал; Деарри даже слегка кивнул, с
удовлетворением принимая комплимент. Однако, Вэйя уловила натянутость и
торопливо вмешалась:
- Знаете, я ведь не понимаю ни слова из того, что вы говорите, но мне
кажется, что про книгу я все-таки поняла - что на самом деле все
существует сейчас... но тогда мы могли бы предсказывать будущее? Раз оно
уже есть?
- Нет, нет,- вовсе не застенчиво сказал застенчивый мужчина.- Оно
есть не в том смысле, как диван или дом... время, знаете ли,- не
пространство, по нему нельзя ходить!
Вэйя весело кивнула, точно обрадовалась тому, что ее поставили на
место. Застенчивый, словно осмелев от того, что изгнал женщину из сфер
высокой мысли, повернулся к Деарри и сказал:
- Мне кажется, что область применения темпоральной физики - этика.
Вы бы согласились с этим, д-р Шевек?
- Этика? Не знаю. Я, видите ли, в основном занимаюсь математикой.
Нельзя составить уравнение этического поведения.
- Почему нельзя? - спросил Деарри.
Шевек не обратил внимания и продолжал:
- Но хронософия действительно затрагивает этику, это верно. Потому
что с нашим чувством времени связана наша способность отличать причину от
следствия, средства от цели. Опять-таки, младенец, животное - они не видят
разницы между тем, что они делают сейчас, и тем, что произойдет вследствие
этого. Они не могут сделать лебедку или дать обещание. А мы можем. Видя
разницу между "сейчас" и "не сейчас", мы способны уловить связь между ними.
И тут на сцену выступает мораль. Ответственность. Говорить, что плохие
средства приведут к хорошей цели - все равно, что сказать, что если я
потяну за веревку на этом блоке, то она поднимет груз на другом. Нарушать
обещания значит отрицать реальность прошл ого; поэтому это не означает
отрицать надежду на реальное будущее. Если время и разум - функции друг
друга, если мы - создания времени, то нам следует знать это и попытаться
использовать это наилучшим образом. Действовать, сознавая свою
ответственность.
- Но послушайте,- сказал Деарри, несказанно довольный собственной
проницательностью,- вы же сами сейчас сказали, что в вашей системе
Одновременности нет ни прошлого, ни будущего, а есть только нечто вроде
вечного настоящего. Так как же вы можете нести ответственность за книгу,
которая уже написана? Все, что вы можете делать - это читать ее. Не
остается никакого выбора, никакой свободы действий.
- Это дилемма детерминизма. Вы совершенно правы, в симультаническом
мышлении она подразумевается. Но в секвенциальном мышлении тоже есть своя
дилемма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42