другие полагают, что мифическим титанам, третьи же вообще не задумываются над такими вещами и равнодушно проходят мимо, одержимые идеей поиска залежей золота, с пренебрежением относясь ко всякого рода тайнам.
Допив кофе, я встал и услышал приближающийся цокот копыт; а вскоре до меня донеслись и голоса беседующих Финнея и Монте Мак-Калла.
Я вышел на крыльцо, бросил взгляд на привезенную стопку книг и увидел, что верхняя книга... исчезла.
Умышленно — и тогда и теперь — я старался избавиться от чувства любопытства, овладевавшего мною в такие моменты. Если кто-то или что-то, бывшее здесь, желает уединения, я не стану нарушать его, даже мысленно. Но нас, несомненно, что-то связывало, это... существо и меня. Нас объединяли книги, в какой-то степени мысли, и этого пока было более чем достаточно. Если таинственное существо не хотело большего, я не имел права настаивать.
Знание — это своего рода осведомленность, к ней ведут разные пути, и не все они подчиняются логическому объяснению. Иногда можно выбраться из запутанного лабиринта с помощью интуиции. Иногда этот путь подсказывает легкое дуновение ветерка, сияние далекой звезды или таинственный зов пустыни.
Чтобы послание извне достигло сознания земного человека, у него должны быть открыты ментальные поры. Мы же, белые люди, в борьбе за призрачные успехи, за сотворение своего нового мира, который желаем воздвигнуть вместо того, который окружает нас, — мы забываем иногда про эти другие пути. Забываем про Одиноких Богов, обитающих на дне пересохшего моря, или танцующих свой загадочный танец вместе с мириадом пылинок, или притаившихся и ждущих в тени скал, где оставили свои послания древние люди.
Отец рассказывал, как однажды высоко в горах была найдена постройка, сложенная из блоков, скрепленных между собой илистым раствором. И на этом растворе остались отпечатки чьих-то пальцев.
Кто и намеренно ли оставил эти отпечатки? С какой целью? Показать, на что были способны руки? Или передать другим, которые придут позже, что некто находился в этом месте какое-то время, а потом покинул его?.. Отец обнаружил вблизи этой постройки человеческие кости. Принадлежали ли они обладателю отпечатков или их оставил тот, кто пришел сюда потом?..
Зачем оставлен этот отпечаток? Может быть, кто-то стремился передать свои мысли через столетия? Или просто сказать: «Я был здесь! Это мое место. Я сам выстроил это своими руками»?
Символический образ руки постоянно живет в моем сознании, потому что земля не принадлежит кому-то из нас: все мы временно пользуемся ею и должны бережно хранить для тех, кто придет после нас. Мы не имеем права только брать у земли, не отдавая ничего взамен, не должны жать, не засевая.
Отец рассказывал мне об одном человеке, который нашел однажды наконечник стрелы, поднял его, взял себе, а потом вытащил из кармана мешочек из оленьей кожи и, достав из него несколько монет, положил в благодарность на землю...
Во двор въехал Финней с Мак-Калла. Они спешились и повели лошадей в загон. Я шел следом, когда Монте, вдруг внезапно остановившись, замер, показывая на что-то рукой.
В пыли четко вырисовывался отпечаток ноги, обутой в огромного размера мокасин.
— Боже праведный! — с благоговейным испугом прошептал Джакоб. — Вы только посмотрите на размер этой ноги!
— Две моих, — продолжал удивляться Монте, пристраивая в отпечаток свою ногу. — Нет, три!
Я посмотрел и отвернулся, размышляя над увиденным. Это не случайность. Подобно отпечатку на илистом растворе, это был знак, предупреждение, если хотите — подпись... Или еще что-то, пока не разгаданное, чему нет названия.
Никогда прежде не появлялись подобные отпечатки, не оставлялось никаких знаков. Просто исчезали книги.
Это было послание, как бы говорившее мне: "Вот такой я есть. Если не хочешь идти дальше, сойди здесь с дороги... "
Все мое существо при этой мысли вдруг пронзила острая боль, сострадание и симпатия одновременно. Где такое существо найдет себе товарища? Кто преодолеет страх перед его необычными размерами, будет готов встретиться с ним, с этим существом или... человеком? Способен ли я на такой поступок? И как же он должен быть одинок, отрезан ото всех своей странной непохожестью на других!
Теперь у меня не возникало сомнений: отпечаток оставлен намеренно.
По-своему и я отличался от своих сверстников. И им, наверное, многое казалось странным, может быть, из-за того, что у меня не было родителей. Куда бы я ни попадал, люди нередко находили меня чудным, за исключением тех, кто жил в пустыне: конечно, в первую очередь это были индейцы.
Индейцам вообще все белые люди казались странными, поскольку они разительно отличались от них. Но каждый человек подходит под определение «человеческая» натура, и все созданы по единому образу и подобию, различаясь лишь воспитанием, образованием и поведением...
— Какое здесь красивое место! — задумчиво прервал ход моих мыслей Мак-Калло, посмотрев на Джакоба. — Ты знаком с кем-нибудь из индейцев?
Финней показал взглядом на меня.
— Иоханнес знаком. Индейцы заботились о нем довольно долго. И когда-то очень почитали его отца.
Начинало смеркаться, и мы зажгли лампу. Я взял стопку книг и по одной расставил на полке. Потом вытащил несколько уже стоявших там, задумав отвезти когда-нибудь потом в лавку и поменять на те, которые еще не были прочитаны.
— Твоего отца и в самом деле убили? — спросил Монте.
— Да, здесь, во дворе этого дома, — ответил я. — Отец убил одного из наших врагов и застрелил бы еще нескольких, но, спасая мою жизнь, оттолкнул в сторону бандита и не смог быстро достать оружие. Он был очень хорошим стрелком... — не уставал повторять я свою грустную историю, но каждый раз — с гордостью за отца.
— Зачари Верн? Я слышал о нем. — Монте пристально смотрел на меня. — А сам-то ты как? Имея таких врагов, ты должен хорошо уметь стрелять.
— Я умею. И кажется, все делаю правильно...
— Тебе, мальчик, пригодится моя помощь, — решил Мак-Калла. — Не отказывайся от нее и станешь одним из самых метких стрелков. На этот счет можешь не сомневаться.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил я.
Финней и Монте расстелили постели на полу возле очага, а я пошел в свою старую спальню, осторожно прикрыв за собою дверь. Уже лежа в постели и засыпая, я, не мигая, глядел на потолок, скрытый темнотой, и вспоминал Мегги.
Когда закончим объезжать лошадей и вернемся обратно, я увижу Мегги, а может быть, и ее отца.
Над домом мягко прошелестел ночной ветер, устремляясь на восток, в удивительную и странную мою пустыню.
Слушая шелест ветра, я лежал в доме Тэквайза, думая о том, где обитает он, чем питается, какой он.
Где сейчас Франческо, нарисовавший когда-то на песке во дворе этого дома улыбающееся лицо? Будет ли это лицо по-прежнему таким же веселым, когда мы встретимся вновь?
По индейским понятиям, он уже мужчина, ну и я... разве я тоже не мужчина? Останется ли Франческо по-прежнему моим другом?..
Годы летят незаметно и очень быстро, и на песке не остается следов прошлого. Но я питал надежду, что в памяти моего друга-индейца живы воспоминания о днях, проведенных вместе.
Завтра, думал я, засыпая, увижу Франческо.
Внезапно глаза мои открылись и я стряхнул с себя остатки дремоты. Перед мысленным взором возник вдруг старик с бирюзой на шее. Кем он был? Или это всего лишь образ, вызванный из небытия моим воображением?
Почему он явился мне в тот раз? И, если я бы продолжал стоять, заговорил бы он со мной?
Появится ли он снова когда-нибудь?
Глава 30
Отец всегда готовил меня к тому, чтобы я не удивлялся чудесам. Сам он был человеком трезвым и рациональным. Однако время, проведенное в море и пустыне, заставило его переосмыслить многое, в том числе весьма легкомысленное отношение людей к знаниям и собственным возможностям.
— Человек не в состоянии ответить на вопрос, что будет или чего не будет, — учил он меня. — Что существует и чего не существует.
Вот, скажем, жители континента восхищались подвигом Колумба, но ведь многие дальние плавания совершались и до него и в еще более трудных условиях. Люди верили, что земля плоская, хотя любому моряку уже было известно, что корабли исчезают за горизонтом.
Или вот еще. Многие думают, что в древности люди плавали только вдоль берега, но ведь человеку, связавшему свою судьбу с морем, известно, что как раз у берега-то всегда подстерегает опасность. В открытом море нет риска наткнуться на рифы, угодить под шквальный ветер с берега. Побережье нередко грозит подводными течениями. А попадающиеся в изобилии плавающие предметы, затрудняющие приближение к суше?
Сколько бед принесло столкновение с ними! Тысячелетиями человек, изучая звезды, ориентировался на них во время путешествий. Крестьянин, охотник, моряк всегда держат глаза открытыми, «читают» погоду по облакам, определяют точное расстояние до острова или лагуны. По полету птицы могут сказать о месте ее гнездовья, море это или суша. Задолго до изобретения компаса люди умели определять местонахождение по солнцу. Тот, кто сидит за партой и пытается все осмыслить только логическим путем, частенько теряет связь с действительностью, жизнью.
Запомни, сынок, в нашем мире невозможное происходит постоянно, и то, что мы называем сверхъестественным, — это просто какое-то недопонимание.
Идя по пустыне или плывя в открытое море, держи всегда свой разум распахнутым для познания. Ты, конечно, многое постигнешь, читая книги, но еще большему научишься у природы — научишься тому, что еще никогда не было и не будет описано в самых умных книгах. Запомни, сын: бедняк крестьянин, охотник или рыбак владеют такими знаниями, которые школяры за своими партами постичь не в силах...
Когда утром я поднялся и начал одеваться, все эти слова отца продолжали крутиться у меня в голове.
Я вышел из спальни. Джакоб уже хлопотал возле очага, а Монте вышел во двор. Не успел Джакоб отрезать кусок ветчины, как Мак-Калла поспешно вернулся.
— След! — только и сказал он. — Я наткнулся на место, где он оставил еще один след.
— Еще один? — переспросил Финней.
— Не совсем. Он шагнул с камня на мягкую землю, и она глубоко осела под его ногой. Я внимательно все рассмотрел и решил, что, судя по ширине шага, существо это должно быть огромного роста.
— Может быть, он совершил прыжок?
— Не похоже что-то, — пожал плечами Монте. — Если бы он прыгнул, то наверняка сдвинул бы с места камень. Но камень стоит, как стоял. Нет, этот человек, очевидно, просто неимоверно громаден.
— Да не волнуйтесь вы так, — утешал я Монте. — Кто бы он ни был, уверен, для нас он не представляет никакой опасности. Не надо так волноваться, забудем происшедшее и займемся своими делами.
Монте хотел что-то возразить, но Джакоб прервал его на полуслове:
— Я бы сказал, что Ханни дал нам неплохой совет. Давайте же последуем ему.
— Мне-то какая разница, — уступая, пожал плечами Монте. — Я уж и забыл обо всем.
Мы вернулись к разговору о диких лошадях — насколько они осторожны, умны и как нам их предстоит отлавливать.
— Если нам попадутся вдруг старые лошади, — заметил Монте, — пусть даже и в хорошей форме, нет смысла тратить на них время: их почти невозможно объезжать. Надо знать этих животных: они скорее умрут, чем позволят оседлать себя.
— Там могут оказаться и лошади, сбежавшие когда-то с ранчо, — предположил Финней. — И, я почему-то уверен, среди них мы обнаружим и нескольких мулов.
— Там попадаются и дикие, неклейменые коровы, — продолжал я проявлять осведомленность. — Отец вспоминал как-то, что пригнал однажды с тех мест нескольких коров для индейцев.
— Кстати, а когда мы пойдем искать этих индейцев? — поинтересовался Монте.
— Они сами найдут нас, — заверил я.
— Ты хочешь сказать, мы должны сидеть и ждать? — спросил Мак-Калла.
— Индейцы сами выберут подходящее время, — ответил я. — У них своя точка зрения на это. Не путайте индейцев кахьюллов с теми, которых знаете вы: они существенно отличаются.
— Что означает это название — кахьюллы?
— Пожалуй, точно вам не ответит никто. Но некоторые утверждают, что «кахыолл» означает «силу» или «людей силы». Или «путь силы»... Имеется в виду, конечно, сила не физическая, а нечто высшее: сила разума.
— Интересно, — усмехнулся Монте. — Но мне еще не встречались индейцы, сильные разумом. Конечно, это еще зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря о разуме!
— Просто вы не знакомы с индейцами достаточно хорошо, — ответил я. — Папа говорил, что в какой-то момент ты думаешь, что все уже знаешь о них. А потом вдруг обнаруживаешь, что только начинаешь постигать их нрав, характер, обычаи. Когда же познакомишься ближе, только тогда понимаешь, что до этого вообще ничего о них не знал.
— Может быть... может быть.
Как и большинство калифорнийцев, Финней предпочитал работать с лассо из сыромятной кожи, поэтому и занялся его плетением, работая быстро и ловко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66