То и дело коровы пересекали нам дорогу, равнодушно поворачивая свои головы в нашу сторону и демонстрируя полное отсутствие к нам интереса. Мы не охотились на них, и им это явно было известно.
— Там! — показал Финней. — Там, где деревья, видишь темное озеро? Это оно. Теперь надо ехать очень осторожно, здесь, по дороге, нам попадется еще несколько смоляных ям.
Если ты возьмешь в руки палку и проткнешь здесь ею в любом месте землю, то, вытащив, обнаружишь: она черна от смолы.
Шумачи столетиями приходят сюда за смолой для своих лодок. Видишь, вон там лежит горстка костей. Вероятно, охотился кто-то из животных, а может быть, канюки съели добычу, а может быть, съели и самого охотника... Если ты немного постоишь и подождешь, присмотревшись, увидишь, как на поверхность поднимаются пузырьки газа. Гляди же! Пузырек поднялся, лопнул, и через мгновение появился новый...
Эта вода не годится для питья, в ней слишком много нефти и всякого мусора. Зато здесь можно кое-что найти. Несколько лет назад капитан, живущий возле Сан-Педро, пришел сюда за смолой и нашел бивень. Представляешь? Слоновый бивень! Кто-то мне рассказывал об этом, но я не сразу поверил. И не верил до тех пор, пока не побывал здесь сам.
— У индейцев существуют на этот счет легенды, — сказал я Финнею. — Не у кахьюллов, а у индейцев плейн.
— Неужели? Я что-то никогда об этом не слышал.
— Думаю, это был скорее мамонт, — предположил я. — Они, правда, рассказывают, что убили волосатого слона...
Мы отпустили лошадей пастись на траву, а сами подошли к озеру протяженностью не менее акра, не рискуя, однако, подходить особенно близко. Деревья, на которые по дороге сюда обращал мое внимание Джакоб, на самом деле стояли немного в стороне, но трава в некоторых местах росла прямо у самого края воды.
— Оно было заметно больше, даже когда мы приезжали сюда впервые, — заметил Финней. — Но тогда стоял очень засушливый год.
Финней кивнул на два озерца, каждое из которых было размером не более таза для стирки, и на несколько сероватых выпуклостей там, где сквозь землю проталкивалась смола.
— Здесь в округе существует несколько нефтяных источников, — продолжал рассказывать Финней. — Мисс Нессельрод хотела на них взглянуть, поэтому мне пришлось бывать тут и раньше. Индейцы и кое-кто из калифорнийцев приходят сюда за нефтью, которую употребляют в лечебных целях.
— Очень странное место, — задумчиво произнес я. — И мне бы хотелось еще раз приехать сюда.
— Считаю, ты можешь сделать это, когда только пожелаешь, Ханни, но, конечно, после уроков. Поговори об этом с мисс Нессельрод. Не знаю уж, что у нее такое на уме, но, держу пари, она что-то задумала. У этой женщины весьма деятельно работает голова, уж можешь мне поверить.
— Мне она нравится, мистер Финней.
— И мне, — согласился Джакоб. — Но позволь предупредить тебя, хотя, вероятно, этого и не нужно делать. Не переходи никогда ей дорогу. Она очень приятная, обаятельная и красивая молодая женщина с замечательной улыбкой... и так далее, но подо всем этим скрывается сталь. Не забывай!
Мы вскочили на отдохнувших лошадей и пустились в обратный путь.
— Она хочет, чтобы ты поездил по этой долине и освоился с местностью. Не спрашивай меня зачем. Может быть, она хочет быть уверенной, что ты нигде не заблудишься? Но, ставлю монету, на уме у нее что-то еще.
Пока мы расседлывали лошадей, Финней спросил:
— Ты знаешь какие-нибудь наречия кахьюллов? Я имею в виду, понимаешь их разговор?
— Большинство их наречий похожи на испанский. Вот Франческо и его отец знают и испанский и английский.
— А как насчет языка шумачей?
— По-моему, у них совсем другой, ни на чей не похожий.
— Мисс хочет, чтобы ты выучил его, Иоханнес. Она что-то задумала, — повторял он в который раз во время этой поездки.
Мы подошли к дому и увидели мисс Нессельрод, стоявшую в дверях и поджидавшую нашего возвращения. Я сразу понял: что-то произошло, и произошло что-то плохое.
Глава 23
Мисс Нессельрод положила руку мне на плечо, но обратилась к Джакобу:
— Вы не войдете в дом, мистер Финней? Есть кое-что, о чем вам тоже надлежит узнать. Иоханнес! К тебе гостья. — Она погладила меня по голове.
Уже наступили сумерки, и были зажжены свечи. Казалось, что-то в ее тоне предупреждало меня. В правой руке я держал ружье, за поясом был пистолет; как я уже говорил, я никогда не выезжал без них никуда.
— Они не понадобятся тебе, Иоханнес. Проходи!
Она отступила назад, давая мне возможность войти первым, и тотчас закрыла за нами обоими дверь.
Это был незабываемый момент. Тихая комната, освещавшаяся мягким светом двух канделябров, старый резной ящик возле стены, стол, стулья, тряпичные коврики на полу и стоявшая там высокая стройная женщина, не спускавшая с меня глаз.
У нее были черные волосы с сединой на висках, тонкие черты лица, которые люди называют аристократическими.
Это была прекрасная величественная дама, правда, уже не молодая, но обладавшая притягательной внешностью, которой годы лишь добавляют красоты. О таких обычно говорят: индивидуальность, неповторимость. И в самом деле она обладала этими качествами более, чем кто-либо из моих прежних знакомых.
— Да, — голос у нее был низкий и очень приятный, — конечно! Как он похож на них обоих!
Она сделала шаг вперед и протянула мне руку.
— Иоханнес, я твоя тетя, тетя Елена. Если бы ты знал, как я ждала этого момента!
Внучатная тетя? Помню, мама с нежностью рассказывала о своей тете, Елене, но ведь она была сестрой моего деда и, значит, моим врагом? Тем не менее она не походила на врага. И своей улыбкой зажгла во мне желание подойти к ней поближе.
— Меня зовут Иоханнес, — нерешительно сказал я, а потом добавил: — Иоханнес Верн.
— Я знаю. — Она присела, но даже в таком, казалось, простом движении сквозило что-то царственное. — Поговорим немного, Иоханнес? — Она взглянула на мисс Нессельрод. — У меня очень мало времени... Он может позвать меня в любую минуту... Я ведь почти никогда не выхожу вечерами из дому.
Бесшумно вошел Финней и присел в отдалении.
— Пожалуйста, Иоханнес, расскажи мне о своей маме.
О маме? Что я мог рассказать о ней? И почему я должен был рассказывать ей?..
— Я очень любила твою мать. Она была мне как родная дочь. Мне нравился и твой отец. Пожалуйста, Иоханнес...
— Она была прекрасна, — начал я, — как вы. Мы жили всегда втроем, всегда вместе. Думаю, мама была очень счастлива, за исключением тех моментов, когда вспоминала о доме. Она рассказывала мне много историй об Испании, про морскую поездку сюда. И о Калифорнии. Отец не раз предлагал отвезти ее обратно, в Калифорнию, но она боялась за него.
— Твой отец всегда был смелым. Уверена, он никогда ничего не боялся. Расскажи мне... где вы жили? Как жили? Я хочу знать все!
— Мы часто переезжали. Вам, вероятно, известно, что мой отец ходил в море с моим дедом, который был капитаном, отец тоже хотел им стать. Но оставил эти мечты, потому что ему пришлось бы часто бросать нас с мамой, и он отказался от моря.
Одно время он управлял конюшней в Филадельфии, потом тренировал лошадей и управлял фермой в Кентукки. До этого он работал пожарным в городе, — забыл в каком, — на реке Миссури. Тогда я был совсем маленьким...
Часто он говорил, что хочет найти постоянную работу, которая давала бы ему возможность писать. Мистер Лонгфелло был поэтом и одновременно профессором, Оливер Уэнделл Холмс был физиком. Мистер Эмерсон, по-моему, был министром... У каждого из них был источник существования, поэтому они могли свободно заниматься творчеством. К этому стремился и мой отец.
Многие люди, посещавшие наш дом в Филадельфии, были писателями. Помню мистера Липпарда с его длинными спутанными волосами, в странной одежде. Он жил в старом полуразрушенном доме с множеством комнат, где обитали разные люди. Дом был совершенно заброшенным, и все они в один прекрасный день просто пришли туда и стали в нем жить.
Еще у нас бывал мистер Хист, я дважды видел его, и редактор Эдгар По. По-моему, он тоже был писателем... Да, точно. Потому что я помню, как папа интересовался у него, о чем он станет писать дальше, если никто не захочет читать его рассказы о привидениях, домах ужаса и склепах. Но как и все они, мистер По писал о том, о чем ему хотелось.
Папа много читал мне — разные рассказы, романы. Я очень любил «Всадника без головы». Иногда, когда собирались папины друзья, мама подавала им чай или кофе. Мистеру По нравилось слушать рассказы отца о годах, проведенных в море, когда он был еще совсем юным. И он задавал отцу множество вопросов. Во время одного из плаваний, когда корабль огибал мыс Горн, корабль был отнесен к югу и моряки очутились среди айсбергов, пережив много неприятных моментов, прежде чем спаслись.
Мама тоже рассказывала мне немало историй: одна из них была про мавра, спящего в заколдованной пещере вместе со своими рыцарями и ожидавшего пробуждения, чтобы завоевать Испанию.
— Твоя мать сидела за столом вместе с мужчинами и разговаривала с ними?
— Это не было правилом. Просто все они иногда просили ее побыть с ними, поскольку она знала немало интересных историй. Некоторые из них, по-моему, были известны ей от вас: вас она частенько вспоминала.
Вечерами, когда становилось совсем поздно, а я еще не лежал в кровати, мама внезапно спохватывалась, восклицая: «Какой ужас! Вы должны были уже давно лежать в постели, молодой человек!» Но если история была слишком захватывающей, мама могла забыть обо всем.
Только один рассказ, помню, всегда печалил ее. О монстре...
— О монстре?
— Женщина по имени Мэри Шелли, ее муж, кажется, был поэтом, написала рассказ о студенте Франкенштейне, который лепил людей из кусочков мертвых тел. Люди думали, что он — порождение дьявола, а на самом деле он им не был. Мама всегда сочувствовала ему...
На какое-то время в комнате наступила тишина, потом тетя Елена сменила тему:
— Ты сказал, вы жили в Кентукки?
— Человек, которого папа встретил, работая в конюшне, дающей напрокат лошадей, предложил ему работу тренера по подготовке лошадей к скачкам. Ему понравилось, как папа ухаживает за животными, поэтому и предложил эту сделку. Если отец будет тренировать лошадь, которая победит на скачках, он поделится с отцом прибылью.
— Верн никогда не заговаривал о том, чтобы вернуться на море?
— О нет! В это время заболела мама, и он хотел перевезти нас в другое место, где воздух лучше. Однажды мы остались с ним вдвоем, и папа сказал, что мы должны как можно нежнее относиться к маме, потому что она больна серьезнее, чем думают все. И папа не мог бы взяться за такую работу, которая вынуждала бы его надолго оставлять маму одну.
Как-то раз он заговорил об этом с мистером По, жена которого тоже была больна. У мамы и жены мистера По была чахотка, считавшаяся аристократической болезнью. Люди делались от нее бледными и худыми, а врачи рекомендовали пить хорошее вино и держать специальную диету.
Папа сказал однажды маме, что она не выздоровеет в том климате, где мы жили последнее время, что надо непременно возвращаться в Калифорнию, где она быстро поправится. Но мама не хотела и слышать об этом, ответила, что его могут там убить.
Отец возразил: «Ты думаешь, я так просто позволю это сделать?»
«Нет, — сказала мама, — но ты можешь убить его, что тоже плохо».
Иногда ночью, думая, что я сплю, они разговаривали обо мне, беспокоились, что будет со мной, когда они оба умрут. В это время папа тоже заболел, и маме было об этом известно. Потом умерла мама...
— Когда это было?
— Мне, кажется, было пять лет. Я точно не помню, мы жили тогда в Кентукки...
Несколько минут я не мог произнести ни слова, только вспоминал последние длинные чудесные дни, когда мы любовались вместе с ней зелеными пастбищами, обнесенными белым забором, прекрасными резвящимися там лошадьми. Мама много говорила со мной в те дни. Я думаю, она хотела как можно больше рассказать мне, прежде чем...
Тетя Елена сидела очень тихо, ловя каждое мое слово. Иногда ее глаза наполнялись слезами, а губы начинали дрожать, но она не произнесла ни слова, не прерывала меня.
— Кто-то рассказал нам, что жена мистера По тоже умерла. После смерти мамы две лошади, которых тренировал отец, победили на скачках, и хозяин, как обещал, дал ему часть выигрыша.
То был очень влажный дождливый год, отцу стало хуже, он вынужден был оставить работу, и мы поехали на запад.
— Знаю, — сказала тетя Елена, помолчала, взглянув на меня. — Спасибо тебе, Иоханнес, за рассказ. Я рада, что твоя мама была счастлива все эти годы. У нее был твой отец, а у них обоих был ты... Мне пора возвращаться. Если я тебе понадоблюсь, пожалуйста, пришли ко мне мисс Нессельрод или сеньора Финнея. И еще, прошу тебя, будь осторожен. Я ничего не могу с ним поделать. Понимаешь, ничего. И он пока ничего не знает, — мне стало бы известно об этом. Он по-прежнему думает, что ты умер, и даже иногда поговаривает о возвращении в Испанию.
Ты должен, Иоханнес, стараться избегать всяких стычек с кем бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66