Если вы настаиваете, что сатанинский дух, изойдя из тела преступного римлянина, вселился в плоть христианского государя, то объясните хотя бы, почему он так поступил!
Отцу Хавьеру явно понравилось замечание кардинала, он даже хлопнул себя руками по бокам.
– Слава Господу, вы сами произнесли это слово!
– Не понимаю вас, да и его величество, насколько я вижу, тоже. Потрудитесь излагать яснее, отец Хавьер.
– Напрасно вы сердитесь. Очень важно, что именно вы сами догадались о переселении дьявольского замысла из одной человеческой оболочки в другую.
Его величество закатил глаза.
Его преосвященство встал.
Святой отец замахал руками:
– Осталось рассказать совсем немного. Вы удивляетесь тому, что я сравнил императора Фридриха с императором Нероном. Но чем же он лучше? Он предатель и клятвопреступник – об этом свидетельствует его обхождение с Арнольдом Брешианским и его выдача папскому правосудию на глумление и сожжение. А это был верный его союзник и друг. Фридрих был жесток ничуть не меньше дохристианских правителей-убийц. Вспомните, как он обошелся с Миланом! Жители уничтожены или разогнаны, немецкие рыцари играли в своем лагере ломбардскими головами. Фридрих был богохульник, что для человека, носящего крест, еще большее прегрешение, чем для язычника! Разве не брал он Рим, разве Папа Александр II не вынужден был спасаться от него бегством?
– Разве не погиб он во время крестового похода? – в тон священнику сказал кардинал.
Но тот легко парировал это возражение:
– Но вспомните, что он говорил перед его началом! Ни о чем, кроме как о наполнении своей казны, этот, с позволения сказать, рыцарь Христа и не помышлял. То же доказывает его позорная смерть, не так ли?
Тут счел нужным вмешаться его величество:
– Он ведь всего-навсего утонул.
– Вот именно, всего-навсего. Не совершив ни одного подвига во имя веры, не срубив ни одной сарацинской головы. Господь наш не дал ему возможности хотя бы отчасти очиститься перед собой, он не позволил ему даже умереть красиво, в благородном бою.
Кардинал кивнул:
– Пусть так, пусть. Признаем, что все ваши доводы верны, но однако же нельзя не видеть и того обстоятельства, что ваш обвиняемый ныне благополучно мертв.
Отец Хавьер просиял, насколько это было возможно при его изможденном и своеобразном облике.
– Вы верно разбираете дело, ваше преосвященство, недаром вас считают умнейшим человеком своего времени.
– Благодарю вас, отец Хавьер,– кисло сказал Хименес. Он знал, что старик не способен к лести и его похвала – это настоящая похвала. Но какого дьявола (Господи прости!) ему вздумалось сыпать такими похвалами при короле?
А старика несло:
– Вот и я спросил себя, что же происходит с вредоносным духом, если его носитель мертв. И я ответил себе – он не может где-нибудь да не проявиться. Обязательно среди сильных мира сего найдется человек, который склонен встать на гибельный путь, кто нетверд в вере.
– И вы поглядели вокруг себя…
– Да, ваше преосвященство, вокруг себя, а потом и шире, прошелся внимательным, истинно внимательным взглядом к самым границам известного нам мира.
Фердинанд знаком показал кардиналу, что хочет воды. Отхлебнув воды из резного, оправленного в серебро стакана, его величество приподнялся на локте. К концу рассказа духовника он почувствовал себя заинтригованным. Настолько, что смог временно преодолеть слабость.
– Говорите, святой отец.
– Я подумал, что князь тьмы при всех своих силах и возможностях тем не менее не всесилен. Не во всякое время он может найти средь князей мира сего человека, способного стать вровень с такими антихристами, как Нерон или Фридрих. Иногда ему приходится выбирать из лиц помельче, из баронов, может быть, даже купцов и ростовщиков. Бывают у князя тьмы и совсем плохие годы, когда ему не на кого надеяться, кроме как на обыкновенных разбойников и убийц.
– Уже давно понятно, куда вы клоните, назовите же имя.
– Сейчас, ваше величество. Его зовут Харудж, магрибский пират.
Король медленно опустился на подушки. Наклонившийся было вперед кардинал незаметно выпрямился. И ему сделалось немного стыдно за свою минутную увлеченность этим рассказом.
– А почему именно Харудж? Разве мало по морям нынче плавает сброда и разве нет среди них негодяев позлее, чем этот?
– Боюсь, что нет, ваше преосвященство. Он самый ловкий, самый опасный среди всех морских бандитов. Он многократно попадал в безвыходные ситуаций и выходил из них без потерь и даже с добычей. Его травили, а он выживал. Его заковывали в кандалы, а он уходил, не повредив запоров. В него попадали ядра, а он отделывался только потерей руки.
– Про любого пирата, более-менее долго дурачащего наших флотоводцев и генералов, начинают бродить такие слухи.
– Смею утверждать, что в данном случае слухи, как никогда, близки к действительности. Но даже не это главное. Главное, что Харудж не похож на обычного бандита. Он не просто грабит и проматывает деньги. Он захватывает порты и целые провинции в Северной Африке, нет никаких сомнений – он замыслил построить целое пиратское королевство у нас под боком. Я вижу, что и эти доводы вас не вполне убеждают.
– У вас хорошее зрение, святой отец.
– Пытаетесь надо мной посмеяться? Это ваше право, замечу напоследок вам только вот что – Харудж не просто пират, не просто пиратский князь, он святотатец. Это он ограбил папские галеры, это он разрушил все церкви в захваченных портах и повесил священников вместе с собаками в обнимку.
Кардинал встал со своего кресла и медленно прошелся вокруг кровати короля, налил еще один стакан воды и предложил Фердинанду.
– Я и так все время потею, мне кажется, сейчас опять начнется приступ.
Хименес понимающе покивал:
– Может быть, послать за кем-нибудь?
Фердинанд усмехнулся:
– У моего ложа уже два священника, чего же мне больше?
Отец Хавьер медленно скручивал свой пергамент. Кардинал досадливо покосился на старика: как он не поймет, что ему давно пора удалиться? Развлек, благодарение Господу, хватит!
Старик, лишенный, к своему счастью, каких бы то ни было представлений о светских приличиях, и не думал смущаться, равно как и заканчивать разговор раньше времени.
– Почему вы меня опять не спросите о Харудже? С какой стати я выбрал его?
Кардинал только мрачно покосился в его сторону. Король бессильно захихикал.
Священник торжественно заявил:
– Потому что Харудж краснобородый!
– Как император Фридрих? – усмехнулся кардинал.
– Воистину так! Сатана всегда оставляет нам зацепку, строя козни, зацепку, по которой мы его можем разоблачить. Всегда торчит какой-нибудь хвост, такова его природа. В нашем случае это рыжая борода.
– Но, насколько я помню, император Нерон никогда не носил никаких бород – ни рыжих, ни синих.
Отец Хавьер торжествующе оглядел, присутствующих:
– То-то и оно, что все не так. Знаете, каково его настоящее имя?
– Говорите уже!
– Его настоящее имя Луций Домиций Агенобарб, что и означает – Краснобородый! Но это еще не все! После усыновления его императором Клавдием – заметьте, он не был законнорожденным сыном – так вот, после усыновления Клавдием его стали звать Тиберий Клавдий Друз Германский! Германский – вам это что-нибудь говорит?!
Слушатели молчали. Нет, они не были поражены, разве чуть-чуть удивлены. Удивлены, как ловко замкнулся круг длинного рассказа.
– Здесь и рыжебородость, и германский корень. В наших народных представлениях дьявол, если вообще уместно говорить на эту тему, как раз германских кровей господин, не так ли, ваше преосвященство?
Кардинал поморщился:
– Это, разумеется, глупости, мелочь, праздная деталь.
– Пусть так, пусть праздная, пусть деталь, но тем не менее идущая к делу, ведь верно?
– Ну, хорошо, пусть вы и правы с обнаружением каких-то общих корней у Нерона и Фридриха, с какого же боку годится тут ваш Харудж?
– Подходит напрямую. Напрямую, ваше преосвященство. Принято считать Харуджа сарацином, известно также, что он происходит родом с греческого острова Митилена. Ранее этот остров назывался, что уместно вспомнить, Лесбос, омерзительное и богопротивное место. Так вот, покопавшись в документах, я открыл интересную вещь: отцом Харуджа является не грек какой-нибудь, а чистокровный баварец Якоб Рейс, прибывший на Митилену всего лет за пять до рождения сына. Бавария же, как вам известно, удел германского императора. Нас пытались запутать, но запутать человека, не желающего быть запутанным, не так просто. Теперь у меня все, и я жду вашего слова, ваше величество, и вашего, ваше преосвященство.
Глава одиннадцатая
МОНАХ И ОДНОРУКИЙ
Отец Хавьер. Скажи мне свое имя.
Однорукий. Меня зовут Омар ат-Фаради.
О. X. В ясном ли ты сейчас сознании, не заслоняет ли его боль в раненой руке?
О. Мне очень больно, но ты можешь спрашивать.
О. X. Кто твой отец?
О. Он уже в обители Аллаха.
О. X. Кем он был?
О. Торговцем шерстью.
О. X. Он был богат?
О. Нет. У него была всего одна фелюга. Иногда мне, его сыну, приходилось садиться на банку простым гребцом, ибо отец не мог нанять человека.
О. X. Где был ваш дом?
О. В Тенесе. Спросите в квартале валяльщиков шерсти, где дом ат-Фаради, вам всякий укажет.
О. X. Во время штурма квартал валяльщиков сгорел дотла.
О. На все воля Всевышнего.
О. X. На все. Теперь скажи мне, как ты оказался среди людей богомерзкого Харуджа?
О. Меня продал отец.
О. X. Родной отец?
О. Такое часто случается. Торговля шла плохо, берберы подсунули отцу шерсть, траченную верблюжьей молью. Сбыть ее было невозможно. Деньги, взятые в долг на ее покупку, отдавать было нечем. Карбул-хан сказал…
О. X. Кто такой Карбул-хан?
О. Ростовщик, он вел все шерстяные и кожевенные дела в городе. Родом из малагских морисков.
О. X. Испанских морисков было много в городе?
О. Не очень. Они любят заниматься торговлей, а в Тенесе торговлей разрешалось заниматься только правоверным. Карбул-хан принял истинную веру.
О. X. За сколько тебя продали?
О. Шестьдесят тюков шерсти и старый серебряный кувшин.
О. X. Карбул-хан сразу перепродал тебя Харуджу?
О. Некоторое время я работал на него, но ему не понравилось, как я работаю.
О. X. Ты был ленив?
О. Я был горд.
О. X. Как же ты сохранил гордость после того, как тебе пришлось потрудиться простым гребцом на фелюге?
О. На фелюге было тяжелее, но я был свободен.
О. X. Ростовщик, стало быть, решил от тебя избавиться?
О. Да.
О. X. Сколько он за тебя выручил?
О. Нисколько.
О. X. Почему?
О. Меня отдали в качестве дани.
О. X. Ростовщик платил Харуджу дань?
О. Да. Но не деньгами, а людьми. Харуджу всегда нужны были люди. Он много воевал с неверными. Гребцы и воины получали раны, умирали, убегали.
О. X. От Харуджа убегали?
О. Часто. Всякий, кто добывал достаточно денег, стремился убежать.
О. X. А если таких ловили, что с ними делали?
О. Сажали на кол.
О. X. Не слишком ли жестоко?
О. Справедливо.
О. X. Разве они крали эти деньги? Ведь они их зарабатывали. Пиратское ремесло опасное.
О. Они не могли бы заработать эти деньги в одиночку, без кораблей Харуджа и его славы.
О. X. Ты стал воином?
О. Я стал гребцом.
О. X. Почему? Ведь ты был гордый человек!
О. Меня взяли за долг, меня отдали за долг. Я был раб. Таким не доверяют.
О. X. Сколько ты плавал на галерах?
О. Два года.
О. X. В это трудно поверить..
О. Посмотри на мою спину, посмотри на мои ладони.
О. X. Покажи свои ладони.
О. Извини, я еще не привык, что у меня всего одна.
О. X. Все равно удивительно, что ты смог выдержать на этой работе целых два года.
О. Пираты кормят своих гребцов намного лучше, чем купцы.
О. X. Почему?
О. Купцы рискуют товаром, пираты рискуют жизнью. Кроме того, на веслах я сидел очень недолго.
О. X. Ты стал надсмотрщиком?
О. Я стал лекарем.
О. X. Ты учился этому ремеслу?
О. Нет. Просто заметил с детства, что умею заговаривать боль, останавливать словами кровь и многое другое.
О. X. Что именно?
О. Нет, я просто оговорился. Только заговаривать кровь и боль, особенно зубную.
О. X. Ты продемонстрировал свое искусство капитану галеры, и он…
О. Так оно и было.
О. X. Как звали твоего капитана?
О. Сначала я плавал на галере Салаха Ахмеда, пока Харудж его не повысил и не сделал старшим в Оране. Тогда я попал к Мехмеду Али.
О. X. Почему Салах Ахмед не взял тебя к себе, ведь ты такой превосходный лекарь?
О. Салах Ахмед был в то время здоров. Здоровые забывают о существовании лекарей.
О. X. Так же, как счастливые забывают о существовании Бога.
О. Нет бога, кроме Аллаха.
О. X. Напрасно ты хочешь меня разозлить и увести разговор в сторону, это тебе не удастся. Теперь скажи мне, Мехмед Али командовал гарнизоном Пеньона?
О. Так остров называют испанцы, мы его называли Гребешок.
О. X. Пеньон и значит Гребешок.
О. Пусть так.
О. X. Воистину пусть. Мехмед Али командовал гарнизоном на Пеньоне-Гребешке?
О. Да.
О. X. Ты был при нем?
О. Я лечил всех.
О. X. Сколько дней вы держали бой с нашей эскадрой?
О. Три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47