ты помогал Джеби по дороге в Ривертон. У Джеби что-то осталось, что-то должно остаться и у тебя! — Он встряхнул меня, словно мог таким образом встряхнуть мои пси-способности. — Моя жена видела это — то, как ты можешь читать рифы.
— Это совсем другое. Я…
— Она верила тебе Бог знает почему после всего того горя, что ты причинил нам. Она заставила меня поверить тебе. Сейчас ты можешь отплатить ей, ты, урод, или ты умрешь, пытаясь… — Внезапно в его руке оказалось оружие, направленное на меня. Его рука дрожала.
Я посмотрел на пистолет. Перевел взгляд на него. Он стоял тихо и неподвижно, пока наконец его рука с пистолетом не опустилась, а с ней — и его взгляд.
— Извини, — пробормотал он. Он посмотрел на оружие, словно не понимая, что делает, словно человек, которого много раз побеждали в битве. И убрал оружие.
— Попытаюсь, — пробормотал я. Это все, что я хотел сказать. — Я сделаю все, что в моих силах. Я просто не знаю, получится ли у меня. — Я снова посмотрел на него. — Если бы раньше один человек не приставил к моей голове пистолет, я мог бы остаться телепатом.
Я пошел вперед, и на этот раз ему пришлось догонять меня.
Мы дошли до трамвайной линии, где нас ждал трамвайчик, чтобы отвезти обратно через весь комплекс. Он не говорил ничего во время поездки. Он не спросил меня, что было со мной там, где он нашел меня. Возможно, он знал, как я туда попал. Я не мог представить себе, как это знание влияет на то, что он чувствует сейчас.
Я снова пропустил его вперед, пока мы шли к точке, где я работал, к тому, что осталось от нее. Целая секция армированного коридора, ведущего к раскопкам, обрушилась. Уже работали смены рабочих, разбирая завал, но я понял из их ругани и споров, что взрыв, разрушивший программы, вывел из строя снаряжение по всей линии.
— Протс, — выдохнул я. Он стоял на открытом пространстве за морем пыли, где копошились наемные рабочие, и указывал на дымящиеся обломки. Я стал пробираться к нему.
— Протс! — выкрикнул я. Он поднял глаза, я увидел выражение его лица, когда он узнал меня.
Кто-то схватил меня за руку, чтобы я не успел дойти до Протса. Это был Фенг, мой бывший начальник смены.
— Какого черта ты делаешь здесь? — спросил он. — Где ты был?
— Я был заперт в клозете.
— Что? Предполагалось, что ты будешь здесь. Ты должен был предотвратить это, черт тебя побери!
— Спроси у него! — Я вырвался из рук Фенга, указывая на Протса. Окружающие того чиновники подняли головы. — Спроси у него! — крикнул я.
Натаза подскочил ко мне, отодвигая Фенга, в то время как начальники двинулись к нам навстречу. Протс остался на месте. Я заметил, что он вытер пот со лба, наблюдая, как они приближаются к нам.
— О чем вы? — Это был Сандаски, шеф управления всей разработки. Я помнил его еще с того времени, как был здесь с первой инспекцией. Он посмотрел на Натазу, затем на Фенга, а после на меня, не узнавая. — Почему ты не был на своем объекте?
Я открыл рот — и замер, пытаясь придумать, как заставить их поверить мне или хотя бы как мне объяснить им, что произошло.
— Протс приказал оторвать его от работы как раз тогда, когда он нашел аномалию. — Натаза запнулся, словно подумав о том же, что и я. — Суарез и Тимеб подтвердят, что им было приказано забрать его и изолировать там, где его не найдут инспектора.
— Зачем? — удивленно спросил еще кто-то.
Натаза глубоко вдохнул.
— Об этом вам надо спросить Протса, сэр. — Он взглянул на меня, его рот сжался в узкую линию, взгляд его говорил мне, чтобы я держал свой рот на замке.
Все повернулись, словно в самом деле собирались спросить об этом. Я увидел панику в глазах Протса.
— Хорошо, — сказал мне Натаза. — Что тебе надо, чтобы сделать это?
Использовать свои пси способности. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что он имеет в виду. Я взглянул сквозь шум и движение и не увидел ничего, кроме людей, неотличимых от своего оборудования, когда попытался рассмотреть их глазами мозга.
Я заставил себя посмотреть на них более ясным взглядом, чем тот, который выработался у меня с того момента, как я попал в это место, отупевший от горя, потерянный в рифах. Они сражались, спорили, безнадежно делали все возможное, чтобы спасти друзей и незнакомцев, которые, возможно, уже давно погибли. И затем я попытался выкинуть их из своей головы, чтобы помочь проникнуть в развал, пройти через темноту и найти далекую звезду сознания, коснуться другого человеческого мозга.
И я понял, почему мой дар стал мертвым, как камень, когда я появился здесь, хотя Мийе было легко проникнуть в мой мозг, в мое сердце. Ничто так не удерживает от использования дара, как страх или чувство вины. Как они, земляне, другие твердолобые, забывшие меня, продавшие, отказавшиеся от меня и столкнувшие в пропасть, предавая снова и снова. Немногие из тех, кто с уважением или добротой относились ко мне, с уважением или добротой относились ко всем. Человечность просто сделала и их легкими жертвами.
Гидран во мне всегда будет стремиться чувствовать себя живым, связанным с кем-то так безнадежно, что какая-то часть меня всегда будет желать оставить все, вытерпеть что угодно, лишь бы снова обрести дар.
Но Мийа была права, говоря, что землянин во мне никогда не станет полностью доверять другому человеческому существу, даже человеческой части меня — то, что давало мне силы выживать даже тогда, когда у меня не было на это права или причины…
Я поднял глаза, и Натаза опять сказал что-то, возможно, задал вопрос.
— Не могу, — пробормотал я, качая головой. — Не здесь. Не так.
— Тогда где? — спросил он нетерпеливо. — Что тебе надо?
Что угодно, чтобы стать другим. Я смотрел на него, сквозь него. Мой мозг был пуст, как мозг мертвеца.
— Полевой костюм, — сказал я наконец. — Мне надо войти в риф.
— Снаряжение не в порядке… — сказал он. Терпения у него оставалось все меньше.
— Ты хочешь сказать, что костюмы не работают?
— Они должны функционировать, но ты не сможешь связаться с техником, а они не смогут снять данные с твоего костюма. Никто не сможет направлять тебя и в случае чего вытащить из беды.
— Мне не нужен техник. Мне нужно… — Я взглянул в сторону развалин человеческой техники и инопланетного водопада грез, слившихся подобно любовникам перед смертью. — Мне нужно быть внутри. — Нужно быть там, где мне хочется быть.
Он взглянул на меня с недоумением, словно внезапно у него пропала уверенность, что я просто урод, а не сумасшедший.
— Ладно, — сказал он наконец, решив, что хуже все равно не будет. — Я достану тебе костюм. Оставайся здесь. — Он поднял руки, словно накладывая на меня чары, благодаря которым я не исчезну.
Я ждал, наблюдая, как чиновники окружили Протса, не слыша слов, не в состоянии прочитать их мысли. Я не знал, за что сейчас крепче держалась кейретсу: свалят ли все на Протса, который явился причиной этого несчастного случая, или же попытаются скрыть свои промахи? Я надеялся, что Натаза вернется раньше, чем они сообразят, что к чему.
Натаза вернулся с полевым костюмом. Он почувствовал облегчение, обнаружив меня на том же месте. Я надел костюм. Мы подошли с ним к стене, через мерцающую поверхность которой мог пройти только я. Пока мы стояли перед обвалом, он взял меня за руку. Я обернулся. Он поколебался и отпустил меня, ничего не сказав, потом кивнул в сторону стены и отошел.
Я сделал глубокий вдох, оставляя позади его лицо и мир, которому принадлежало оно, и подошел к обвалу вплотную. Я приказал костюму активироваться, увидел, как перед моими глазами замелькала бессмысленная смесь случайных символов и цифр: включились дисплеи.
Нет. Это костюм. В мою голову прокрались сомнения, когда я понял, что внутренние системы костюма неисправны. Но Натаза говорил, что поле генерировать костюм может, прервалась лишь его связь со вспомогательной системой. Я понадеялся, что он знал, о чем говорил.
Я протянул руку, глядя, как она мерцает, проходя внутрь рифа. И только я коснулся рифов, как они послали по моей руке сигнал прямо в мозг. Я оглянулся в последний раз. Пространство за мной стало неестественно тихим. На всех лицах, которые я видел, было написано ожидание.
Я вошел в царство обрушившихся мыслей.
Плоть и кости органической и неорганической материи окружили меня. Здесь была подлинная тишина, а не тишина сдерживаемого дыхания, давление было настоящим, а не просто весом чьих-то надежд или страхов. Я продвигался глубже в матрицу, медленно нащупывая путь, поскольку продвигаться в этой мешанине хаоса и порядка было гораздо сложнее, чем прежде. Я уже воспринимал дикую непредсказуемость рифов как данность, стал ощущать полевой костюм как вторую кожу. Это была такая свобода, когда не знаешь, что ждет тебя в следующий момент, чистая, как восторг, который временами охватывал меня, когда я соприкасался с тайнами, говорившими со мной голосами, неслышными никому другому.
Но на этот раз путь в неведомое был перегорожен барьерами из обломков коридора, заблокирован молистилом — неорганическим материалом, плотность которого выходила за пределы мощности моего костюма, материалом непроходимым даже для меня. Было трудно поверить, что он был разворочен взрывом, не таким уж мощным, если не превратил весь комплекс в дымящуюся воронку. Материалы, использованные для постройки комплекса, не были специальными, и их не проверяли перед началом строительства. Это была еще одна роковая для многих ошибка Тау.
Я переместился вверх, к разломанной плите потолка, продвигаясь как пловец в мерцающем желе распыленных облачных рифов. Я снова остановился, проникая глубже в матрицу, позволяя ее тишине и силе окружить меня, забрать меня из мира, оставленного мной позади. Присутствие рифа стучалось в мой мозг, как камешки об окно, с того самого момента, как я коснулся его. Сейчас, наконец, я был почти в безопасности, и открыл настежь все окна моего мозга. Мое тело расслабилось, я выбрасывал из своего сознания все мысли, которые принес с собой, пока у меня не остались лишь ощущения.
Тишина была наполнена светом, я с каждым вздохом вдыхал музыку, мои глаза видели трансцендентную плотность потока излучения с непредставимой длиной волны. Все мои чувства вливались в матрицу рифа.
Тут было очень просто потерять себя, оставить зудящее беспокойство, впивающееся в кожу как песок. Усилием воли я остановил распыление своего сознания и вынудил себя вспомнить тех, кто остался ждать моего возвращения:
Джеби. Джеби потеряет мать, если я собьюсь с пути. Инспектора, которых прислал сюда Испланески, чтобы они докопались до корня лжи Тау, никогда не смогут рассказать кому-либо о том, что они обнаружили. И я никогда не смогу спать нормально, если буду знать, что из-за своих предрассудков, из-за своей накопившейся горечи я не найду выживших.
Если выжившие были. Я медленно сканировал толщу завала сеткой своей пси-энергии, чувствуя, как растет мой контроль над нею, пока я отыскивал в этом затемненном мире слабый отблеск человеческой мысли. Но эта затемненная комната была сумасшедшим домом, где все было не так, как обычно, где лестницы сложных гидрокарбонатов вели к непроницаемым пластико-керамическим потолкам, двери открывались в пустоту или в стены: смертельная ловушка иллюзий для любого искателя, чье внимание рассеется хоть на миг.
Но я продолжал свое дело, и зашевелились старые воспоминания, воспоминания о том времени, когда я был настоящим телепатом — хорошим телепатом, одним из лучших. Если вообще кто-то может найти их, то я их найду. Если тут еще остался кто-то живой, он должен быть где-то здесь… где-то… Там.
Я поймал серебристый отблеск мозга, лучащегося болью. Я бросился к нему, когда контакт прервался, последовал за ним сквозь вихрь странных ощущений, не давая нити исчезнуть совсем. Я не мог позволить себе сейчас потерять ее, когда я так близко.
Там. Мои чувства уловили контакт, пси-нить изогнулась дугой, когда мой мозг соприкоснулся с другим… еще одним… и еще: ужас, боль, горе.
Трое. Только трое? Сколько человек зашло туда? Наверняка больше трех. Я не знал внутреннего ощущения этих сознаний, никогда в них не был и не мог сказать, принадлежали ли они тем людям, которых я ранее встречал, потому что ни в одном из них сейчас не было четких мыслей. Их чувства стоном врезались в мой мозг, и я понял, что их время истекало.
Я не стал входить с ними в телепатический контакт, зная, что они только запаникуют. Я уцепился за хрупкую нить энергии, которая связывала меня с их местонахождением, в то время как мозг мой тянулся обратно по лабиринту распыленной субстанции рифа, чтобы завершить круг, соприкоснувшись с мозгом снаружи, который, как якорь, сможет удержать меня, к которому я смогу двигаться, словно наматывая на себя якорную цепь.
Я наткнулся на Натазу. Возможно, он стоял ближе всех, возможно, он один желал, чтобы я нашел его. Я почувствовал, как он ответил, словно контакт был физическим. Следуя, как по компасу, по нити его удивления, я снова проложил тропу через техноорганический лабиринт, и вскоре вывалился на открытое пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68