Натаза подошел и встал передо мной. Он сжал Джеби сильнее, когда тот попытался вырваться. Ребенок заплакал.
«Все в порядке, Джеби, — подумал я, начиная обретать контроль над своим мозгом, достаточный, чтобы пользоваться телепатией. Но я не мог сделать так, чтобы он не видел кровь, стекающую по моему лицу. — Я не могу сейчас взять тебя на руки. — Я пошевелил руками в наручниках за спиной. — Оставайся с папой. Тебе будет хорошо».
Джеби затих. Он прижался к защитному костюму отца, вытирая нос рукавом, но не отрывая от меня взгляда. Натаза тоже посмотрел на меня, в первый раз — в глаза.
— Как? — спросил он.
— Тут такое место, — пробормотал я.
— Как? — резко переспросил он.
— Это… целительное место.
Фахд хрюкнул. Перримид отодвинул его в сторону, чтобы встать рядом с Натазой.
— Это рифы, Бурнелл, — сказал он мягко. — Так должно быть. Разве не так? — Он повернулся ко мне. Я молча уставился на него.
— Отвечай человеку, урод! — Кулак Фахда снова поднялся.
Натаза блокировал удар своей защищенной рукой.
— Только не перед ребенком, — сказал он мертвым голосом. Он снова посмотрел на меня, и его темные глаза, похожие на глаза сына, были такими же настойчивыми, как бледные глаза Перримида.
— Пожалуйста, — сказал он. — Расскажи мне, как это возможно. — Он взглянул на Джеби, из его мыслей не уходило недоверие.
— Я сказал тебе, — грубо ответил я, ошеломленно понимая, что он расскажет это жене, та — Тау, и через десять минут тут не будет больше шуи и целительного места, а будет последний исследовательский комплекс Тау и шахты. Они уничтожат чудо, творящееся здесь, пытаясь его найти, извлечь из него выгоду, и никогда не поймут, что натворили.
Натаза посмотрел на меня все с тем же бесконечным изумлением, не замечая моей грубости.
— Получается, он… исцелен?
— Нет, — ответил я. — Нет, если ты сейчас заберешь его отсюда. Мийа сказала, что требуется много времени, чтобы закрепились эти изменения. Нужно время.
Фахд снова хрюкнул, на этот раз недовольно.
— Мийа, — произнес Натаза с помрачневшим лицом.
— Он потеряет все, что приобрел! — сказал я.
— Пойдем, Джеби, — прошептал он. — Пойдем домой. Мама ждет тебя.
Он прошел снова через кольцо стражей, унося сына к ждущим боевым кораблям. Джеби снова начал сопротивляться. Он звал меня, тянулся ко мне через плечо отца.
Фахд надвинулся на меня и заслонил ребенка до того, как я сумел ответить. Он снова схватил меня за куртку.
— Когда она вернется?
— Кто? — спросил я.
Он ударил меня свободной рукой, другой удерживая меня на ногах мертвой хваткой.
— Ты, мелкий насильник над мозгами. Когда?
— Не знаю! — пробормотал я, страстно желая плюнуть ему в лицо.
— Какого черта ты не…
Я попытался увернуться от приближающегося удара, удивленно поднял глаза, когда его не последовало.
Перримид шагнул между нами. Я посмотрел в лицо Фахда, не зная, кто из нас был более удивлен.
— Прекрати, — сказал Перримид с тихой уверенностью, которой на самом деле у него не было.
Фахд вырвал у него свою руку.
— У тебя здесь нет никаких полномочий, — сказал он возмущенно. Но не попытался снова ударить меня. — Если ты действительно ничего не знаешь, парень, считай себя уже мертвым, — пробормотал он, толкая меня вперед, сквозь кучку вооруженных людей к флайерам.
«Кот!»
У меня перехватило дыхание, когда этот голос прозвучал в моей голове. Это был не Джеби. Это была Мийа.
«Нет! — мысленно закричал я. — Нет! Здесь Тау». — Я не знал, какого дьявола она вернулась так рано, почему сейчас?
Мое тело двигалось по балкону само по себе, а мозг рвался из тисков пространства-времени, чтобы найти ее и сказать «прощай».
«Кот». — То, что она хотела сказать мне, долетело до меня лишь в виде эмоции. Наша телепатическая связь прервалась, когда меня втолкнули в открытый люк корабля. Они посадили меня во флайер. Натаза уже был здесь, с Джеби на коленях. Мальчик сидел, держа в руках ярко раскрашенную набивную игрушку. Он поднял глаза, словно почувствовал меня, прежде чем увидел, и его глаза округлились. Я почувствовал, что Мийа проникла через меня, чтобы коснуться его мыслей в последний раз.
— Мамочка! — крикнул он, протягивая руки. Натаза опустил их, нахмурившись. Мийа исчезла, и никто ничего не понял, кроме меня.
Я снова почувствовал ее внутри себя, ее мысли были наполнены страданием. Мое внимание совершенно рассеялось, и я потерял ее совсем. Джеби снова заплакал. Я почувствовал его страх и непонимание, когда легионеры пихнули меня на сиденье и пристегнули к нему.
«Не плачь, Джеби. — Я попытался внутренне собраться, чтобы показать ему, что все идет так, как должно быть. — Ты скоро будешь дома». — Я начал понимать наконец, как Мийа находила силу защищать его, хороня свои страхи ради безопасности их обоих.
Джеби снова приник к Натазе, сжимая игрушку, но его покрасневшие от слез глаза не отрывались от меня. Глаза Натазы — тоже. Он глядел на меня, на легионеров, меня окружавших, на Фахда и Перримида, которые взошли на борт вслед за мной. Он удивлялся, какого черта меня посадили в тот же флайер, где сидел он с сыном, думал, что Фахд — ублюдок, а Перримид — дурак.
Наконец он отвел глаза и начал разговаривать с Джеби, понижая голос, стараясь успокоить его. Я видел, как смягчилось его лицо, как облегчение и радость поднимались в его мыслях. Мальчик жив и здоров, с ним все хорошо. На какой-то миг он испугался, что сейчас, перед всеми, сломается и заплачет. Он внезапно снова взглянул на меня и отвел глаза.
Перримид уселся рядом со мной.
— Какого черта ты здесь? — спросил я.
— Выполняю свою работу, — спокойно ответил он, глядя на Джеби. Но в мыслях его было: «спасаю ваши жизни».
Удивление сразило меня, как пощечина. Я повернулся на сиденье.
— Если бы ты с самого начала нормально выполнял свою работу, то ничего этого не произошло бы.
Его лицо превратилось в каменную маску. Посмотрев на него, я увидел Киссиндру в его чертах, в его глазах, в его мыслях. Он встал, не ответив ничего, и пошел вниз по проходу, чтобы сесть рядом с Натазой. Я не успел спросить его о Киссиндре. Я обругал себя за то, что сказал такое, за то, что вообще что-то сказал.
Эскадрилья флайеров пошла на взлет, и, выровнявшись, полетела над рифами в сторону Тау Ривертона. Я смотрел на Джеби, сидящего на коленях у отца, начинающего уже делить с ним его необузданную радость, почувствовал, что мальчик начинает вспоминать, что этот человек когда-то был частью его жизни. Остальные легионеры сняли один за другим шлемы и перчатки, говорили с отцом, улыбались и играли с мальчиком. Тут были не только мужчины — среди легионеров оказались и женщины.
Все их поздравления, их забота, их радость были неподдельными. Что-то сместилось в моей голове, когда я понял, что у таких же безликих машин убийства, расстрелявших гидранскую демонстрацию, был разум, были свои мысли. Эти люди были друзьями Натазы и гордились, что приняли участие в спасении его сына.
Теперь они едва обращали на меня внимание. В наручниках, привязанный к сиденью, я не представлял угрозы для них, и я не был человеком… даже человеком. Я выбыл из существования, пока мы не прибудем в Ривертон. Тогда они вспомнят обо мне. Мысль об этом радости мне не принесла. Я откинулся на спинку сиденья. Ссадины стягивали кожу на подбородке, а я пытался набраться откуда-нибудь мужества встретить то, что мне предстоит.
Мийа в безопасности. По крайней мере, это я знал. И о Джеби позаботятся те, кто любит его. После всего случившегося Тау не убил его. Я не знаю почему, но пока он в безопасности, причина такого поворота не имеет значения. Время, отведенное нам побыть вместе, прошло. Я знал, что так будет, я даже не мог сожалеть об этом.
Я попытался сконцентрироваться на Джеби, на мягком море комфорта, окружающем его, попытался представить, каково это — иметь отца, который искал тебя и наконец нашел. Но у меня не было отца, и представить нашу встречу у меня не получилось.
Чистая, крепкая нить пси-энергии, связывающая нас с Джеби, истончалась — сигнал стал отрывистым. Я снова собрался, думая, что его потревожили мои эмоции. Но сделав так, я понял, что дело не в этом: монастырь оставался за нашей спиной, а с ним и его чудесное целебное влияние. Внезапно я вспомнил, что не только Джеби потеряет все, что вернули ему рифы. Потеряю все и я.
«Джеби. — Я повернулся, чтобы увидеть его лицо, надеясь, что удаление от монастыря не так влияет на него. — Джеби».
Он взглянул на меня, услышав свое имя, переданное мысленно. Какое-то время его взгляд был рассеянным и смущенным. Когда он попытался ответить мне, его мысли оборвались, тело судорожно дернулось в отцовских объятиях.
Натаза взглянул на сына. Я почувствовал его поднимающуюся панику, тупое отрицание, — он не хотел замечать происходящего с сыном. Он боялся, что даже секундная неуверенность в здоровье сына вернет ребенка в прежнее состояние. Он помнил мое предупреждение: это все равно произойдет…
Я почувствовал на себе взгляд Натазы, его настойчивый вопрос просочился мне в мозг. Я сжал свои мысли и вышвырнул его оттуда.
Джеби с жалобным хныканьем протянул ко мне руки.
— Кот… — позвал он меня, и слово прозвучало еще вполне отчетливо.
И я точно знал, что он сейчас чувствует. Я попытался вырваться из стягивающих меня пут, но руки мои были скованы за спиной, и я не мог дотянуться до него. Я расслабился и попытался собрать оставшиеся крупицы ментального контроля, убирая все остальное из своих мыслей, желая успокоить мальчика, насколько смогу, единственным оставшимся мне способом.
Джеби затих на руках у отца, отвечая словом или двумя на его вопросы. Уголком глаза я заметил, что Перримид смотрел на меня, словно понял, что я делаю. На его лице углубились морщины, и я не мог отвлечься, чтобы понять почему. Но он ничего не сказал, не велел легионерам налепить мне наркотик, чтобы заблокировать пси-способности.
Наконец под нами широко раскинулись четкие геометрические формы Ривертона, и флайеры пошли на снижение к конечной точке нашего путешествия: к Центру безопасности Тау.
Джеби тихо отдыхал, прижавшись к отцу, не двигаясь и не говоря ничего, все еще пребывая в сознании и хоть как-то контролируя тело. Он жалобно захныкал, когда мои глаза остановились на здании, узнавая его, и мое потрясение проникло в его мозг по связывающей нас нити.
Я отвел взгляд от окна, используя все свои физические чувства, чтобы оставаться сконцентрированным на нем. Мне требовался весь самоконтроль, чтобы мой страх не оборвал последнюю тонкую нить нашей связи. Флайер приземлился на территории Центра безопасности. Натаза встал со своего сиденья и поставил Джеби на пол, мягко придерживая его.
Чья-то рука грубо опустилась на мое плечо.
— Он уже обливается потом, лейтенант, — сказал легионер, развязывая меня и поднимая на ноги.
Фахд остановился передо мной и пробормотал:
— Скоро ты будешь обливаться кровью, урод. Джеби за моей спиной беспомощно заплакал. Я обернулся: мальчик выпал из рук отца, когда Фахд разрушил остатки моего контроля, а с ним угасла возможность Джеби контролировать свое тело.
Натаза опустился на колени, чтобы поднять маленькое дергающееся тело. Он прижал Джеби к себе.
— Джеби! — крикнул он. — Джеби! — Он снова взглянул на меня, в его взгляде читались вопросы, на которые я не мог ответить так, как ему хотелось бы.
«Джеби!» — крикнул я в мертвую, темную тишину, в которой не было и следа мыслей ребенка — никаких доказательств того, что все вокруг меня внезапно не перестали существовать. Даже зеленоглазый Фахд, стоящий передо мной с глупой ухмылкой, казался не более живым, чем прах моих выгоревших пси-способностей.
Снова посмотрев на него, я понял, что на самом деле не он, а я уже был мертвым. Он усмехнулся, решив, что такое выражение на моем лице — полностью его заслуга. Он заставил меня повернуться и повел с посадочного поля к зданию, не давая оглянуться. Я слышал, как становится все нетерпеливей и громче голос Натазы, пытающегося добиться ответа от сына. Я слышал бормотание других озабоченных голосов, голосов, которые были полны радости, когда мы улетали из монастыря.
Перримид внезапно оказался рядом. Из-за барьеров из шлемов он крикнул:
— Джеби… Что с ним случилось? Что ты делал?
— Я ничего с ним не делал, — зло ответил я. — Я говорил Натазе. Мийа пыталась объяснить вам, что это такое место! Монастырь. Я предупреждал его.
Перримид исчез из поля моего зрения, возможно, поспешив передать Натазе то, что я сказал. Я заметил, как их маленькая группа медленно движется по диагонали через поле, удаляясь. Натаза нес Джеби и был похож на человека, которому выпустили кишки.
На краю поля я заметил стоящие фигуры — возможно, мать Джеби и те, кого она привела для поддержки. Их не пускала на территорию центра еще одна группа легионеров.
Я в последний раз оглянулся на Джеби и увидел, как Натаза передал его в руки матери, как на ее лице горе и радость сливаются в одну немыслимую эмоцию, а затем окружающие заслонили мальчика от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68