— Что? — пробормотал я, чувствуя, что мне не понравится ответ.
— Сделай им больно. Губи их так, как они губили тебя, нас, весь наш народ… Они мучили ойазин и отправили ее к нам умирать, потому что они думали, что мы трусы! У нас есть мальчик. Мы сделаем с ним то же самое и отправим им.
— Наох, — хрипло сказала Мийа. — Ты клялась, что мы не причиним мальчику зла!
Джеби снова начал плакать, испуганный эмоциями, которых никто из них не мог скрыть. Она покачала его, успокаивая, вытерла слезы с его лица.
— А мы и не будем. — Наох посмотрела на меня. — Пусть это сделает Биан, — сказала она так спокойно, словно просила меня вытереть ему нос.
— Биан один из нас! — возразила Мийа.
— Конечно, — пожала плечами Наох, — но он убил и остался жив. Он другой. Вот почему мы нашли его. Он может легко сделать это.
— Легко? — переспросил я. — Ты думаешь, что мне легко убить кого-нибудь, даже если у меня есть защита? Это стоило мне моего дара — я мог так же запросто умереть. Какого черта вы думаете так обо мне? Если вы думаете, что я хотя бы коснусь его…
Я почувствовал Мийю в своей голове, она делала что-то, чего я никак не мог понять, пока не догадался, что она пытается телепортироваться, пытается сфокусировать мозг Джеби в достаточной степени, чтобы забрать его с собой, и одновременно ищет силы взять и меня.
«Иди! — подумал я яростно. — Забери его отсюда. Только забери его отсюда».
— Наох, — произнес я, пытаясь найти хоть какую-нибудь мысль, чтобы отвлечь Наох и дать Мийе необходимое время. — Если с Джеби что-нибудь случится, это не остановит Тау. Это лишь уподобит нас им. Это будет значить, что они уже разрушили нас. Если мы… — Я почувствовал за своей спиной мягкое колыхание воздуха, значит, Мийа с Джеби исчезли.
— Мийа! — крикнула Наох. Ее лицо побелело от бешенства. — Ты отослал ее? — спросила она меня полуутвердительно, полувопросительно.
— Нет, — ответил я. — Это сделала ты. — Я смотрел ей прямо в глаза, пока она не опустила их.
Потом она снова посмотрела на меня, и я почувствовал, как глаза всех в этой комнате остановились на мне, словно во всех их мозгах была одна мысль, внедренная Наох.
— Ты еще веришь, что мы не зря делаем все это? Неужели она думала, что у меня есть выбор? Мийа ушла даже из моих мыслей, я был беспомощен без нее, потерян в незнакомом мире.
— Ты сказал, что мы не должны становиться террористами, как земляне. Но ты же сказал, что если бы пацифист землянин Ганди выступил против Тау, он был бы убит. И что нам остается тогда? — спросила она. — Где ответ? — На этот раз я опустил глаза и пожал плечами. — Ты сказал, что нам надо лишь дожить до того, как твое послание достигнет цели и нам помогут. У нас нет столько времени. Боросэйж не даст нам его. Наш народ сможет выжить только в том случае, если сумеет напугать Тау, сделав ответный удар! — Она взмахнула рукой перед моим лицом.
Я вздрогнул. Ты будешь проклят, если сделаешь это, и проклят — если нет. Не знаю, кого я имел в виду: их или себя. Возможно, всех.
— Ты знаешь о Ривертоне примерно столько, сколько знает Мийа. Ты можешь пойти туда.
— Как? Я не умею телепортироваться.
— Мы можем послать тебя туда. Мийа делала так.
— Только Мийа может достаточно глубоко проникнуть в мой мозг.
— С этим мы разберемся, — сказала она спокойно.
— Я не буду делать ничего, что может принести страдания невиновным.
— Нет невиновных землян! Они лишены настоящих чувств! Даже таку чувствует более глубоко, чем человек. Ты должен знать это. Ты знаешь, что значит иметь дар. Разве ты не чувствуешь себя без него не совсем живым, не совсем цельным? Ты не винишь их?
— Виню. — Я опустил глаза. — Каждую секунду каждого дня.
— Ты неполноценен, — мягко сказала она, — но только потому, что тебя изуродовали земляне.
— Они никогда не станут лучше, — сказал Рему.
— Они ниже нас, — сказал кто-то еще.
— Животные…
— Вот почему они могут делать то, что всегда делали с нами.
— Сейчас у тебя есть шанс отплатить им, — сказала Наох, — и спасти твой настоящий народ, тех, кто о тебе заботится. Твою нэшиертах.
Мое лицо было совершенно бесстрастным. Я знал, что они не проникнут в мои мысли так, что я этого не узнаю. Но я был беззащитен: без Мийи у меня не было шансов сбежать и не к кому было обратиться.
— Что… что вы хотите сделать? — пробормотал я, не глядя ей в глаза. — Я был в их тюрьме, но мало что помню.
— Когда нас туда доставляли, мы всегда были под наркотиком. Никто и не рассчитывал получить четкое представление о тюрьме. Мы не можем тебя туда послать.
Я стал вспоминать все места, где я был, когда не находился под наркотиком. Я представил себе, какие разрушения могу нанести, обладая взрывчатым веществом размером со жвачку, прикрепив его на ножку стула. Я не мог придумать ни одного места, которое не представляло бы собой прекрасную мишень для террористического акта. Менее чем за час я мог спокойно разместить с полдюжины комочков взрывчатого вещества. Я вытер ладони о брюки.
— Исследовательская экспедиция, — сказала Наох.
— Что?
— Исследовательская экспедиция. Те, с кем ты прибыл сюда. Ты говорил нам, что прибыл с ними сюда лишь для того, чтобы найти здесь народ твоей матери. Ее руководителем является племянница Перримида. Этот трус Перримид предавал нас раз за разом. Если у нас не получится сделать то, что мы хотим, с ребенком, мы используем для этой цели его племянницу и тех, кого пригласил сюда Тау, чтобы осквернить наше последнее священное место. Ты можешь вернуться к ним, Биан. Они знают тебя. Племянница Перримида хочет, чтобы ты вернулся. Мийа показала мне, что она видела в твоем мозгу, как эта женщина пыталась обольстить тебя как она хотела заняться с тобой сексом, потому что ты полукровка.
Я почувствовал, что краснею. Я совсем не так помнил это. И я не верил, что так это увидела Мийа.
— Все воспоминания о ней для тебя были связаны с болью. Она мучила тебя.
— Это была не ее вина, — сказал я, понимая, что мозг Наох извращал образы, которыми с ней делилась Мийа, как и все, так или иначе связанное с землянами.
— Они использовали тебя, и ты все еще винишь себя? — с яростью сказала она. — Мийа предала тебя, всех нас из-за своей болезненной привязанности к этому ребенку. Если ты хочешь быть свободным, освободи себя!
Она подняла сжатые кулаки. Из груды хлама поднялся один ящик и взорвался в воздухе. Я, ругаясь, прикрыл голову руками, когда сверху посыпались кусочки пурпурно-красных гнилых фруктов, подобных изрезанным внутренним органам.
— Действуй ради всех нас. Все мы хотим наказать землян за смерть ойазин, но только ты достаточно силен для этого. — Она медленно двинулась навстречу мне, пока не подошла вплотную, положив руки мне на грудь. — Покажи им свою силу. Возвращайся к своим товарищам по экспедиции и отомсти на них.
Я отступил, разрывая физический контакт с ней и ту нить, которая пыталась найти себе путь в мой мозг. Не знаю, хотела ли она сознательно влиять на меня или же инстинктивно пыталась сделать это. Но в любом случае она пыталась.
— За кого вы меня принимаете? — Я, в свою очередь, уже почти кричал. Мои глаза обшаривали комнату. — За какого-то ходячего мертвеца, который будет делать за вас ваши грязные дела, потому что я недостаточно гидран? Мебтаку?
Я внезапно подумал: неужели они всегда так обо мне думали — все, кроме Мийи? Не знаю, почему.
Я развернулся спиной к Наох и направился к двери в дальнем конце склада. Мои шаги звучали как выкрики в этом огромном пустом пространстве.
Все стояли, наблюдая, как я ухожу, и следили за мной, не отрывая от меня глаз. И затем, подобно продолжению тела Наох, они двинулись. Чтобы преградить мне дорогу.
— Куда ты идешь, Биан? — спросила Наох, когда стена тел загородила мне путь.
Я посмотрел в ледяные, безразличные глаза гидранов.
— Я иду искать Мийю.
— Нет, — сказала Наох. — Если Мийа вернет нам мальчика, она останется с нами. Если же нет — она станет предателем. И если ты сейчас оставишь нас, ты тоже будешь им.
— Это не единственный выбор, — ответил я, пытаясь говорить спокойно. — Это не единственный ответ.
— Мебтаку… — пробормотала Наох. Никто не сделал и шага в сторону.
— Тогда, пожалуй, мне придется действовать более грубо, — сказал я. — Как землянину.
Я ударил Тиена, который стоял прямо передо мной, и толкнул его на Рему. Двое других схватили меня за руки — сломанный палец и локоть в ребра заставили их отступить. Им никогда не приходилось драться с тем, чьи будущие движения они не могли узнать, возможно, они вообще никогда не дрались кулаками.
А может быть, и дрались. Они побежали за мной к двери, кое-кто телепортировался, чтобы первым оказаться у выхода. Они не могли использовать свои пси-способности, чтобы атаковать меня, моя защита была слишком прочна. Но они и не нуждались в этом, пока у них были руки и ноги.
Когда их удары свалили меня на колени, я подумал: неужели моя защита не дает им чувствовать мою боль?! Но боль отражалась на каждом искаженном лице: я видел, как бегут слезы по бледным щекам, слышал стоны, которые не были моими, когда они били и пинали меня, действуя человеческим методом.
Их собственная боль была единственным возможным способом изгнать на время воспоминания о бойне невиновных, которых они увлекли за собой сегодня, о том, что сами они выжили, через боль, которую чувствовали они, через боль, причиняемую мне, ломая меня своей ненавистью ко всему человечеству. Подтягивая колени к груди, закрывая лицо, я пытался защититься от ударов, но от их боли не было спасения.
Наконец кто-то вырубил меня, отправив в слепую темноту.
«Помогите». — Я хотел подняться, пытался подняться, каким-то образом будучи уверен, что все, что я вижу — сон. Я никак не мог оказаться здесь, на сиденье флайера Воуно, распростертый под Киссиндрой Перримид, чьи руки и губы делали со мной то, о чем я только мечтал.
И мое тело никак не могло отвечать ей так полно, так охотно, несмотря на то, что ее прикосновения ко мне были болезненны, несмотря на то, что для меня должно быть невозможным чувствовать такое удовольствие. Мы перестали быть любовниками еще до того, как стали ими, поскольку никогда ничего не происходило.
И потому что сейчас была Мийа.
Но Мийа ушла, оставила меня. Так что я мог наслаждаться сном, чувствовать, как потоки тепла поднимаются по моему позвоночнику, все выше и выше с каждым биением сердца, пока я почти не перестал осознавать пространство вокруг: сиденья, пол, корпус флайера, контрольную панель.
В моем сне во мне обитало беспокойное существо, питающееся моим голодом, постигающее мои знания, выглядывая через мои глаза, чтобы сличить детали и действия, понимая только, как запутанна и как уязвима эта система для того, кто может мыслью изменить ее. Шепча, что крушение одной хрупкой связи в одной лишь молекуле может включить цепную реакцию отклонений, которая будет нарастать и нарастать, как растет сейчас мое желание.
Сейчас, пока мое желание все еще ползет вверх, это будет просто. Никто и никогда даже не заподозрит, что одна лишь короткая вспышка пси-энергии, которой я никогда не управлял иначе, чем в мечтах, включит отсчет времени до надвигающегося крушения. И потом, как удовольствие, граничащее с болью, разрастающееся внутри меня, все взорвется.
«Нет!»
Я проснулся, моргая, сбрасывая остатки сна со своих век, думая увидеть влажный открытый рот в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовал, как вес женского тела все еще прижимает меня к сиденью, как мучительная дрожь возбуждения пробегает по нашим телам. Я попытался вырваться — мои руки оказались скручены за спинкой сиденья. Я задохнулся от боли во всем теле, попытавшись освободиться от пут.
Женское тело прижало меня к сиденью с новой силой, умелым движением прижалось к моему члену, и удовольствие расплавленной струей потекло по моим нервам в мозг. Я попытался отделить свои ощущения от шума в голове, но мой мозг был настолько переполнен различными стимулами, что я не смог различить их. Давно забытые фрагменты прошлого поднимались из своих заросших могил, воспоминания, питающие мои самые темные страхи, мои самые глубокие желания.
«Что за чертовщина творится со мной?»
Тело, прижимающее меня, внезапно соскользнуло, отодвинувшись назад, так что я наконец смог увидеть лицо. Надо мной оказалась Наох, сидевшая, расставив ноги, у меня на коленях, и губы ее были рядом с моим ртом. Она наклонилась, и снова сомкнула их с моими губами, целуя меня долго и глубоко, ловко пользуясь языком. Мое тело ответило ей, вырываясь из пут, подобно животному, в то время как мои руки стремились касаться ее, как она касались меня снаружи, внутри — везде, вливая ручейки в поток удовольствия, струящийся в моем мозгу.
Она была в моем мозгу, контролируя все, что я думал и чувствовал. Насилуя меня мыслями. Я перевел глаза с нее на остальных. Патриоты окружили нас кольцом, их горящие глаза были прикованы к моему лицу, мысли их слились, увеличивая ее волю в дюжину раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68