Он поднял руку и сделал жест, непонятный мне. Я ожидал, что он достанет оружие.
Кто-то сделал шаг сквозь зеленоватую стену. Не стена, просто голография — в комнату. Жена Натазы, мать Джеби. Она была одна, в лабораторной одежде.
Я отступил на шаг, узнав ее, и чуть не потерял равновесие: у меня помутилось в глазах.
Они оба глядели на меня так, словно я собирался сбежать. Я стоял, не двигаясь, глядя на них. Линг Натаза села рядом с мужем, взглянув на него, слегка нахмурившись, что могло что-то значить. Перримид мог рассказать все Натазе, чтобы быть уверенным, что я получу за все. Но мне почему-то казалось, что его жена не хотела бы быть свидетелем расправы. И помочь мне ей вряд ли хотелось. Как я ни пытался, мне всегда казалось, что я недостаточно полно понимаю человеческое поведение.
Я продолжал стоять, ожидая. Не желая первым начинать разговор. Мои руки сжали свободную ткань брюк.
— Присядь, Кот, — наконец сказала Линг Натаза, ее муж так ничего и не произнес. Я отупело стоял. — Мы хотим задать тебе несколько вопросов.
Я взглянул в сторону, увидел два кресла, похожих на сложенные лодочкой ладони, в углу комнаты. Я медленно попятился и присел в одно из них, стараясь не оступиться, не убрать с них своего взгляда, не показать признака слабости. Пот катился по моему лицу. Я вытер его, откинул грязные волосы с глаз. Я премерзко вонял. Не знаю, чувствовали ли они этот запах через комнату.
— Мы хотим поговорить с тобой о нашем сыне, — сказал наконец Бурнелл Натаза. Он нажал что-то на своем столе-терминале. Над столешницей появился голографический портрет Джеби и поплыл в воздухе. Я отвел от него глаза.
— Что вы сделали с ним, ты и Мийа? — В его голосе не было гнева. — С ним было все в порядке. А потом… — Он взглянул на жену. У Джеби исчезло еще не все, что дали ему рифы, так что даже она могла заметить. И видела, как и остатки пропадают.
— Что-нибудь… осталось? — спросил я. — Ему лучше?
Линг Натаза кивнула, ее губы сжались в тонкую линию.
— Достаточно, — пробормотала она. — Достаточно, чтобы мы поняли, достаточно, чтобы он понял… — Она внезапно замолчала.
Я расслабился в кресле, глаза мои вышли из фокуса. Я уставился на образ лазурных морей и неба другого мира за виртуальным окном за столом. Я подумал: меняются ли на этом изображении времена года, есть ли времена года в этом придуманном мире?
— Как у вас это получилось? — спросила на этот раз она, и настоящий мир горя и боли внезапно снова окружил нас.
— Ты говорил, что это связано с тем местом, с рифами… — пронзил меня голос Бурнелла Натазы, когда я не ответил. — Ответь ей, черт тебя побери! — Он приподнялся со стула.
Его жена сделала резкий жест, покачав головой. Он снова упал на стул.
— Ты боишься рассказать нам? — спросила она. — Почему?
Я подумал о том, что мог сказать на это, а потом о том, что мог сказать что-то другое и что то еще. Наконец я просто сжал руку на запястье.
Бурнелл Натаза нахмурился, глядя на красный браслет контрактника, пока в его глазах не появилось понимание. Его жена даже не выглядела удивленной.
— Это не для записи, — пробормотал он, отводя глаза.
— Да, хорошо, — ответил я, и его лицо снова стало твердым.
— Это наш сын, — сказала Линг Натаза.
Это моя свобода. Но я не сказал этого, и она продолжала:
— Мы знаем, что ты помог ему, ты хорошо с ним обращался. Мы знаем, что ты должен… тоже… любить его. — Она откашлялась. — Мы потеряли Мийю. Ты — наша последняя надежда.
Я закрыл лицо руками, чувствуя, как ко мне возвращается боль и головокружение одновременно с тем, как исчезает вместе со страхом из крови адреналин.
— Я рассказал вам все, что знаю, — пробормотал я. — Что-то в рифах там, в Отчизне, лечит неработающие или совсем поврежденные участки его мозга. Я не знаю как. Это освободило мой дар и… и его дар. — Я опустил руки, поднимая на них глаза во внезапно возникшей тишине.
— Джеби не псион, — пробормотала Линг Натаза. — В нем нет крови гидрана.
— Был несчастный случай, — сказал я. — До его рождения. Это рифы сделали с ним. Произошла мутация.
Она побледнела.
— Это невозможно! — воскликнул Бурнелл.
— Нет, возможно, — ответила она ровным голосом.
— Надо лишь поменять пару генов в правой ветви спирали ДНК, — сказал я. — чтобы вместо человека получился гидран, — урод вместо твердолобого. Я полукровка, — продолжал я. — Если бы это было не так, меня бы здесь не было.
Они уставились на меня, словно я внезапно стал говорить на незнакомом им языке. Я мысленно повторил эти слова, чтобы быть уверенным, что не произнес их на гидранском.
Они смотрели друг на друга, печать соучастия ложилась на их лица медленно и неизбежно, словно водопад грез.
Отрешенно, чуть ли не с болью, Линг Натаза дотронулась до руки мужа. Она посмотрела на меня.
— Тот несчастный случай… рифы… сделали Джеби калекой еще до рождения. И сейчас ты говоришь мне, что рифы могут… исцелить его? — Она покачала головой, словно не желая слышать ответ. — Это звучит так, словно ты говоришь… о Боге…
— Нет, — мягко ответил я. — Я говорю о неизвестном. Тау думает, что можно просто пойти туда и разделить рифы на части, прочитать найденное в них как двоичный код, но у человека никогда это не получится. Ни один человек не понимает этого. Смена рабочих чуть было не подорвала себя сегодня, потому что они не заметили карман с газами.
— Когда? — резко спросила Линг Натаза.
— На моем пути сюда.
Они переглянулись.
— Как ты можешь знать это? — спросила она.
— Сколько несчастных случаев происходит в подобном месте из года в год? Сколько людей гибнет?
Я не получил ответа. Да он и не был нужен мне — я видел правду в их глазах.
— ФТУ послало на Убежище еще одну инспекционную команду…
Их лица окаменели, словно они уже знали об этом.
— Они не собираются появляться снова на этой разработке, — слишком быстро ответила Линг Натаза. — Они даже не остановятся здесь.
— Все равно вы можете войти с ними в контакт. Вы знаете, что сделала небрежность Тау с вами и с Джеби. — Я попытался убрать безнадежность из своего голоса. — Считается, что кейретсу значит семья. Но семья — это люди, по-настоящему оберегающие друг друга. Семья — это ваше приятие тех, кого вы любите, а не обязанность перед какой-либо идеологией. Правительства меняют политику, как вы меняете свои секретные коды. Отношения между людьми должны быть несколько другими, вы так не считаете?
Бурнелл Натаза покачал головой.
— Нет. Тау заботится о нас — корпорация заботится о Джеби. Если мы отвернемся от них, мы останемся ни с чем. Что бы ни случилось с Тау, мы проиграем. Мы не можем. — Он снова взглянул на жену. Она так сильно сжала руки, что костяшки побелели, но не сказала ничего. Секунды падали как слезы.
— Тогда собираетесь ли вы говорить Тау о монастыре, о том, что нетронутые рифы в Отчизне гидранов обладают чудотворным целительным свойством?
— Это наша обязанность, — бесстрастно произнесла Линг Натаза. — И возможно, что это чудо — наша последняя надежда на выздоровление Джеби.
— А что, если Тау разрушит то, на что вы так надеетесь? Они не понимают половины того, что нашли здесь. А если бы понимали, то разнесли бы тот риф на кусочки еще столетие назад.
— У нас есть другой выбор? — раздраженно спросил Бурнелл Натаза.
Я подумал, неужели это так тяжело себе представить или же мозг его действительно так похож на мозг кибера, как мне казалось?
— Вы можете попытаться работать вместе с гидранами, а не насиловать их мир. Они знают, что дает это место, вот почему они построили там монастырь.
Линг Натаза открыла рот, но из него не вылетело ни слова. Лицо ее было бесцветным. Она мягко взяла в свои руки голографию сына. Ее муж покачал головой, глядя на портрет. Этого никогда не произойдет, — читалось на их лицах, наполненных печалью и покорностью. Невозможно. Так же невозможно, как невозможно то, что их сын будет свободно ходить и говорить. Так же невозможно, как невозможно было то, что у него недавно получалось.
Тау несложно было говорить, что гидраны хуже землян, что они опасны и непонятны, поскольку они были так похожи на землян, что различия между ними сразу бросались в глаза. Облачные киты и побочные продукты их существования были так далеки от человеческого понимания, что землянам тяжело было найти что-нибудь для сравнения, чтобы осудить и их. Исследователи Тау были подобны слепым, каждый из них соприкасался с отдельной частью неведомого, и никто из них не был способен полно описать то, что он держит в руках.
В комнате было жарко, или же это лихорадка бушевала во мне? Я вытер лицо, пытаясь сосредоточиться.
— Я рассказал вам… все… — Слова получились растянутыми, и в середине предложения я забыл, что пытался сказать. Я тряхнул головой.
— С тобой все в порядке? — спросила Линг Натаза. Она нахмурилась, и между бровями у нее появились маленькие морщинки.
Я рассмеялся, уверенный, что это глупая шутка.
— Я рассказал вам все, что знаю, — повторил я, с одного раза одолев эту фразу. — Я должен возвращаться к работе. Там меня ждут. — Еле осмеливаясь надеяться, что это будет концом нашего разговора, я все еще не мог понять, почему они обращаются со мной не так, как Перримид. У них были на это все права. Возможно, они просто ждали, когда я им расскажу все, что им хочется знать. Я начал подниматься, не веря, что доберусь до двери и никто меня не остановит.
У меня не получилось даже встать. Ноги подогнулись, как только я перенес на них свой вес, и я упал на колени. Я снова попытался подняться, не веря тому, что это происходило со мной.
Линг Натаза оказалась рядом и подняла руку. Я попытался увернуться, но Бурнелл Натаза крепко сжал мою руку, удерживая на месте.
Она подняла руку к моему лицу, и я сжался. Но она только дотронулась до лба. Ее ладонь была холодная и сухая. Она отдернула ее, словно обожглась. Я съежился, подобно загнанному зверю, когда она начала расстегивать мой грязный комбинезон с уверенностью исследователя или матери поранившегося ребенка. Рука ее мужа сжималась все сильнее. Он не знал, что причиняет мне большую боль пока я не выругался. Она обнажила рану. Я услышал, как он пробормотал что-то, похожее на ругательство, услышал, как сбилось ее дыхание.
— Не надо, — пробормотал я, чувствуя, как покрывается мурашками моя обнаженная кожа. — О черт… — Не знаю, вид раны или же то, что, как я опасался, она собирается сделать, заставило меня произнести это.
Линг Натаза снова застегнула на мне комбинезон, закрывая рану. Бурнелл Натаза грубо встряхнул меня, не отпуская.
— Проклятье, — сказал он. — Мы не хотим причинить тебе боль.
— Тогда почему я здесь? — грубо спросил я.
Они не ответили мне.
— Ты получил этот ожог здесь, на разработке? — спросил он.
— Боросэйж…
Я скорее почувствовал, чем увидел, как они смотрят друг на друга, обмениваясь чем-то во взглядах, чем они не собирались делиться со мной.
— Доставь его в больничную палату, — пробормотала мужу Линг Натаза. — Пока он не получил заражение крови.
Она снова посмотрела на меня. Мне показалось, что я увидел извинение в ее глазах. Но может быть, это было только чувство потери, и предназначалось оно не для меня. Она прошла сквозь виртуальную стену, и больше я ее не видел.
Глава 28
Бурнелл Натаза лично довел меня до больничной палаты. Ему не раз приходилось помогать мне во время пути, когда мои ноги подгибались.
Медицинские техники уставились на нас, когда мы вошли. Словно им было легче представить себе конец света, чем то, что сам шеф безопасности препровождает больного клейменыша.
— Его рана должна быть излечена. — Это все, что сказал Натаза. Он ушел, оставив меня на стуле.
Они обработали мою рану без комментариев, без удивления. Возможно, они видели много подобных ран. Я спокойно лежал, думая о том, что мог сказать Натазе, если бы он сразу не ушел, не зная, рад я или огорчаюсь тому, что ничего не сказал.
Я все еще лежал в полудреме под регенерационной лампой, когда в палату вошли два начальника смены. Насторожившись, я приподнялся на локтях, наблюдая за ними. Одной из вошедших была начальница той самой смены, которую я предупредил сегодня о кармане с газами. Другим был Фенг, начальник моей смены.
— Он? — спросил Фенг, указывая на меня.
— Да, он самый, — кивнула женщина. — Урод. Как в вашу смену попал урод?
Я замер. Неужели я ошибся насчет кармана с газами? Это значило, что я опять влип в беду.
— Он новенький. Возможно, это эксперимент. Никто мне ничего не говорил, — пожал плечами Фенг, глядя на меня, но не видя. Он не был садистом, но и хорошим парнем его назвать было тяжело. Мне бы не хотелось оказаться в его черном списке. — Икспа говорит, что он хороший ныряльщик. — Икспа была главой техников фазового поля. Наконец Фенг посмотрел прямо мне в глаза. — Это ты сказал Розенблам, что они могут задеть карман с газами на своем участке?
— Мы проверили. Ты был прав, — сказала Розенблам. — Как ты узнал об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Кто-то сделал шаг сквозь зеленоватую стену. Не стена, просто голография — в комнату. Жена Натазы, мать Джеби. Она была одна, в лабораторной одежде.
Я отступил на шаг, узнав ее, и чуть не потерял равновесие: у меня помутилось в глазах.
Они оба глядели на меня так, словно я собирался сбежать. Я стоял, не двигаясь, глядя на них. Линг Натаза села рядом с мужем, взглянув на него, слегка нахмурившись, что могло что-то значить. Перримид мог рассказать все Натазе, чтобы быть уверенным, что я получу за все. Но мне почему-то казалось, что его жена не хотела бы быть свидетелем расправы. И помочь мне ей вряд ли хотелось. Как я ни пытался, мне всегда казалось, что я недостаточно полно понимаю человеческое поведение.
Я продолжал стоять, ожидая. Не желая первым начинать разговор. Мои руки сжали свободную ткань брюк.
— Присядь, Кот, — наконец сказала Линг Натаза, ее муж так ничего и не произнес. Я отупело стоял. — Мы хотим задать тебе несколько вопросов.
Я взглянул в сторону, увидел два кресла, похожих на сложенные лодочкой ладони, в углу комнаты. Я медленно попятился и присел в одно из них, стараясь не оступиться, не убрать с них своего взгляда, не показать признака слабости. Пот катился по моему лицу. Я вытер его, откинул грязные волосы с глаз. Я премерзко вонял. Не знаю, чувствовали ли они этот запах через комнату.
— Мы хотим поговорить с тобой о нашем сыне, — сказал наконец Бурнелл Натаза. Он нажал что-то на своем столе-терминале. Над столешницей появился голографический портрет Джеби и поплыл в воздухе. Я отвел от него глаза.
— Что вы сделали с ним, ты и Мийа? — В его голосе не было гнева. — С ним было все в порядке. А потом… — Он взглянул на жену. У Джеби исчезло еще не все, что дали ему рифы, так что даже она могла заметить. И видела, как и остатки пропадают.
— Что-нибудь… осталось? — спросил я. — Ему лучше?
Линг Натаза кивнула, ее губы сжались в тонкую линию.
— Достаточно, — пробормотала она. — Достаточно, чтобы мы поняли, достаточно, чтобы он понял… — Она внезапно замолчала.
Я расслабился в кресле, глаза мои вышли из фокуса. Я уставился на образ лазурных морей и неба другого мира за виртуальным окном за столом. Я подумал: меняются ли на этом изображении времена года, есть ли времена года в этом придуманном мире?
— Как у вас это получилось? — спросила на этот раз она, и настоящий мир горя и боли внезапно снова окружил нас.
— Ты говорил, что это связано с тем местом, с рифами… — пронзил меня голос Бурнелла Натазы, когда я не ответил. — Ответь ей, черт тебя побери! — Он приподнялся со стула.
Его жена сделала резкий жест, покачав головой. Он снова упал на стул.
— Ты боишься рассказать нам? — спросила она. — Почему?
Я подумал о том, что мог сказать на это, а потом о том, что мог сказать что-то другое и что то еще. Наконец я просто сжал руку на запястье.
Бурнелл Натаза нахмурился, глядя на красный браслет контрактника, пока в его глазах не появилось понимание. Его жена даже не выглядела удивленной.
— Это не для записи, — пробормотал он, отводя глаза.
— Да, хорошо, — ответил я, и его лицо снова стало твердым.
— Это наш сын, — сказала Линг Натаза.
Это моя свобода. Но я не сказал этого, и она продолжала:
— Мы знаем, что ты помог ему, ты хорошо с ним обращался. Мы знаем, что ты должен… тоже… любить его. — Она откашлялась. — Мы потеряли Мийю. Ты — наша последняя надежда.
Я закрыл лицо руками, чувствуя, как ко мне возвращается боль и головокружение одновременно с тем, как исчезает вместе со страхом из крови адреналин.
— Я рассказал вам все, что знаю, — пробормотал я. — Что-то в рифах там, в Отчизне, лечит неработающие или совсем поврежденные участки его мозга. Я не знаю как. Это освободило мой дар и… и его дар. — Я опустил руки, поднимая на них глаза во внезапно возникшей тишине.
— Джеби не псион, — пробормотала Линг Натаза. — В нем нет крови гидрана.
— Был несчастный случай, — сказал я. — До его рождения. Это рифы сделали с ним. Произошла мутация.
Она побледнела.
— Это невозможно! — воскликнул Бурнелл.
— Нет, возможно, — ответила она ровным голосом.
— Надо лишь поменять пару генов в правой ветви спирали ДНК, — сказал я. — чтобы вместо человека получился гидран, — урод вместо твердолобого. Я полукровка, — продолжал я. — Если бы это было не так, меня бы здесь не было.
Они уставились на меня, словно я внезапно стал говорить на незнакомом им языке. Я мысленно повторил эти слова, чтобы быть уверенным, что не произнес их на гидранском.
Они смотрели друг на друга, печать соучастия ложилась на их лица медленно и неизбежно, словно водопад грез.
Отрешенно, чуть ли не с болью, Линг Натаза дотронулась до руки мужа. Она посмотрела на меня.
— Тот несчастный случай… рифы… сделали Джеби калекой еще до рождения. И сейчас ты говоришь мне, что рифы могут… исцелить его? — Она покачала головой, словно не желая слышать ответ. — Это звучит так, словно ты говоришь… о Боге…
— Нет, — мягко ответил я. — Я говорю о неизвестном. Тау думает, что можно просто пойти туда и разделить рифы на части, прочитать найденное в них как двоичный код, но у человека никогда это не получится. Ни один человек не понимает этого. Смена рабочих чуть было не подорвала себя сегодня, потому что они не заметили карман с газами.
— Когда? — резко спросила Линг Натаза.
— На моем пути сюда.
Они переглянулись.
— Как ты можешь знать это? — спросила она.
— Сколько несчастных случаев происходит в подобном месте из года в год? Сколько людей гибнет?
Я не получил ответа. Да он и не был нужен мне — я видел правду в их глазах.
— ФТУ послало на Убежище еще одну инспекционную команду…
Их лица окаменели, словно они уже знали об этом.
— Они не собираются появляться снова на этой разработке, — слишком быстро ответила Линг Натаза. — Они даже не остановятся здесь.
— Все равно вы можете войти с ними в контакт. Вы знаете, что сделала небрежность Тау с вами и с Джеби. — Я попытался убрать безнадежность из своего голоса. — Считается, что кейретсу значит семья. Но семья — это люди, по-настоящему оберегающие друг друга. Семья — это ваше приятие тех, кого вы любите, а не обязанность перед какой-либо идеологией. Правительства меняют политику, как вы меняете свои секретные коды. Отношения между людьми должны быть несколько другими, вы так не считаете?
Бурнелл Натаза покачал головой.
— Нет. Тау заботится о нас — корпорация заботится о Джеби. Если мы отвернемся от них, мы останемся ни с чем. Что бы ни случилось с Тау, мы проиграем. Мы не можем. — Он снова взглянул на жену. Она так сильно сжала руки, что костяшки побелели, но не сказала ничего. Секунды падали как слезы.
— Тогда собираетесь ли вы говорить Тау о монастыре, о том, что нетронутые рифы в Отчизне гидранов обладают чудотворным целительным свойством?
— Это наша обязанность, — бесстрастно произнесла Линг Натаза. — И возможно, что это чудо — наша последняя надежда на выздоровление Джеби.
— А что, если Тау разрушит то, на что вы так надеетесь? Они не понимают половины того, что нашли здесь. А если бы понимали, то разнесли бы тот риф на кусочки еще столетие назад.
— У нас есть другой выбор? — раздраженно спросил Бурнелл Натаза.
Я подумал, неужели это так тяжело себе представить или же мозг его действительно так похож на мозг кибера, как мне казалось?
— Вы можете попытаться работать вместе с гидранами, а не насиловать их мир. Они знают, что дает это место, вот почему они построили там монастырь.
Линг Натаза открыла рот, но из него не вылетело ни слова. Лицо ее было бесцветным. Она мягко взяла в свои руки голографию сына. Ее муж покачал головой, глядя на портрет. Этого никогда не произойдет, — читалось на их лицах, наполненных печалью и покорностью. Невозможно. Так же невозможно, как невозможно то, что их сын будет свободно ходить и говорить. Так же невозможно, как невозможно было то, что у него недавно получалось.
Тау несложно было говорить, что гидраны хуже землян, что они опасны и непонятны, поскольку они были так похожи на землян, что различия между ними сразу бросались в глаза. Облачные киты и побочные продукты их существования были так далеки от человеческого понимания, что землянам тяжело было найти что-нибудь для сравнения, чтобы осудить и их. Исследователи Тау были подобны слепым, каждый из них соприкасался с отдельной частью неведомого, и никто из них не был способен полно описать то, что он держит в руках.
В комнате было жарко, или же это лихорадка бушевала во мне? Я вытер лицо, пытаясь сосредоточиться.
— Я рассказал вам… все… — Слова получились растянутыми, и в середине предложения я забыл, что пытался сказать. Я тряхнул головой.
— С тобой все в порядке? — спросила Линг Натаза. Она нахмурилась, и между бровями у нее появились маленькие морщинки.
Я рассмеялся, уверенный, что это глупая шутка.
— Я рассказал вам все, что знаю, — повторил я, с одного раза одолев эту фразу. — Я должен возвращаться к работе. Там меня ждут. — Еле осмеливаясь надеяться, что это будет концом нашего разговора, я все еще не мог понять, почему они обращаются со мной не так, как Перримид. У них были на это все права. Возможно, они просто ждали, когда я им расскажу все, что им хочется знать. Я начал подниматься, не веря, что доберусь до двери и никто меня не остановит.
У меня не получилось даже встать. Ноги подогнулись, как только я перенес на них свой вес, и я упал на колени. Я снова попытался подняться, не веря тому, что это происходило со мной.
Линг Натаза оказалась рядом и подняла руку. Я попытался увернуться, но Бурнелл Натаза крепко сжал мою руку, удерживая на месте.
Она подняла руку к моему лицу, и я сжался. Но она только дотронулась до лба. Ее ладонь была холодная и сухая. Она отдернула ее, словно обожглась. Я съежился, подобно загнанному зверю, когда она начала расстегивать мой грязный комбинезон с уверенностью исследователя или матери поранившегося ребенка. Рука ее мужа сжималась все сильнее. Он не знал, что причиняет мне большую боль пока я не выругался. Она обнажила рану. Я услышал, как он пробормотал что-то, похожее на ругательство, услышал, как сбилось ее дыхание.
— Не надо, — пробормотал я, чувствуя, как покрывается мурашками моя обнаженная кожа. — О черт… — Не знаю, вид раны или же то, что, как я опасался, она собирается сделать, заставило меня произнести это.
Линг Натаза снова застегнула на мне комбинезон, закрывая рану. Бурнелл Натаза грубо встряхнул меня, не отпуская.
— Проклятье, — сказал он. — Мы не хотим причинить тебе боль.
— Тогда почему я здесь? — грубо спросил я.
Они не ответили мне.
— Ты получил этот ожог здесь, на разработке? — спросил он.
— Боросэйж…
Я скорее почувствовал, чем увидел, как они смотрят друг на друга, обмениваясь чем-то во взглядах, чем они не собирались делиться со мной.
— Доставь его в больничную палату, — пробормотала мужу Линг Натаза. — Пока он не получил заражение крови.
Она снова посмотрела на меня. Мне показалось, что я увидел извинение в ее глазах. Но может быть, это было только чувство потери, и предназначалось оно не для меня. Она прошла сквозь виртуальную стену, и больше я ее не видел.
Глава 28
Бурнелл Натаза лично довел меня до больничной палаты. Ему не раз приходилось помогать мне во время пути, когда мои ноги подгибались.
Медицинские техники уставились на нас, когда мы вошли. Словно им было легче представить себе конец света, чем то, что сам шеф безопасности препровождает больного клейменыша.
— Его рана должна быть излечена. — Это все, что сказал Натаза. Он ушел, оставив меня на стуле.
Они обработали мою рану без комментариев, без удивления. Возможно, они видели много подобных ран. Я спокойно лежал, думая о том, что мог сказать Натазе, если бы он сразу не ушел, не зная, рад я или огорчаюсь тому, что ничего не сказал.
Я все еще лежал в полудреме под регенерационной лампой, когда в палату вошли два начальника смены. Насторожившись, я приподнялся на локтях, наблюдая за ними. Одной из вошедших была начальница той самой смены, которую я предупредил сегодня о кармане с газами. Другим был Фенг, начальник моей смены.
— Он? — спросил Фенг, указывая на меня.
— Да, он самый, — кивнула женщина. — Урод. Как в вашу смену попал урод?
Я замер. Неужели я ошибся насчет кармана с газами? Это значило, что я опять влип в беду.
— Он новенький. Возможно, это эксперимент. Никто мне ничего не говорил, — пожал плечами Фенг, глядя на меня, но не видя. Он не был садистом, но и хорошим парнем его назвать было тяжело. Мне бы не хотелось оказаться в его черном списке. — Икспа говорит, что он хороший ныряльщик. — Икспа была главой техников фазового поля. Наконец Фенг посмотрел прямо мне в глаза. — Это ты сказал Розенблам, что они могут задеть карман с газами на своем участке?
— Мы проверили. Ты был прав, — сказала Розенблам. — Как ты узнал об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68