Зато много времени оставалось для музыки, игр и веселья. Единственным серьезным проступком считалась попытка обидеть леди Гвендолен, но поскольку хозяйку любили все домочадцы, такое случалось крайне редко, да и то ненамеренно.
Лорд де Жерве вместе с отрядом слуг в ливреях, носивших, как и их хозяин, алую розу Ланкастеров на плечах, ожидал их во внутреннем дворе. Его коня, покрытого богатым чепраком, держал под уздцы оруженосец, которому пришлось в этот день лишиться праздника, ибо сегодня была его очередь прислуживать господину. Маленькая кобылка Магдалены терпеливо стояла рядом с дюжим конюхом. Девочка вырвалась вперед и подбежала к Гаю.
— Мы должны отправляться немедленно, господин мой? К прискорбию моему, боюсь, мне придется переодеться.
— Я тоже этого боюсь, — дружелюбно согласился он. — Поскорее найди служанку и переоденься. Не заставляй меня ждать больше четверти часа!
Он показал хлыстом на большой циферблат в центре двора, на который отбрасывало тень недавно вставшее солнце. Магдалена опрометью бросилась к дому, едва не сбив с ног выходившую из зала леди Гвендолен.
— Вы не успеете вернуться сегодня? — осведомилась та, подходя к мужу с грустной улыбкой. Он покачал головой.
— Мы поужинаем во дворце, так что будет слишком поздно везти девочку в обратный путь.
— И к тому же дороги по ночам небезопасны, — кивнула жена.
— Нас хорошо охраняют, милая, — напомнил он, но при взгляде на вооруженных слуг невесело нахмурился. — Будем надеяться, что опасность нам не грозит.
— Ты боишься за ребенка?
— Рано или поздно столкновений не избежать. Но не думаю, что это будет так скоро. Ее истинное происхождение не известно никому, кроме самых доверенных лиц герцога, хотя сплетни наверняка поползут, как благожелательные, так и злобные. Но это еще одна причина, по которой мы должны путешествовать только днем.
Он нетерпеливо глянул на солнечные часы. Отпущенные им пятнадцать минут почти закончились! Однако Магдалена тут же появилась, свежая и хорошенькая в чистом платье голубого дамасского шелка с широкими юбками и белым воротником. Косы были заколоты сбоку и едва виднелись под капюшоном с короткой пелериной из темно-синего шелка.
— Я не опоздала? — взволнованно спросила она, подбегая к ним.
— Не слишком. Я привык ждать, пока дамы и девицы прихорашиваются.
Девочка мило покраснела, и Гай со смехом посадил ее в седло. Магдалена живописно раскинула складки своей юбки и обратилась к Гаю:
— По какому делу мы едем в Лондон, господин мой?
— Все узнаешь в свое время, — пообещал он и наклонился к жене. — Постарайся отдохнуть, дорогая. Ты почти не спала прошлой ночью.
До этой минуты Гвендолен казалось, что она умело скрывает от мужа бессонницу. По ночам она всеми силами старалась не выказать боли, сжимая зубы и кулаки, напрягая мускулы, чтобы не пошевелиться лишний раз. Но ей следовало знать, что от него ничто не ускользнет.
— Я собираюсь пойти к даме из Шрусбери, — повторила она почти как молитву, поднимая голову для поцелуя. Он задержался взглядом на ее лице, будто хотел прочитать на нем хоть тень надежды, и с невыразимой нежностью припал к ее губам.
Магдалене надоело смотреть на этот обмен нежностями. Она сама не знала, почему это свидетельство супружеской любви так ее раздражало.
Она неловко заерзала в седле. Кобылка заплясала на камнях, как только каблуки всадницы ненароком задели ее бока. Гай, словно вырванный громким топотом из глубокого сна, встрепенулся и поймал узду кобылки.
— Откуда такая неловкость? На тебя это не похоже, Магдалена, — попенял он хмурясь. — Сиди смирно, пока не придет пора уезжать.
Магдалена, выслушав хоть и мягкий, но несомненный упрек, залилась краской. В горле отчего-то вырос колючий комок, и она судорожно вздохнула, удивляясь, почему одно слово недовольства от Гая де Жерве значит для нее куда больше суровых наказаний лорда Беллера.
Наконец они отправились в путь, но девочка продолжала молчать, лелея свою обиду. Кавалькада спустилась с холма и свернула на лондонскую дорогу. Река вилась между поросшими травой берегами, вдоль неровной дороги, где комьями застыла зимняя грязь. Обочины были покрыты кустами боярышника, барвинком и лютиками, буйно цветущими под теплым весенним солнышком. Гай был слишком занят мыслями о болезни жены и об их беседе в саду, чтобы заметить упорное молчание спутницы, и обида девочки с каждой минутой становилась все горше. Он даже не соизволил объяснить, зачем они едут в Лондон! Был слишком занят леди Гвендолен, чтобы обмолвиться с ней хотя бы словом! А ведь она надела лучшее платье!
У Магдалены не было зеркала, но Катарина, которая, по ее мнению, слишком снисходительно к ней относилась, заверила, что капюшон очень элегантен и в нем она выглядит взрослой женщиной. Так почему же он нисколько ее не замечает?!
На дороге царило необычайное оживление, но остальные путники расступались перед всадниками, одетыми в голубые с серебром ливреи, на которых алым цветом полыхала роза Ланкастеров. Все понимали, что во главе кавалькады едет сам лорд, человек могущественный и влиятельный, однако жители близлежащих деревень, хорошо знавшие цвета дома де Жерве, дружно гадали, кто эта маленькая фигурка на невысокой кобылке, державшаяся рядом с господином.
Но Магдалена недолго горевала, то и дело забывая о своей обиде, когда что-то интересное привлекало ее внимание. Сначала им встретился танцующий медведь, которого вел на длинной сворке темноволосый оборванец с кнутом, потом — бродячий разносчик с корзиной, набитой платками, шарфами, пачками иголок и пуговиц, связками лент. У обочины расположился точильщик, и женщины из всех окрестных деревень несли ему ножи для заточки, а пока ждали своей очереди, развлекались, глядя на жонглеров.
Магдалена пожалела, что не имеет даже серебряного пенни, чтобы бросить жонглерам. Хорошо бы, конечно, остановиться и посмотреть, а заодно попробовать пирогов с лотка веселой торговки, расхваливавшей свой товар на рыночной площади маленького городка Кингстон. Но они продолжали скакать по узким улочкам. Герольд усердно дул в рог, чтобы расчистить им путь, если на дороге встречалось препятствие в виде запряженного волами лемеха или телеги с сеном, а то и толпы босоногих пилигримов.
Тяжелый вздох сорвался с губ девочки, когда они промчались по узкому мосту через реку, и она обернулась, чтобы в последний раз увидеть завлекательное зрелище праздничного города.
— Бьюсь об заклад, такой вздох способен тронуть даже самого дьявола, — заметил Гай, отрешившись от своих грустных мыслей и удивленно глядя на девочку. — Что-то случилось?
— Ничего, сэр.
— Значит, ты так печалишься без всякого повода? — осведомился Гай и, заметив ее грустное личико, недоуменно поднял брови. — Ну же, скажи, что тебя тревожит?
— Не люблю, когда меня журят попусту, и, кроме того, вы даже не соизволили сказать мне, зачем мы едем в Лондон, а еще здесь так много интересного, но мы так быстро скакали, что у меня не было времени все рассмотреть.
— Да уж, целый длинный перечень горестей, — серьезно кивнул он. — Но кто тебя журил?
Значит, он совершенно забыл свой резкий упрек!
Магдалена поджала губы и отказалась говорить, неожиданно сообразив, что ведет себя довольно глупо.
— Ладно, — сказал он, когда стало ясно, что она не собирается отвечать, — посмотрим, как я могу исправить остальные обиды, которые причинил тебе. Мы едем в Лондон, чтобы представить тебя герцогу Ланкастерскому, моему сюзерену. Он интересуется делами Эдмунда так же, как и моими, и приказал, чтобы тебя привезли к нему.
Магдалена широко раскрыла глаза.
— Он ведь сын короля, верно?
— И один из самых могущественных людей в королевстве, — спокойно добавил Гай, ничуть не преувеличив при этом, зная, что поскольку партия Джона Гонта держит в своей власти весь парламент, то и сам он фактически правит страной.
— А может, мне удастся увидеть короля? — благоговейно прошептала девочка. — Как по-вашему, господин?
— Не сегодня, хотя мы поужинаем в Савойском дворце и проведем там ночь.
Девочка промолчала. Сказанного было достаточно, чтобы понять: ее разлучат с де Жерве и она окажется среди чужаков. При одной мысли об этом ей становилось не по себе.
— Что же касается тех зрелищ, которыми ты не успела насладиться… сегодня мы спешим, но завтра будем ехать помедленнее, чтобы ты смогла все как следует разглядеть.
— А можно мне получить серебряный пенни? — обрадовалась девочка, мгновенно забыв о своих опасениях.
— Думаю, я сумею уделить тебе столь значительную сумму, — засмеялся он. — Какую безделушку ты собралась купить?
— Ничего особенного.
— Но нужно же иметь деньги, чтобы бросать их на ветер, верно?
Девочка, хихикнув, кивнула.
— Эдмунд поцеловал меня сегодня. Как по-вашему, он имел право?
— Зависит от того, что ты по этому поводу думаешь. Тебе понравилось? Магдалена наморщила носик.
— Не уверена. Госпожа говорит, что меня обвенчают, даже если месячные не придут. Это действительно так?
— Да, но ты останешься на детской половине до тех пор, пока не станешь достаточно взрослой, чтобы быть своему мужу настоящей женой.
— А Катарина уже готова к супружеской жизни, но еще не обручена. Говорит, что хотела бы уйти в монастырь, но мне кажется, там уж очень скучно, не правда ли, господин?
— Не все так считают, — подчеркнул он. — И давно Катарина возымела желание стать монахиней?
— Два месяца назад, когда она гуляла в саду, ей было видение, — пояснила Магдалена. — Катарине явились ангел и нищенка. Ангел был очень красив, в сияющих одеждах, с большим нимбом, и сказал Катарине, что она должна посвятить свою жизнь бедным… недаром там была и нищенка. А когда Катарина очнулась… бедняжка говорила, что эти несколько минут словно спала, хотя по-прежнему стояла на месте, — для нее все преобразилось, и она сама тоже.
— Понятно.
Религиозная истерия в девочках возраста Катарины была явлением вполне естественным, но следует все же поговорить с юной кузиной. Гай уже вел довольно вялые переговоры о помолвке Катарины с сыном Роджера де Моруа, но если девушка действительно захочет посвятить себя Богу, он возражать не станет. Настоятельница Крэнборнского аббатства была его родственницей, она с радостью примет в послушницы девушку с богатым приданым. Молодому же де Моруа можно сосватать Элис, которой скоро исполнится девять: самое время для помолвки.
Магдалена продолжала весело болтать, пока они не добрались до городских ворот. Тут она осеклась на полуслове и, приоткрыв рот, уставилась на странный фриз над воротами. Она не сразу сообразила, что это головы, отрубленные головы, уже успевшие высохнуть и сморщиться, хотя на некоторых еще сохранились пряди волос, развевавшиеся на ветру. Ранее не бывавшая в большом городе, девочка никогда не видела ничего подобного.
Ее потрясенное молчание длилось все то время, пока они проезжали по узким улочкам. Сколько здесь людей! И что это за люди! Они шагали с независимо гордым видом тех, кому выпало счастье жить в настоящем раю. Горожане и ремесленники в богатых мантиях, украшенных дорогими цепями, смешивались с подмастерьями в кожаных передниках и строго одетыми торговцами. Шум стоял невообразимый. Уличные разносчики наперебой выкрикивали наименования своего товара, дети шныряли прямо под колесами и копытами коней. На площади они увидели человека в колодках: довольно знакомое, но неизменно забавное зрелище. Кто-то швырнул на шею узника полуразложившийся труп кошки, и толпа ревела от смеха, наблюдая, как несчастный пытается отвернуться от гнусного смрада.
Магдалена смеялась вместе с остальными, пока не увидела глаза злодея. Ее веселость мигом исчезла при виде тупого отчаяния в его взгляде. На его щеке была выжжена буква «Б», что означало» «беглый раб». От кого же он бежал?
Но скоро площадь осталась позади, и девочка забыла о несчастном.
Ее кобылка деликатно перебирала ногами по вымощенной камнями середине мостовой, круто спускавшейся по обе стороны к омерзительно воняющим канавам. Какой-то крепыш с корзиной рыбы столкнул с относительно чистой середины мостовой старуху, согнувшуюся под связкой хвороста, и той пришлось брести по колено в жидкой грязи. Откуда-то сверху послышался предупреждающий крик, и почти в тот же миг в канаву выплеснулось содержимое ночного горшка, забрызгавшее всех, кто имел несчастье находиться рядом.
Лорд де Жерве тихо выругался, увидев, что несколько капель попали на чепрак коня. Предписания властей запрещали опорожнять ночные горшки из верхних этажей, но он даже не попытался наказать нарушителя. Никто ничего не мог поделать с жителями Лондона. Они были сами себе законом и не признавали ничьей власти, даже короля.
Гай облегченно вздохнул, вырвавшись из города и оказавшись на дороге в Вестминстер, до которого было еще две мили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56