Однако она держала свои еретические мысли при себе. На переполненных трибунах, окружавших ристалище, приятный страх и возбуждение были почти ощутимыми, несмотря на то что зрители истекали потом под богатыми тяжелыми одеяниями и подбитыми мехом сюрко. Но ни мужчины, ни женщины не принимали в расчет соображения комфорта: ведь именно платье служило свидетельством богатства и положения. Сама Магдалена умирала от жары, чувствуя, как влага скапливается под мышками и в ложбинке между грудями. Пришлось незаметно оттянуть от тела плотный дамасский шелк, чтобы на нем не появились пятна.
Дама справа все утро шептала молитвы святым, прося их защитить своего мужа, независимо от того, участвовал ли вышеупомянутый рыцарь в очередной схватке или нет. При каждом ударе меча о меч с ее губ, прерывая молитвы, слетали стоны возбуждения и испуга. В воздухе стояло густое облако пыли, почти скрывавшее от зрителей все, что происходило на ристалище. И это несмотря на то что Магдалена сидела в первом ряду, в ложе Ланкастеров! Король сегодня отсутствовал, так что соседняя ложа была пуста, а турнир проходил под командованием и покровительством Ланкастера. Над ложей с алым балдахином развевалось знамя Плантагенетов, на котором французская лилия соседствовала с английским львом. Герцог сидел в центре устланного бархатом возвышения, у самого края ложи. Его высокое резное кресло было украшено алыми драпировками с розой Ланкастеров. Сам герцог был в дурном настроении, поскольку терпеть не мог роли наблюдателя в подобных событиях, а его жена, герцогиня Констанца, в нервозном молчании восседала рядом, хорошо зная, как опасно заговаривать с мужем в такие минуты.
На ристалище вступили церемониймейстеры, сопровождаемые герольдами и их помощниками. Магдалена выжидающе подалась вперед. Сейчас должны объявить о событии, требующем ее присутствия!
Пыль от предыдущей общей схватки немного улеглась, чему способствовали слуги, старательно обрызгавшие водой всю арену. Зазвучали трубы герольдов, провозгласивших о начале поединка между сьером Эдмундом де Брессе и сьером Жилем де Ламбером.
Оба рыцаря на могучих боевых конях въехали на ристалище с противоположных сторон, но вместо того чтобы ожидать полагавшегося по ритуалу призыва церемониймейстеров к оружию, они подъехали прямо к ложе Ланкастеров, подняли забрала и оба воскликнули:
— Ваша светлость, мы просим разрешения биться насмерть!
Зрители на галереях вытянули шеи, пытаясь понять, о чем говорят рыцари. Крестьяне и слуги, взобравшиеся на ограду, чтобы лучше видеть, заворчали, недовольные промедлением. Магдалена, вполне сознававшая всю необычность такого требования, почувствовала взгляд мужа и подняла глаза. Он повязал на шлем знак ее благосклонности — шарф из серебристого газа. Несколько долгих мгновений он не сводил с нее жгучего взгляда. Сбитая с толку, Магдалена искоса посмотрела на отца. Его неудовольствие было очевидным.
— Правила этого турнира гласят, что все схватки должны быть бескровными. Или вы собираетесь разрешить какой-то личный спор под флагом дружественных состязаний?
— Мы покорнейше просим вас, господин мой герцог, — просто ответил Эдмунд.
— Молодой сорвиголова!
Голос принадлежал Гаю де Жерве, неожиданно появившемуся рядом с Джоном Гонтом. Как ни странно, он был без шлема, а на поясе висел только двузубый кинжал. Он принимал участие в утренних поединках, но не собирался появляться на арене до финального группового боя.
Герцог и де Жерве о чем-то тихо говорили. Магдалена навострила уши, пытаясь расслышать хоть слово, не поворачивая головы слишком уж откровенно. Удивленная и немного смущенная столь неожиданным поворотом событий, она избегала взгляда мужа, старательно разглядывала развевающиеся над шатрами рыцарей штандарты и старалась занять свои мысли, определяя, кому какой принадлежит. Приходилось вспоминать уроки геральдики, полученные когда-то в доме де Жерве.
Молодые рыцари неподвижно сидели в седлах, с достоинством ожидая решения герцога.
Придворные герцога, сидевшие вокруг Магдалены, не пытались скрыть любопытства. Шепотки и взгляды в основном касались именно ее. Только что прибывшая ко двору короля после возвращения Эдмунда из Франции, надежно защищенная могуществом Ланкастеров, она стала объектом не только восхищения, но и неприкрытой зависти, что было вполне естественно: высокое происхождение, блистательный отец, молодой благородный богатый муж, отличившийся в пикардийской кампании и вернувший свои обширные владения. Ничего не скажешь, идеальная пара! Так что же кроется под жестоким требованием сьера де Брессе?!
Джон Гонт, выслушав де Жерве, воззрился на дочь. Яркая голубизна его глаз на миг потускнела. Он что-то сказал де Жерве и, взяв у оруженосца усыпанный изумрудами кубок, одним махом опрокинул содержимое. И только потом наклонился вперед, опершись ладонями о подлокотники кресла.
— Правила этого турнира гласят, что все схватки должны быть бескровными. Вы двое обязаны подчиняться установлениям.
На этом дискуссия закончилась. Рыцари опустили забрала и вернулись на противоположные края арены. Но этот поединок вызвал необычайный интерес зрителей, даже у тех, кто понятия не имел, о чем просили соперники. Все чувствовали, что происходит нечто необычное.
— Во имя Господа и Святого Георгия сходитесь!
Гай де Жерве стоял возле сюзерена, наблюдая, как церемониймейстеры выкликают призыв, а рыцари пришпоривают коней и несутся друг на друга в грохоте оружия. Длина стремян и высокая лука седла позволяли всадникам почти стоять, что помогало лучше направить удары копий с затупленными, как полагалось по правилам, наконечниками. Противники встретились, разошлись, подскакали к оруженосцам, сменили сломанные копья на новые и начали второй раунд. Наконечники скользили по щитам, дерево трескалось, комья сухой земли полетели из-под широких копыт, когда кони, разминувшись, по инерции пронеслись дальше.
Гай нахмурился. Избранная рыцарями тактика явно не отличалась изобретательностью, и толпа громко выражала свое разочарование. Сразу понятно, что у этих двоих были вполне определенные причины для схватки и они бились не ради острых ощущений и радости победы. Все это придавало оттенок ненужной жестокости тому, что должно было стать демонстрацией воинского искусства и совершенного владения оружием.
Он невольно взглянул в сторону неподвижной фигуры. Жена Эдмунда де Брессе взирала на развертывавшуюся перед ней сцену с сосредоточенным вниманием, предполагавшим, что ей известно о той самой подспудной причине столь неожиданного взрыва взаимной злобы. За годы, прошедшие со дня ее свадьбы, Магдалена вытянулась, как заботливо орошаемый побег, стала высокой, стройной, изящной… Настоящей женщиной. Низкий вырез ее платья из розового дамасского шелка обнажал глубокую ложбинку между грудями, длинная белоснежная шея напоминала мраморную колонну, густые темно-каштановые волосы были спрятаны под серебряную сетку и украшенную жемчугом головную повязку. Отягощенные перстнями пальцы нервно играли с рубиновой пряжкой пояса, выдавая ее волнение. Но отчего Магдалена нервничает? Вряд ли ей известно, почему именно поссорились Эдмунд с Аамбером. Впрочем, если все было так, как подозревали герцог и Гай, лучше ей вообще ничего не знать.
Магдалена почувствовала взгляд Гая. Она всегда остро ощущала близость его присутствия и теперь повернула голову и умоляюще, зазывно улыбнулась.
Гай уже не впервые подумал, что во всем виноваты ее губы. Совсем как у отца: полные и чувственные. И в который раз отчаянно спорил с собой: стоит ли отвечать на этот призыв и покорно идти к ней или остаться на месте? Она хотела понять, что происходит, и трудно ее за это осуждать. Значит, ему придется изобрести нечто правдоподобное не только для Магдалены, но и для ушей окружающих, а он не был уверен, что именно сейчас способен мыслить связно.
Гай качнул головой, и улыбка Магдалены мгновенно погасла, сменившись раздраженной гримаской. Впрочем, такой реакции следовало ожидать. Детское своеволие с годами переросло в высокомерие и решительность Плантагенетов, а такие свойства характера симпатий окружающих не вызывали.
Магдалена поднялась, повернулась спиной к ристалищу и стала пробираться между забитыми до отказа рядами скамей, не заботясь о том, что ступает едва ли не по ногам, сопровождаемая неодобрительным шепотом и возгласами удивления. Жене не пристало так вести себя во время поединка своего мужа с соперником, тем более когда на нем шарф ее цветов.
— В чем дело? — не выдержал герцог, когда она оказалась рядом с его креслом. — Вы поворачиваетесь спиной к сражающемуся супругу?
Магдалена низко присела.
— Я хотела поговорить с лордом де Жерве, господин мой. Мне показалось, что ему известно, почему мой супруг возымел желание изменить правила схватки.
— Предлагаю вам расспросить своего мужа, мадам! — отрезал герцог. — Он все расскажет вам, если сочтет нужным.
За спиной Магдалены раздался рев толпы. Женщина медленно повернулась. Сьер де Ламбер, выбитый из седла, извивался в пыли, пытаясь подняться. Его оруженосцы бегом мчались на помощь рыцарю. Падение должно было означать конец схватки, но Эдмунд спешился, выхватил меч, явно готовясь напасть на противника, когда тот немного придет в себя.
— О Господи! — воскликнул герцог. — Он все-таки стоит на своем! Пожалуй, мне стоило прекратить все это и удалить де Брессе от двора хотя бы на месяц.
Противник Эдмунда тоже вооружился мечом, и теперь рыцари стояли лицом друг к другу, окруженные ревущей толпой, уже успевшей ощутить вражду между этими двумя и сгоравшей от нетерпения узнать, чем все
кончится.
— Пусть решат спор раз и навсегда, господин мой, — тихо прошептал Гай на ухо герцогу, так что Магдалена могла слышать только отдельные слова — Пусть остальные считают, что горячая кровь толкает их на глупости и во всем этом нет ничего серьезного. Так будет лучше. Накажите Эдмунда позже на том основании, что подобная вспыльчивость опасна в бою и из него никогда не получится хорошего воина, если он будет продолжать в том же роде.
— Леди, я предлагаю вам вернуться на место, — сухо бросил герцог недоуменно хмурившейся Магдалена. — Просто неприлично стоять здесь и к тому же загораживать мне арену!
— Прошу прощения, сэр.
Мужчина, которого Магдалена в душе по-прежнему отказывалась признать отцом, никогда не находил для нее доброго слова, и она привыкла ожидать от него всего лишь обычной вежливости. Но это ее не беспокоило, поскольку их нелюбовь была взаимной и она давно устала гадать о причине его антипатии.
Окончательно расстроенная, она взглянула на Гая, но тот старательно отводил глаза, и Магдалена была вынуждена ни с чем вернуться на свое место.
А тем временем на ристалище разворачивалось настоящее сражение. Рыцари бились с энергией молодости и умением, приобретенным за годы юношеских тренировок. И хотя оба избегали наносить противнику серьезные раны, пользуясь только плоской стороной меча, звуки ударов становились все громче, по мере того как оружие обрушивалось на шлемы и панцири с яростью, очевидной для всех наблюдателей.
Эдмунд неумолимо теснил Ламбера к краю ристалища. Сьер де Ламбер будет признан побежденным, если коснется ограды, и такой исход казался неизбежным. Эдмунд, вероятно, был сильнее, держал меч двумя руками и пылал такой яростью, что даже сыпавшиеся как град удары не замедляли его наступления. Он все жестче теснил соперника и наконец так весомо огрел его по плечу, что сьер де Ламбер споткнулся о камень и врезался в ограду.
Толпа заревела, когда де Ламбер, подняв руки, признал свое поражение.
И только сейчас Магдалена поняла, какое напряжение сковывало ее все это время. Она так сжимала пальцы, что кольца врезались в ладони, плечи ныли, словно она таскала тяжести. Она выдержала обычный церемониал, сопровождавший каждую схватку, и дождалась, пока Эдмунд, подняв забрало, приблизится к герцогской ложе, чтобы принять поздравления и похвалы его отваге. Но ответом на его почтительный поклон было ледяное молчание. С его щек мигом сбежал румянец. Глаза его загорелись бешенством при этом публичном унижении.
Гай де Жерве заметил опасность одновременно с Магдаленой. Молодой человек все еще был погружен в свой замкнутый мирок упоения битвой. Жажда крови по-прежнему бушевала в нем с такой силой, что он напрочь забыл, в чьем присутствии оказался.
— Господин… Господин…
Голос Магдалены прозвучал ясно и отчетливо, раскалывая мертвенную, исполненную злорадного предвкушения тишину. Эдмунд оторвал разъяренный взгляд от герцога и повернулся к жене. Магдалена встала и сорвала растущую в каменной вазе розу.
— Вы прославили мои цвета, господин. Улыбаясь, она перегнулась через перила и бросила ему цветок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56