— Ты должна, — мягко настаивал он. — Новости из Англии нужно огласить в зале. И ни один человек не должен понять, что эти новости тебя не радуют. Сьер де Брессе возвращается к жене, ребенку, в свой дом и к своим вассалам. Мы должны отпраздновать это и начать приготовления к его приезду, чтобы принять господина замка со всеми необходимыми почестями. А мне надо собираться в Англию. Мой долг здесь выполнен.
Слова протеста рвались с языка, несмотря на всю ее решимость подумать, прежде чем снова заговорить об их будущем. Но голубые глаза Гая предостерегающе потемнели, и Магдалена поспешно сжала губы.
— Не знаю, смогу ли высидеть сегодняшний ужин, — сказала она. — Нельзя ли мне удалиться к себе под тем предлогом, что я еще нездорова?
— Нет, — коротко бросил он не допускающим возражений тоном. — Твое отсутствие в такой вечер посчитают верхом неприличия. Иди к себе и соберись. Скоро позовут к ужину.
Магдалена немедленно повернулась и ушла. Оказавшись в уединении спальни, она подошла к зеркалу из шлифованного серебра и долго изучала свое осунувшееся лицо, на котором глаза вдруг выцвели и показались чересчур большими. Правая щека предательски розовела. Ничего такого, что не могла бы исцелить холодная вода.
Она все еще не полностью поняла сказанное Гаем. Он не может всерьез думать о том, чтобы бросить ее и свою дочь. Должно быть, тут какая-то ошибка. А может, он настолько потрясен письмом отца, что не успел опомниться и не в состоянии мыслить здраво?
Для нее самой новость не оказалась чем-то удивительным. Она всегда знала, что муж жив. Просто втайне надеялась, что все обойдется. Но даже теперь ничто не омрачало ее любви. Она не позволяла событиям извне каким-то образом влиять на эту любовь, ставшую тем самым стержнем, на котором зиждилась вся ее жизнь. И сообщение Ланкастера не изменило ничего… кроме Гая.
Настойчивый внутренний голос твердил то, что она боялась сказать себе: на какое-то ужасное мгновение человек в кабинете перестал быть тем Гаем, которого она знала. Которого любила. И он смотрел на женщину, которую любил, так, будто презирал и ненавидел.
Словно грубая рука сжала ее сердце, а кровь в жилах застыла и замедлила течение. Ничто на свете не в силах разрушить то, что было между ними.
Только колдовство, только сатанинские силы ведьмы и злого волшебника способны превратить доброту и нежность во что-то злобное и жестокое. Силы любви могут принести лишь утешение и сладость, и не в их власти ранить и оскорблять. Но Гай толковал о позоре и бесчестье, о смерти как справедливом наказании за содеянное, словно их любовь — нечто постыдное, грязное, берущее начало из грязной канавы, а не из небесных высот божественного союза.
И все же он говорил в гневе и расстройстве. Сегодня в большой кровати она потолкует с ним, облегчит смятенную душу правдой невинной любви, и они вместе решат, как лучше выйти из создавшегося положения.
Магдалена, бледная, но спокойная, вошла в зал вместе с Гаем. На его тревожный взгляд она уже успела ответить легкой храброй улыбкой, перевернувшей ему душу, хоть и уверившей в том, что эта женщина с честью выполнит отведенную ей роль.
Они заняли места за высоким столом, и Гай подал знак герольду протрубить сигнал, призывающий собравшихся выслушать его слова. Шум в зале затих, менестрели отложили инструменты. Лорд де Жерве медленно поднялся. Голос звучал ровно, на лице сияла улыбка искренней радости, когда он уведомил обитателей де Брессе о скором возвращении господина.
Новость была воспринята с вежливым энтузиазмом. Молодого хозяина почти никто не знал, и все привыкли к справедливому и предсказуемому правлению лорда де Жерве, чье суждение всегда было уверенным, чья доблесть на полях сражений приносила славу и почести тем, кто стоял за него, чья забота и попечительство над юной леди де Брессе вызывали неизменное восхищение окружающих. Перемены обычно вносили смуту и далеко не всегда были к лучшему.
Однако настроение у сидящих за столами быстро поднялось при известии о турнире в честь возвращения хозяина. Три дня рыцари будут показывать свое воинское умение на ристалище, три дня в замке будут пировать и веселиться. Кроме того, слуги не без оснований ожидали пополнения своих карманов от щедрот рыцарей и их дам, которые, вне всякого сомнения, не упустят возможности как следует поразвлечься, съехавшись на турнир со всей округи.
Вот теперь громкие и вполне искренние крики одобрения вознеслись к закопченным балкам потолка.
Магдалена принимала поздравления с безмятежной улыбкой и почти ничего не ела и не пила. Речь Гая каким-то образом сделала скорый приезд Эдмунда несомненным фактом, и картина пиров и поединков, приема гостей — леди Магдалена де Брессе рядом с мужем в своих владениях — потрясла ее своей реальностью. Но так должно быть и будет. Что бы они ни предприняли, дабы освободиться из ловушки, в которую невольно попали, приличия необходимо соблюсти. Она законная жена своего мужа.
Она вдруг отчетливо представила, что такое законная жена во всех смыслах этого слова. Вспомнила пыл Эдмунда, любовь, светившуюся в его глазах, любовь, на которую она отвечала неизменным дружелюбием, в полной уверенности, что его чувства угаснут, едва только он найдет себе любовницу, как делали все молодые рыцари. Вспомнила супружескую постель, которую они делили с января по август. Все, что происходило в ней, не слишком беспокоило Магдалену, но и не доставляло особенного удовольствия. Страсть она приберегала для Гая де Жерве, которому отдалась беззаветно, сначала душой, когда он впервые вошел в жизнь одиннадцатилетней девочки, с тех пор ожидавшей со все возрастающим нетерпением, когда ее судьба явится за ней, а потом и телом.
Ей придется вести прежнюю жизнь жены и хозяйки замка, даже если супруг узнает о ее истинных отношениях с Гаем. Эдмунду придется понять, кому отдано ее сердце, но все же он ее муж и по праву, данному церковью, владеет женой безраздельно. Правда, Магдалена просто не знала, как сможет покориться ему сейчас, после того как принадлежала любимому человеку, тому, кого считала своим супругом перед Богом.
В зале становилось все жарче, и она обрадовалась, когда Гай, по-прежнему заботившийся о ее состоянии, поднялся. Они покинули зал, предоставив остальным заканчивать ужин, и вышли в прохладные сумерки.
Магдалена вздохнула полной грудью.
— Не можем мы немного прогуляться, господин? Я хотела подышать свежим воздухом.
— Если хочешь. Но только ненадолго. Мне придется многое сделать до приезда твоего мужа, — холодно, почти деловито ответил он, и Магдалена могла лишь догадываться, каких усилий стоил ему такой тон. Окончательно расстроившись, она вгляделась в него в свете факелов, которые держали часовые, поставленные в дальних углах внутреннего двора. Он, казалось, отдалился от нее.
— Если не хочешь, мы не будем гулять, — ответила она. — Я приду к тебе позже, когда все лягут спать.
— Нет, Магдалена, — так же сухо отказался он. — Ты больше не должна приходить ко мне. Разве я не ясно объяснил?
— Но… но?..
— Нет!
Он резко повернулся и направился к внешней лестнице.
Растерянность и смятение обуяли ее. Как он мог отказывать ей в свидании в такой час? Как мог отрицать существование проблем, которые необходимо обсудить?! И не только обсудить, но и решить? Отказываться от утешения, которое они могли дать друг другу?
Но он отрекался от нее. От женщины, которую любил. Которая родила ему ребенка. Которая любила его больше жизни. Всего этого ему позволять нельзя!
Она всегда знала, что любые сложности, любые препоны придется преодолевать самой. Всегда подозревала, что душевные сомнения, рожденные понятием рыцарской чести, по-прежнему терзающие его, несмотря на горячую любовь к ней, обязательно поднимут свои змеиные головы и разобьют им сердца. Если она это допустит. Значит, придется действовать в одиночку.
Вернувшись к себе, она поняла, что обе служанки пребывают в полном восторге в ожидании скорого приезда хозяина. Правда, обе оказались достаточно тактичны, чтобы не тревожить госпожу, бледность и безразличие которой самым странным образом противоречили новообретенной энергии, так и бурлившей в ней.
Она с обычным нежным терпением покормила девочку, а потом занялась собой, приказав женщинам переодеть и умыть ее. Зои спала вместе со служанками в маленькой комнате напротив. Если она просыпалась ночью и просила есть, женщины поили ее подслащенной медом водой, чтобы не будить мать. Такой порядок оказался идеальным во всех отношениях, в частности, еще и потому, что обычно леди де Брессе проводила ночи в объятиях лорда де Жерве.
Оставшись одна, Магдалена уселась у открытого окна, за которым темно-синий бархат ночи уже расшили мириады усеянных бриллиантами созвездий, а воздух был напоен благоуханием сирени и лаванды, и стала готовиться к встрече… вернее, к поединку с Гаем, который состоится, как только погаснут огни. Колокол прозвонил к поздней вечерне, но она подождала, пока настанет пора полуночной службы. К этому времени даже Гай ляжет в постель. В хозяйстве, где первая посветлевшая полоска неба на горизонте знаменовала начало нового хлопотливого дня, очень мало кто оставался бодрствовать после полуночи.
Глаза Магдалена сами собой закрывались, и она, опершись локтями о подоконник, чутко задремала.
В полночь снова прозвонил колокол, и она немедленно проснулась, плеснула воды в лицо и отправилась в сражение за свою любовь.
Она совсем недавно возобновила путешествия между своей спальней и хозяйскими покоями, потому что тосковала по теплу и уюту его объятий, искусным нежным ласкам мужчины, знавшего, что любовные игры могут принимать самые различные формы и не всегда включают те ослепительные высоты страсти, которых можно достичь, только будучи крепким и здоровым физически.
Однако сегодня она медлила перед его дверью, боясь постучать. Он запретил ей приходить, а она так привыкла во всем угождать ему, что понадобились вся решимость, вся убежденность в собственной правоте, чтобы заставить себя поднять задвижку.
Комната была погружена во мрак, прикроватные занавеси задвинуты, и Магдалена снова поколебалась, не зная, что делать и как дать знать о своем приходе спящему.
— Гай… — прошептала она, на цыпочках подойдя к кровати.
— Кровь Христова! — выпалил он с едва сдерживаемым бешенством, и Магдалена тут же отпрянула. — Я же велел тебе никогда больше не приходить ко мне ночью!
Он уселся и потянулся за кремнем и огнивом. Блеснул огонек, загорелась свеча, и сумерки разбавили тьму. Глаза Гая сверкнули, такие же жесткие, как кремень в его ладони.
— Немедленно возвращайся к себе, Магдалена.
— Нет, пожалуйста, ты должен понять!
— Это ты должна понять, — бросил он с прежней резкостью, вскакивая с постели и накидывая длинный халат. — Все кончено, Магдалена. Что мне предпринять для того, чтобы ты смогла это усвоить?!
Магдалена покачала головой, яростно кусая губы.
— Но это не может кончиться. Моя любовь к тебе — это и есть моя жизнь. У нас общий ребенок.
— У тебя есть муж! — Он сжал ее худенькие плечи. — Муж, который заслужил твою верность, даже если ты не способна дать ему любовь. А теперь, зная, что он жив, я не стану его обманывать. У меня и без того смертный грех на душе, грех, который не искупить и за тысячу лет!
— Но разве ты не любишь меня?
Простота этого вопроса на миг лишила его дара речи. Впрочем, он не удивился, зная, что больше для Магдалены ничто не имеет значения.
— Обними меня, — попросила она. — Пожалуйста, я так одинока, так несчастна и так боюсь. Обними меня, пожалуйста. Только обними.
Он не смог ей отказать. Каждая частичка тела сопротивлялась тому, что принесет им новую сердечную боль, потому что просто оттянет последнюю, мучительную пытку их расставания. Но он не мог отказать ей, такой горячей, такой желанной. Серые глаза блестели мольбой и обещанием, волнистые каштановые пряди разметались по плечам, губы, нежные и розовые, чуть приоткрылись в безмолвной просьбе.
Даже когда он обвил руками этот гибкий стан и крепко сжал, перед тем как уложить Магдалену в постель, его не оставляла единственная мысль. Вернее, вопрос: освободится ли он когда-нибудь от ее чар?
Она заснула почти немедленно, измученная эмоциональной пыткой сегодняшнего вечера, как всегда, безоговорочно доверяя надежности его рук, каким-то образом даже во сне ухитряясь передать ему свою убежденность в том, что никогда не лишится этой надежности, никогда не останется без поддержки его любви, как бы он ни клялся в обратном.
Гай де Жерве так и не нашел выхода. Так и не сообразил, что делать, как заставить ее понять происходящее. Когда мужчина сам не знает, как вынести разлуку, разве может он помочь такой, как Магдалена Ланкастер с ее слепой решимостью, смириться с неизбежным и внушить, кому отныне должна принадлежать ее верность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56