Глава 12
Гай разослал герольдов в ближайшие городки и феоды с объявлением о турнире в честь возвращения сьера Эдмунда де Брессе. Слух об этом событии разнесся так далеко, что достиг улицы де Берри в Париже. Шарль д'Ориак занялся собственными приготовлениями.
А в замке тем временем кипела бурная деятельность, в которую включились все, от последней судомойки до воинов гарнизона, так что у леди Магдалены не осталось времени размышлять о будущем. Гай почти постоянно отсутствовал, а когда появлялся, неизменно запирался с начальником гарнизона, сенешалем или управителем. Он оставил все попытки обсудить с ней дальнейшую жизнь, решив, что приезд Эдмунда сумеет образумить ее.
Магдалена каждую ночь навещала его, но требовала лишь, чтобы он держал ее в объятиях, пока она спала. И Гай сдался, хотя лежал без сна почти до рассвета, думая о том времени, когда будет лежать в постели один, без прильнувшей к нему теплой, душистой, нежной любовницы.
Еще немного, и теплое, душистое, нежное создание прильнет к законному мужу.
А тем временем члены клана де Борегаров, пребывавшие в Париже и Руссильоне, узнали,
что их предательское покушение не удалось и Эдмунд де Брессе жив.
Бертран де Борегар незамедлительно сорвал злость на своем сыне Жераре, посланном прошлым летом в Англию с поручением убрать мужа Магдалены любой ценой и любыми способами.
— Людям хорошо заплатили, — заметил глава рода. — Заплатили за работу, которую они не сумели сделать.
— Невозможно поверить, господин мой, что он выжил после таких ран, — оправдывался бледный как полотно Жерар, прекрасно сознавая, какая опасность грозит тому, кто не смог выполнить приказ отца. — Наемники клялись, что он был мертв, когда они уходили.
— И ты им поверил? — саркастически бросил отец. — Может, в доказательство они принесли тело?
— Нет, господин, — запинаясь, признался сын. — Но у меня не было причин сомневаться. Они всегда верно служили нам и честно отрабатывали полученные деньги. И по правде сказать, им было бы трудно тащить труп в странноприимный дом, где я остановился.
— Глупец! — рявкнул Бертран. — Я окружен идиотами и ничтожествами! Женщина родила наследницу, пусть и девчонку. Лорд де Жерве укрепил феод против внезапной атаки. Мало того, сделал все, чтобы владения невозможно было отнять по закону. И в довершение появляется муж, чтобы занять законное место и скорее всего получить очередного ребенка для Ланкастеров от твоей низкорожденной кузины!
Он выхватил из-за пояса кинжал. Рубиновый глаз змеи сверкнул на солнце, когда Бертран вогнал клинок в дубовый стол, где он остался, подрагивая, под самым носом Жерара де Борегара. К счастью, тот, видевший и не такие сцены, сверхчеловеческим усилием воли сумел взять себя в руки и не отпрянуть.
— Шарль — единственный из вас, наделенный не только умом, но и отвагой, — продолжал Бертран. — И где он, во имя Святого Христофора? Развлекается при парижском дворе?
Он вытащил кинжал из столешницы и швырнул в стену прямо над головой Жерара. Его сын снова не пошевелился. Подобные забавы были привычны для разгневанного отца. Он проделывал это, даже когда сыновья были совсем маленькими. При этом он далеко не всегда промахивался, и кинжал довольно часто находил свою цель, в результате чего все его сыновья носили шрамы на руках и бедрах, полученные в память об уроках любящего родителя.
— Кузен говорил, что переждет зиму в Париже, — вмешался Филипп, не заботясь о том, что обращает отцовскую ярость на себя. — Так он потратит меньше времени на переезд в Брессе, когда план похищения будет готов.
— И что хорошего даст нам это похищение? — отрезал отец. — Тем более что ее муж, владетель Брессе и вассал Джона Гонта, остается неоспоримым хозяином феода?
— Мы организуем его убийство, господин, — пообещал Жерар, заводя руку за спину, чтобы вытащить клинок из панели, и вручая его отцу рукоятью вперед. — Яд… несчастный случай на охоте… все это легко сделать и делалось много раз.
— Но из-за твоего промаха мы потратили целый год!
Кинжал снова описал изящную дугу в воздухе и вонзился в дальний конец стола. На этот раз, похоже, отец просто показывал свою меткость, и сыновья немного расслабились.
— Не будь этого, мы могли бы залучить Магдалену вместе с девчонкой в Каркасон до летнего равноденствия.
— Еще не поздно, — уверял Жерар, готовый на все, лишь бы вернуть благоволение отца. — Я сам отправлюсь в Париж и присоединюсь к кузену. Постараюсь расправиться с де Брессе, а кузен займется женщиной, как и намеревался.
Прежде чем Жерар успел покинуть Руссильон, из Парижа прибыл гонец от Шарля, жилистый тощий человечек с оливковой кожей и проницательными черными глазами, которые, казалось, так и шныряли по сторонам, не упуская ни малейшей мелочи. Но его поведение было столь скромным, а положение посланца, постоянно курсировавшего между крепостью де Борегаров и Парижем, так укрепилось за последние несколько месяцев, что никому не приходило в голову заметить зоркость его глаз или то странное обстоятельство, что он предпочитал держаться в тени. Переданное им устное послание было крайне простым. Шарль д'Ориак считал, что наконец придумал способ избавиться от Эдмунда де Брессе, не вызвав и тени подозрения в отношении какого бы то ни было члена семьи де Борегаров. Кроме того, он уже приступил к осуществлению плана похищения Магдалены Ланкастер, который и будет завершен без малейшего указания на то, кто за ним кроется. Уже через три-четыре недели и женщина, и ребенок окажутся в Каркасоне.
Только через несколько дней обитатели замка в Тулузе заметили отсутствие смуглого гонца. Впрочем, это никого не обеспокоило: наемные слуги часто приходили и уходили, поскольку не были подвластны господину, как сервы. Единственной особой, горько пожалевшей о его исчезновении, была маленькая прачка в доме Шарля д'Ориака на парижской улице де Берри.
Магдалена сидела на широком каменном подоконнике в маленькой круглой комнатушке, расположенной в башне, той самой, которую, казалось, целую вечность назад она обнаружила и назначила местом свиданий для краденых минут запретных ласк и наслаждений, так любимых ею и Гаем. Но вот уже несколько недель никто сюда не заходил, и Магдалена постепенно осознала, что Гай больше не собирается делить с ней эти мгновения тайного счастья.
Магдалена была вне себя от горя. Теперь взгляд Гая был всегда холоден, и, даже когда он держал ее в своих объятиях, она ощущала его отчуждение. Но продолжала цепляться за надежду, что, пока он с ней, пока прижимает ее к себе, обязательно случится то, что вновь свяжет их, и уже навсегда. Он поймет, что они предназначены друг для друга и навеки связаны узами любви, теми, что крепче любых уз, созданных руками человека, вроде таких, которыми связал ее и Эдмунда Джон Гонт во имя собственных целей.
День выдался жарким. Рано проснувшаяся пчела деловито жужжала под окном. Магдалена подтянула колени к подбородку и прислонилась спиной к оконной амбразуре. У подъемного моста послышался повелительный призыв герольда. Магдалена лениво прислушалась к обмену сигналами, не совсем понимая, что они означают. Она сонно глянула во двор. В последнее время в замок прибывало столько людей, что она только для порядка поинтересовалась, что изображено на штандарте вновь прибывших.
Герольд с эскортом въехали во двор. На трубе развевался сокол де Брессе.
Магдалена медленно подалась вбок, чтобы лучше видеть. От казарм широким шагом шел Гай де Жерве. Магдалена не слышала, что именно он сказал герольду. Но уже через несколько минут Гай отвернулся и направился к башне, исчезнув из поля зрения Магдалены. Герольд и его сопровождение спешились, отдали поводья конюхам. Подбежавшие пажи проводили гостей в отведенные им помещения.
Гай так и не понял, откуда знает, где найти Магдалену, но ноги сами привели его к маленькой комнате. Дверь была приоткрыта, и он увидел Магдалену, сидящую на подоконнике. Голова лежала на поднятых к подбородку коленях. Взгляд устремлен вниз.
— Твой муж приезжает завтра, — сообщил он, ступив в комнату.
Магдалена осторожно повернула голову. Взгляд серых глаз был прям и спокоен.
— Да? Я так и предполагала.
— Теперь тебе придется перебраться из женской половины в хозяйские покои. Ты должна жить вместе с мужем.
— А ты?
— Я переселюсь в дом для гостей, а после турнира вернусь в Англию.
— Ты не можешь уехать. Не можешь уехать и оставить меня здесь.
— Идем со мной. — Он подождал, пока она соскользнет с подоконника, и шагнул к двери. — Идем.
Ошеломленная безразличием его напоминающего маску лица, ощущением того, что он собирается совершить нечто бесповоротно страшное, чего она не сумеет предотвратить, потому что не знает, в чем оно заключается, Магдалена последовала за ним вниз, на залитый солнцем двор. Там кипела обычная жизнь. Всюду царило волнение: челядь суетилась, воины возбужденно перекликались, собаки лаяли, от холма позади замка, где строили ристалище, слышался стук молота, из кухонных труб. поднимался густой дым, аромат жареного мяса, смешанный с запахом солода из ближайшей пивоварни и резкой вонью навоза из конюшен, наполнял воздух. Ничем не примечательный майский день, отмеченный лишь приятным предвкушением праздника и ожиданием пятидесяти рыцарей, обещавших прибыть вместе со своими дамами, коих следовало принять и развлечь в манере, подобающей богатству и могуществу де Брессе.
Гай де Жерве устремился в церковь. Магдалена едва поспевала за ним. Внутри было прохладно и сумрачно. Пьянящее благоухание ладана еще не развеялось после полуденной службы. У гробницы святого Франциска, покровителя церкви де Брессе, горели свечи.
Могила находилась в отгороженной колоннами нише, справа от алтаря, и именно сюда направился Гай, ни слова не говоря своей молчаливой спутнице. Там он зажег еще одну свечу и высоко поднял. Дурное предчувствие овладело Маргаритой.
— Что мы делаем здесь? — шепотом спросила она впервые за целую, как ей казалось, вечность. Язык отказывался ей повиноваться, словно она онемела и теперь, после долгого молчания, дар речи вновь к ней вернулся.
— Ты должна поклясться на мощах святого Франциска, что никогда ни словом, ни деянием не дашь своему мужу, Эдмунду де Брессе, повода сомневаться в своей верности и происхождении своего ребенка.
Магдалена покачала головой:
— Ты требуешь, чтобы я отреклась от тебя… от нашей любви… от всего, что было между нами?
— Именно. Именно этого я и требую. Клянись мощами святого, что никогда не дашь мужу ни малейшего повода заподозрить, будто между нами что-то было.
— А если я откажусь?
Она схватилась за горло, осознав бесплодность своего вопроса. Если он отказался от нее, какой же смысл упорствовать?
— Клянись.
Он схватил ее руку и насильно прижал к холодному мраморному изваянию. Огонек свечи, которую он держал, слабо мерцал в этом полутемном, холодном священном месте. На руку Магдалены упала капля расплавленного воска. Крохотное пятнышко ожога горело, резко контрастируя со смертельным холодом под ее распластанной ладонью.
Магдалена с трудом сглотнула.
— Почему ты это делаешь?
— Клянись. А потом исповедаешься и получишь отпущение грехов.
Он говорил тихо, даже мягко, но Магдалена нисколько не сомневалась, что за всем этим кроется железная решимость.
— На могиле святого Франциска я отрекаюсь от нашей любви.
Она задохнулась, судорожно втянула в себя воздух. Рука на надгробии задрожала, а душа плакала кровавыми слезами, отторгая только что сказанные слова.
— Клянись, что никогда не дашь мужу причины усомниться в отцовстве твоего ребенка или заподозрить, что между нами что-то было.
Голова Магдалены понуро опустилась.
— Клянусь, — выдохнула она едва слышно, но Гай мгновенно отпустил ее руку, которую все еще прижимал к надгробию.
— Ты примиришься с Богом, когда сама захочешь этого, — сказал он все так же тихо и мягко. — Как и я.
Они оставили церковь и вышли на неуместно яркое солнце.
Наутро сьер Эдмунд де Брессе подъехал к замку, чтобы предъявить права на свои владения и жену, которая выехала навстречу вместе с лордом де Жерве, отрядом рыцарей и их оруженосцев, дабы приветствовать вернувшегося господина на равнине перед городскими воротами.
Эдмунд еще за две мили услышал трезвон колоколов со всех четырех башен Брессе: звук разнесся по равнине в ясном утреннем воздухе. Он понял, что его увидели и узнали. Сердце воина глухо заколотилось о ребра. Безумное возбуждение гнало вперед. Как там его жена? Как она встретит его? А их ребенок?
Вопросы, которые он задавал себе снова и снова все последние недели, не давали покоя. Ничего, уже через час он получит все ответы.
Магдалена сидела на своей чалой кобылке. Она впервые после родов ехала верхом, но, окаменевшая, пораженная в сочетании душевной болью, не испытывала обычного наслаждения скачкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56