Подвергались жестоким преследованиям.) пользуются любой возможностью, чтобы затеять смуту. Дошло до того, что король и его министры не имеют ни минуты покоя из-за воя наглой черни.
— Я немедленно соберу войско, господин мой герцог, — пообещал Эдмунд, тоже поднимаясь. Но ноги по-прежнему дрожали, а глаза заволокло дымкой. — Из своих вассалов.
— И реквизируй моим именем все корабли, которые тебе понадобятся, — велел Ланкастер, отмахиваясь с беспечностью принца от всех возможных претензий владельцев торговых судов. — Надеюсь уже через три недели проводить тебя в путь.
Но утром Эдмунд проснулся, снедаемый лихорадкой, той, которая терзала его в первые дни выздоровления. Он провалялся на одре болезни еще месяц, а когда наконец оправился, оказалось, что началась весна, а вместе с ней частые для этого сезона штормы и наводнения, державшие все корабли в гавани. Только в конце апреля удалось собрать силы, достаточные для путешествия во Францию.
Теплым апрельским утром полуодетая Магдалена стояла у окна спальни, рассеянно гладя твердую округлость живота. Сегодня ребенок отчего-то притих по сравнению со вчерашним днем, и она еще удивлялась этому обстоятельству, когда из нее с легким шумом исторгся поток воды.
Магдалена, не веря глазам, уставилась на лужу у своих ног.
— Эрин! Эрин!!! — почти взвизгнула она.
— Что случилось, госпожа? — спросила служанка, выбегая из гардеробной, где раскладывала груды белья, только что принесенные из прачечной.
— Смотри! — вскрикнула побелевшая Магдалена, показывая на пол. — Это вылилось из меня!
— Ничего страшного, госпожа, — спокойно ответствовала служанка. — Дитя просится на свет.
— Слишком рано! И откуда эта вода?
— Восьмимесячный ребенок. Ничего особенного. Обычно такие выживают. А схватки начались?
Магдалена, все еще ошеломленная, но несколько ободренная объяснениями Эрин, покачала
головой:
— Только вода.
— Рано или поздно это должно было случиться. Иначе ребенок просто не сможет родиться.
— Но почему?
Эрин пожала плечами. Причин она не знала. Так бывает. Вот и все. Она так часто помогала при родах, что могла заменить даже повивальную бабку, если, разумеется, все шло как полагается. Кроме того, в замке были и другие, куда более опытные женщины.
— Я все же пришлю повитуху, госпожа, — решила она. — А вам лучше лечь. Я принесу полотенца, чтобы было удобнее.
Магдалена неохотно легла, отдавшись в руки Эрин. Что поделать, служанка по крайней мере знает, как поступить. Сама она, воспитанная старой девой леди Элинор, была совершенно невежественна в подобных вопросах, если не считать ничтожных сведений о родах и связанных с ними трудностях. Леди Элинор в этом мало чем отличалась от подопечной, а другой женщины ее положения в замке не было.
Только сейчас она сообразила, что, вместо того чтобы все восемь месяцев витать в облаках грез и любовных фантазий, следовало подробнее расспросить Эрин и Марджери, которые куда лучше ее разбирались в таких вещах.
— Расскажи, что будет, — потребовала она, подкладывая под спину подушки, поскольку лечь казалось невозможным.
Эрин озадаченно потерла нос.
— Ну… начинаются боли, госпожа, а потом появляется ребенок.
— Сильные боли?
Эрин не хотела пугать госпожу, но и лгать не было смысла.
— У некоторых женщин сильнее, чем у остальных.
— Намного? — допрашивала Магдалена.
— Кажется, да, госпожа.
— Хотела бы я, чтобы господин был здесь.
— Роды — работа женская, госпожа, — возразила Эрин, направляясь к двери. — Схожу-ка я за повитухой.
Дверь за ней закрылась, и Магдалена, глядя на пляшущий на одеяле солнечный зайчик, снова коснулась живота, гадая, что происходит внутри. Может, роды и женская работа, но ее утешала бы мысль о присутствии Гая в замке. Он вместе со своими рыцарями отправился на турнир в Компьене, устраиваемый под покровительством герцога Бургундского. Прежде она сопровождала бы его в предвкушении трехдневного веселья и пиров, но в ее состоянии путешествовать было невозможно. Обоим даже в голову не пришло, что время вот-вот настанет, а следовательно, и ему вряд ли стоило уезжать.
Эрин и Марджери привели повитуху, старую женщину с узловатыми пальцами, седеющими волосами, небрежно прикрытыми грязным платком, и противным визгливо-ноющим голосом. Магдалена невзлюбила ее с первого взгляда.
— Я бы хотела, чтобы остались только Эрин и Марджери, — прошептала она, сжимаясь. — В ваших заботах нет нужды, милая дама.
— Не стоит бояться, госпожа, — проныла старуха, откидывая покрывало. — Я приводила многих детей в этот мир… и провожала в иной. Да и матерей тоже, — добавила она, ощупывая живот Магдалены, прежде чем перейти к более тщательному обследованию.
Застывшая Магдалена лежала неподвижно, окаменев от брезгливости и страха, убежденная, что эта женщина не принесет ничего, кроме несчастья.
Первая схватка пришла так внезапно и резко, что она вскрикнула, одновременно удивленно и негодующе.
— Начнете вопить сейчас, госпожа, и неизвестно, что выкинете позже, — объявила повитуха, кладя руку на тугой живот. Но Магдалена с неожиданной силой оттолкнула ее.
— Я не желаю видеть здесь эту женщину. Немедленно убирайтесь!
Эрин и Марджери, пораженные неожиданным взрывом, попросили что-то бормочущую себе под нос ведьму покинуть спальню.
— Ей много известно, госпожа, — заметила Марджери, возвращаясь.
— У нее черный глаз, — возразила Магдалена. — Из-за нее ребенок родится либо кривым, либо горбатым. Не позволю, чтобы она была рядом!
Женщины, не сговариваясь, пожали плечами. Беременные и роженицы славились своим непредсказуемым поведением. Скоро леди Магдалена будет слишком поглощена собственными страданиями, чтобы обращать внимание на тех, кто хлопочет рядом.
К середине дня измученная Магдалена впала в некое оцепенение, пока тело отдыхало от изнурительной боли. Когда способность мыслить ненадолго возвращалась, она поражалась лишь тому, что кому-то вообще приходится переносить эти незаслуженные страдания. Почему ее не предупредили? И что происходит с ней? Чем она так согрешила, чтобы заслужить подобное? Или это действительно плата за прелюбодеяние? Прелюбодеяние, плодом которого явилась новая жизнь, так настойчиво стремящаяся к свету? Так дерзко вступившая в поединок с собственной матерью? Но ведь они должны были стать союзниками и сражаться заодно! Неужели такое творится со всеми, или наказана только она одна?
Мысли лихорадочно метались в возбужденном, затуманенном мозгу. В уголках глаз блестели слезы. Отчаяние вновь охватило ее, когда боли начались вновь: неумолимые, вечные, невыносимые… и все же приходилось их выносить.
Эрин поднесла смоченную водой тряпочку к губам роженицы, и та, слишком слабая, чтобы пить из чаши, принялась жадно сосать. День перетек в вечер. Усталые, бледные женщины опустили руки, когда боль опять утихла и истерзанная роженица впала в состояние, более напоминавшее транс, чем сон.
— Нужно позвать повитуху, — настаивала Эрин. — Пусть вынет ребенка из тела госпожи.
Марджери вздрогнула. Они обе знали, что это такое: разрубленное на куски тельце младенца, разорванная, истекающая кровью мать, умирающая если не сразу, то потом, от родильной горячки.
— Может, ей стоит отдохнуть, и тогда мы сумеем помочь ей, — неловко пробормотала она. — Гнев господина будет страшен, если случится то, что можно было предотвратить.
Эрин кивнула. Обе служанки еще помнили страшную ночь на корабле и радость Гая, обнаружившего, что леди Магдалена будет жить.
Эрин снова намочила тряпочку и осторожно вытерла лицо Магдалены. Ее веки чуть поднялись, а глаза на какой-то миг прояснились.
— Госпожа, нужно послать за повитухой, — настойчиво предложила Эрин, — иначе ребенок не родится.
Магдалена покачала головой:
— Я не хочу… пока есть силы терпеть…
На глазах у изумленных женщин она словно собралась для последнего усилия. Но лицо вновь исказила гримаса боли. Тяжело дыша, Магдалена упала на подушки, стараясь противостоять пытке.
В темном небе поднялась луна: тонкий полумесяц на бархатном покрывале. Женщины принялись перебирать четки в страстной молитве.
Гай де Жерве снимал доспехи в своем шатре, неподалеку от ристалища, устроенного на равнине, за замком Компьен. Солнце только что спустилось за горизонт.
— Вина, господин, — сказал Джеффри, протягивая чашу. — Вы храбро сражались.
— Угу, — рассеянно промычал Гай, подходя к входному отверстию и потягивая вино. Свежий ветерок приятно овевал лицо, принося прохладу после стольких часов, проведенных в душном шлеме с опущенным забралом. Тело, освобожденное от тяжелых лат, было гибким и ловким. Сама усталость казалась приятной, как и ожидание пиршества, которым обычно кончались турниры. А потом сладкий сон в постели…
Но почему он не чувствует ожидаемой благодати?
Гай нахмурился и поднял глаза к вечерней звезде, засверкавшей на темном небе, и неожиданно подумал, что уже через два часа он может оказаться в замке де Брессе. Вот только к чему пускаться в путь ночью?
Вряд ли его спутникам придется по душе такой приказ. Да и кому понравится остаться без роскошного ужина и подвергнуться опасности нападения? Но если он решит уехать, они будут обязаны последовать за ним. И что за вздорная идея, когда впереди ждут пир, хорошая компания, удобная постель и спокойная поездка домой с самого утра?
Гай резко отвернулся от входного отверстия.
— Мы возвращаемся в Брессе, Джеффри. Сообщи рыцарям и слугам. Выезжаем немедленно.
Вскоре всадники полетели по направлению к замку Брессе. Никто не посмел оспорить странный каприз лорда де Жерве, но все пришпоривали коней, потому что, оставшись голодными, измученные после целого дня схваток, стремились поскорее оказаться в стенах замка. Если кто-то и жаловался, то шепот не достигал ушей их мрачного, угрюмого сюзерена.
Он и сам не знал, почему принял такое решение. Но знал, что иначе он не мог.
Было только десять вечера, когда они прибыли в замок. Магдалена не слышала повелительного сигнала герольда, требующего опустить подъемный мост и открыть ворота перед господином. Однако до служанок донеслись знакомые звуки, отдавшиеся эхом в спальне, где было открыто окно, чтобы впустить немного свежего воздуха в застоявшуюся душную атмосферу.
— Это господин, — сообщила Эрин, наклоняясь к Магдалене и вытирая ей лоб. — Господин приехал, госпожа!
Она не знала, слышит ли ее слова несчастная и понимает ли, но продолжала их повторять, в надежде, что они принесут ей утешение.
— Она вот-вот отойдет, — пробормотала повитуха, осторожно подкрадываясь к кровати. Магдалена по-прежнему не позволяла старухе прикасаться к себе, хотя не имела силы выгнать из комнаты. — Она и дитя погибнут уже через час, если я не вытащу из нее ребенка.
— Нет!
Каким-то образом эта фраза проникла в угасающее сознание роженицы.
— Не смей дотрагиваться до меня!
Ведьма, неодобрительно качая головой, снова спряталась в тени. Она предложила свою помощь, и, если ее отвергли, пусть сами расхлебывают последствия.
— Но, госпожа… — начала Эрин и тут же осеклась: дверь спальни со стуком распахнулась. Порог переступил Гай де Жерве, стягивая на ходу перчатки. Лицо, несмотря на загар, казалось серым от страха. Привратник сообщил, что леди де Брессе уже давно старается привести в мир своего младенца, а напряженная тишина в замке без слов сказала все, что ему следовало знать. На пути то и дело встречались хмурые люди со скорбными лицами, явно ожидавшие худшего.
— Как она?
— Плохо, господин, — откровенно призналась Эрин. — Ребенок не идет… а у госпожи кончаются силы.
Гай приблизился к постели и, не веря своим глазам, увидел страшно изменившееся лицо любимой. Глубоко запавшие глаза, окруженные фиолетовыми тенями, туго натянувшаяся на скулах кожа, словно вся плоть уже растаяла, оставив один лишь череп. Ее губы, чудесные, полные, зовущие губы сейчас истончились, превратившись в бескровные, истощенные страданиями ниточки.
— Она не подпускает меня к себе, господин, — взвизгнула повитуха. — Я бы вытащила ребенка: это единственный способ ее спасти. Но она не позволяет подойти к себе!
— Гай, — едва слышно выдохнула Магдалена, и он нагнулся еще ниже.
— Я здесь.
— Прогони ее. Не дай ей дотронуться до меня!
Гай нерешительно замялся, зная, что если велит повитухе сделать все возможное, та немедленно повинуется. Но поскольку Магдалена даже в этом состоянии умоляла избавиться от ведьмы, значит, так тому и быть.
— Священник, господин, — тихо подсказала Эрин. — Нужно послать за отцом Вивьеном, чтобы тот исповедал госпожу.
— Я не умираю, — снова донесся шепот с кровати. — И не умру…
— Пошлите за отцом Вивьеном. Пусть подождет в коридоре, на случай если возникнет необходимость. А ты, повитуха, уходи.
Гай сам не знал, что заставило его так сказать. Просто ощущал, что поступает правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Я немедленно соберу войско, господин мой герцог, — пообещал Эдмунд, тоже поднимаясь. Но ноги по-прежнему дрожали, а глаза заволокло дымкой. — Из своих вассалов.
— И реквизируй моим именем все корабли, которые тебе понадобятся, — велел Ланкастер, отмахиваясь с беспечностью принца от всех возможных претензий владельцев торговых судов. — Надеюсь уже через три недели проводить тебя в путь.
Но утром Эдмунд проснулся, снедаемый лихорадкой, той, которая терзала его в первые дни выздоровления. Он провалялся на одре болезни еще месяц, а когда наконец оправился, оказалось, что началась весна, а вместе с ней частые для этого сезона штормы и наводнения, державшие все корабли в гавани. Только в конце апреля удалось собрать силы, достаточные для путешествия во Францию.
Теплым апрельским утром полуодетая Магдалена стояла у окна спальни, рассеянно гладя твердую округлость живота. Сегодня ребенок отчего-то притих по сравнению со вчерашним днем, и она еще удивлялась этому обстоятельству, когда из нее с легким шумом исторгся поток воды.
Магдалена, не веря глазам, уставилась на лужу у своих ног.
— Эрин! Эрин!!! — почти взвизгнула она.
— Что случилось, госпожа? — спросила служанка, выбегая из гардеробной, где раскладывала груды белья, только что принесенные из прачечной.
— Смотри! — вскрикнула побелевшая Магдалена, показывая на пол. — Это вылилось из меня!
— Ничего страшного, госпожа, — спокойно ответствовала служанка. — Дитя просится на свет.
— Слишком рано! И откуда эта вода?
— Восьмимесячный ребенок. Ничего особенного. Обычно такие выживают. А схватки начались?
Магдалена, все еще ошеломленная, но несколько ободренная объяснениями Эрин, покачала
головой:
— Только вода.
— Рано или поздно это должно было случиться. Иначе ребенок просто не сможет родиться.
— Но почему?
Эрин пожала плечами. Причин она не знала. Так бывает. Вот и все. Она так часто помогала при родах, что могла заменить даже повивальную бабку, если, разумеется, все шло как полагается. Кроме того, в замке были и другие, куда более опытные женщины.
— Я все же пришлю повитуху, госпожа, — решила она. — А вам лучше лечь. Я принесу полотенца, чтобы было удобнее.
Магдалена неохотно легла, отдавшись в руки Эрин. Что поделать, служанка по крайней мере знает, как поступить. Сама она, воспитанная старой девой леди Элинор, была совершенно невежественна в подобных вопросах, если не считать ничтожных сведений о родах и связанных с ними трудностях. Леди Элинор в этом мало чем отличалась от подопечной, а другой женщины ее положения в замке не было.
Только сейчас она сообразила, что, вместо того чтобы все восемь месяцев витать в облаках грез и любовных фантазий, следовало подробнее расспросить Эрин и Марджери, которые куда лучше ее разбирались в таких вещах.
— Расскажи, что будет, — потребовала она, подкладывая под спину подушки, поскольку лечь казалось невозможным.
Эрин озадаченно потерла нос.
— Ну… начинаются боли, госпожа, а потом появляется ребенок.
— Сильные боли?
Эрин не хотела пугать госпожу, но и лгать не было смысла.
— У некоторых женщин сильнее, чем у остальных.
— Намного? — допрашивала Магдалена.
— Кажется, да, госпожа.
— Хотела бы я, чтобы господин был здесь.
— Роды — работа женская, госпожа, — возразила Эрин, направляясь к двери. — Схожу-ка я за повитухой.
Дверь за ней закрылась, и Магдалена, глядя на пляшущий на одеяле солнечный зайчик, снова коснулась живота, гадая, что происходит внутри. Может, роды и женская работа, но ее утешала бы мысль о присутствии Гая в замке. Он вместе со своими рыцарями отправился на турнир в Компьене, устраиваемый под покровительством герцога Бургундского. Прежде она сопровождала бы его в предвкушении трехдневного веселья и пиров, но в ее состоянии путешествовать было невозможно. Обоим даже в голову не пришло, что время вот-вот настанет, а следовательно, и ему вряд ли стоило уезжать.
Эрин и Марджери привели повитуху, старую женщину с узловатыми пальцами, седеющими волосами, небрежно прикрытыми грязным платком, и противным визгливо-ноющим голосом. Магдалена невзлюбила ее с первого взгляда.
— Я бы хотела, чтобы остались только Эрин и Марджери, — прошептала она, сжимаясь. — В ваших заботах нет нужды, милая дама.
— Не стоит бояться, госпожа, — проныла старуха, откидывая покрывало. — Я приводила многих детей в этот мир… и провожала в иной. Да и матерей тоже, — добавила она, ощупывая живот Магдалены, прежде чем перейти к более тщательному обследованию.
Застывшая Магдалена лежала неподвижно, окаменев от брезгливости и страха, убежденная, что эта женщина не принесет ничего, кроме несчастья.
Первая схватка пришла так внезапно и резко, что она вскрикнула, одновременно удивленно и негодующе.
— Начнете вопить сейчас, госпожа, и неизвестно, что выкинете позже, — объявила повитуха, кладя руку на тугой живот. Но Магдалена с неожиданной силой оттолкнула ее.
— Я не желаю видеть здесь эту женщину. Немедленно убирайтесь!
Эрин и Марджери, пораженные неожиданным взрывом, попросили что-то бормочущую себе под нос ведьму покинуть спальню.
— Ей много известно, госпожа, — заметила Марджери, возвращаясь.
— У нее черный глаз, — возразила Магдалена. — Из-за нее ребенок родится либо кривым, либо горбатым. Не позволю, чтобы она была рядом!
Женщины, не сговариваясь, пожали плечами. Беременные и роженицы славились своим непредсказуемым поведением. Скоро леди Магдалена будет слишком поглощена собственными страданиями, чтобы обращать внимание на тех, кто хлопочет рядом.
К середине дня измученная Магдалена впала в некое оцепенение, пока тело отдыхало от изнурительной боли. Когда способность мыслить ненадолго возвращалась, она поражалась лишь тому, что кому-то вообще приходится переносить эти незаслуженные страдания. Почему ее не предупредили? И что происходит с ней? Чем она так согрешила, чтобы заслужить подобное? Или это действительно плата за прелюбодеяние? Прелюбодеяние, плодом которого явилась новая жизнь, так настойчиво стремящаяся к свету? Так дерзко вступившая в поединок с собственной матерью? Но ведь они должны были стать союзниками и сражаться заодно! Неужели такое творится со всеми, или наказана только она одна?
Мысли лихорадочно метались в возбужденном, затуманенном мозгу. В уголках глаз блестели слезы. Отчаяние вновь охватило ее, когда боли начались вновь: неумолимые, вечные, невыносимые… и все же приходилось их выносить.
Эрин поднесла смоченную водой тряпочку к губам роженицы, и та, слишком слабая, чтобы пить из чаши, принялась жадно сосать. День перетек в вечер. Усталые, бледные женщины опустили руки, когда боль опять утихла и истерзанная роженица впала в состояние, более напоминавшее транс, чем сон.
— Нужно позвать повитуху, — настаивала Эрин. — Пусть вынет ребенка из тела госпожи.
Марджери вздрогнула. Они обе знали, что это такое: разрубленное на куски тельце младенца, разорванная, истекающая кровью мать, умирающая если не сразу, то потом, от родильной горячки.
— Может, ей стоит отдохнуть, и тогда мы сумеем помочь ей, — неловко пробормотала она. — Гнев господина будет страшен, если случится то, что можно было предотвратить.
Эрин кивнула. Обе служанки еще помнили страшную ночь на корабле и радость Гая, обнаружившего, что леди Магдалена будет жить.
Эрин снова намочила тряпочку и осторожно вытерла лицо Магдалены. Ее веки чуть поднялись, а глаза на какой-то миг прояснились.
— Госпожа, нужно послать за повитухой, — настойчиво предложила Эрин, — иначе ребенок не родится.
Магдалена покачала головой:
— Я не хочу… пока есть силы терпеть…
На глазах у изумленных женщин она словно собралась для последнего усилия. Но лицо вновь исказила гримаса боли. Тяжело дыша, Магдалена упала на подушки, стараясь противостоять пытке.
В темном небе поднялась луна: тонкий полумесяц на бархатном покрывале. Женщины принялись перебирать четки в страстной молитве.
Гай де Жерве снимал доспехи в своем шатре, неподалеку от ристалища, устроенного на равнине, за замком Компьен. Солнце только что спустилось за горизонт.
— Вина, господин, — сказал Джеффри, протягивая чашу. — Вы храбро сражались.
— Угу, — рассеянно промычал Гай, подходя к входному отверстию и потягивая вино. Свежий ветерок приятно овевал лицо, принося прохладу после стольких часов, проведенных в душном шлеме с опущенным забралом. Тело, освобожденное от тяжелых лат, было гибким и ловким. Сама усталость казалась приятной, как и ожидание пиршества, которым обычно кончались турниры. А потом сладкий сон в постели…
Но почему он не чувствует ожидаемой благодати?
Гай нахмурился и поднял глаза к вечерней звезде, засверкавшей на темном небе, и неожиданно подумал, что уже через два часа он может оказаться в замке де Брессе. Вот только к чему пускаться в путь ночью?
Вряд ли его спутникам придется по душе такой приказ. Да и кому понравится остаться без роскошного ужина и подвергнуться опасности нападения? Но если он решит уехать, они будут обязаны последовать за ним. И что за вздорная идея, когда впереди ждут пир, хорошая компания, удобная постель и спокойная поездка домой с самого утра?
Гай резко отвернулся от входного отверстия.
— Мы возвращаемся в Брессе, Джеффри. Сообщи рыцарям и слугам. Выезжаем немедленно.
Вскоре всадники полетели по направлению к замку Брессе. Никто не посмел оспорить странный каприз лорда де Жерве, но все пришпоривали коней, потому что, оставшись голодными, измученные после целого дня схваток, стремились поскорее оказаться в стенах замка. Если кто-то и жаловался, то шепот не достигал ушей их мрачного, угрюмого сюзерена.
Он и сам не знал, почему принял такое решение. Но знал, что иначе он не мог.
Было только десять вечера, когда они прибыли в замок. Магдалена не слышала повелительного сигнала герольда, требующего опустить подъемный мост и открыть ворота перед господином. Однако до служанок донеслись знакомые звуки, отдавшиеся эхом в спальне, где было открыто окно, чтобы впустить немного свежего воздуха в застоявшуюся душную атмосферу.
— Это господин, — сообщила Эрин, наклоняясь к Магдалене и вытирая ей лоб. — Господин приехал, госпожа!
Она не знала, слышит ли ее слова несчастная и понимает ли, но продолжала их повторять, в надежде, что они принесут ей утешение.
— Она вот-вот отойдет, — пробормотала повитуха, осторожно подкрадываясь к кровати. Магдалена по-прежнему не позволяла старухе прикасаться к себе, хотя не имела силы выгнать из комнаты. — Она и дитя погибнут уже через час, если я не вытащу из нее ребенка.
— Нет!
Каким-то образом эта фраза проникла в угасающее сознание роженицы.
— Не смей дотрагиваться до меня!
Ведьма, неодобрительно качая головой, снова спряталась в тени. Она предложила свою помощь, и, если ее отвергли, пусть сами расхлебывают последствия.
— Но, госпожа… — начала Эрин и тут же осеклась: дверь спальни со стуком распахнулась. Порог переступил Гай де Жерве, стягивая на ходу перчатки. Лицо, несмотря на загар, казалось серым от страха. Привратник сообщил, что леди де Брессе уже давно старается привести в мир своего младенца, а напряженная тишина в замке без слов сказала все, что ему следовало знать. На пути то и дело встречались хмурые люди со скорбными лицами, явно ожидавшие худшего.
— Как она?
— Плохо, господин, — откровенно призналась Эрин. — Ребенок не идет… а у госпожи кончаются силы.
Гай приблизился к постели и, не веря своим глазам, увидел страшно изменившееся лицо любимой. Глубоко запавшие глаза, окруженные фиолетовыми тенями, туго натянувшаяся на скулах кожа, словно вся плоть уже растаяла, оставив один лишь череп. Ее губы, чудесные, полные, зовущие губы сейчас истончились, превратившись в бескровные, истощенные страданиями ниточки.
— Она не подпускает меня к себе, господин, — взвизгнула повитуха. — Я бы вытащила ребенка: это единственный способ ее спасти. Но она не позволяет подойти к себе!
— Гай, — едва слышно выдохнула Магдалена, и он нагнулся еще ниже.
— Я здесь.
— Прогони ее. Не дай ей дотронуться до меня!
Гай нерешительно замялся, зная, что если велит повитухе сделать все возможное, та немедленно повинуется. Но поскольку Магдалена даже в этом состоянии умоляла избавиться от ведьмы, значит, так тому и быть.
— Священник, господин, — тихо подсказала Эрин. — Нужно послать за отцом Вивьеном, чтобы тот исповедал госпожу.
— Я не умираю, — снова донесся шепот с кровати. — И не умру…
— Пошлите за отцом Вивьеном. Пусть подождет в коридоре, на случай если возникнет необходимость. А ты, повитуха, уходи.
Гай сам не знал, что заставило его так сказать. Просто ощущал, что поступает правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56