— Насколько, по-твоему, серьезна эта угроза? — допрашивал он, наливая медовую брагу в два оловянных кубка и вручая один человеку, сидевшему напротив.
Оливье с благодарным кивком припал к кубку. Он приехал сегодня вечером и успел проскользнуть в задние ворота как раз в тот момент, когда звонил колокол, возвещая о необходимости тушить огни и прекращать работу.
— Трудно сказать, господин. Сьер д'Ориак уверен, что сумеет похитить леди Магдалену и избавиться от ее мужа без помощи Тулузы. Судя по тому, что я о нем успел узнать, он не дает пустых обещаний… не говоря уже об угрозах, — с гримасой заметил Оливье. За время своего пребывания в доме д'Ориака он получил немало доказательств своих слов. Шарля д'Ориака трудно было назвать человеком приятным.
Гай нахмурился. Ему отдан приказ оставить своих подопечных, позаботиться о собственной защите и вернуться в Лондон. Эдмунд сегодня днем рассказал, как Ланкастер предупредил его о возможных покушениях членов клана де Борегаров. Из того, что узнал Гай, становилось ясно, как много утаил Ланкастер. Но не вассалу принца исправлять это упущение. Он может всего лишь остеречь Эдмунда, поведав правду о Шарле д'Ориаке.
Гай встал и подошел к окну. Было слишком темно, чтобы увидеть что-то, кроме звезд и тонкого полумесяца, но мысленно он представлял позицию каждого часового, каждого стражника в каждой башне. Он знал все подземные переходы, пролегавшие под замком, которыми в случае осады обитателям замка доставлялись все необходимые припасы. Постоянный гарнизон состоял из пятидесяти рыцарей, вассалов сьера де Брессе, и двухсот воинов. Что сможет сделать Шарль против таких сил? Нужна целая армия, чтобы проломить стены замка Брессе, а подобное нападение французского рыцаря на английского во время перемирия было совершенно немыслимо. Для этого нужна очень веская причина, а без этого было невозможно получить папское благословение на осаду. Ни один человек не отважился бы подступить к замку без этого под страхом вечного проклятия.
— Кости Христовы, Оливье! Ничего не понимаю! Почему он так уверен в успехе?! — воскликнул Гай, отворачиваясь от окна. — Я должен уехать в Англию, как только кончится турнир. Ты останешься здесь. Только постарайся, чтобы Шарль в случае очередного визита не увидел тебя. Теперь-то он сразу тебя узнает. Оберегай леди Магдалену и, если почувствуешь неладное, немедленно посылай ко мне гонца. Ясно?
Оливье не слишком понравился такой расклад, и его положение при Гае было достаточно прочным, чтобы не скрывать своего недовольства. Но господин остался неумолим. Что ж, если леди Магдалена нуждалась в защите, он обеспечит эту защиту любой ценой.
Гай отослал своего человека спать и решил последовать его примеру. И хотя перспектива одиночества в постели была более чем безрадостной, лорд де Жерве, как человек военный, умел изгонять из головы неподходящие мысли, чтобы ловить каждую минуту подчас жизненно важного сна. Он сделал все, что мог, для безопасности леди Магдалены. Все, что мог, дабы Эдмунд не страдал от предательства родного дяди. Большего никому не достичь, и теперь он остался наедине со своей печалью. Остается ждать. Средство исцеления — в его руках… если только это возможно.
Последующие дни он почти все время проводил с Эдмундом на ристалище, готовясь к турниру, наблюдая, как тот управляется с копьем и мечом, словно племянник снова стал пажом или оруженосцем, только начавшим обучаться рыцарскому искусству.
Эдмунд казался веселым и дружелюбным, внимательно слушал советы, касавшиеся дел в хозяйстве и гарнизоне, принимал все предложения относительно будущего праздника, но Гай де Жерве видел: что-то не так. И в очевидной жизнерадостности подопечного было нечто фальшивое и неестественное. Гай слишком давно знал молодого человека, чтобы не заметить этого, и сейчас пытался найти причину. Магдалена не нарушила бы клятвы. Мало того, ему было точно известно, что она не сделала этого, ибо последствиями такой исповеди были бы не только глухое недовольство и постоянная душевная неудовлетворенность Эдмунда. Но между супругами что-то произошло, и Гай подозревал, что все дело в Магдалене. В его силах было приказать ей молчать, но он не мог требовать, чтобы она обращалась с мужем с теми любовью и уважением, которых тот заслуживал. Не мог заставить ее прогнать тоску, забыть о прошлом и смотреть в будущее. Правда, мог попытаться справиться с собой, и, если ничего не получится, страдания выпадут только на его долю. Но поведение Магдалены отражалось на Эдмунде, а тот явно не находил себе места. И не сводил глаз с жены, наблюдая за каждым ее движением. Но если она и знала об этом, все равно не подавала виду, просто продолжала заниматься своими делами, одаривая мужа то словом, то улыбкой, то жестом, мимоходом, почти небрежно, так, что Гай ощущал обиду Эдмунда, как свою. Почему Магдалена этого не чувствует?
Но Гай, кажется, понимал, что происходит. Все дело в невинном очаровании Магдалены. Не сознавая своей силы, она невольно ранила тех, кто попадал в ее сети. Эдмунд нуждался в ее любви, а она оставалась равнодушной.
На третью ночь он обнаружил, что тоска Эдмунда имеет вполне определенные основания. Бессонной ночью Гай обходил укрепления, не находя себе места и не зная отдыха. В донжоне спали женщина, которую он любил, и его родное дитя. С самого приезда Эдмунда он не видел свою дочь и вынуждал себя сидеть в сторонке, когда Магдалена приносила Зои в зал. Он умирал от желания подержать девочку, но не смел из страха, что обнаружит себя. Вместо этого приходилось снова и снова становиться свидетелем нескрываемого восторга Эдмунда, полностью уверенного, что он отец ребенка.
Необходимость скрывать отцовство терзала душу Гая, и он сильно сомневался, что когда-нибудь исцелится. Но теперь придется жить с этим до конца дней своих. И все же он должен еще раз увидеть малышку перед отъездом. Поцеловать маленький лобик, бросить последний взор на нежное личико, вдохнуть сладкий молочный аромат.
Гай шагнул вперед и неожиданно увидел Эдмунда, прислонившегося к парапету: темный силуэт, очерченный лунным светом. Думая, что рядом никого нет, он сбросил маску веселости и довольства, и сейчас перед Гаем был несчастный, одинокий человек, понуро опустивший прикрытые коротким плащом плечи. Эдмунд задумчиво смотрел вдаль, словно боясь заглянуть в себя и столкнуться с чем-то страшным.
— Эдмунд?!
Молодой человек вздрогнул и мгновенно растянул губы в улыбке.
— Господин мой, вы поздно гуляете.
— Ночь уж очень хороша. Но как насчет тебя? Сегодня ты упражнялся долго и упорно и наверняка устал.
Эдмунд пожал плечами:
— Да, и устал тоже. Но больше всего измучен.
— Чем? — осторожно спросил Гай, придвинувшись ближе.
Эдмунд доверял человеку, под защитой которого вырос, и теперь не задумываясь выпалил правду.
— Я так хочу ее, — тоскливо признался он. — Описать не могу, как сильно. Но она все твердит, что после родов прошло слишком мало времени и мне нельзя ее взять. А меня пожирает желание.
Он с такой силой стиснул кулаки, что костяшки пальцев побелели.
Гай прекрасно понял его. То же самое он часто испытывал в последнее время. Правда, он мог подсказать молодому человеку способ утолить жажду и не повредить при этом только что оправившейся жене. Он и сам пользовался этим способом несколько недель подряд, доставляя удовлетворение не только себе, но и любимой женщине, лежавшей в его постели. Но он вдруг обнаружил, что не может заставить себя поделиться знаниями. Не сейчас. Не с этим мужчиной. Мужем Магдалены.
Поэтому он сказал:
— Пойдем. Есть простой и легкий выход. Мы поедем в город.
Эдмунд попытался было возразить, но Гай уже устремился к лестнице. Он тоже последует примеру Эдмунда и найдет утешение у доступных женщин. Есть моменты, когда нарыв необходимо вскрыть.
Они молча выехали через задние ворота. Не впервые оба отправлялись на галантные подвиги. За годы войн и сражений Гай часто охлаждал горячую молодую кровь этим сравнительно безопасным манером.
Он хорошо знал, что не нашедший выхода пыл — плохой помощник воина, когда вокруг так много возможностей сорвать злобу и неудовлетворенность на беззащитных. По опыту Гая такие излишества приносили мало пользы и обычно приводили к новым эксцессам, как средству утишить гнев и раздражение. Более того, они отвлекали мужчину от цели, сбивали с прямой дороги. А рассеянность на полях сражений была так же опасна, как отсутствие оружия и доспехов.
Однажды и Эдмунд поддался опьянению победы, изнасиловав в амбаре несчастную вдову, пока ее муж валялся мертвым во дворе. Но его раскаяние было таким же исступленным, как и порыв, которому он поддался. Для него насилие не было естественной наградой за выигрыш в схватке. Не такой он человек, чтобы принуждать свою жену.
Как долго Магдалене удастся избегать супружеских ласк? Лишать мужа своей любви?
Мысль о ее капитуляции наполняла Гая бесконечным отвращением, и все же он понимал, что это должно случиться, ибо сам так решил. Правда, можно было приказать ей подчиниться Эдмунду, но он этого не сделает. Эдмунд сам должен найти дорогу к сердцу жены, отыскать ключ к чувственным тайнам ее тела. Они оба молоды, только начинают жизнь, и Магдалена не питает неприязни к Эдмунду. Если бы не он, Гай, они жили бы в мире и согласии, и пора с этим смириться.
Подобные размышления отнюдь не располагали к дружеским беседам. Поэтому Гай продолжал молчать.
Уже на закате в городе прозвучал звон колокола, предписывавший жителям бросать работу и погасить огни, поскольку становится слишком темно. Почти все подчинялись этому закону. Но в некоторых кварталах еще не спали. Есть такая работа, которую лучше всего делать в темноте.
Из окон питейных заведений лился свет, из открытых дверей доносились смех и вопли. Приглушенные смешки слышались из темных углов и дверных проемов, сопровождаемые визгом и негромкими протестами: это самые отверженные женщины города предлагали себя, лежа прямо на земле или прислонившись к стенке.
Эдмунд придержал коня под вывеской таверны «Черный баран».
— Я бы сначала выпил, — коротко бросил он. Гай покачал головой:
— Там, куда мы едем, ты можешь сделать и то и другое. Смотри. — Он показал в самый конец переулка. — Вон тот дом.
Эдмунд снова тронул коня, вспомнив, что Гай провел отрочество и юность в этом месте со своим старшим сводным братом. Неудивительно, что он знает здесь все куда лучше Эдмунда, который уехал из дома в десять лет и возвратился пять лет спустя только для того, чтобы сражаться за отцовское наследство. У него просто не было времени искать удовольствий в своих владениях.
В доме на углу было тихо и темно, но Гая это ничуть не обеспокоило. Он спрыгнул с лошади, и из мрака немедленно появился оборванный парнишка, чтобы взять поводья. Прежде чем они успели шагнуть к двери, она распахнулась, и на пороге появилась высокая женщина, державшая в руке фонарь. Ее платье было простым и чистым, волосы заправлены под накрахмаленный платок.
— Добро пожаловать, господин, — мягко приветствовала она, отодвигаясь, чтобы дать им пройти.
— Добрый вечер, Жаклин. Это сьер Эдмунд де Брессе, — сообщил Гай, показав на своего спутника.
— Господин, вы оказали честь моему скромному очагу, — с поклоном сказала женщина.
К такого рода борделям Эдмунд не привык и сейчас с удивлением оглядывал чисто подметенную комнату, освещенную горевшими на столе свечами.
— Гризельда! — позвала женщина негромко, но повелительно. В комнате мгновенно появилась девушка, маленькая, кругленькая, розовощекая.
— Что угодно, мадам?
— Моя дочь, — пояснила Жаклин Эдмунду. — Принеси вина, малышка. А вы, господин, садитесь. — Она показала на скамью у той стены, где находился очаг. — Выпьете вина, господин?
— С удовольствием.
Эдмунд вопросительно взглянул на Гая. Но тот лишь улыбнулся и устроился напротив, с наслаждением вытянув ноги.
Гризельда принесла вина, оловянные кружки и, протянув одну Эдмунду, уселась рядом и вовлекла гостя в тихую беседу. Гай обратился к Жаклин:
— Ты уже уладила спор из-за Кузнецова козла? Женщина рассмеялась и пригубила вина.
— Старый мошенник был вынужден признать, что на этот раз его злосчастная животина сожрала мою капусту, когда я намазала репу горьким соком молочая. Мы при свидетелях поймали козла, как только он проломил ограду и сунулся в огород, чтобы поискать чего съедобного. Старый Жерар рвал и метал, должна вам сказать. Но городской судья признал, что козла плохо привязали, и велел Жерару возместить мне убытки.
— Но теперь у тебя новая капустная грядка? Жаклин раскатисто засмеялась.
— Еще лучше прежней. Грядка и новый забор! Я сумела убедить судью, что злобная тварь поломала старый.
— Это так и было?
Жаклин прекрасно понимала, что Гай в силах отменить любое решение судьи, но все же без колебаний признала, что забор был сломан еще до рокового набега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56