— Лорд де Жерве всегда старается помолиться перед серьезным делом.
Бертран пожал плечами и что-то неразборчиво пробормотал. В поведении Гая не было ничего удивительного. Многие следовали его примеру.
— Так и быть. Ты с младенцем покажешься на валу.
— А когда они приедут, — мягко добавил Шарль, — ты будешь на плацу, кузина, чтобы приветствовать гостей. И своими глазами увидеть, какой прием мы им приготовили.
Магдалена задрожала. Они заставят ее смотреть, как кромсают на куски людей, которых она предала, безжалостно убивают под белым флагом переговоров.
Сидевшие за столом заметили ее трепет, а искренний ужас в глазах лучше всяких слов убедил их, что она ничуть не сомневается, чем закончится сегодняшний день.
Дюран вместе с тридцатью воинами следовал за ловким и быстрым Оливье по подземному ходу. Они шли без огня. Приходилось сгибаться вдвое, и для факелов просто не оставалось места, а кроме того, пламя и дым пожрали бы и без того скудные запасы воздуха. Мужчины были вооружены только ножами. И одеты в кожаные куртки, которые должны были послужить защитой от любого оружия, когда начнется драка. Но что было делать людям, вынужденным время от времени ползти на четвереньках?
А за стенами крепости разбойники Дюрана в плоских осадных шлемах, с привязанными к спинам щитами, которым предстояло уберечь их от стрел и камней, летящих сверху, с ленивым видом топтались на месте, готовые, однако, услышав призыв к оружию, зажигать костры и под прикрытием дыма идти на штурм. Солдаты на крепостном валу безразлично наблюдали за ними. Сейчас, пока шли переговоры, ни одна сторона не сделает решительного шага, но каждая была готова к бою.
Гай и Эдмунд сидели на боевых конях в ожидании минуты, когда придется перебраться через подъемный мост. Теперь оба были в церемониальных доспехах; на правой стороне панцирей в специальных гнездах сидели копья. Забрала пока были подняты. Их эскорт тоже полностью вооружился. Оруженосцы несли штандарты, лошади переминались на высоком берегу рва, чуя близость битвы. И рыцари, и их сопровождение знали о ловушке, в которую приходится идти добровольно.
Гай наблюдал за солнцем, чтобы определить, когда закончится второй час. Над крепостью сгущалось жаркое облако. Гай подал знак, и герольд протрубил сигнал начала переговоров.
Рыцари опустили забрала и двинулись вперед. Решетка была поднята, мост опущен. Шарль д'Ориак, стоявший на плацу, положил ладонь на рукоять меча. Его примеру последовали одетые в доспехи дядя и кузены. Отряд копейщиков окружил двор. Магдалена, держа на руках Зои, начала шаг за шагом продвигаться в спасительную тень под стеной. Остальным было не до пленницы, и ее осторожные маневры остались незамеченными.
Во дворе воцарилась мертвенная тишина, такая же глубокая, как тени, отбрасываемые крепостными стенами. А за этими стенами сияло солнце и шла обычная жизнь. Внутри же стыло выжидательное молчание, предшествующее предательству.
Лязг решетки, опущенной за въехавшими рыцарями, ознаменовал конец и молчанию, и ожиданию. Шарль с боевым кличем выхватил меч, но Гай успел нацелиться копьем и, ответив таким же диким, свирепым, торжествующем воплем, бросился на него. Рука воина оказалась верна, и д'Ориак рухнул на землю. Оруженосцы бросились поднимать своего господина, но тут разразился настоящий хаос. Возникшие неизвестно откуда воины с ножами в руках бросились на хозяев крепости. Их крики заглушал звон стали: рыцари, закованные в латы, уже орудовали мечами. Гай спрыгнул с коня, намереваясь преследовать Шарля, но не успел. Прямо на него скакал Филипп.
Магдалена вскрикнула, и Шарль обернулся. Он поднял забрало, и в глазах его сверкнула жажда убийства. Заметив Магдалену, прижимавшую к груди ребенка, он направился к ней, неуклюже ступая в тяжелых наголенниках. Но двуручный меч был высоко поднят, грозя разрубить ее надвое.
— Вероломная шлюха!
Проклятие прозвенело набатом, заглушая шум сражения, и в нем звучала такая бешеная, безумная ярость, что Магдалена невольно зажмурилась, словно парализованная огромным блестящим лезвием. Но Зои залилась плачем, и это привело ее в чувство. Она повернулась и бросилась прочь, спотыкаясь о камни, ударяясь плечом о стену, стискивая ребенка. Бежала изо всех сил к лестнице, ведущей на парапет, инстинктивно желая выбраться из мрачного пространства двора на воздух и свет.
Но Шарль, как ни странно, не отставал. Она слышала его шаги, видела гигантскую тень поднятого меча. Воздух со всхлипами вырывался из ее легких, а младенец на руках не унимался, продолжая испуганно вопить.
На верхней ступеньке она снова споткнулась, на какой-то ошеломляющий момент едва не потеряв равновесия. Ей казалось, что он дышит ей в спину, и поэтому, сделав последнее, мучительное усилие, Магдалена выпрямилась и отскочила от ступенек. Позади выросла массивная фигура в стальных латах, но она уже бежала по стене.
Повсюду поднимались облака дыма. Разбойники, стоявшие под стенами, зажгли костры при первых звуках битвы. Лучники пускали в них стрелы. Черные клубы продолжали подниматься, удушливые, плотные, лишавшие возможности видеть, что происходит внизу.
Магдалена прижалась к низкому зубцу вала. Камень доходил ей до бедер, а спиной она остро ощущала бездну. Ледяной озноб бил ее, но Магдалена зачарованно уставилась на смерть в облике кузена, надвигавшегося на нее. Глаза его казались такими же холодными и убийственно опасными, как меч, зажатый в обеих руках. Он бежал к ней, и Магдалена в последний момент отпрыгнула в сторону. Меч мощным ударом разрезал воздух. Шарль, потеряв равновесие, беспомощно пошатнулся на краю парапета, пытаясь одолеть тяжесть неуклюжих доспехов.
Но они неумолимо тянули его вниз. Перед ошеломленным взглядом Магдалены он медленно-медленно перевесился через край. Даже меч, казалось, увлекал его в облако черного дыма. Последний вопль Шарля потерялся в грохоте боя.
— Мать пресвятая Богородица, Иисусе сладчайший, — бормотала Магдалена, повторяя заклинание снова и снова, стоя неподвижно с кричавшей девочкой на руках. Немного опомнившись, она ринулась вниз с единственной мыслью: оказаться во дворе, удостовериться, что Гай и Эдмунд уцелели в этой кровавой бойне.
Сначала она ничего не могла различить, никого не могла узнать. Все всадники успели спешиться. Оруженосцы увели могучих боевых коней в сторону, где они все еще бешено раздували ноздри и били копытами, мотая головами.
Самое отчаянное сражение развернулось у кордегардии, где люди Дюрана пытались завладеть решеткой. Если задние ворота не охраняются, они с Зои могли бы избежать этого убийственного хаоса.
Но Магдалена не пошла к задним воротам. Осталась на месте, до боли в глазах пытаясь разглядеть голубой с серебром штандарт Гая.
И наконец увидела любимого, который в смертельной схватке сошелся с Бертраном. Удары мечей были такими тяжелыми, что казалось странным, почему еще оба удерживаются на ногах. Магдалене стало дурно, и она, проклиная свою слабость и борясь с волной тошноты, стояла как приросшая к месту. И не могла отвести взгляда от мужчин, высоких, умело орудующих мечами, с безжалостной свирепостью старавшихся прикончить друг друга в смертельном поединке. В какой-то момент Гай вдруг оступился и покачнулся. Бертран с торжествующим рыком замахнулся булавой, и усаженный острыми наконечниками шар со свистом полетел вниз. Магдалена вдруг услышала собственный обезумевший голос, лихорадочно выкрикивавший что-то несвязное, отдававшийся эхом в ушах. Но тут Гай как по волшебству опомнился, увернулся от страшного оружия, несущего смерть, и Бертран повалился на булыжники. Шея согнулась под неестественным углом, из горла фонтаном забила кровь. Гай, не обращая больше внимания на павшего врага, снова ринулся в битву, и Магдалена вдруг сообразила, что его мнимое падение было всего лишь притворством, предназначенным для того, чтобы захватить Бертрана врасплох.
Магдалену снова мучительно затошнило, на этот раз от облегчения, и только боязнь выронить кричащую Зои удерживала ее на ногах. Ее бросило в холодный пот. Тут раздались торжествующие крики, решетка была поднята, и в крепость хлынули люди Дюрана. Сердце Магдалены переполнилось счастьем, таким же могучим, как былой ужас, запело в тон трубе герольда, возвещающей о победе. Во двор тучей полетели стрелы: лучники на крепостных валах позабыли об осаждающих и принялись стрелять в сражавшихся на плацу, насылая на них оперенную смерть.
Не разбирающую цели оперенную смерть…
Одна из стрел нашла цель между звеньями латного воротника Эдмунда де Брессе как раз в ту минуту, когда он поднял голову. Магдалена, не веря собственным глазам, увидела, как в самый момент торжества рыцарь в черно-золотом юпоне рухнул на землю. Забыв обо всем, она помчалась сквозь смерть, дождь стрел, мимо потных, истекающих кровью, орущих мужчин туда, где лежал муж, и, по-прежнему держа ребенка, упала на колени. Пажи и оруженосцы тоже метнулись к господину и вместе сумели оттащить его в сторону, подальше от схватки.
— Нам придется вытащить стрелу, госпожа, — пробормотал оруженосец, поднимая забрало раненого. — Пусть Раймон как следует дернет, пока я держу его за плечи.
Веки Эдмунда дрогнули, глаза закатились, но он еще дышал. Магдалена принялась быстро расстегивать доспехи, но, поскольку все еще держала Зои, действовать одной рукой было затруднительно. Оруженосец стиснул плечи Эдмунда, и двенадцатилетний Раймон, ставший мужчиной в этот день в залитом кровью дворе Каркасона, стиснул древко стрелы и потянул. Наконечник выскочил, омываемый багряной струей, и Эдмунд поперхнулся криком.
— Ах нет… нет… только не он, — простонал очутившийся рядом Гай. — Скорее, нужно снять с него доспехи и вынести отсюда.
С помощью пажа и оруженосца он быстро принялся за работу, пока Магдалена прижимала палец к дыре в горле, словно надеясь заткнуть рану. Но кровь толчками выбивалась наверх и просачивалась, продолжая течь.
— Он еще жив, — снова и снова повторяла она как заклинание.
Вокруг них кипело сражение, но воины Дюрана поднимались все выше и выше на стены. А умирающий и четверо людей, провожающих его в последний путь, уже ничего не замечали.
Наконец они извлекли Эдмунда из стального кокона, и Гай сумел его поднять. Магдалене пришлось отнять палец от раны. Она с отчаянием наблюдала, как вместе с кровью из Эдмунда уходит жизнь.
Гай вынес его из крепости и зашагал по молчаливым, опустевшим улицам города. Жители покинули свои дома в самом начале схватки и растеклись по равнине, прекрасно понимая, что их ждет в случае победы разбойников.
В лагере остались только лекари, Священники и подростки, ухаживавшие за вьючными животными. Гай осторожно положил свою ношу на землю, а Магдалена устроила ребенка рядом и снова прижала палец к ране. Паж побежал за лекарем, но Гай немедленно его окликнул:
— Сначала священника, Раймон.
— Он еще жив! — опять вырвалось у Магдалены.
Глаза Эдмунда открылись, ясные, все понимающие. На минуту в них промелькнуло узнавание. Он попытался что-то сказать, но голос был так слаб, что Магдалена прижалась ухом к его губам.
— Я любил тебя…
— Знаю, — прошептала она, сжимая его руку. — И я любила тебя как могла. Прости, что этого оказалось недостаточно.
Эдмунд отчаянно искал взглядом Гая, который тоже наклонил голову, чтобы уловить обрывочные слова.
— Хорошо… хорошо…
Магдалена вытерла показавшийся из уголка рта кровавый ручеек и попыталась заставить Эдмунда замолчать, но он упрямо продолжал.
— Хорошо, что теперь вы… сможете быть вместе.
Его голова бессильно откинулась, словно это последнее усилие стоило ему жизни. Подоспел священник, бормоча над умирающим привычную формулу отпущения грехов. Магдалена держала руку мужа, заливаясь слезами, ненужными, бесполезными. И, явственно ощутив тот миг, когда душа Эдмунда покинула тело, взглянула на Гая и увидела, как повлажнели его глаза. Она осторожно сложила руки мертвого на груди и поцеловала еще теплое лицо.
— Да почиет с миром…
Какой окончательный, какой суровый приговор звучал в благословении священника!
Магдалена подхватила уснувшую Зои и, все еще рыдая, отошла, оставив Гая наедине с тем, кто столько лет заменял ему сына.
Глава 18
Эдмунда похоронили в тополиной роще. Из крепости по-прежнему доносились звон стали, вопли боли, воинственные или победные крики. Воздух почернел от дыма. И среди этого безумия они завернули Эдмунда в его штандарт и опустили в землю, воздав все почести, подобающие столь храброму рыцарю. Потом священник отслужил заупокойную мессу, и это было все, что могли сделать живые для мертвого.
В середине дня с донжона крепости свалился штандарт де Борегаров, и люди де Брессе и де Жерве стали возвращаться в разбойничий лагерь, оставив самих разбойников пожинать плоды победы — грабить и разорять замок и город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Бертран пожал плечами и что-то неразборчиво пробормотал. В поведении Гая не было ничего удивительного. Многие следовали его примеру.
— Так и быть. Ты с младенцем покажешься на валу.
— А когда они приедут, — мягко добавил Шарль, — ты будешь на плацу, кузина, чтобы приветствовать гостей. И своими глазами увидеть, какой прием мы им приготовили.
Магдалена задрожала. Они заставят ее смотреть, как кромсают на куски людей, которых она предала, безжалостно убивают под белым флагом переговоров.
Сидевшие за столом заметили ее трепет, а искренний ужас в глазах лучше всяких слов убедил их, что она ничуть не сомневается, чем закончится сегодняшний день.
Дюран вместе с тридцатью воинами следовал за ловким и быстрым Оливье по подземному ходу. Они шли без огня. Приходилось сгибаться вдвое, и для факелов просто не оставалось места, а кроме того, пламя и дым пожрали бы и без того скудные запасы воздуха. Мужчины были вооружены только ножами. И одеты в кожаные куртки, которые должны были послужить защитой от любого оружия, когда начнется драка. Но что было делать людям, вынужденным время от времени ползти на четвереньках?
А за стенами крепости разбойники Дюрана в плоских осадных шлемах, с привязанными к спинам щитами, которым предстояло уберечь их от стрел и камней, летящих сверху, с ленивым видом топтались на месте, готовые, однако, услышав призыв к оружию, зажигать костры и под прикрытием дыма идти на штурм. Солдаты на крепостном валу безразлично наблюдали за ними. Сейчас, пока шли переговоры, ни одна сторона не сделает решительного шага, но каждая была готова к бою.
Гай и Эдмунд сидели на боевых конях в ожидании минуты, когда придется перебраться через подъемный мост. Теперь оба были в церемониальных доспехах; на правой стороне панцирей в специальных гнездах сидели копья. Забрала пока были подняты. Их эскорт тоже полностью вооружился. Оруженосцы несли штандарты, лошади переминались на высоком берегу рва, чуя близость битвы. И рыцари, и их сопровождение знали о ловушке, в которую приходится идти добровольно.
Гай наблюдал за солнцем, чтобы определить, когда закончится второй час. Над крепостью сгущалось жаркое облако. Гай подал знак, и герольд протрубил сигнал начала переговоров.
Рыцари опустили забрала и двинулись вперед. Решетка была поднята, мост опущен. Шарль д'Ориак, стоявший на плацу, положил ладонь на рукоять меча. Его примеру последовали одетые в доспехи дядя и кузены. Отряд копейщиков окружил двор. Магдалена, держа на руках Зои, начала шаг за шагом продвигаться в спасительную тень под стеной. Остальным было не до пленницы, и ее осторожные маневры остались незамеченными.
Во дворе воцарилась мертвенная тишина, такая же глубокая, как тени, отбрасываемые крепостными стенами. А за этими стенами сияло солнце и шла обычная жизнь. Внутри же стыло выжидательное молчание, предшествующее предательству.
Лязг решетки, опущенной за въехавшими рыцарями, ознаменовал конец и молчанию, и ожиданию. Шарль с боевым кличем выхватил меч, но Гай успел нацелиться копьем и, ответив таким же диким, свирепым, торжествующем воплем, бросился на него. Рука воина оказалась верна, и д'Ориак рухнул на землю. Оруженосцы бросились поднимать своего господина, но тут разразился настоящий хаос. Возникшие неизвестно откуда воины с ножами в руках бросились на хозяев крепости. Их крики заглушал звон стали: рыцари, закованные в латы, уже орудовали мечами. Гай спрыгнул с коня, намереваясь преследовать Шарля, но не успел. Прямо на него скакал Филипп.
Магдалена вскрикнула, и Шарль обернулся. Он поднял забрало, и в глазах его сверкнула жажда убийства. Заметив Магдалену, прижимавшую к груди ребенка, он направился к ней, неуклюже ступая в тяжелых наголенниках. Но двуручный меч был высоко поднят, грозя разрубить ее надвое.
— Вероломная шлюха!
Проклятие прозвенело набатом, заглушая шум сражения, и в нем звучала такая бешеная, безумная ярость, что Магдалена невольно зажмурилась, словно парализованная огромным блестящим лезвием. Но Зои залилась плачем, и это привело ее в чувство. Она повернулась и бросилась прочь, спотыкаясь о камни, ударяясь плечом о стену, стискивая ребенка. Бежала изо всех сил к лестнице, ведущей на парапет, инстинктивно желая выбраться из мрачного пространства двора на воздух и свет.
Но Шарль, как ни странно, не отставал. Она слышала его шаги, видела гигантскую тень поднятого меча. Воздух со всхлипами вырывался из ее легких, а младенец на руках не унимался, продолжая испуганно вопить.
На верхней ступеньке она снова споткнулась, на какой-то ошеломляющий момент едва не потеряв равновесия. Ей казалось, что он дышит ей в спину, и поэтому, сделав последнее, мучительное усилие, Магдалена выпрямилась и отскочила от ступенек. Позади выросла массивная фигура в стальных латах, но она уже бежала по стене.
Повсюду поднимались облака дыма. Разбойники, стоявшие под стенами, зажгли костры при первых звуках битвы. Лучники пускали в них стрелы. Черные клубы продолжали подниматься, удушливые, плотные, лишавшие возможности видеть, что происходит внизу.
Магдалена прижалась к низкому зубцу вала. Камень доходил ей до бедер, а спиной она остро ощущала бездну. Ледяной озноб бил ее, но Магдалена зачарованно уставилась на смерть в облике кузена, надвигавшегося на нее. Глаза его казались такими же холодными и убийственно опасными, как меч, зажатый в обеих руках. Он бежал к ней, и Магдалена в последний момент отпрыгнула в сторону. Меч мощным ударом разрезал воздух. Шарль, потеряв равновесие, беспомощно пошатнулся на краю парапета, пытаясь одолеть тяжесть неуклюжих доспехов.
Но они неумолимо тянули его вниз. Перед ошеломленным взглядом Магдалены он медленно-медленно перевесился через край. Даже меч, казалось, увлекал его в облако черного дыма. Последний вопль Шарля потерялся в грохоте боя.
— Мать пресвятая Богородица, Иисусе сладчайший, — бормотала Магдалена, повторяя заклинание снова и снова, стоя неподвижно с кричавшей девочкой на руках. Немного опомнившись, она ринулась вниз с единственной мыслью: оказаться во дворе, удостовериться, что Гай и Эдмунд уцелели в этой кровавой бойне.
Сначала она ничего не могла различить, никого не могла узнать. Все всадники успели спешиться. Оруженосцы увели могучих боевых коней в сторону, где они все еще бешено раздували ноздри и били копытами, мотая головами.
Самое отчаянное сражение развернулось у кордегардии, где люди Дюрана пытались завладеть решеткой. Если задние ворота не охраняются, они с Зои могли бы избежать этого убийственного хаоса.
Но Магдалена не пошла к задним воротам. Осталась на месте, до боли в глазах пытаясь разглядеть голубой с серебром штандарт Гая.
И наконец увидела любимого, который в смертельной схватке сошелся с Бертраном. Удары мечей были такими тяжелыми, что казалось странным, почему еще оба удерживаются на ногах. Магдалене стало дурно, и она, проклиная свою слабость и борясь с волной тошноты, стояла как приросшая к месту. И не могла отвести взгляда от мужчин, высоких, умело орудующих мечами, с безжалостной свирепостью старавшихся прикончить друг друга в смертельном поединке. В какой-то момент Гай вдруг оступился и покачнулся. Бертран с торжествующим рыком замахнулся булавой, и усаженный острыми наконечниками шар со свистом полетел вниз. Магдалена вдруг услышала собственный обезумевший голос, лихорадочно выкрикивавший что-то несвязное, отдававшийся эхом в ушах. Но тут Гай как по волшебству опомнился, увернулся от страшного оружия, несущего смерть, и Бертран повалился на булыжники. Шея согнулась под неестественным углом, из горла фонтаном забила кровь. Гай, не обращая больше внимания на павшего врага, снова ринулся в битву, и Магдалена вдруг сообразила, что его мнимое падение было всего лишь притворством, предназначенным для того, чтобы захватить Бертрана врасплох.
Магдалену снова мучительно затошнило, на этот раз от облегчения, и только боязнь выронить кричащую Зои удерживала ее на ногах. Ее бросило в холодный пот. Тут раздались торжествующие крики, решетка была поднята, и в крепость хлынули люди Дюрана. Сердце Магдалены переполнилось счастьем, таким же могучим, как былой ужас, запело в тон трубе герольда, возвещающей о победе. Во двор тучей полетели стрелы: лучники на крепостных валах позабыли об осаждающих и принялись стрелять в сражавшихся на плацу, насылая на них оперенную смерть.
Не разбирающую цели оперенную смерть…
Одна из стрел нашла цель между звеньями латного воротника Эдмунда де Брессе как раз в ту минуту, когда он поднял голову. Магдалена, не веря собственным глазам, увидела, как в самый момент торжества рыцарь в черно-золотом юпоне рухнул на землю. Забыв обо всем, она помчалась сквозь смерть, дождь стрел, мимо потных, истекающих кровью, орущих мужчин туда, где лежал муж, и, по-прежнему держа ребенка, упала на колени. Пажи и оруженосцы тоже метнулись к господину и вместе сумели оттащить его в сторону, подальше от схватки.
— Нам придется вытащить стрелу, госпожа, — пробормотал оруженосец, поднимая забрало раненого. — Пусть Раймон как следует дернет, пока я держу его за плечи.
Веки Эдмунда дрогнули, глаза закатились, но он еще дышал. Магдалена принялась быстро расстегивать доспехи, но, поскольку все еще держала Зои, действовать одной рукой было затруднительно. Оруженосец стиснул плечи Эдмунда, и двенадцатилетний Раймон, ставший мужчиной в этот день в залитом кровью дворе Каркасона, стиснул древко стрелы и потянул. Наконечник выскочил, омываемый багряной струей, и Эдмунд поперхнулся криком.
— Ах нет… нет… только не он, — простонал очутившийся рядом Гай. — Скорее, нужно снять с него доспехи и вынести отсюда.
С помощью пажа и оруженосца он быстро принялся за работу, пока Магдалена прижимала палец к дыре в горле, словно надеясь заткнуть рану. Но кровь толчками выбивалась наверх и просачивалась, продолжая течь.
— Он еще жив, — снова и снова повторяла она как заклинание.
Вокруг них кипело сражение, но воины Дюрана поднимались все выше и выше на стены. А умирающий и четверо людей, провожающих его в последний путь, уже ничего не замечали.
Наконец они извлекли Эдмунда из стального кокона, и Гай сумел его поднять. Магдалене пришлось отнять палец от раны. Она с отчаянием наблюдала, как вместе с кровью из Эдмунда уходит жизнь.
Гай вынес его из крепости и зашагал по молчаливым, опустевшим улицам города. Жители покинули свои дома в самом начале схватки и растеклись по равнине, прекрасно понимая, что их ждет в случае победы разбойников.
В лагере остались только лекари, Священники и подростки, ухаживавшие за вьючными животными. Гай осторожно положил свою ношу на землю, а Магдалена устроила ребенка рядом и снова прижала палец к ране. Паж побежал за лекарем, но Гай немедленно его окликнул:
— Сначала священника, Раймон.
— Он еще жив! — опять вырвалось у Магдалены.
Глаза Эдмунда открылись, ясные, все понимающие. На минуту в них промелькнуло узнавание. Он попытался что-то сказать, но голос был так слаб, что Магдалена прижалась ухом к его губам.
— Я любил тебя…
— Знаю, — прошептала она, сжимая его руку. — И я любила тебя как могла. Прости, что этого оказалось недостаточно.
Эдмунд отчаянно искал взглядом Гая, который тоже наклонил голову, чтобы уловить обрывочные слова.
— Хорошо… хорошо…
Магдалена вытерла показавшийся из уголка рта кровавый ручеек и попыталась заставить Эдмунда замолчать, но он упрямо продолжал.
— Хорошо, что теперь вы… сможете быть вместе.
Его голова бессильно откинулась, словно это последнее усилие стоило ему жизни. Подоспел священник, бормоча над умирающим привычную формулу отпущения грехов. Магдалена держала руку мужа, заливаясь слезами, ненужными, бесполезными. И, явственно ощутив тот миг, когда душа Эдмунда покинула тело, взглянула на Гая и увидела, как повлажнели его глаза. Она осторожно сложила руки мертвого на груди и поцеловала еще теплое лицо.
— Да почиет с миром…
Какой окончательный, какой суровый приговор звучал в благословении священника!
Магдалена подхватила уснувшую Зои и, все еще рыдая, отошла, оставив Гая наедине с тем, кто столько лет заменял ему сына.
Глава 18
Эдмунда похоронили в тополиной роще. Из крепости по-прежнему доносились звон стали, вопли боли, воинственные или победные крики. Воздух почернел от дыма. И среди этого безумия они завернули Эдмунда в его штандарт и опустили в землю, воздав все почести, подобающие столь храброму рыцарю. Потом священник отслужил заупокойную мессу, и это было все, что могли сделать живые для мертвого.
В середине дня с донжона крепости свалился штандарт де Борегаров, и люди де Брессе и де Жерве стали возвращаться в разбойничий лагерь, оставив самих разбойников пожинать плоды победы — грабить и разорять замок и город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56